Текст книги "Если бы он остался"

Лора Ноулин
Если бы он остался

Original title:

IF HE HAD BEEN WITH ME

by Laura Nowlin

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright © 2013 by Laura Nowlin

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

* * *

Моему мужу Роберту, без которого я так и не узнала бы, как писать об истинной любви

Глава 1

В ту августовскую ночь меня не было с Финни, но воображение выжгло эту сцену в моем мозгу, и она стала практически воспоминанием.

Шел дождь (ну а как иначе), и Финни со своей девушкой Сильвией Уайтхаус мчался сквозь ливень в красной машине, которую отец подарил ему на шестнадцатилетие. А в ту дождливую ночь Финни было уже без нескольких недель девятнадцать.

Они ссорились. Никто, кстати, никогда не упоминает почему: мол, это несущественно. Но они не знают о подоплеке произошедшего, затаившейся, но иногда проглядывающей меж известных событий. То, чего не знают остальные – причина ссоры, – для меня является самым главным в этой истории.

Я вижу эту картину: блестящая от дождя дорога и полыхающие в ночи огни машин скорой помощи и полиции, которые предупреждают всех вокруг: здесь произошла катастрофа, будьте добры снизить скорость. Я вижу Сильвию, сидящую боком в машине полицейских, она говорит с ними, и ее колотит, ноги стучат по мокрому асфальту. Я не слышу слов, но понимаю, что она рассказывает им о причине ссоры. И я знаю, знаю, знаю, знаю: если бы он остался со мной, все было бы иначе…

Я вижу их в машине перед аварией: дождь стеной, дорога и весь мир такие мокрые и скользкие, словно их только что специально полили маслом. Они мчатся сквозь тьму, к несчастью, вместе, и спорят. Финни хмурится. Он отвлекается. Он не думает про дождь, про машину и мокрую дорогу под колесами. Он думает об этой ссоре с Сильвией. Он думает о том, что послужило ее причиной, но внезапно машину сильно заносит вправо, и поток его мыслей прерывается. Я представляю, как Сильвия кричит и как он резко крутит руль в другую сторону.

Финни пристегнут. Его винить не в чем. А вот Сильвия не пристегнулась. От резкого поворота она вылетает сквозь лобовое стекло прямо в ночь, каким-то непостижимым, чудесным образом отделываясь лишь небольшими царапинами на руках и лице. Так на самом деле и было, но это трудно представить, настолько трудно, что даже мне не удается мысленно увидеть этот момент. Я вижу только следующий миг – миг, когда она зависает в воздухе, руки медленно раскрываются, волосы, чуть окровавленные и уже намокшие от дождя, струятся у нее за спиной, точно у русалки, рот широко раскрыт в крике ужаса, темная влажная ночь окутывает ее безупречный силуэт.

И вдруг Сильвия вновь на земле. Она с громким хрустом падает на асфальт и от удара теряет сознание.

Ее хрупкое тело лежит на дороге. Финни невредим. От шока он тяжело дышит и смотрит в темноту. В этот миг уже он как будто оказывается вне времени и гравитации. Его ум пуст. Он ничего не чувствует, ни о чем не думает; он просто существует, безупречный и невредимый. Он даже не слышит, как шумит дождь.

«Останься на месте, – шепчу я ему. – Останься в машине. Останься в этом мгновении».

Но, конечно же, этого никогда не происходит.

Глава 2

Финеас Смит – сын тети Анджелины. Тетя Анджелина на самом деле мне не родственница; просто она еще в детстве подружилась с моей мамой и до сих пор остается ее лучшей подругой. А к тому же она наша ближайшая соседка. Когда-то давно наши матери забеременели примерно в одно время. Моя мать, как порядочная женщина, к тому времени уже год была замужем за своей школьной любовью, и фотографии с их свадьбы стояли по всему дому и даже на обнесенном забором заднем дворе. Отца почти никогда не было (да и сейчас не бывает) дома из-за работы, но маму это не огорчало: у нее была Анджелина. Увы, та забеременела от любовника, который был женат, богат и слишком стар для нее. К тому же он отказывался верить, что этот ребенок от него. Спустя несколько недель после рождения Финеаса потребуется назначенный судом ДНК-тест, чтобы его отец соизволил сделать доброе дело – купить тете Анджелине дом по соседству с нашим и на протяжении последующих лет делать вид, что она и ее ребенок существуют только мгновение, пока он подписывает ежемесячный чек.

Моя мама не работала, а тетя Анджелина преподавала рисование младшеклассникам в школе напротив своего дома, так что лето для обеих было временем свободы. Они рассказывали нам, как в то беременное лето тетя Анджелина шла по Черч-стрит – ее большой и тяжелый живот выпирал так, будто указывал ей путь, – до нашего викторианского особняка на Элизабет-стрит, и весь день женщины проводили на заднем крыльце, закинув ноги на перила. Они пили лимонад или холодный чай и только к вечеру уходили в дом, чтобы посмотреть по телевизору «Я люблю Люси»[1]1
  Американский ситком, снятый в 1950-х годах. Прим. пер.


[Закрыть]. Они сидели так близко, что мы с Финном могли пинать друг друга, точно близнецы.

В то лето они много думали о нашем будущем.

Финеас родился первым, двадцать первого сентября. Неделю спустя, видимо, заскучав по тому, кто меня пинал, появилась на свет я.

В сентябре все скажут вам, что осень – их любимое время года. Ни в один другой месяц вы от людей такого не услышите. Они забывают, что сентябрь на самом деле летний месяц. Тем, кто живет в Сент-Луисе[2]2
  Небольшой город в штате Миссури, США. Прим. ред.


[Закрыть], это должно быть очевидно. Листья на деревьях еще зеленые, погода теплая, однако у всех на дверях уже висят улыбающиеся пугала к Хеллоуину. К концу октября, когда цвет листьев и погода действительно начинают меняться, все уже устают от осени и думают про Рождество. Люди постоянно спешат, они никогда не задумываются над тем, что, может быть, у них уже все есть.

Мама назвала меня Отэм[3]3
  От англ. autumn – осень. Прим. пер.


[Закрыть]. Обычно при знакомстве мне говорят: «О, как мило», а затем мое имя как будто ускользает от окружающих, и люди не успевают осознать весь тот смысл, который оно в себе несет: различные оттенки красного, перемены и смерть.

Финеас понял значение моего имени еще до того, как я сама его осознала. В моем имени было то, чего не хватало ему: ассоциации, значение, история. Он очень расстроился, когда в четвертом классе мы смотрели значения имен в разных книжках. Тогда меня это удивило. В каждой книге его имени приписывались разные значения и происхождение: змея, нубийское, оракул, еврейское, аравийское, неизвестно. Мое имя значило именно то, что значило, в нем не заключалось никаких тайн. Я полагала, что, если значение и происхождение имени неизвестно, это не может никого расстроить. Тогда я не понимала, что мальчику, у которого, по сути, нет отца, это было важно и даже необходимо.

В прошлом осталось очень много того, чего я не понимала, но, конечно, конечно, конечно, конечно, теперь все встает на свои места.

Мы росли в Фергюсоне, маленьком городке в окрестностях Сент-Луиса, где сплошь одни викторианские дома, старые кирпичные церкви и живописные магазинчики, которые десятилетиями остаются во владении одних и тех же семейств. Думаю, у нас было вполне счастливое детство.

Я считалась чудаковатой, и друзей, кроме Финни, у меня не было. Он же мог завести их кучу, если бы захотел: он хорошо играл в футбол и странностями не отличался. Он был милый, скромный и всем нравился. Девочки влюблялись в него. Мальчики в первую очередь брали его в команду. Учителя спрашивали его, когда хотели услышать верный ответ.

Меня же интересовали судебные процессы над салемскими ведьмами. Во время уроков я читала книжки под партой, а в столовой никогда не съедала нижний левый угол бутерброда. Я была уверена, что утконосы – это заговор правительства. Я не умела делать колесо и не могла пнуть, забить или поймать мяч. В третьем классе я заявила, что я феминистка. Когда в пятом классе у нас были уроки профориентации, я объявила всему классу во главе с учительницей, что моя цель – переехать в Нью-Йорк, носить черные свитера с высоким горлом и целые дни просиживать в кофейнях, размышляя над философскими вопросами и сочиняя рассказы.

Оправившись от минутного удивления, миссис Моргансен подписала мою полароидную фотографию «Писатель-фрилансер» и повесила ее на стену рядом с будущими учителями и звездами футбола. После консультации с ней я согласилась, что это довольно близко к моему видению будущей карьеры. Думаю, миссис Моргансен было приятно, что ей удалось подобрать мне профессию, но порой я спрашиваю себя, стала бы она принимать во мне такое участие, будь я не только странной, но еще и уродиной.

Сколько я себя помню, все вокруг говорили мне, что я хорошенькая. От взрослых я эти слова слышала чаще, чем от детей. Они сообщали мне об этом при знакомстве, они шептали это друг другу, когда думали, что я не слышу. Для меня этот факт стал чем-то самим собой разумеющимся: мое второе имя Роуз[4]4
  Роза (англ.). Прим. ред.


[Закрыть], я левша, я хорошенькая.

Не то чтобы мне легче от этого жилось. Все взрослые, видимо, считали, что мне должно быть как минимум приятно слышать такие слова, но в детстве моя внешность доставляла удовольствие взрослым, а не мне самой.

Для других детей главной моей характеристикой была моя странность.

Я никогда не стремилась выделяться и бесилась оттого, что меня такой считали. Мне как будто от рождения не досталось способности понять, что какие-то мои слова и поступки могут выглядеть странно, и я оказалась в заточении у собственного «я». И то, что я «хорошенькая», служило слабым утешением в моих глазах.

Финни оставался верен мне: он задирал всех, кто пытался мучить меня, осаживал каждого, кто глумился надо мной, и всегда брал меня в команду первой.

Все прекрасно знали, что я принадлежу Финни и что мы вместе. Одноклассники единодушно сочли, что все это как-то странно, и по большей части меня не трогали. И я была счастлива: у меня был Финни.

Мы редко расставались. На больших переменах я сидела на холме с книжкой, а Финни играл с мальчиками в бейсбол внизу на поле. Все групповые проекты мы делали вместе. Мы вместе шли домой и вместе праздновали Хеллоуин. Домашние задания мы выполняли, сидя бок о бок за столом у меня на кухне. Поскольку моего отца почти никогда не было дома, наши мамы часто звали друг друга на ужин. В течение недели мы с Финни вполне могли расстаться, только чтобы поспать в своих кроватях, и то мы шли в свои спальни, зная, что расходимся недалеко и ненадолго.

Мои детские воспоминания всегда начинаются с лета. Я вижу танцующие лучи света и зеленую листву. Мы с Финни прячемся среди кустов или под деревьями. Осень – это наши дни рождения, совместные прогулки до школы и насыщенный золотистый дневной свет. Рождество Финни и его мама встречают у нас дома. Мой отец в кои-то веки с нами. Отец Финни присылает подарок – дорогой в той же степени, что и неуместный. Набор «Юный химик». Эксклюзивные клюшки для гольфа. Финни пожимает плечами и откладывает их в сторону. Зима – сплошной белый цвет и закоченевшие руки в карманах. Финни защищает меня, когда другие дети забрасывают меня снежками. Мы катаемся на санках или сидим дома. Весна – светло-зеленое полотно, а я смотрю с трибун, как Финни играет в футбол.

Все эти воспоминания словно лежат в папке под названием «Прежде».

Глава 3

Я иду к автобусной остановке, сумка с книгами висит на плече. Там уже стоят шестеро детей, но все делают вид, что друг друга не замечают. Смотрю себе под ноги. Мои ботинки покрашены в серебристый цвет краской из баллончика. Ногти и волосы черные. Я останавливаюсь на углу и держусь в стороне. Все молчат.

Наша остановка находится на вершине большого холма на Дарст-роуд. Мы с Финни часто съезжали на велосипедах по его склону. Мне всегда было страшно. Финни – никогда.

Исподтишка разглядываю других детей. Кое-кого я помню со средней или начальной школы, кого-то не знаю совсем.

Это мой первый день в старших классах.

Снова опускаю взгляд, чтобы поизучать искромсанный подол черного платья. Неделю назад я отрезала кружево кусачками для ногтей. Мама говорит, что я могу одеваться как хочу до тех пор, пока это не сказывается на успеваемости. Но она все равно так и не поняла, что в этом году мне не быть популярной девочкой.

В последний учебный день прошлого семестра мы с Сашей пошли в магазин и целый час выбирали краску для волос. Она предлагала мне покраситься в красный – под стать имени. Я подумала, что это неприкольно, но не сказала ей: после того как нас выгнали из «Банды», Саша осталась моей единственной подругой – единственным другом, если быть точнее.

– Привет, – произносит чей-то голос. Все поднимают глаза. Теперь с нами стоит Финни – высокий, светловолосый и настолько модный, что хоть на обложку журнала фотографируй. Все снова отводят взгляд.

– Привет, – слышу я голос какой-то девочки. Она стоит позади меня, я ее не вижу. Я могла бы поздороваться с Финни, но в этот момент слишком нервничаю, чтобы разговаривать.

* * *

Прошлой ночью в доме Финни устроили то, что мамы называли «последним летним барбекю». Пока они жарили мясо, я сидела на заднем крыльце и смотрела, как Финни стучит футбольным мячом о забор. Я думала о рассказе, который начала писать за день до этого, – моей пробе пера в готическом жанре. Наблюдая за Финни, я сочинила крайне трагическую концовку и продумывала во всех подробностях несчастья, с которыми должна была столкнуться героиня. Когда нас отправили в дом за одноразовыми тарелками, он заговорил со мной.

– Так почему ты покрасила волосы?

– Не знаю, – ответила я.

Если бы кто-нибудь спросил меня, почему мы с Финни больше не друзья, я бы ответила, что так сложилось. Наши мамы бы сказали, что за последние несколько лет мы отдалились друг от друга. Что сказал бы Финни, я не знаю.

В начальной школе нашу дружбу считали странной. В средней школе все удивлялись тому, что мы дружим, и поначалу приходилось объясняться, но со временем мы стали видеться все меньше, и объяснять приходилось все реже и реже.

Как-то так вышло, что меня перестали чураться, и в первом полугодии седьмого класса я влилась в компанию популярных девочек. Мы называли себя «Бандой». Каждый день вместе обедали, а потом шли в туалет причесываться. Каждую неделю красили ногти в одинаковый цвет. У нас были тайные имена и браслеты дружбы. Я не привыкла, чтобы мной восхищались, чтобы мне завидовали или чтобы у меня были подруги, и, несмотря на то что во времена «Прежде» мне всегда хватало Финни, я припала к этой чаше так, словно мучилась от жажды на протяжении многих лет.

Финни присоединился к компании немного занудных мальчиков, которых при этом не задирали, и обычно я махала ему, когда мы встречались в школе. Он всегда махал в ответ.

У нас были разные учебные программы, а значит, и разные домашние задания. Через несколько недель мы перестали делать их вместе, и с тех пор я видела его еще реже. Быть популярной девочкой оказалось не так-то просто. Подруги требовали, чтобы после школы мы все смотрели фильмы и заплетали друг другу волосы. На выходных мы ходили по магазинам.

Когда же мы с Финни все-таки встречались, нам было практически не о чем поговорить. Каждый миг, проведенный в тишине, ложился очередным кирпичом в стену, что росла между нами.

Почему-то мы больше не были друзьями.

Мы не выбирали этот путь. Мы почти ничего не выбирали.

* * *

Когда автобус подъезжает, я все еще смотрю на серебристые ботинки и криво обрезанный подол. Все заходят в салон, опустив голову. Мы молча рассаживаемся в автобусе, где все разговаривают. У меня не было никакой уверенности, что встречу Сашу здесь, но теперь я вижу ее в середине салона, и мне становится легче. На ней черная футболка, и глаза тоже густо подведены.

– Привет, – говорю я и сажусь на соседнее сиденье, положив сумку на колени.

– Привет, – отвечает она.

Раз уж я отказалась краситься в красный, она сама придала волосам этот неестественный цвет. Мы улыбаемся друг другу. Преображение свершилось. Вроде как.

* * *

Я отлично понимаю, почему я и Саша больше не дружим с Алексой Майерс и другими девочками.

Я не пошла в чирлидеры.

На самом деле я собиралась. Хотела быть чирлидером. Хотела быть популярной, встречаться с кем-нибудь из футбольной команды и вообще делать все необходимое для того, чтобы остаться в «Банде». Но не смогла собраться с силами, чтобы подготовить выступление для соревнований, и на этом все кончилось.

Алекса, Тейлор и Виктория прошли в основной состав, а Саша – нет. Официально нас не исключали из «Банды», но за обедом остальные девочки говорили исключительно о чирлидерском лагере и старших по команде, которые «ну таки-и-ие милые».

В последний день перед каникулами Алекса, Тейлор и Виктория пришли на занятия с волосами, заплетенными в косы. Они не сказали нам, что сегодня день косичек. Мы всегда заплетали их все вместе в один день. За обедом мы спросили их, почему они нас не предупредили, но они только переглянулись и захихикали. Я догадалась, что они наконец-то раскусили истину, которую я скрывала: я хорошенькая, но не популярная. Я другая. Я странная. Так что я решила не упорствовать и снова стать странной девочкой, и Саша поступила так же.

* * *

В автобусе Саша наклоняется ко мне и говорит:

– Круто выглядишь.

– Ты тоже, – отвечаю я.

Я поворачиваю голову и вижу, что в мою сторону идет девочка в сине-красной форме. Светлые волосы забраны в хвостик и качаются из стороны в сторону. Становится неприятно, когда она садится рядом с Финни. К концу месяца они будут вместе гулять, а мама скажет, что Финни познакомился с Сильвией Уайтхаус на стадионе, куда пришел на футбольную тренировку, а она – с другими чирлидерами.

– Что, по-твоему, скажут остальные? – спрашивает Саша. Я чуть было не огрызаюсь, чтобы она перестала нудеть.

– Не знаю, – говорю я.

Глава 4

Первые несколько дней мы с Сашей обедали в одиночестве в месте, которое я называла «Ступени в никуда», – на бетонной лестнице, ведущей со двора к поросшему травой и сорняками заброшенному полю.

Алекса и остальные носят чирлидерскую форму и ухмыляются при виде нас, как будто наш новый имидж вызывает у них неприязнь. Новая девочка, Сильвия, сидит за их столом. Почти все новоиспеченные старшеклассники перешли сюда из одной и той же средней школы, но есть несколько новеньких из католической школы Сент-Джонс, чьи родители не смогли отправить их в более дорогие частные заведения. С детского сада они учились с одними и теми же детьми и теперь испытывают восторг и трепет перед обширными просторами школы Макклюр-Хай. Первые несколько дней все чувствуют неловкость, пытаясь разобраться, кто есть кто. Затем постепенно образуются новые компании и устанавливаются негласные правила поведения, которым все будут следовать до конца этого года, а может быть, и до конца старшей школы.

Саша познакомилась с девочкой из Сент-Джонс, которая носит на одной цепочке распятие и кулон в форме черепа. Они вместе ходят на физкультуру и несколько дней будут бегать бок о бок, прежде чем Саша предложит ей обедать с нами. Девочку зовут Брук, и с собой она приведет своего парня Ноя и двоюродного брата Джейме. На следующий день подтягиваются их знакомые, кто-то с репутацией «крутого» и его приятели, и скоро на «Ступенях в никуда» уже собирается целая компания. Кто-то уходит и присоединяется к другой группе, кто-то остается. К концу второй недели на «Ступенях в никуда» формируется наша компания.

В ней четыре девочки и три мальчика. Брук и Ной уже встречаются. Они похожи даже внешне: оба веснушчатые шатены, а когда они смеются, у обоих вокруг глаз залегают морщинки.

А значит, остаемся я, Саша и Энджи для Джейме и Алекса. Энджи, немного полная блондинка, все еще сохнет по какому-то парню из своей старой школы. У Алекса красивые глаза, но он низенький, придурковатый и немного рохля. По тому, как Саша смотрит на Джейме, я понимаю, что она моя конкурентка.

Как только я впервые взглянула на Джейме, у меня в животе запорхали бабочки; у него зеленые глаза, обрамленные невероятно длинными ресницами. К тому же у него темные, немного вьющиеся и вечно взъерошенные волосы. Он высокий, худой и бледный.

Джейме бойкий, забавный и много улыбается. Он напоминает мне Пака[5]5
  Пак – озорной эльф, который проказничает на протяжении всего произведения. Прим. ред.


[Закрыть] из «Сна в летнюю ночь». Джейме подстрекает других мальчиков на какую-нибудь шалость, а девочки в это время сидят на «Ступенях», наблюдают за ними и хихикают. Они играют на поле в футбол ботинком Брук, бросают бумажные шарики в открытые окна кабинетов и поют песни, пародируя школьный хор. Джейме запрокидывает голову и смеется, если шалость удалась. Я смотрю на него и вспоминаю, как Питер Пэн говорил Венди, что всегда кукарекает, когда доволен собой.

Я и Саша пытаемся обратить на себя внимание Джейме, каждая по-своему. Саша подшучивает над ним и демонстрирует, какая она задиристая милашка. Я то держусь сдержанно, то флиртую с ним. Она сбегает по лестнице и играет вместе с мальчиками. Я улыбаюсь его шуткам и бросаю взгляды из-под ресниц. Саша дает ему пять. Я одобрительно кричу ему с лестницы. Это честная борьба, мы никогда не подставляем друг друга. Мы обе знаем, что, когда все закончится, по-прежнему будем друзьями.

Постепенно и в то же время внезапно, потому что все происходит за считаные дни, я опережаю Сашу. Она несколько раз героически пытается взять верх, но вскоре становится очевидным, что Джейме ухаживает за мной. Он сидит рядом со мной на «Ступенях». Он делится со мной картошкой фри. Он щекочет меня. Он улыбается мне, когда я сижу на лестнице, а он с другими мальчиками пинает ботинок, и у меня внутри все трепещет. Джейме. Джейме. Джеймс. Джейме.

Однажды в понедельник на «Ступенях в никуда» Джейме берет меня за руку, как будто его руке давным-давно разрешено брать все, что ему вздумается, и все ведут себя так, словно это в порядке вещей. Я держу его руку и смотрю вниз, на бетонные ступеньки, изо всех сил стараясь не улыбнуться и не выдать своих чувств. Внутри я вся дрожу, снаружи я спокойна, как и он. Конечно, мы вместе, конечно. Конечно.

В тот день Алекса и прочие с интересом проводили меня взглядом, когда мы с Джейме прошли по коридору мимо них, а потом отвернулись, будто им все равно. Но они не могли нас не заметить. Джейме великолепен, в этом не может быть сомнений. Это темноволосый Адонис[6]6
  Персонаж из древнегреческой мифологии. Юноша настолько прекрасный, что влюбляет в себя саму богиню любви и красоты Афродиту. Прим. ред.


[Закрыть], это готический принц. И теперь он мой.