Текст книги "Если бы он остался"

Глава 9

Зима для меня – всегда мертвое время. Хотела бы я быть как деревья: уметь прикидываться неживой или хотя бы спать все холода. Тиара окончательно утверждается на моей голове. Через какое-то время меня перестают о ней спрашивать.

Во втором полугодии я хожу на ОБЖ вместо физкультуры. В первый же день наша учительница, миссис Адамс, рассказывает, что была профессиональной водной лыжницей, и опускает тот период своей биографии, когда стала квалифицированной учительницей ОБЖ. За первый месяц выясняется, что, какую бы болезнь или травму мы ни разбирали, она всегда знает, у кого она была. В основном это люди из ее команды по водным лыжам. Энджи ходит на эти уроки со мной, и на обеде мы частенько обсуждаем миссис Адамс.

Идти до остановки и ждать автобуса – теперь это мой личный филиал ада. Я топаю, опускаю голову, сутулюсь и тихо ненавижу мир за то, что здесь так холодно. Я всегда встаю спиной к Финни и Сильвии. Никогда никому не говорила, как меня бесит видеть их вместе: все бы сразу же начали охать, ахать и придумывать всякие глупости. Я просто не люблю Сильвию, и они вдвоем раздражают.

Иногда кажется, что Сильвия специально говорит так громко, чтобы я ее слышала. Когда на улице очень холодно, я думаю, что это идиотская мысль и что я совсем глупая, если она приходит мне в голову. Бр-р, главное сейчас – забраться в автобус и найти Джейме.

– И я подумала, что на этих выходных нужно сходить на ту вечеринку – ты понимаешь, какую я имею в виду.

– Ага.

– В смысле, там все будут, и нам точно следует пойти.

– А Джек идет?

– Все идут, Финн.

* * *

– Итак, – говорит миссис Адамс, – расстройства пищевого поведения – это не тема для шуток. Я видела, что они могут сделать с человеком. У одной девочки из моей команды по водным лыжам была анорексия. У другой – булимия. Девочки были очень красивые, но в болезнях нет ничего привлекательного.

* * *

Мы с Джейме разговариваем по телефону каждый вечер перед тем, как пойти спать. Мы говорим о том, что однажды поженимся, обсуждаем, какой у нас будет дом и сколько детей мы хотим. Меня поражает, как сильно он этого хочет – всяких обыденных вещей и больше ничего.

Иногда я разочаровываюсь в любви. Я думала, что если влюбляешься, то она всегда будет с тобой, в самом твоем сердце, каждую секунду напоминая, что ты любишь этого человека. Оказывается, не совсем так. Порой я знаю, что люблю Джейме, но не чувствую этого, и я задаюсь вопросом, что бы чувствовала, если бы встречалась с кем-то другим.

Больше всего я люблю его, когда мы ссоримся и я боюсь, что он меня бросит. После ссоры я так хочу быть рядом с ним, а на следующий день хочу, чтобы мы каждую минуту держались за руки. Иногда он любит меня больше, чем я люблю его, и хочет, чтобы я уделяла ему внимание, а я хочу, чтобы он оставил меня в покое и не мешал читать или обсуждать миссис Адамс вместе с Энджи. Иногда мы оба любим друг друга очень сильно, и по вечерам очень не хочется вешать трубку, и я хочу, чтобы так было всегда.

* * *

– Дети, я тоже когда-то была молодой, – говорит миссис Адамс. – Я знаю, как вас могут подталкивать к сексу. Не только партнер, но и друзья, СМИ и даже ваше тело. Сопротивляться может быть непросто. Но, пожалуйста, пожалуйста, будьте осторожны. Знаю, вы думаете, что ни у кого из вас нет ЗППП, но именно так они и распространяются. Я помню, как держала за руки нескольких подруг с водных лыж, после того как они узнали, что больны ЗППП. Одна девочка заразилась генитальным герпесом, и, как мы узнали впоследствии, он никогда не проходит. Представьте, что вы останетесь с этим навсегда.

* * *

Однажды утром Сильвия и Финни как будто ссорятся. Они о чем-то перешептываются, и Финни при этом говорит много, а не свое обычное «ага».

Теперь, когда я хочу узнать, о чем они говорят, я их не слышу. Я оглядываюсь на них. Финни стоит рядом с Сильвией и смотрит себе под ноги. Та стоит к нему лицом, цепляется за его руку и пытается заглянуть в глаза. С такого расстояния трудно догадаться, что они ссорятся.

– Пожалуйста, – я скорее вижу, чем слышу, как она произносит это слово. Финни качает головой и не отвечает.

На День святого Валентина Джейме торжественно вручает мне кольцо. Весь оставшийся день я подбегаю к знакомым, показываю им руку и говорю, что у меня самый лучший парень на свете. И Джейме подарил мне еще одну тиару. Она золотая, и у нее больше завитушек.

Ко всеобщему удивлению, в этом году весна наступает рано.

Глава 10

В тот момент, когда подхожу к двери, я понимаю, что оставила ключи от дома в шкафчике в школе. Сегодня четверг, а по четвергам мама ходит к психотерапевту, а потом в спортзал. До полшестого ее дома не будет. Сейчас полтретьего, а на дворе – начало марта. Снег уже сошел, но на улице все равно холодно, и к тому же собирается дождь.

Какое-то время я стою перед дверью. У меня два варианта. Первый – сидеть на крыльце, надеяться, что не вымокну до нитки, а потом объяснять маме, почему я не выбрала второй.

* * *

– Я не могу попасть домой, – говорю я, когда он открывает дверь. В этот момент на его лице отражается легкое недоумение.

– Эм, ладно, – отвечает Финни. Он отходит в сторону и пропускает меня в дом. На мне «мартинсы»[12]12
  Dr. Martens («Доктор Мартинс») – очень популярная в некоторых субкультурах марка обуви. Прим. ред.


[Закрыть] и новая розовая тиара. На Финни брюки цвета хаки и свитер. Ботинки он уже снял, остался в зеленых носках. Я еле сдерживаюсь, чтобы ничего не сказать. Да кто из парней вообще носит зеленые носки?

– Когда вернется твоя мама? – спрашиваю я.

– В четыре, – отвечает он. У тети Анджелины есть запасной ключ. – А где твоя мама?

– К врачу пошла, – говорю я. Иду вслед за Финни в гостиную, он садится на диван. У тети Анджелины дома, как обычно, легкий беспорядок – творческий такой, когда по углам лежат стопки книг, а подушки и ботинки раскиданы где попало. Ремонт тетя Анджелина тоже все никак не закончит: на стене над головой Финни три больших разноцветных пятна краски. Сколько я себя помню, они там всегда были.

– Что ты хочешь посмотреть? – спрашивает Финни. Он смотрит на меня, держа в руке пульт.

– Я лучше почитаю, – отвечаю я. Я думала, что, как только приду домой, буду редактировать стихотворение, которое написала на уроке истории, но при Финни я ни за что не достану свой блокнот.

Сажусь в кресло в другом конце комнаты. Оно ярко-синее, и все эти годы тетя Анджелина собиралась его перетянуть, сразу же, как только определится с цветовой гаммой комнаты. Услышав, что Финни переключает каналы в телевизоре, я вытаскиваю из сумки книжку и смотрю на него.

Финни похож на ангела эпохи Ренессанса – или на представителя какой-нибудь современной королевской семьи. Зимой его волосы остаются совсем светлыми, а летом приобретают золотистый оттенок. Он часто краснеет – во-первых, потому что у него бледная кожа, во-вторых, потому что он скромный и его легко смутить. Я знаю, что Сильвия сама подошла к нему и что именно она предложила встречаться.

Финни никогда никому не говорит о своих чувствах; нужно хорошо знать его, чтобы понимать, когда ему страшно или грустно. Сейчас по его лицу никак нельзя понять, что он чувствует по поводу того, что я нахожусь в его доме. Либо ему все равно, либо я его раздражаю.

Мы часто видим друг друга, однако редко остаемся наедине. И хотя иногда по-прежнему поддерживаем друг друга, если о чем-то спорим с мамами, но общаемся всегда натянуто.

Много лет назад мы с Финни протянули между нашими комнатами леску, привязанную к двум стаканчикам, чтобы общаться по ночам. Мы не убрали ее, когда перестали общаться, но со временем она просто сгнила.

У Финни звонит мобильник, и он выходит из комнаты, не сказав ни слова.

Я опускаю взгляд в книгу и пытаюсь читать. Начался дождь, стук капель отвлекает. Раньше Финни звал меня с собой на улицу спасать дождевых червей. Ему было больно смотреть, как они на следующий день засыхают и извиваются. Мысль о том, что кто-то – или даже что-то – грустит или страдает, всегда казалась ему невыносимой.

Когда нам было по восемь лет, мы услышали, как его мама плачет в спальне после разрыва с мужчиной, и Финни просовывал ей под дверь платочки. Когда нам было одиннадцать, он ударил в живот Донни Бэнкса за то, что тот назвал меня уродкой. Это был первый и единственный раз, когда он подрался, и я думаю, что миссис Моргансен наказала его только потому, что это ее обязанность. Тетя Анджелина его даже не ругала.

– Отэм уже здесь, – слышу я голос Финни из соседней комнаты. Пауза. – Она без ключей, не может попасть домой. – Ладно, – говорит он и потом: – Я тоже тебя люблю.

На этот раз он смотрит на меня, когда входит в комнату.

– Вы сегодня ужинаете с нами, мама сказала, тебе имеет смысл просто остаться.

– Но вечером папа должен быть дома, – говорю я. Финни пожимает плечами. Мой отец и так достаточно часто пропускает семейные ужины, по-моему, меня в данном случае винить не в чем. Я тоже пожимаю плечами и смотрю в книгу.

В следующий раз поднимаю взгляд, когда слышу шаги тети Анджелины за задней дверью.

– Вы там? – зовет она.

– Ага, – кричит в ответ Финни. Он приглушает телевизор, когда его мама заходит в комнату.

– Здравствуйте, дети, – говорит она. Ее длинная лоскутная юбка обвивается вокруг лодыжек, даже когда она уже останавливается. Вместе с тетей Анджелиной в комнату врывается запах масла пачули.

– Привет, – отвечаем мы. Тетя Анджелина смотрит на меня и улыбается левым краем рта. Финни всегда улыбается такой же полуулыбкой, когда у него игривое настроение.

– Отэм, почему на тебе футболка с кампании Джимми Картера[13]13
  39-й президент США (1977–1981). Прим. ред.


[Закрыть]? – спрашивает она.

– Не знаю, – отвечаю я. – А почему ваш сын носит зеленые носки?

Она переводит взгляд на Финни.

– Финеас, ты носишь зеленые носки?

Он переводит взгляд на свои ноги.

– Ну да.

– Где ты их взял?

– Они были в моем ящике.

– Я никогда не покупала тебе зеленые носки.

– И тем не менее они там были.

– Все это звучит крайне подозрительно, – говорю я.

– Согласна. Финни, мы с Отэм сейчас пойдем на кухню, а когда вернемся, надеюсь, ты придумаешь правдоподобное объяснение.

Мы с Финни переглядываемся с недоумением. Я отвожу взгляд и откладываю книгу. Тетя Анджелина ждет меня у двери. Когда я подхожу, она кладет руку мне на плечо и ведет в кухню.

– Милая, у твоей мамы сегодня тяжелый день, – тихо произносит она. – Твоему отцу пришлось отменить ужин, и она очень расстроилась.

Другие дети не увидели бы в этом ничего страшного. Но когда твою маму дважды госпитализировали с клинической депрессией, учишься читать между строк.

– Понятно, – говорю я.

В прошлый раз, когда маму положили в больницу, я училась в шестом классе. Две недели я жила с тетей Анджелиной и Финни. В тот раз было весело. Все постоянно говорили мне, что мама поправится. Рассказывали про химический дисбаланс, что это такая же болезнь, как и любая другая, и что маме скоро станет лучше. Я им верила, а Финни каждый вечер тайком приходил в спальню для гостей, и мы пальцами рисовали картинки друг у друга на спине и пытались угадать, что это.

Сомневаюсь, что в этот раз хоть что-нибудь из этого повторится. Тем более что на этот раз я задаюсь вопросом: почему, если дело в химическом дисбалансе, папа каким-то образом его провоцирует?

– С ней все будет хорошо. Просто сегодня вечером нам всем нужно быть к ней очень внимательными, ладно?

– Я поняла.

– Твоя мама очень, очень тебя любит, – говорит она. В основном чтобы за столом не произошло никакого подросткового бунта.

– Я поняла, – повторяю я. – Все хорошо.

– Ладно, – кивает она и сжимает мое плечо. Вопреки своему обещанию узнать таинственную историю зеленых носков, тетя Анджелина не возвращается в гостиную вместе со мной. Когда я вхожу, Финни уменьшает громкость телевизора и смотрит, как я сажусь на свое место.

– Все хорошо? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я. – Разве у нас не всегда все хорошо?

Он весело и громко фыркает, но его лицо почти сразу же становится серьезным, и он склоняет голову набок. Финни спрашивает меня, хочется ли мне поговорить. Я качаю головой, и он быстро отводит взгляд. Музыка из телевизора снова звучит на полную мощность, а я опять берусь за книгу.

* * *

Когда мы были в шестом классе, Финни тайком пробирался в гостевую спальню, потому что нам больше не разрешали спать в одной кровати. Мы почти не нарушали установленные правила, и я нервничала каждый раз, когда он приходил, но и не просила его этого не делать. Дело в том, что, если бы родители сами ни на что не намекали, мне бы и в голову никогда не пришло, что наши отношения могут измениться просто потому, что мы стали старше. Мы лежали рядышком на животе и касались друг друга только для того, чтобы нарисовать картинку на спине. Я рисовала цветы, сердечки и животных. Финни рисовал космические ракеты и футбольные мячи.

В мою последнюю ночь здесь тетя Анджелина пришла и встала в дверях. Свет падал из коридора, обрисовывая ее силуэт в полутьме. Думаю, она видела нас лучше, чем мы ее.

– Финеас, что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Отэм грустит, – ответил он. Пока он этого не сказал, я не понимала, что это в действительности так. Последовала долгая пауза. Финни неподвижно лежал рядом со мной. Я смотрела на темный силуэт тети Анджелины.

– Пятнадцать минут, – сказала она и ушла. Была очередь Финни рисовать на моей спине. Я закрыла глаза и сосредоточилась на линиях, которые он проводил. Мне всегда было щекотно, но я никогда не смеялась.

– Два дома, – сказала я. – И четверо людей.

– Это наши дома, – ответил он. – И наша семья.

* * *

Мама пропускает спортзал и идет сразу домой. Тетя Анджелина заказывает пиццу, и мы едим перед телевизором – с мамой мы никогда не делаем ничего подобного. Потом я говорю, что мне еще домашнее задание делать надо, и иду домой. Мама остается. Она говорит, что придет позже.

Вернувшись, звоню Джейме и рассказываю ему все. Я плачу и говорю ему, что боюсь. Я рассказываю ему, что узнала: в больницу с депрессией кладут, только если есть угроза суицида. Я говорю ему, что это может передаваться генетически.

Джейме отвечает, что всегда будет любить меня и заботиться обо мне, что бы ни случилось. Он говорит это снова, и снова, и снова, и снова.

Глава 11

После весенних дождей поле у подножия «Ступеней в никуда» затоплено. Мальчики ходят по берегу этого временного озера, угрожая столкнуть друг друга в воду или делая вид, что сейчас прыгнут туда, чтобы мы начали визжать.

Мы слышали, что на школьный весенний бал мало кто ходит, поэтому решили, что будет круто, если мы туда заглянем.

Все девочки пришли ко мне домой, чтобы нарядиться. Танцы будут самые обычные, потому все в джинсах. Я надену корсет, который покупала вместе с Сашей прошлой осенью.

Брук хочет всех накрасить, поэтому мы по очереди садимся перед ней на стул, пока все остальные смотрят. Я сажусь последней, и тут она это произносит.

– Отэм, – говорит она, – сегодня я у тебя не ночую.

– Почему? – спрашиваем мы хором. Все вещи девочек, в том числе Брук, свалены рядом с кроватью. Закончив наносить тон, Брук делает глубокий вдох.

– Потому что родители Ноя в отъезде, и я пойду к нему.

Какое-то время стоит тишина.

– И вы?.. – недоговаривает Энджи.

Брук окидывает взглядом нас всех и кивает. Мы визжим, а Брук закрывает лицо руками.

– Девочки! – говорит она.

– О боже, – шепчет Саша.

– Зачем? – спрашиваю я и только потом думаю, стоило ли это делать. Брук убирает руки от лица и улыбается.

– Потому что я люблю его, – отвечает она, – и это будет правильно.

– О-о-о, – тянет Энджи.

– Ух ты, – говорит Саша. – Теперь я всю ночь буду об этом думать.

Мы смеемся.

– После бала мы пойдем к нему домой. Скажи своей маме, что я заболела и ушла раньше, хорошо? – просит Брук. Я киваю. – Я заберу свои вещи завтра.

– Ты же нам все расскажешь, да? – спрашивает Саша.

– Ну-у-у… – мнется Брук.

– Ты обязана! – говорит Энджи. Мы соглашаемся.

Когда приходят мальчики, мы все сбиваемся на первом этаже, и мама делает общую фотографию, после чего мы забираемся в машину, на которой поедем до школы. Джейме классно выглядит, о чем я говорю ему на ухо по дороге. Он улыбается и ничего не отвечает, но когда я пожимаю ему руку, пожимает мою в ответ.

Из полутора тысяч учеников на бал приходит примерно шестьдесят. Танцпол наш, и мы все танцуем в центре и выкрикиваем пожелания диджею, который даже нас слушает. Людей очень мало, так что никто нас не останавливает, когда мы решаем потанцевать на столах. Не важно, как мы танцуем, потому что нас почти никто не видит, и наши движения и музыкальные запросы становятся всё более нелепыми. Мы делаем «паровозик». Танцуем макарену, когда из динамиков ревет электрик буги[14]14
  Смесь электронных стилей музыки – электро, минимал и электрофанк, а также вид танца, похожий на плавные движения робота. Прим. ред.


[Закрыть]. Мы устаем танцевать, пьем пунш и идем танцевать дальше. На первой медленной песне Джейме приглашает на танец директора, миссис Блэк, и она соглашается под всеобщие аплодисменты.

Мы поздравляем себя с верной догадкой: на весеннем балу классно, потому что на него никто не ходит.

Следующая медленная песня звучит очень не скоро. К этому времени у меня колотится сердце и сбито дыхание, так что я буквально падаю на Джейме. Он так красив, что у меня бабочки взлетают в животе от одного взгляда на него. Я обвиваю руками его шею, и мы плавно покачиваемся под музыку.

– Я люблю тебя, – говорю я, причем не для того, чтобы напомнить себе об этом: в тот миг я это чувствую.

– Я тоже тебя люблю, – говорит он.

– Ты знаешь про Брук и Ноя? – спрашиваю я. Джейме закатывает глаза.

– Да, он весь вечер хвастался, – говорит он.

– Правда? – спрашиваю я. – Что он сказал?

Джейме пожимает плечами.

– Просто сказал, что они решили этим заняться.

– И?

– И что?

– Что еще он сказал?

– Он больше ничего не говорил. Просто сказал, что они собираются заняться этим сегодня ночью.

– Ну, это не значит хвастаться.

– Да нет.

– Почему?

– Что ты от меня хочешь? – спрашивает Джейме. – Я просто сказал тебе, что Ной весь вечер хвастался.

– Я просто не понимаю, каким образом он мог весь вечер хвастаться, если он только сказал, что они собираются этим заняться. Это же всего лишь… одно предложение.

– Не бери в голову, – отмахивается Джейме. – Я не хочу об этом говорить.

– Почему?

– Просто не хочу, хорошо?

– Но почему…

– Отэм, я не хочу говорить о том, что у них будет секс, понятно?

– Ладно, – говорю я. Оставшееся время мы танцуем молча. Потом я прошу Энджи сходить со мной в туалет. Мы обсуждаем наши прически, как нам весело и, конечно же, немного Брук.

– Это немного странно, да? – говорит Энджи. – В смысле, что завтра Брук уже не будет девственницей. Как будто это что-то нереальное.

– Да, я знаю, – отвечаю я. Мы возвращаемся обратно. Смотрю на Джейме издалека и пытаюсь вновь вызвать те теплые чувства, которые испытывала совсем недавно, но не могу. Я думаю о том, представляет ли Брук на месте Ноя кого-нибудь еще, когда целуется с ним. Я думаю, только ли Ной присутствует в ее мыслях, когда она трогает себя.

Я говорю себе, что отношения – это тяжелый труд. Никто не совершенен. Не бывает так, чтобы «они жили долго и счастливо».

* * *

В понедельник на «Ступенях в никуда» Брук рассказывает, что после этого ничего не меняется, только чувствуешь, что любишь его сильнее, чем когда-либо раньше.

– Но нет такого, чтобы «Ой, господи, я больше не девственница».

– Правда? – удивляюсь я. Мне кажется, что я бы только об этом и могла думать. Скорее всего, я бы смотрела на себя в зеркало и повторяла эту фразу снова и снова.

– Да, – говорит она. – Это вроде как…

Брук не договаривает; она смотрит на мальчиков, которые стоят у кромки воды. Они соревнуются, кто дальше бросит камень. Я вижу, что Джейме выиграл. Пытаюсь представить, что бы чувствовала с ним после этого.

– Было больно? – спрашивает Энджи.

– О да, – говорит Брук.

Глава 12

– А что ты знаешь о Сильвии? – спрашивает мама.

Я в ответ пристально смотрю на нее, запихнув в рот ложку мороженого. Мы сидим на веранде единственного в городе кафе, где можно вот так поесть мороженое на улице. Сегодня первый жаркий день мая.

– Девушке Финни? – уточняю я. Мама кивает.

– Ничего, – говорю я. – А что?

– Так, просто, – отвечает она.

– Ты вдруг без всякой причины заинтересовалась Сильвией?

– Ну как сказать… – замялась мама.

– Ну что?

– Мы с Анджелиной просто говорили о ней недавно, и я хотела узнать твое мнение.

– Она нормальная, – отвечаю я. – Я ее почти не знаю.

Какое-то время мы едим молча, после чего я спрашиваю:

– Она не нравится тете Анджелине?

– Да нет, нравится, но я думаю, что тетя Анджелина не оправилась от разочарования, что вы с Финни так и не начали встречаться.

Она игриво толкает меня ногой под столом.

– Мам! – возмущаюсь я, подняв на нее взгляд. – У меня есть парень.

– Я знаю, знаю, – отвечает она. – Мы просто всегда думали, что рано или поздно это случится.

– Не случилось, – говорю я. – У нас даже компании разные.

– Знаю, – повторяет она и вздыхает. Я закатываю глаза и ем свое мороженое.

Каждый раз, когда я думаю о том, как бы все было, если бы я встречалась с Финни, не могу представить, чтобы рядом с нами был кто-то еще. Я не хочу думать о том, что мне пришлось бы стать чирлидером, чтобы снова дружить с Финни. В моем воображении Финни не в моей компании и я не в его; мы просто вдвоем, как раньше. В школе мы вместе обедаем, а потом он провожает меня до моего класса. Мы вместе делаем домашние задания. Он водит меня в городской кинотеатр. По вечерам мы валяемся на лужайке и болтаем. Мы записываем друг другу диски. Обмениваемся записками. Держимся за руки, когда ждем автобуса на остановке. Я представляю, как, безусловно, восхищалась бы им. Уверена, будь я влюблена в Финни, все было бы именно так.

– А тетя Анджелина сейчас сидит где-нибудь с Финни и спрашивает, что он думает о Джейме? – интересуюсь я. Мама улыбается.

– Да, дорогая. Это заговор, – отвечает она.

– Тогда почему вы обсуждали только Сильвию, а не Джейме?

– Мне нравится Джейме. – Она выскребает ложкой остатки мороженого. – Я вижу, что он хороший парень. И его родители производят хорошее впечатление.

– Но вы не уверены, что Сильвия – хорошая девушка? – Мне нравится, как развивается этот разговор, но не хочу этого показывать.

– А она хорошая? – спрашивает мама.

Если верить слухам, то нет. Кто-то рассказывал, что они с Алексой целовались в кабине колеса обозрения на виду у всех мальчиков и что вроде бы все в их компании время от времени напиваются. Но они хорошо учатся, поэтому большинство взрослых ни в чем подобном их подозревать не будут.

Мне сложно представить Финни пьяным, как и то, что он встречается с девушкой, которая по приколу целовалась со своей подругой. Мне интересно, он такой же стеснительный, когда выпивает, и интересно, краснел ли он, когда на его глазах Сильвия целовала Алексу.

Мне интересно, что бы сделала тетя Анджелина, если бы узнала о том, какие у Финни друзья.

– Ну, – говорю я, – Сильвия – чирлидер. Она входит в совет школы и висит на доске почета. Она так старается быть во всем идеальной, что вряд ли у нее есть время втайне от всех употреблять героин.

– Ладно-ладно, – отвечает мама. Мы встаем, выбрасываем одноразовую посуду и идем к машине.

Думаю, Финни любит Сильвию, но порой хочет, чтобы она изменилась, как я иногда хочу, чтобы Джейме вел себя иначе. Я представляю, как ему было неприятно, когда Сильвия целовалась с Алексой на виду у всех и как он потом просил ее никогда больше этого не делать. Я представляю, как он чувствует себя расслабленно и комфортно, когда пьет с друзьями, ощущает себя среди своих, частью чего-то большего.

В машине я опускаю стекло и подставляю лицо теплому ночному ветру. Мама молча сидит рядом. Интересно, где сейчас тетя Анджелина и Финни, о чем они разговаривают?

Я представляю, как мы с Финни тихо выскальзываем из домов, чтобы пойти в лощину и подурачиться. Я представляю, как оставляю для него открытыми шторы в своей комнате, когда переодеваюсь. Я представляю, как его рука скользит вверх по моему бедру, когда мы смотрим фильм, укрывшись одним одеялом.

Я думаю о том, что, хоть мы и дружили в детстве, мы бы не остались детьми только потому, что были бы вместе.