Текст книги "Безмолвные компаньоны"

– Мне это не по душе, – повторила Лиззи. – Она в нашем доме, распевающая свои папистские заклинания и несущая всякую ересь. Особенно при том, как восприимчива наша девочка.

– Что ты пытаешься сказать? Гетта не дурочка, она просто немая. Она не продаст душу Папе только из-за того, что полюбуется на красивую католическую королеву.

– Пусть так. Невинное дитя в этом доме! И – король! Да вы, верно, и сами знаете, что поговаривают люди о нем и герцоге Бекингеме.

– Не понимаю, как эта сплетня…

– Да как же это вынести? Папистка и содомит под одной крышей с нашей драгоценной девочкой.

– Довольно! – я так резко поднялась, что стул заскрипел. Гетта замерла, покачивая карандашом над бумагой. – Придержи язык, Лиззи, – прошипела я. – Я не потерплю таких речей в своем доме. Он – твой король. Будь любезна отзываться о нем с почтением.

Лицо Лиззи погасло.

– Слушаюсь, миссис.

Вот и опять я сделала это. Я держалась с ней, как с другом, а потом вмиг отбросила, низвела до положения прислуги. Всегда я творю одно и то же, прекрасно зная, как ее это обижает. Но если вдуматься, что еще я могла ей сказать?

Мы зависим от короля. Джосайя принадлежит к хорошему роду – его матушка была вдовствующей графиней, прежде чем повторно вышла замуж за его нетитулованного отца – но только расположение короля способно вернуть Бейнбриджам имя. Только король может наградить моего супруга рыцарским званием, о котором он так мечтает. Я не могу, не могу допустить, чтобы кто-то из моих домочадцев распространял изменнические слухи. Совсем недавно, в прошлом году, я слышала о человеке, которому отрезали уши за то, что он критиковал королевскую чету. Не хочет же Лиззи, чтобы я сидела сложа руки и ждала, когда нечто подобное случится с ней?

Бридж, 1865

Их было двое.

Элси переводила взгляд с одной фигуры на другую, пытаясь прочесть объяснение на непроницаемых деревянных лицах. Первая улыбалась ей коварной улыбкой маленькой девочки. Второй незваный гость, был мальчиком, одетым, как крестьянин в поле. Он был немного повернут направо и стоял, опираясь на пастушеский посох. Черные волосы, торчавшие из-под шапки, обрамляли его смуглое, темное лицо.

– Кто ты? – спросила Элси вслух, точно он мог ответить.

Было в этом мальчике что-то неприятное. Он не вызывал доверия, казался дерзким, беспутным.

– Откуда ты пришел?

Возможно, Хелен отыскала его в мансарде? Но нет – дверь туда по-прежнему была заклинена. Или нет? У Элси голова шла кругом. После необъяснимого происшествия с детской комнатой она ни в чем не могла быть уверена.

Элси быстро поморгала несколько раз и протерла глаза, будто надеялась, что чернявый паренек растворится в воздухе и останется только девочка с цветами, стоящая у окна. Но надежда не оправдалась: фигура не исчезала.

Растерянная Элси повернулась к ней спиной и побрела к лестнице. Она еще никому не рассказывала об этом новом компаньоне – хотела сначала все проверить. Хватит и одного раза, когда она выставила себя дурочкой перед миссис Холт.

А что, если скорбь дала ей способность видеть? Потрясение подчас странно воздействует на разум – многие говорят об этом. Но после всего, что ей пришлось вынести, смерть Руперта вряд ли смогла бы настолько выбить ее из колеи.

Элси взлетела по лестнице, не обращая внимания на вздымающиеся юбки. Она не обратила внимания и на тонкий налет опилок на ступенях. Сейчас она не думала о прошлом, сосредоточившись на насущном деле: надо пойти в библиотеку, написать письмо и вызвать рабочего, чтобы он привел, наконец, в порядок эту мансарду.

Библиотека была на втором этаже и занимала первую комнату по коридору, уходившему от ее спальни в глубь дома. Элси до сих пор еще не потрудилась туда заглянуть. В ее представлении библиотека была вотчиной мужчин, особым местом, где воздух напитан табачным дымом и глубокомысленными раздумьями.

Эта дверь отворилась без всяких затруднений – мягко и плавно скользнула над вытертым ковром, не задев его. Элси ступила через порог и поежилась. Ей показалось, что она входит в могильный склеп. Как и подобает склепу, библиотека встретила ее холодом и затхлостью, к которой примешивался еле уловимый запах перегноя.

Она отдернула с трех окон длинные, до пола шторы, чуть не задохнувшись от поднявшейся пыли. В комнату прокрался жемчужно-серый свет. Деревья за окнами выглядели совсем обтрепанными. Огненно-рыжие листья слетали с ветвей и один за другим падали на гравий. Клумбы заполонил чертополох. Приближение зимы ощущалось все отчетливее.

Спохватившись, Элси обернулась к двери. По-прежнему распахнута – что ж, хорошо. Значит, она не сходит с ума. А ее ознобу есть понятное объяснение: справа от нее нетопленый камин, из которого так и тянет холодным воздухом.

При открытых шторах Элси рассмотрела комнату и обнаружила, что она совсем иначе ее себе представляла. Библиотека – пожалуй, слишком громкое название для такой комнатенки с нишей в одной из стен и пятью-шестью книжными полками, стоящими вдоль другой. В нише лицом к камину стоял величественного вида полированный письменный стол с лампой под зеленым абажуром.

Элси подошла и села. Кресло оказалось божественно удобным – такое облегчение для немеющих от усталости ног и спины.

Она скользнула глазами по поверхности стола. Чернильница открыта, рядом в стаканчике несколько перьев. Руперт. Он сидел здесь, с пером в левой руке. Его ноги касались гладкой, поскрипывающей кожи этого кресла, но оно не сохранило тепла его тела.

Элси страшно не хватало мужа. Она безумно по нему тосковала – и ненавидела его. Как он мог бросить ее одну? Он, ставший ее избавителем, ее наградой, богатый человек, чудом оказавшийся на фабрике и полюбивший ее, во всех отношениях неровню себе. Жизнь без него невыносима. Она не выдержит, не сумеет вырастить дитя, не справится с одолевающими ее воспоминаниями. Она нуждается в нем.

Ничего не видя от застилающих глаза слез, она стала вытаскивать один за другим ящики письменного стола. Скрипели металлические полозки, гремели бронзовые ручки. Ей нужно было чем-то себя занять, например, написать кому-то о дыре в полу мансарды. Это серьезное дело, ремонт необходимо произвести прежде, чем появится на свет ее дитя – иначе они не смогут жить в Бридже.

Из ящиков разлетались ворохи бумаг. Она еще просмотрит их все, чтобы разобраться и понять, насколько серьезную перестройку планировал Руперт. Чудовищную детскую придется переделывать полностью – в этом у нее не было сомнений. Элси подумала даже о том, чтобы переместить ее – сама мысль о том, что ее собственный младенец будет жить в той же комнате, где умерли брат и сестра Руперта, казалась невыносимой. Здесь достаточно места, чтобы обустроить дневную детскую и отдельную спальню для ребенка, не говоря уже о…

Рука Элси замерла.

В глубине ящика будто что-то мигнуло. Она наклонилась, чтобы посмотреть поближе. Вот, опять – искорки по всей зеленой обивке. Элси сунула руку глубже и нащупала бархатный мешочек. Вытащила его на свет и положила на стол.

Мешочек выглядел старым, но не ветхим. Время не изуродовало его, скорее пошло на пользу. Он был неплотно затянут завязками, горловина была приоткрыта из-за свернутого в трубку торчащего листа бумаги. Элси не колебалась: она шире раскрыла мешочек и вытряхнула на стол его содержимое.

Блеск заставил ее невольно отшатнуться и вжаться в спинку кресла. Перед ней свернулась в кольцо окрашенная радугой змейка. Элси протянула палец и потрогала ее, даже сквозь перчатку ощущая тяжесть и твердость драгоценных камней.

– Не может быть, – беззвучно прошептала она. Но оно ей не мерещилось: тяжелое бриллиантовое колье.

Камни играли, отражая свет под сотнями разных углов, горели холодным белым огнем. Бриллианты кристаллами льда покрывали колье до самой центральной части, где ограненные камни образовывали мерцающую дугу. С нее свисали три огромные грушевидные капли, каждая из них на вид была дороже всего этого дома.

Завороженная, Элси положила колье на стол и долго не сводила с него глаз. Оправа выглядела старомодно, но камни были безукоризненны. Она не замечала в них ни единого пятнышка или облачка – лишь этот жаркий белый огонь, который сходил на нет на гранях, уступая место цветным вспышкам.

Но есть же еще свиток. Что в нем? Элси развернула и разгладила бумагу.

Дражайшая моя женушка!

Подобно магу, я взмахнул своей палочкой, и – вот! Взгляни, что прибыло из банковского сейфа в Торбери Сент-Джуд!

Я живо представляю восторг на твоем милом личике, когда ты откроешь эту посылку. Ты и не предполагала, что у семьи, в которую ты вошла, есть такие фамильные реликвии, верно? На протяжении веков бриллианты Бейнбриджей передавались из поколения в поколение. Легенда гласит, что сквайр выловил их в реке, на простую удочку! После смерти моей матушки отец спрятал их, и я с тех пор не видел колье. Как же прелестно оно будет смотреться на твоей изящной шейке! Я жалею лишь о том, что не успел доставить его к нашей свадьбе.

Я убедился, что ремонт Бриджа потребует намного больше усилий, чем мы полагали. Кроме затрат на смену обстановки и работы в саду – а это уже немало – боюсь, что придется нанимать крысолова. В последние несколько ночей я не раз просыпался от ужасного шума, который несся с мансардного этажа. У экономки нет ключа, а я попытался взломать замок, но преуспел лишь в том, что поранился. Закончив это письмо тебе, я непременно пошлю за слесарем и разберусь с тем, что там происходит. Если кошка не одолеет вредителей, я вынужден буду нанять человека.

Будь покойна – я не допущу, чтобы ты вошла в дом до тех пор, пока он не будет готов принять тебя и нашего милого, еще незнакомого крошку. Я скучаю по вам обоим и с большим нетерпением ожидаю твоего следующего письма.

Твой навек,

Руперт

Руки у нее ходили ходуном. Лист бумаги задрожал. Но Элси разразилась слезами только когда случайно надорвала бумагу.

Бридж, 1635

Я всем сердцем жду первых признаков весны. Весь Великий пост простояла сырая холодная погода, а на Пасху паводком затопило церковь. Джосайя пишет, что при дворе празднование отложили до Троицы. Сказать по правде, я их не осуждаю. Стоят дни, больше похожие на бесконечно долгие, тоскливые ноябрьские вечера, чем на весну. Одному Господу известно, как мне быть и что желать, если к апрелю положение не исправится. Если Его величество не сможет поохотиться в лесах, а у королевы не будет возможности насладиться играми и развлечениями в парке, нас ждет полный провал.

Сегодня, впервые за долгие недели, я сумела пройти по нашему английскому парку. Светило солнце, но в небе не слышалось пения жаворонка, на деревьях не щебетали птицы. Моя Гетта хлопотала в своем аптекарском огороде, где она выращивает травы. Прелестная в своей соломенной шляпке, она была поглощена работой, обстригая ножничками сухие стебли – чик, чик – и давая свободу травяным насыщенным ароматам. Я с удовольствием наблюдала за ней. В тени она походила на лилию, с ее нежной бледной кожей и тонкими голубыми прожилками вокруг глаз. Какое хрупкое, изящное дитя: будто фарфоровая копия моей сестрички Мэри.

Я всеми силами противилась тому, чтобы запах трав пробудил во мне воспоминания, и все же мне не удалось совладать с собой. Прикрыв глаза, я вновь оказалась в прошлом – та самая ночь, полнолуние, травяной отвар. Я увидела смутные очертания собственного лица, отражающегося в чаше. Чувство вины еще живо, оно еще витает в воздухе, как запах прелых яблок в осеннем саду. По-видимому, я совершила ошибку, вмешавшись в естественный ход вещей, но я не сожалею об этом – нет, я не могу сожалеть о ней.

Гаррис, опустившись на колени, приводил в порядок клумбы, аккуратно подстригал кусты, граблями разравнивая крашеный гравий. Его разворошило сильным ветром, и я велела восстановить узоры. Также я попросила придать новые формы живым изгородям или хотя бы цветникам – ангелы и геральдические лилии для дочери Франции – но Гаррис сомневается, что успеет вырастить их до августа.

– Так купи готовые кусты, – посоветовала я, – и подстриги, как нужно.

Кажется, это показалось ему смешным. Тем не менее, он обещал постараться и сделать все от него зависящее. Но в том, что касается моих планов по посадке цветов, садовник совершенно непреклонен.

– Лилии и розы не будут расти вместе, – заявил он, выковыривая грязь из-под крючковатых ногтей. – Они не сочетаются.

– Я и сама это знаю. Нам и не нужно, чтобы они росли вместе, просто и то и другое должно иметься в саду. Розы для короля Англии, лилии для принцессы Франции.

– С лилиями я справлюсь. Луковицам нравится в глубине, прохладе и тени. Если, однако, погода будет слишком сырой – мы и ахнуть не успеем, как их поразит серая гниль.

– А что же розовые кусты? – осведомилась я. – Уж им-то ничто не помешает в этом году?

Гаррис с негодующим вздохом всплеснул руками, показывая, что не в его силах справиться с таким делом.

– Солнечный свет, госпожа. Им нужно яркое солнце и хорошо дренированная почва. Дайте мне все это, и я выращу вам отличные розы.

Я испугалась, что не совладаю с возмущением, но только сжала руки в кулаки и, отвернувшись, залюбовалась Геттой. Девочка прекратила работу и, стоя на грядке, смотрела вдаль на зеленеющие холмы, будто ожидая чего-то. Вокруг ее башмачков вились мелкие белые цветочки, непослушные стебли, казалось, тянулись к ней, желая обнять.

– Гетта, – окликнула я, – отойди назад, душенька, ты порвешь платье.

Она повиновалась, но не взглянула на меня. Я услышала звук ее ножничек – вжик-вжик. Они стригли пустоту. Стригли воздух.

– Что же до чертополоха, – снова заговорил Гаррис, – я не могу этого допустить. Это же сорняки, госпожа. Заполонят весь сад, стоит только дать им такую возможность.

– Чертополох – это символ Шотландии. Символ королевской династии Стюартов.

– Это сорняк, – повторил упрямец. – Злостный. Быстрорастущий. Он расползается и скоро забьет все остальное. – Мне вдруг стало холодно. Что ж, погода нас пока не балует. – Если уж вы непременно желаете посадить его где-то, посадите на грядочке у маленькой мисс. Надеюсь, там он не причинит слишком большого вреда.

Я вынуждена была признать правоту садовника – насчет вреда, я хочу сказать. Возможно, он не в силах помешать сорняку расти, но для моей Гетты это не составит труда, я знаю. Я еще не видела ни единого растения, которое она не смогла бы вырастить, приручить, – от фенхеля и крыжовника на огороде до мать-и-мачехи и пиретрума (их девочка выращивает для лечения всевозможных наших хворей). Садовничать учила ее я, но дочь меня превзошла. Да-да, уже превзошла меня, а ведь ей всего восемь лет от роду.

Мне иной раз кажется, будто у нее по жилам течет тот самый травяной настой, он-то и заставляет цвести все ее цветы. И от Мэри она унаследовала не только внешнее сходство, ведь моя старшая сестрица бегала тайком к знахаркам и ворожеям и меня учила их секретам.

– Гетта, Гетта, милая.

Придерживая юбки, я сквозь необрезанные ветки с трудом пробралась поближе к ней. Девочка не смотрела в мою сторону, пока я не положила ей руку на плечо.

– Я хочу кое о чем тебя попросить, – не обращая внимания на грязь, я присела на корточки, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Ты смогла бы вырастить у себя на грядке чертополох?

Гетта кивнула. Она непонимающе склонила головку к плечу.

Я заколебалась. Джосайя не позволяет мне упоминать при Гетте королевский визит, но он ее просто недооценивает. А я часто повторяю: она просто немая, а совсем не умственно неполноценная. Она слышит, как говорят другие люди. И заслуживает, чтобы ей объяснили, что происходит.

– Я спросила тебя об этом, потому что к нам в гости приедут король и королева. А чертополох – это один из символов короля, понимаешь?

Девочка кивнула. Ее язык – нечто розовое и бесформенное – зашевелился во рту, из горла вырвался звук, не похожий на речь, а скорее отдаленно напоминающий блеяние.

Я ощутила внутри пустоту. Видеть этот язык было не более приятно, чем смотреть на нарядное платье с пятном на подоле или держать в руках письмо с поставленной на лист кляксой. В ушах ясно звучали слова Джосайи: ее отклонение. Мэри никогда не допустила бы такой ошибки.

Движимая чувством вины, я продолжила:

– Конечно, душенька, ты будешь помогать мне не только с этим. Ужин, которым мне предстоит угощать короля, должен быть прекрасным, необыкновенным. Мне понадобится много трав для специй: розмарин, шалфей и тимьян. Базилик и, возможно, петрушка тоже, – перечисляя, я загибала пальцы. – Как по-твоему, ты смогла бы вырастить все это к их приезду?

На ее губах заиграла улыбка, и я воспрянула духом. Когда Гетта улыбается, слов не нужно: ее пухлые изогнутые губы и ямочки на щеках моментально берут вас в плен. Как люди могут шептать, будто она одержима, что ее немота от беса? Как они смеют даже думать так о ней?

– Хорошо, – я коснулась ее щечки. Этот ее запах, такой чудесный, сладко-цветочный, а кожа на ощупь шелковистая, словно лепестки. – Умница. Ты напишешь, что тебе нужно, и мистер Гаррис все это доставит.

Теперь, по крайней мере, я буду знать, что и она приобщится к радости этого события, какое бы решение ни принял Джосайя.

Его слова не выходили у меня из ума: ее отклонение. Я трудилась в своей кладовой так истово, будто с помощью ступки и пестика пыталась растереть в порошок угрызения совести, а сама видела все это снова и снова: ее язычок… Выражение лица Джосайи.

Я почти уверена, что он знает.

Прежде он никогда не боялся моей силы. Всегда принимал травы и настои на счастье без лишних вопросов. Но, глядя на Гетту, он как будто бы видит не цветок – а лишь навозную жижу под ним. Как если бы на моих руках он замечал только корку грязи.

Бридж, 1865

Ясным утром, свежим, как яблочко, они возвращались из города в экипаже, доверху набитом покупками. Меж голых веток деревьев просвечивало васильковое небо.

– Как они прекрасны. Можно мне взглянуть еще раз? – Сара протянула забинтованную руку. На белой повязке проступило пятнышко крови. Прошла уже неделя с тех пор, как Сара порезалась о компаньона, но, хотя ранка была небольшой, она и не думала заживать.

Элси отодвинула сверток.

– Осторожнее, не то нам придется возвращаться и снова отдавать все в чистку.

– Я не стану касаться камней повязкой. Видите, эта рука нужна мне лишь для того, чтобы развернуть их, – Сара разгладила материю и вздохнула, словно влюбленная девушка. – Я и не знала никогда, что в нашей семье водились бриллианты.

После чистки и полировки у ювелира в Торбери Сент-Джуд бриллиантовое колье заиграло ярче прежнего. Грушевидные капли горели, отбрасывая алые, белые и синие искры, сверкали в лучах падавшего из окна коляски света.

Элси отвернулась. Всякий раз при виде колье она думала о письме Руперта, его милый сердцу голос, дошедший до нее из могилы. Будь покойна – я не допущу, чтобы ты вошла в дом до тех пор, пока он не будет готов принять тебя. Если бы он только знал.

– Руперт написал, что до его приезда в Бридж они хранились в банковской ячейке.

– Это меня не удивляет, – Сара облизала губы. – Я представляю своих предков, носивших это украшение… Возможно, даже сама Анна Бейнбридж, чей дневник я читаю! Эти камни могли касаться ее кожи, вздыматься и опускаться на ее груди от дыхания. Это поистине чудо, нечто непостижимое!

И снова эти предки. Каждый раз, как Сара упоминала о них, Элси ощущала новый острый укол вины: мало того, что девушка лишилась всей семьи, так еще и вдова двоюродного брата завладела ее фамильными драгоценностями. Если бы Элси случайно наткнулась на брильянты, то, может быть, отдала бы их Саре. Но письмо Руперта не оставляло сомнений в том, какой была его воля. И она, Элси, ни за что не расстанется с его последним даром.

– Но, миссис Бейнбридж, вы ведь не сможете носить эти украшения, пока не истечет год траура! Какая жалость. Мне хотелось бы видеть их каждый божий день.

– Я рада уже тому, что вы их видите. После того случая с миссис Холт я всерьез испугалась, что схожу с ума.

– Нет, это определенно не так, – заверила Сара, вновь перевязывая сверток. – Разве приказчики сегодня обращались с вами, как с сумасшедшей?

– К счастью, нет, – Элси не могла не признать, что поездка подняла ей настроение. В городской суете Торбери Сент-Джуд, среди рыночных палаток, точильщиков и кэбов, снующих на вокзал и обратно, мрачные темы не задерживались в голове. Она побывала у столяра, каменщика и драпировщика, чтобы обсудить с ними свои планы относительно дома. Кроме того, у Сары вскоре наступал второй этап траура, так что они заказали ей новые платья, лиловое и серое. Самой Элси предстояло еще долго ходить в черном, но это не помешало и ей подобрать себе несколько новых платьев, в расчете на растущий живот.

– Я провела всю жизнь с весьма пожилой особой, – продолжала Сара. – Поверьте, я знаю признаки того, что разум начинает ослабевать.

– К ним не относятся многочисленные распоряжения по ремонту дома или уйма денег, истраченная на новые платья?

– Что вы, конечно же, нет! А если вы сходите с ума, – сказала Сара, осматривая раненую руку, – то, значит, и я тоже.

Не в силах сдержаться, Элси порывисто схватила девушку за запястье.

– Вы же в самом деле это видели? Кукол и игрушечных животных там, в детской?

– Да. Такие красивые! Невозможно поверить, что… – Она озабоченно сдвинула брови. – Я не могу понять. Все это словно какой-то чудовищный розыгрыш. Но миссис Холт непохожа на женщину, которая развлекается подобными шутками. Может быть, это недоразумение? Она по ошибке завела вас в другую комнату?

– Такое едва ли возможно. Откуда бы в доме взяться двум детским, одна из которых – отталкивающее и зловещее отражение другой?

– Наши с вами апартаменты – зеркальная копия друг друга, – напомнила Сара. Задумавшись, она взяла в рот кончик локона, выбившегося сбоку.

На солнце Фейфорд выглядел лучше. Раскисшая от дождя дорога подсохла, превратившись в изъезженный, с глубокими колеями тракт. Некоторые из жителей осмелились высунуть носы из своих лачуг. Элси помахала им рукой. В ответ они почтительно кланялись, но при этом Элси заметила, что они торопливо загоняют своих чумазых детей в дома, будто боясь, что она их сглазит. Что ж, при их суеверности они могли считать, что встреча с вдовой приносит несчастье.

– Сара, а что вы скажете о втором компаньоне? Его вы тоже видели?

– Цыганенок. Да, я же вам говорила.

– Вы уверены?

– Конечно. Их двое.

Но как?

Между тем они подъехали к мосту с каменными львами по обе стороны.

– Я расспрошу Хелен. Но полагаю, если бы это она нашла вторую фигуру, то непременно сообщила бы мне об этом. Никогда не встречала таких нерадивых служанок.

Мимо окна проплыла сторожка, и дорога пошла под уклон, к Бриджу. По небу бежали облака, отбрасывая тени на траву. Садовники, которых она наняла, трудились в парке. Одни подстригали кусты, другие, стоя на коленях перед клумбами, выкапывали увядшие растения.

Экипаж подъехал к дому, и наконец лошади встали. В окне Элси увидела силуэты компаньонов, ожидающих в Большом холле. Двух компаньонов.

Дворецкий, никогда не улыбающийся мистер Стилфорд, открыл дверцы коляски и с энергичным клацаньем опустил лесенку. Когда ступени коснулись дорожки, он обратился к Питерсу.

– Не удивляйтесь, в конюшне вы обнаружите пополнение, мистер Питерс. Судя по всему, у лошадей появился компаньон.

Еле справившись с непокорным кринолином, Элси неловко спустилась и встала рядом с дворецким.

– Компаньон?

– О, чуть не забыла.

Развернувшись лицом к экипажу, она протянула руку Саре и вытянула ее наружу.

– Это корова, Сара. Моя воспитанница, коровка. Мы приятнейшим образом проведем время, устраивая ее на новом месте. – Элси была рада, что нашелся предлог не заходить в дом. – Вы отнесете в дом покупки? – обратилась она к Стилфорду. – А мы поспешим познакомиться с ней.

Одной рукой схватившись за Сару, а второй придерживая юбки, Элси направилась к конюшне, стараясь не наступить в грязь и навоз, разбросанные садовниками на заднем дворе. Обветшалые хозяйственные постройки из красного кирпича располагались подковой. Краска на некогда зеленых дверях выцвела и облупилась. Стрелки часов на крыше замерли на четверти десятого. Рядом с ними ржавый флюгер вечно указывал на восток.

Корова органично вписывалась в общую картину запустения. Безучастно опустив голову, она покорно стояла рядом с мужчиной, державшим ее за веревку.

– Ах! – сорвавшись на визг, воскликнула Сара. – Мистер Андервуд ее доставил.

Это и впрямь оказался мистер Андервуд – в первое мгновение Элси не узнала его. Он был одет по-другому: твидовые брюки и пиджак, определенно с чужого плеча, висели на нем, как на вешалке. Широкополая шляпа с низкой тульей была надвинута на лоб.

– Миссис Бейндбридж. Мисс Бейндбридж, – викарий обменялся с ними рукопожатием. – Очень рад. Надеюсь, мисс Бейндбридж оправилась от слабости после нашей последней встречи?

У Сары запылали щеки.

– О да. Мне намного, намного лучше.

Когда же Андервуд улыбнулся, у нее вырвался нелепый смешок.

Так вот оно что.

– Но у вас, кажется, что-то с рукой?

Сара дотронулась до повязки.

– Да. Всего лишь царапина. Вы так любезны, необыкновенно любезны, что это заметили!

– Я очень благодарна вам за то, что доставили сюда мою подопечную, – вмешалась Элси. – Какая бедняжка. Она даже не подняла головы, чтобы взглянуть на нас. – Несчастное животное, казалось, не ожидало от жизни ничего хорошего. – Мы как следует ее откормим и вылечим. И еще нужно дать ей имя.

– Бетси, – предложила Сара, – или Дейзи.

– Бога ради, дайте же волю воображению, хоть немного. Что-то более поэтичное.

– В настоящее время животное выглядит не слишком поэтично, – заметил Андервуд.

– Напротив! Она как страждущая душа, попавшая из чистилища в настоящий коровий рай – не будет богохульством сказать так, мистер Андервуд?

На его губах заиграла легкая улыбка.

– Тогда это… Дантова Беатриче?

Элси не знала, кто это такая, но звучание имени ей понравилось.

– Корова Беатриче.

– Что ж, надеюсь, ее ждет будущее столь же великолепное, как и ее имя.

Появился Питерс и взял веревку у Андревуда. Негромко цокая языком, он повел Беатриче в стойло. Корова пошла, оступаясь, ее разросшиеся копыта расползались на булыжниках.

– Я был искренне тронут, – сказал Андервуд, – услышав от миссис Холт о вашем желании взять эту корову. Обычно жители деревни сторонятся большого дома. Но я надеюсь, они изменят, наконец, свое отношение, особенно с наступлением зимы.

– Надо полагать! Я предложила недурные деньги за этот мешок с костями, – слова не успели сорваться с губ, как Элси пожалела, что сказала их. Это прозвучало слишком похоже на ее отца.

– Мне это известно, миссис Бейнбридж. Было очень великодушно с вашей стороны согласиться на их цену. Вы не должны осуждать их за некоторые странности в поведении. Бедняки, знаете ли, бывают порой очень горды.

Элси вспомнила девушек со спичечной фабрики, цепкие пальцы Па.

– Только не в Лондоне, – задумчиво сказала она.

* * *

Элси пригласила мистера Андервуда в дом. Ей подумалось, что было бы полезно и благотворно отвести священника в детскую. Одним своим присутствием он смог бы изгнать… что бы это ни было. То, что показывало ей и Саре картины не существующего на самом деле.

После того как слегла Мейбл, беспорядок в доме усиливался. Элси обнаружила опилки на лестничной площадке и длинные, глубокие царапины на полу, как если бы по коридору тащили тяжелые предметы. К счастью, гостиная, уютно освещенная теплыми лучами солнца, выглядела достойно.

Элси указала на обитый бледно-желтым шелком диван, предлагая Андервуду садиться. Она позвонила в колокольчик, чтобы подали чаю, не слишком, впрочем, надеясь, что кто-то отзовется.

– Чудесная комната, миссис Бейнбридж. Мне чрезвычайно нравятся эти бабочки в рамках. Но наши маленькие друзья – кто они?

Она проследила за его взглядом…

– О!

По обе стороны догорающего камина стояли компаньоны.

Но разве только что они не были… Разве не их она видела в Большом холле?

Девочка с ласковым, извиняющимся видом прижимала к груди белый цветок, словно молила о снисхождении. Но не мальчишка – он дерзко смотрел Элси в глаза с открытым вызовом.

Сара уселась в кресло напротив мистера Андервуда.

– Мы обнаружили их в мансарде несколько дней назад. Занимательные, не правда ли? По всей вероятности, наша служанка принесла их сюда.

Но зачем, скажите на милость, Хелен понадобилось это делать? Не она ли поцарапала пол, таща их по коридору?

– Тонкая работа, – отозвался Андервуд. – У них такой вид, будто они вот-вот заговорят.

Сара захихикала. Элси тоже попыталась засмеяться, но вместо смеха у нее вышел какой-то сдавленный писк.

– Мне и в самом деле немного одиноко в этом старом заброшенном доме. Эти фигуры – мои гости, до тех пор пока не станет возможно пригласить настоящих. Но если когда-нибудь я начну уверять, что они со мной разговаривают, мистер Андервуд, даю вам свое разрешение немедленно отправить меня в Бедлам.

Викарий мягко улыбнулся.

– Какая жалость, что вы страдаете от одиночества. Мы всегда рады будем видеть вас в церкви. Заглядывайте к нам в воскресенье.

Внезапно горло у Элси перехватило от подступивших слез. Она опустила взгляд на свои руки. Впервые за свое недолгое вдовство она почувствовала, что может начать рыдать в голос, как Ма.

– Непременно буду. Я догадываюсь: то, что я до сих пор не приходила, выглядит странным, но я чувствовала себя… у меня не было сил. Однако сегодня я получила некоторое ободрение. Когда мы проезжали мимо деревни, у жителей был довольно приветливый вид.

– Разумеется. Все это благодаря… эээ… Беатриче. Я всем поведал о том, что вы собираетесь откормить ее и отдавать им молоко. Много лет она не доилась, так как была слишком истощена. Молоко и масло существенно изменят к лучшему жизнь крестьян. Особенно это поможет детям.

– Ну, конечно. Я сделала бы куда больше, будь это в моих силах. Скажем, могла бы нанять людей, дать им работу. Вы не знаете, почему они не идут служить в мой дом? Неужели только из-за скелетов, о которых мы говорили? Миссис Холт упоминала, что много лет назад был еще несчастный случай с лакеем?

– Э-э, – Андервуд помолчал, кривя губы. – Мне кажется, это какая-то мешанина из народных сказок, суеверий и предрассудков. У меня совсем вылетело из головы захватить с собой те записи, о которых я рассказывал, миссис Бейнбридж, но, как я отчетливо помню, в них говорилось о ведьме – и это полный вздор.

Заинтересовавшись, Сара подалась вперед.

– Возможно, речь идет о той особе, чей дневник я читаю! Анна Бейнбридж, одна из моих предков. У нее был талант: она хорошо знала травы и готовила настои, на счастье и удачу. Судя по всему, она и сама верила, что наделена неким даром. Неужели в деревне всерьез считали ее ведьмой?