Текст книги "Маленький домик в Больших Лесах"

Длинное ружьё

* * *

Каждый вечер, прежде чем начать свои рассказы, папа отливал пули для завтрашней охоты, а Лора с Мэри ему помогали. Они приносили большую ложку с длинной ручкой, коробку с кусками свинца и форму для отливки пуль. Папа садился на корточки возле очага, а девочки сидели рядом и во все глаза на него смотрели.

Пули получались очень горячие и так ярко светились, что Лоре и Мэри ужасно хотелось их потрогать. Они обжигали себе пальцы, но терпели молча, потому что папа строго-настрого приказал им не прикасаться к горячим пулям, а если они обожглись – то и поделом, надо было слушаться! Девочки совали пальцы в рот и во все глаза смотрели, как папа отливает всё новые и новые пули.

В конце концов на полу возле очага вырастала кучка блестящих новых пуль.

Готовые пули папа хранил в красивом мешочке. Мама смастерила его из кожи оленя, которого папа сам подстрелил.

Потом папа снимал со стены ружьё и начинал его чистить. Ведь после целого дня, проведённого в заснеженном лесу, ствол ружья мог отсыреть, а от порохового дыма он мог засориться.

Когда папа был дома, его ружьё всегда лежало на двух деревянных крючках над дверью. Папа вырезал эти крючки из зелёной палки и забил их острыми концами в дырки, про сверлённые в бревенчатой стене. Загнутые концы крючков торчали кверху, и ружьё надёжно на них держалось.

Ружьё всегда было заряжено и всегда лежало над дверью, чтобы в случае надобности папа мог быстро его достать.

Собираясь в лес, папа всегда следил, чтобы кожаный мешочек был полон пуль, а коробочка с пистонами лежала у него в кармане. Рог с порохом и острый топорик висели у него на поясе, а заряженное ружьё он нёс на плече.

Застрелив какого-нибудь зверя, папа сразу перезаряжал ружьё. Медведя или пуму обязательно надо убить первым выстрелом. Если человек их ранит, они могут убить его прежде, чем он успеет перезарядить ружьё.

Но Лора и Мэри не беспокоились, когда папа один уходил в лес. Они знали, что он всегда сумеет застрелить медведя или пуму с первого выстрела.

Когда пули были отлиты и ружьё заряжено, наступало время для рассказов.

– Расскажи про Голос в Лесу, – просила Лора.

– Разве вы хотите, чтобы я рассказал вам, какой я был непослушный мальчишка? – весело подмигнув, спрашивал папа.

– Хотим! Хотим! – кричали Мэри с Лорой, и папа начинал.

РАССКАЗ ПРО ПАПУ И ГОЛОС В ЛЕСУ

«Когда я был маленьким – ненамного больше Мэри, – я каждый день после обеда ходил в лес, чтобы пригнать домой коров. Отец строго-настрого приказывал мне по дороге не играть, а побыстрей найти коров и засветло пригнать их домой, потому что по лесу бродят медведи, волки и пумы.

Однажды я вышел раньше обычного и решил, что торопиться незачем. В лесу было много интересного, и я совсем позабыл, что скоро стемнеет. По деревьям прыгали рыжие белки, среди листьев шныряли бурундуки, а на прогалинах резвились зайчата. Вы ведь знаете, что перед сном зайчата любят порезвиться!

Я вообразил себя храбрым охотником, который выслеживает диких зверей и индейцев. Я до тех пор воевал с индейцами, пока мне не начало казаться, будто лес кишмя кишит дикарями. Вдруг я услышал, как птички чирикают: “Спокойной ночи!” – и заметил, что в лесу стало смеркаться.

Я знал, что надо поскорей пригнать домой коров, иначе не успеют они дойти до хлева, как в лесу уже совсем стемнеет. Но я нигде не мог их найти! Я прислушался, но их колокольчиков не было слышно. Я громко звал коров, но они не приходили.

Я боялся темноты и диких зверей, но не смел вернуться домой без коров. Поэтому я стал бегать по лесу, громко кликая коров. Тем временем тени сгустились, лес стал казаться бесконечным, а деревья и кусты – какими-то странными и непонятными.

Коров нигде не было. Я взбирался на холмы, спускался в тёмные овраги и всюду вслушивался, не звенит ли где колокольчик, но, кроме шороха листьев, до меня не доносилось ни звука.

Вдруг я услышал чьё-то громкое дыханье и решил, что в темноте за мною гонится пума. Но оказалось, что это дышал я сам.

Колючки исцарапали мне босые ноги, ветки хлестали меня, когда я продирался сквозь кусты, но я все бежал и звал: “Сьюки! Сьюки!”

– Сьюки! Сьюки! – вопил я что было силы. – Сьюки!

– Х-т-о-о? – спросил кто-то прямо над моей головой. Волосы у меня встали дыбом.

– Х-т-о? Х-т-о-о? – повторил Голос, и я пустился наутёк.

Про коров я совсем позабыл. Я хотел только одного – поскорее выбраться из тёмного леса и добежать до дому. Тот, кто кричал, следовал за мною по пятам и всё спрашивал:

– Х-т-о-о?

Я мчался со всех ног, дыханье у меня спёрло, но я всё бежал и бежал. Кто-то схватил меня за ногу, я грохнулся оземь, но тотчас же вскочил и понёсся дальше. Даже волк – и тот бы меня не поймал! Наконец я выбрался из леса и очутился у самого хлева. Там стояли коровы и ждали, когда их впустят внутрь. Я закрыл их в хлеву и поплёлся домой.

Отец поглядел на меня и спросил:

– Почему вы так поздно являетесь, молодой человек? Небось заигрались по дороге?

Я посмотрел на свои ноги и увидел, что с одного большого пальца начисто сорван ноготь. Я так пере пугался, что до этой минуты даже не чувствовал боли».

На этом месте папа всегда прерывал свой рассказ и ждал, когда Лора попросит:

– Дальше, папа! Пожалуйста, дальше!

– Ладно, – соглашался папа. – После этого ваш дедушка вышел во двор и срезал толстый прут. Потом вернулся домой и задал мне хорошую трёпку, чтоб я навсегда запомнил – его надо слушаться. Мальчик, которому стукнуло девять лет, – уже большой, и пора ему знать, что он должен слушаться старших. Я вам не зря всё это говорю. Если вы будете делать что вам велят, ничего дурного с вами не случится.

– Да, да, да, папа! – говорила Лора, подпрыгивая у папы на коленях. – А ещё что он сказал?

– Он сказал: «Если б ты меня послушался, ты бы не бегал в темноте по лесу и не испугался бы крика ночной совы».

Рождество

* * *

Приближалось Рождество.

Бревенчатый домик чуть не по самые окна замело снегом, а утром, когда папа открывал дверь, он натыкался на огромный сугроб высотой не меньше Лоры. Папа брал лопату, разгребал снег и расчищал тропинку к хлеву, где в тепле и уюте стояли лошади и коровы.

Дни были ясные и солнечные, Мэри и Лора залезали на стулья и глядели в окно на искрящийся снег. На тёмных голых ветвях деревьев сверкали и искрились снежные хлопья. С крыши свисали длинные сосульки толщиной с Лорину руку. Они были прозрачные как стекло, и внутри у них переливались и вспыхивали яркие огоньки.

Когда папа шёл по тропинке из хлева, его дыхание застывало в воздухе облачком пара и белой изморозью оседало на усах и бороде.

Входя в дом, папа топал ногами, стряхивая снег с сапог, хватал Лору на руки, прижимая к своей холодной куртке, а на усах у него таяли снежинки.

Каждый вечер папа мастерил что-то из трёх дощечек. Одна была большая, а две другие – поменьше. Обстругав их ножом, он отшлифовал дощечки наждачной бумагой и даже ладонью, пока они не стали гладкими как шёлк, а потом стал вырезать на них разные узоры. Когда все три дощечки были готовы, папа соединил их вместе, и получилась чудесная резная полочка. Большая дощечка служила спинкой. Она была украшена резными зубчатыми башенками с круглыми окошками и полумесяцами. По краям шёл узор из листьев, цветов и птичек, а на самой верхушке красовалась большая звезда. К спинке под прямым углом была прикреплена вторая дощечка, тоже украшенная тонким затейливым узором из цветов и листьев, а третья дощечка была вырезана дугой, и по её краю вилась тонкая лоза. Эта дощечка поддерживала всю полочку снизу.

Эту красивую полочку папа сделал в подарок маме на Рождество. Он старательно укрепил её на стене между окнами, и мама поставила на неё свою фарфоровую пастушку.

На голове у фарфоровой пастушки была фарфоровая шляпка, а из-под шляпки падали на плечи фарфоровые кудри. Фарфоровое платье было отделано фарфоровыми кружевами, а фартук и позолоченные туфельки тоже были фарфоровыми. Пастушка казалась ещё красивее оттого, что стояла на резной полочке, украшенной цветами, листьями, птичками и большой звездой на верхушке.

Мама теперь целыми днями готовила вкусные вещи к Рождеству. Она испекла пшеничный и ржаной хлеб, шведские сухарики, заготовила большое блюдо печёных бобов с патокой и солониной, испекла яблочный пирог, наполнила большую вазу печеньем, а Лоре и Мэри позволила облизать ложку.

Однажды утром мама сварила густой сироп из сахара и патоки, папа принёс со двора две большие миски с чистым белым снегом. Папа с мамой дали эти миски девочкам и показали, как наливать в них сироп. Струйки сиропа быстро затвердевали в холодном снегу, и из них получались леденцы в виде кружочков, колечек и разных завитушек. Мама разрешила Мэри и Лоре съесть по одному леденцу, а все остальные оставила на Рождество, когда приедут тётя Элиза, дядя Питер, их сын Питер и две дочки – Алиса и Элла.

Гости приехали накануне Рождества. Лора и Мэри услышали весёлый звон колокольчиков. Звон становился всё громче, и наконец большие сани появились из леса и подкатили к воротам. Тётя и дядя с детьми сидели на санях, плотно закутанные в шубы, одеяла и бизоньи шкуры. На них было столько всего надето, что они напоминали большие бесформенные узлы.

Когда все они зашли в дом, там сразу стало тесно. Чёрная Сьюзен убежала и спряталась в хлеву, а Джек носился кругами по снегу и без умолку лаял. Теперь было с кем поиграть!

Не успела тётя Элиза раздеть Питера, Алису и Эллу, как они вместе с Лорой и Мэри принялись с громкими криками бегать по дому. Наконец тётя Элиза велела им успокоиться, и Алиса сказала:

– Знаете что? Давайте «рисовать портреты».

Для этого надо было выйти во двор. Мама сказала, что Лора во дворе замёрзнет, но, увидев, как Лора огорчилась, разрешила ей выйти со всеми, только ненадолго.

Лоре ещё никогда не было так весело. Всё утро они с Алисой, Эллой, Питером и Мэри «рисовали портреты» на снегу.

Для этого надо было залезть на пень, а потом, широко раскинув руки, ничком упасть в глубокий мягкий снег и постараться осторожно встать, чтобы не испортить отпечаток. На снегу получилось пять углублений в виде четырёх девочек и одного мальчика с головами, руками и ногами. Это они называли своими портретами.

Так они играли целый день и наконец до того устали, что вечером не могли уснуть. Но уснуть надо было обязательно – ведь иначе к ним не придёт Санта-Клаус. Поэтому они повесили на каминную полку свои чулки, прочитали молитву и улеглись. Девочек уложили в одну большую постель на полу, а Питера – на передвижную кроватку. Большую кровать отдали тёте Элизе и дяде Питеру, а па па с мамой постелили себе на чердаке. Дядя Питер вытащил из саней все шубы и бизоньи шкуры, так что одеял хватило на всех.

Перед сном папа с мамой, дядя и тётя уселись возле камина поболтать. Засыпая, Лора услышала, как дядя Питер сказал:

– Недавно, когда я ездил в Лейн-Сити, Элиза чуть не попала в беду. Помните нашего огромного пса Принца?

Лора сразу проснулась. Она всегда любила слушать рассказы про собак. Тихонько лёжа в постели, она смотрела, как в камине вспыхивают огоньки, и слушала рассказ дяди Питера о том, как однажды утром тётя Элиза взяла ведро и отправилась за водой к роднику, а Принц пошёл за ней. Когда она подошла к краю оврага, где тропинка спускается вниз к роднику, Принц вдруг ни с того ни с сего вцепился зубами ей в юбку и потащил её назад.

– Вы же знаете, какой он большой пёс, – продолжал дядя Питер. – Элиза стала его уговаривать, но он её не отпускал, а вырваться от него она не могла, потому что он такой большой и сильный. Он тащил её назад, пока не вырвал у ней целый клок из юбки.

– Это было моё голубое платье, – сказала тётя Элиза маме.

– Да что ты! – сказала мама.

– Он вырвал большущий кусок сзади, – продолжала тётя Элиза. – Я так разозлилась, что хотела его побить, но он на меня зарычал.

– Принц на тебя зарычал? – спросил папа.

– Да, – сказала тётя Элиза.

– Элиза опять направилась к роднику, – продолжал дядя Питер, – но Принц выскочил на тропинку перед ней и оскалил на неё зубы. Она испугалась.

– Ещё бы! – сказала мама.

– Он так рассвирепел, что, казалось, вот-вот меня укусит, – сказала тётя Элиза. – И наверняка бы укусил!

– Я ещё в жизни ничего подобного не слышала, – заметила мама. – И что же ты сделала?

– Я повернулась, побежала назад в дом, где оставались дети, и захлопнула за собою дверь, – ответила тётя Элиза.

– Конечно, Принц всегда рычал на чужих, – сказал дядя Питер. – Но он так любил Элизу и детей, что я совершенно спокойно оставлял их с ним. Элиза не могла понять, что с ним стряслось.

После того как она вошла в дом, Принц бегал вокруг и рычал. Стоило ей приоткрыть дверь, как он бросался на неё и скалил зубы.

– Может быть, он взбесился? – спросила мама.

– Я тоже так подумала, – сказала тётя Элиза. – Я сидела взаперти с детьми и не смела выйти из дома. Как только я хоть чуть-чуть приоткрывала дверь, Принц вёл себя так, словно хотел разорвать меня в клочья.

– И долго вы так сидели?

– Весь день, – отвечала тётя Элиза. – Питер взял с собой ружьё, а иначе я бы этого пса пристрелила.

– К вечеру Принц наконец успокоился и улёгся на дороге, – продолжал дядя Питер. – Элиза подумала, что он уснул, и решила тихонько пробраться мимо него и сходить за водой. Она осторожно приоткрыла дверь, но Принц, конечно, сразу же проснулся. Увидев у неё в руке ведро, он встал и пошёл за ней к роднику. Подойдя поближе, Элиза увидела на снегу вокруг родника свежие следы пумы.

– Следы были величиной с мою руку, – сказала тётя Элиза.

– Да, – подтвердил дядя Питер. – Пума была огромная. Таких больших следов я ещё в жизни не видывал. Если бы Принц утром пустил Элизу к роднику, ей бы несдобровать. Пума, оказывается, сидела на большом дубе, что растёт над родником, и ждала, когда какой-нибудь зверь придёт на водопой. Она, конечно, тотчас же прыгнула бы на Элизу.

Когда Элиза увидела эти следы, уже смеркалось, и она, не теряя времени, побежала до мой, так и не набрав воды. Принц шёл за ней, то и дело оглядываясь назад, в овраг.

– Я взяла его с собой в дом, и мы все сидели там, пока не вернулся Питер, – закончила тётя Элиза.

– Ты убил эту пуму? – спросил папа.

– Нет, – отвечал дядя Питер. – Я взял ружьё, обошёл все кругом, но её нигде не было. Я видел только её следы. Она ушла на север, в глубь Больших Лесов.

Алиса, Элла и Мэри тоже проснулись. Лора спрятала голову под одеяло и шёпотом спросила Алису:

– Ты очень испугалась?

Алиса в ответ шепнула, что она, конечно, испугалась, но вот Элла испугалась ещё больше. А Элла, тоже шёпотом, сказала, что Алиса всё врёт, ничуть она не испугалась, ну просто ни капельки.

– Зато ты всё время ныла, что хочешь пить, – шёпотом возразила Алиса.

Девочки ещё долго перешёптывались, пока мама не сказала:

– Чарльз, если ты не поиграешь на скрипке, эти дети ни за что не уснут.

И тогда папа взял скрипку.

В комнате было тихо, тепло и светло от огня в камине. На стенах колыхались огромные тени мамы, тёти Элизы и дяди Питера, а папина скрипка весело пела сама по себе. Она пела про рыжую тёлку, про канзасского путника и про сон, который приснился дьяволу. И под тихое пение папы и скрипки:

 
Где же, где же Нелли Грей?
Не увижусь больше с ней,
Увезли мою подружку Нелли Грей… –
 

Лора постепенно уснула.

Утром все проснулись сразу, словно по команде, и первым делом посмотрели на свои чулки. В чулках что-то лежало! Значит, здесь побывал Санта-Клаус. Алиса, Элла, Лора и Питер вскочили и в своих красных фланелевых ночных рубашках с радостными криками бросились смотреть, что он им принёс.

В каждом чулке было по паре красных рукавичек и по длинной мятной конфете в красную и белую полоску. Дети так обрадовались, что сначала ничего не могли сказать и только сияющими глазами смотрели на чудесные рождественские подарки.

Но больше всех радовалась Лора. Она получила в подарок тряпичную куклу!

Кукла была очень красивая. Лицо у неё было из белого холста, глазами служили чёрные пуговки, брови были нарисованы чёрным карандашом, а губы и щёки подкрашены красным ягодным соком. Волосы мама сделала ей из чёрной шерстяной пряжи. Она их сначала сплела, а потом распустила, и получились локоны.

У куклы были красные фланелевые чулочки, чёрные суконные гамаши вместо башмачков, а платье – ситцевое с синим и красным узором.

Кукла была такая красивая, что Лора не могла вымолвить ни слова. Она прижала куклу к себе и позабыла обо всём на свете. Она даже не заметила, что все на неё смотрят. Наконец тётя Элиза сказала:

– Вы когда-нибудь видели такие большие глаза?

Хотя Лора кроме рукавичек и конфеты получила в подарок ещё и куклу, другие девочки ей не завидовали. Ведь она была самая маленькая – не считая Крошки Кэрри и Долли Варден, младшей дочки тёти Элизы. Но малышки ещё не играли в куклы и даже не знали, кто такой Санта-Клаус. Засунув пальцы в рот, они вертелись на руках у своих мам и с удивлением смотрели на всю эту суматоху.

Не выпуская куклу из рук, Лора уселась на край кровати. Ей очень понравились красные рукавички и полосатая конфета, но больше всего ей понравилась кукла. Она назвала её Шарлоттой.

Потом все стали примерять свои новые рукавички, а Питер откусил большой кусок от своей конфеты. Девочки свои конфеты только немножко полизали, чтобы подольше хватило.

– Вот так так! – воскликнул дядя Питер. – Неужели тут не найдётся ни одного чулка, в котором нет ничего, кроме розги? Выходит, вы все были такие хорошие?

Но никто из детей ни за что бы не поверил, что Санта-Клаус мог не подарить им ничего, кроме розги. Это иногда случается с некоторыми детьми, но никак не могло случиться с ними. Конечно, очень трудно хорошо вести себя каждый день – всё время, целый год подряд, но ведь они очень старались.

– Не надо дразнить детей, Питер, – сказала тётя Элиза, а мама спросила:

– Лора, разве ты не дашь другим девочкам подержать твою новую куклу?

Она хотела сказать, что нехорошо быть эгоисткой. Поэтому Лора на минутку дала подержать Шарлотту сначала Мэри, потом Алисе и, наконец, Элле. Они потрогали красивое платье, полюбовались красными чулочками, чёрными гамашами и шерстяными кудряшками. Но Лора очень обрадовалась, когда Шарлотта опять очутилась в безопасности у неё в руках.

Папа и дядя Питер получили в подарок от мамы и тёти Элизы по паре красивых тёплых рукавиц в красных и белых квадратиках. Маме тётя Элиза привезла большое красное яблоко, утыканное сушёной гвоздикой. Как оно вкусно пахло! И оно никогда не испортится, потому что гвоздики сохранят его крепким и свежим.

Мама смастерила в подарок тёте Элизе книжечку для иголок. Переплёт у книжечки был шёлковый, а листочки, куда втыкают иголки, – из белых фланелевых лоскутков, чтобы иголки не заржавели.

Все полюбовались замечательной маминой полочкой. Тётя Элиза сказала, что дядя Питер тоже вырезал ей полочку, только с другим узором.

Взрослым Санта-Клаус не подарил ничего – но не потому, что они были плохие. Папа с мамой были хорошие. Просто они уже выросли, а взрослые люди должны дарить друг другу подарки сами.

Потом все подарки ненадолго отложили в сторону. Питер пошёл помогать папе и дяде по хозяйству, Алиса и Элла с тётей Элизой убирали постели, Лора с Мэри накрывали на стол, а мама тем временем готовила завтрак.

На завтрак были оладьи. Всем детям мама испекла оладьи в виде человечков. Она по очереди подзывала каждого к печке, и каждый, стоя рядом со своей тарелкой, смотрел, как мама набирает в ложку тесто, а потом наливает его на сковородку так, что получаются голова, туловище, руки и ноги. Особенно весело было смотреть, как на горячей сковородке с длинной ручкой мама быстро и ловко переворачивает человечка, а потом кладёт готовую дымящуюся оладью на тарелку.

Питер схватил своего человечка и первым делом откусил ему голову. Девочки ели своих человечков маленькими кусочками – сначала руки и ноги, потом туловище, а голову оставляли напоследок.

В этот день было так холодно, что играть во дворе детям не разрешили, но зато они всласть полизали свои конфеты и налюбовались новыми рукавичками. Потом все дружно уселись на пол и принялись рассматривать картинки в Библии и рисунки всевозможных зверей и птиц в папиной большой зелёной книге, которая называлась «Чудеса животного мира». Лора ни на минуту не выпускала из рук свою Шарлотту.

Потом был рождественский обед. За столом Алиса, Элла, Питер и Мэри с Лорой сидели молча, потому что твёрдо знали: детей должно быть видно, но не слышно!

Добавки просить не пришлось. Мама и тётя Элиза всё время подкладывали им в тарелки всякие вкусные вещи и позволили есть сколько влезет.

– Рождество бывает только раз в году, – заметила тётя Элиза.

Пообедали рано, потому что гостям было очень далеко ехать.

– Как бы лошади ни старались, мы вряд ли засветло доберёмся, – сказал дядя Питер.

Поэтому сразу после обеда они с папой пошли запрягать лошадей в сани, а мама с тётей Элизой принялись закутывать детей. На шерстяные чулки и башмаки им натянули ещё толстые шерстяные рейтузы, потом надели рукавички, пальтишки с тёплыми капюшонами, закутали их шалями, обвязали шеи шарфами, а лица закрыли толстыми шерстяными платками. Чтобы они не отморозили пальцы, мама засунула им в карманы горячие печёные картофелины, а на плите уже стояли наготове горячие утюги, которые уложат в сани под ноги. Стёганые одеяла, покрывала и бизоньи шкуры тоже заранее согрели.

Наконец все уселись в большие сани, устроились поудобнее, и папа подоткнул вокруг них последнюю шубу.

Лошади дружно тронулись, колокольчики зазвенели, гости крикнули: «До свиданья!», и сани укатили.

Вскоре весёлый звон колокольчиков замер вдали, и Рождество кончилось. Но какое это было прекрасное Рождество!