Текст книги "Свободное падение"

– А я все никак не мог понять, куда же он подевался, – удивился отец. – Его не было у нее на шее, когда она… – Он кашлянул и уперся глазами в стол. – Я хотел сказать, когда ты родилась. Я потом долго думал о том, куда твоя мама могла его спрятать.

– Значит, это мамин кулон?

– С ним она вернулась из Тэдема, – кивнул отец.

Я сразу заметила странный символ, выгравированный на поверхности кулона: что-то вроде двойного рыболовного крючка. Внизу была выгравирована цифра 13. Год маминого выпуска.

– Что это за знак? – спросила я.

– Должно быть, какая-то тэдемская эмблема, – пожав плечами, ответил отец. – Мама об этом не говорила. Но кулоном она очень дорожила. Носила не снимая.

Я убрала кулон в коробочку:

– Пап, мне не привыкнуть к мысли, что ты столько лет говорил мне неправду. Почему? Тебя мама попросила?

Отец молчал. Дождусь ли я ответа?

– В Тэдеме с твоей мамой что-то произошло, – наконец сказал он. – Она оттуда вернулась какой-то… другой.

– Что значит «другой»?

– Та Авиана, с которой я рос, была амбициозной девочкой. Не в плохом смысле этого слова. У нее были грандиозные мечты. Когда ее приняли в Тэдем, я не особо удивился. Подумал: она отправилась туда, где ее мечты осуществятся. Там ей в этом помогут. Я чувствовал, что сюда она больше не вернется. С одной стороны, мне было грустно. Но я любил ее и хотел, чтобы она была счастлива.

– И она действительно была счастлива? – спросила я.

– Мне так казалось. У нее появились новые друзья. Все разговоры были только о занятиях в Тэдеме. В выпускной год Авиана не приехала домой на Рождество. Я смирился с мыслью, что, скорее всего, уже не увижу ее. К тому времени ее родители умерли. Какой смысл возвращаться сюда? И к кому? – Отец наморщил лоб. – А потом, накануне выпуска, твоя мама вдруг приехала, пришла в наш дом и сказала, что бросила Тэдем. В колледж она поступать не будет и вообще не хочет строить карьеру. Ее новым желанием была семья. Потом она попросила меня жениться на ней.

Я смотрела на отца во все глаза. То, о чем он говорил, ничуть не напоминало романтическую историю любви моих родителей. Я с детства слышала, как они, давно любившие друг друга, поженились в ратуше округа Кингз, совместив выпускной праздник с бракосочетанием. А свой медовый месяц провели в палатке. Прежняя версия была мне понятна. Та, что я услышала сейчас, казалась невероятной. Отец понял, какие мысли бродят у меня в голове.

– Твоя мама была импульсивной, – продолжал он. – Обвораживающе импульсивной. Я был не в силах ей отказать.

Отец улыбнулся и махнул официанту. Но на мой вопрос так и не ответил. Допустим, он объяснил, почему женился в восемнадцать лет. Но почему маме понадобилось так спешно выйти замуж? И главное, почему накануне выпуска она вдруг бросила самую престижную школу Америки? Почему так торопилась, что свои грандиозные мечты пустила побоку? Ведь с замужеством можно было подождать.

– Пап, и ты больше ничего не хочешь мне сказать? Это что, вся история?

Отец смущенно теребил край скатерти. Он мог бы соврать мне и сейчас, однако совесть не позволяла ему сказать: «Да, это вся история».

– Таких людей, как твоя мама… я больше не встречал. У нее было… какое-то особое свойство характера. Внутреннее спокойствие. Даже в детстве. В отличие от нас, она не огорчалась из-за сломанных или пропавших игрушек, сорвавшейся поездки в парк развлечений и всего прочего, что для ребят обычно бывает трагедией. Она была почти… невосприимчива к внешнему миру. – Отец умолк, а в мою голову ввинтилась мысль: «Характером я точно пошла не в маму». – А когда она вернулась, мне показалось… она чем-то потрясена. Или очень взволнована. Я спросил о причинах, но мама наотрез отказалась говорить.

– Что же могло случиться?

– Этот вопрос я потом задавал себе тысячу раз, – ответил отец. – Жаль, что я не проявил больше настойчивости. Думал, еще есть время. Я и представить себе не мог, что она…

Непроизнесенное слово тяжелым невидимым облаком повисло в воздухе. Отец не думал, что она умрет. Но всего через восемь месяцев мамы не стало.

– Значит, в Тэдеме с мамой что-то случилось, – сказала я. – С ней точно что-то случилось.

– Да. Точно, – помолчав, согласился отец.

Глава 3

– Арахис или крендельки?

– Крендельки, – не поднимая головы, ответила Херши.

Наши места в салоне первого класса – спасибо, Тэдем! – оказались рядом. Я ждала, когда Херши угомонится и заснет. Тогда я наконец-то смогу распечатать мамино письмо. Но моя спутница и не думала спать. Она активно поглощала содержимое светских журналов, закачанных на ее планшет. Ночь перед отъездом я не спала. Дома я так и не решилась вскрыть конвертик. Сама не знаю почему, но я надеялась найти в мамином послании ответ на лавину вопросов, одолевавших мою голову.

– Сэр, вам арахис или крендельки? – спросила стюардесса у мужчины, сидевшего в другом ряду, напротив меня.

– Арахис, – пробормотал он, и стюардесса потянулась к тележке за пакетиком.

– Простите, а нельзя поменять арахис на крендельки? – попросила я. Пассажир, стюардесса и Херши разом повернулись ко мне. – У меня аллергия на арахис.

– Но в ведомости питания нет отметок о вашей аллергии, – с упреком заявила мне стюардесса. – Синди! – окликнула она помощницу. – Посмотри еще раз ведомость по первому классу. У нас есть пассажиры с аллергией?

Синди заглянула в планшетник и подбежала к нам. По пути она зацепилась за чью-то ногу и только чудом не спланировала на пол. Я услышала громкое хмыканье Херши.

– Аврора Воган. Место 3-Б. Аллергия на арахис.

Недовольство на лице стюардессы сменилось паническим выражением – совсем как в фильмах, когда в самолете вдруг вспыхивает пожар. Она лихорадочно принялась изымать у ближайших ко мне пассажиров пакетики с арахисом.

– Извините, пожалуйста, – пробормотала я, обращаясь к соседу.

– И что бы с тобой случилось, если бы ты съела орешек? – спросила Херши.

К этому времени стюардесса подала мне упаковку крендельков.

– Честно говоря, сама не знаю. В три года у меня была жуткая реакция на крекеры с арахисовым маслом. Воспитательница в детском саду даже делала мне укол эпипена.

– А тебя это пугает? – допытывалась Херши. – Один неверный выбор еды – и на тот свет. Наверное, страшно.

Я посмотрела на Херши. Неужели такое может быть? И как у нее язык поворачивается говорить подобное?

– Меня это не пугает, – сказала я и потянулась за наушниками. – Я об этом вообще не думаю.

А зачем мне думать? Люкс анализировал все рецепты и меню, прослеживал аллергические реакции и выявлял врожденные заболевания у других пользователей, которые ели аналогичные продукты. Он предостерегал, информируя о том, что рядом с тобой находятся аллергики, а то, чем ты собираешься полакомиться, вызовет у тебя самой аллергическую реакцию. Осторожничать мне нужно было лишь в тех местах, где унисмарты не работают. В данном случае – на борту самолета. Я запихнула наушники в уши и прибавила громкость.

Еще через несколько минут Херши встала, отцепив пристяжной ремень.

– Пойду орошу землю, – объявила она, укладывая мне на колени свой планшетник.

Едва она скрылась в проходе, я быстро убрала наушники и достала из сумки мамино письмо. Чтобы его не повредить, я подсунула под клапан ноготь и аккуратно вскрыла конверт.

Внутри оказался не лист, а карточка величиной с визитку, сделанная из мягкой хлопковой бумаги – такую уже перестали выпускать. Мой мозг сразу отметил число строчек. Сердце отреагировало с запозданием. Оно печально замерло. Строчек было всего три.

 
Свободными я создал их, и таковыми им оставаться надлежит,
Покамест не поработят самих себя;
Иначе я должен изменить природу их…
 

Я перевернула карточку, но оборотная сторона была пуста. Не густо для ответа на мои вопросы, зато достаточно, чтобы пробудить сотню новых.

– Что это у тебя? – послышался над ухом голос Херши.

Черт! Я даже не заметила, как она вернулась.

– Ничего особенного, – быстро ответила я и попыталась бросить карточку обратно в сумку.

Однако Херши сумела-таки прочитать мамино послание.

– Однако странно, – пробормотала она, возвращая мне карточку. – Откуда эта цитата?

– Сама не знаю, – ответила я. – Это от мамы осталось.

Едва я произнесла последнюю фразу, как тут же пожалела о своей болтливости. Мне совсем не хотелось говорить с Херши о маме.

– А какую-нибудь записку она оставила?

Я покачала головой. Это и была записка. Письмо. Послание. Я машинально дотронулась до маминого кулона. Он касался моей ключицы и ощущался на удивление тяжелым.

Краешком глаза я видела, как Херши открыла браузер и приготовилась искать.

– Прочти-ка мне еще раз, – попросила она.

– «Свободными я создал их, и таковыми им оставаться надлежит», – прочла я, вдумываясь в слова и глядя, как они появляются в поисковой строке. – Кто и кого сотворил свободными?.. И дальше: «Покамест не поработят самих себя…»

– Уже нашла! – перебила меня Херши. – Это из «Потерянного рая»: книга третья, строки со сто двадцать четвертой по сто двадцать шестую.

– Это что, пьеса такая?

Само название – «Потерянный рай» – я где-то встречала, но была в полном дауне насчет содержания.

– Поэма, – ответила Херши. – Необычайно длинная и предельно скукотная поэма, опубликованная аж в тысяча шестьсот шестьдесят седьмом году. – Она скосила глаза на экран и поморщилась. – Застрелите меня на месте: это что за язык? У них тогда был такой английский?

– А кто автор?

– Некий Джон Мильтон. – Пальцы Херши раздвинули портретное изображение, фотографии почему-то не было. – Ты посмотри на его веки. Ему срочно надо было бы сделать блефаропластику.

Знакомство с поэзией XVII века утомило Херши, и она снова погрузилась в светские сплетни. Я вызвала Паноптикон на своем планшетнике, набрала в поисковике «Потерянный рай» и принялась читать. «Поэма, считающаяся одним из величайших произведений, написанных на английском языке, пересказывает библейскую историю об изгнании Адама и Евы из Эдемского сада». Я запросила полный текст поэмы и очень скоро почувствовала такое же утомление, как и Херши. Мы на уроках литературы ничего подобного не читали. Программа обычной средней школы строилась на изучении современных произведений, созданных за последние двадцать лет. Неужели в Тэдеме изучают старинные поэмы? У меня по спине поползли мурашки. Вдруг я не выдержу?

Я закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. «Боже, прошу тебя, не дай мне провалиться».

Ты не провалишься.

Моя голова резко дернулась. Я очень давно не слышала голос Сомнения – с лета перед седьмым классом. Тогда он действовал на меня успокаивающим образом. Сейчас все обстояло наоборот. Я была взбудоражена, взбаламучена, вышиблена из колеи… Можете сами добавить выражения, означающие, что с тобой далеко не все в порядке. Сомнение – это для неуравновешенных людей, творческих натур и маленьких детей, но уж никак не для учащихся Тэдема. Я это поняла, проходя вступительные испытания. Помню, психолог, которая оценивала мою психологическую стабильность, раза три спрашивала, когда я в последний раз слышала голос Сомнения. Получалось, почти четыре года назад. Если бы она сочла этот срок недостаточным, я бы сейчас не сидела в самолете. И вот – на тебе. Знай члены приемной комиссии, чту произошло со мной, меня бы даже на территорию кампуса не пустили. Правила в Тэдеме очень строгие. Чтобы учиться там, недостаточно иметь развитый интеллект. Ты должен быть психологически невосприимчивым. Иными словами, не иметь никаких бзиков.

«Просто нервы разыгрались», – сказала я себе. В стрессовом состоянии голос Сомнения мог зазвучать в головах самых здравомыслящих и уравновешенных людей. Но все мои старания успокоиться давали обратный эффект.

– Нам нужно заказать себе приличные одеяла, – услышала я голос Херши.

Оторвавшись от светских сплетен, она просматривала каталог сети женских магазинов «Антропология».

– Иначе придется довольствоваться разной немодной дрянью. Интернат есть интернат, даже в Тэдеме. Как тебе эта модель?

Я до сих пор не могла понять, почему мне придется жить вместе с ней. Из буклета я знала: подбор соседей по комнате производится компьютерной программой, учитывающей особенности и интересы личности. Поскольку никаких общих интересов у нас с Херши не было, скорее всего, программа дала сбой.

Я вгляделась в яркий неоновый орнамент одеяла, понравившегося Херши. Ну и жуть!

– А почему бы нам сначала не посмотреть на комнату, где нас поселят? Может, ты зря беспокоишься?

Херши посмотрела на меня как на дурочку:

– Если тебя волнуют деньги, успокойся. Я заплачу за оба одеяла.

– Дело не в деньгах. – Я старалась говорить без раздражения. – У меня от одной этой картинки началась резь в глазах. Такое ощущение, будто в них плеснули чистящим средством.

– Может, тогда займемся рукоделием? Распорем что-нибудь из наших старых тряпок и сошьем лоскутные одеяла? А вместо ниток возьмем пеньку.

Язвительность Херши я пропустила мимо ушей и снова уткнулась в планшетник.

На экране по-прежнему был текст «Потерянного рая». Я вернулась к началу поэмы и стала читать, заставляя себя прочитывать каждое слово. Они тут же вылетали у меня из головы, зато сама голова была плотно занята на весь остаток полета. Этой хитрости я научилась еще в начальной школе. Пока мозги у тебя чем-то загружены, Сомнение будет молчать.

Наш самолет приземлился в Бостоне с пятнадцатиминутным опережением. Если подсуетиться, можно успеть на более ранний автобус. Вопрос: успеем ли мы получить наш багаж? Я включила багажный монитор и стала отслеживать путь наших чемоданов из багажного отсека самолета до карусели в терминале. Ура! Чемоданчики приехали через тридцать секунд после нашего появления у карусели.

Радость омрачало состояние моего багажа. Замок в форме сердечка оказался сломан, как будто проверяющие не обратили внимания на ключ, висевший рядом. Я бы вообще не стала закрывать чемодан на замок, но у него было две молнии и верхняя порядком истерлась, отчего верхний бегунок не дотягивал до нижнего, оставляя щель. Сейчас из этой щели торчал рукав футболки, успевший испачкаться на конвейерной ленте. Люкс рекомендовал зафиксировать чемодан стягивающими ремнями, но я повесила замок. Бек подарил его мне на тринадцатилетие. Замок был частью винтажного набора для дневниковых записей. Тетрадь так и осталась чистой, а вот замок мне очень понравился. Вздохнув, я сунула его в карман. Не выбрасывать же подарок Бека в ближайшую урну! Тем временем Херши, кряхтя, стаскивала с ленты свой громадный чемодан фирмы «Луи Витон». Впредь мне наука: если Люкс что-то советует, надо его слушать.

– Заканчивается посадка на очередной автобус до Тэдемской академии. Время отправления – половина третьего, – в унисон возвестили наши с Херши унисмарты.

Мы почти бегом – насколько позволяли чемоданы – двинулись к стоянке. Заметив нас, водитель махнул рукой.

– Вовремя, – лаконично заметил он, занося в планшет наши имена.

Херши немедленно извлекла свой «Джемини», чтобы возвестить миру о последних новостях в ее жизни. Я знала: Бек будет ждать моих сообщений, но растрепанные мысли не способствовали даже короткой эсэмэске. Пусть уж лучше подождет, чем я буду комкать сообщение. Автобус тронулся. Я разглядывала тех, с кем мне предстояло учиться. Не скажу, чтобы их лица кричали о какой-то особой одаренности. Обыкновенные шестнадцатилетние парни и девчонки, плотно уткнувшиеся в свои унисмарты. Меня окатило волной разочарования. Я боялась оказаться дурочкой среди продвинутых, но никак не думала, что противоположный вариант будет еще хуже.

Наш путь до кампуса занял два часа, и почти все это время Херши паслась на Форуме. Я смотрела в окно и без конца слушала песню «Same Day Yesterday». Расстояние между домами становилось все больше, пока они не исчезли вовсе, сменившись деревьями и горами. Вдоль дороги тянулись громадные гранитные глыбы. Солнце здесь имело глубокий золотистый оттенок. Такого я еще не видела. Единственными приметами современности за окнами автобуса были вышки сотовой связи, стилизованные под деревья – слишком уж идеального вида, что сразу выдавало их искусственность. Ничего похожего на природные парки Сиэтла. Никаких тебе экскурсионных дорожек. Никаких вагончиков на солнечных батареях. Казалось, время обошло этот уголок или признало собственную непоследовательность. Я сидела, прижавшись щекой к пластиковому стеклу. Постепенно глаза мои стали закрываться. К моменту спуска в долину реки Коннектикут я спала.

– Рори, просыпайся. – Херши ткнула меня локтем. – Мы приехали.

Я мигом проснулась. Автобус въезжал в ворота кампуса. Я оглянулась назад. Красивые литые створки ворот медленно закрывались, отгораживая нас от остального мира. Конечно, ворота были больше зрелищным трюком, чем настоящим заслоном. Каменная стена обрывалась в нескольких футах от ворот. И все же зрелище впечатляло. Гладкие каменные колонны, чугунные ворота, высокая арка с орнаментальными свитками. А посередине арки – символ Тэдема. Раскидистое дерево. Такое же, как на присланном мне значке. В настоящий момент значок у меня был прикреплен к язычку кроссовки.

Внутренняя дорога к кампусу оказалась длинной. Мы ехали по какому-то гладкому серому покрытию, явно не асфальтовому. Кроны высоких вязов, высаженных по обеим сторонам, создавали зеленый навес. За ними начиналась холмистая местность, поросшая лесом. Лес был настолько густым, что солнечный свет не достигал земли.

Потом дорога резко свернула влево и… вот она, Тэдемская академия. Дюжина зданий из красного кирпича окружала внутренний двор, пока еще скрытый от наших глаз. Из статьи в Паноптиконе я знала, что эти здания построили в далеком 1781 году основатели Академии, а сам комплекс считался одним из лучших образцов архитектуры федерального стиля. Вот только Паноптикон не сообщал, какое захватывающее зрелище откроется следом. Из-за поворота выступила панорама Аппалачских гор в коконе густых лесов.

– Вау! – восхищенно прошептала Херши.

А я-то думала, она давно пресытилась природными красотами.

Больше мы не произнесли ни слова. Автобус подкатил к просторной стоянке с надписью «ПЕРСОНАЛ АКАДЕМИИ» и встал позади ряда разноцветных автомобилей «БМВ». За каждой машиной здесь было закреплено постоянное место. Авто стояли не впритык. Их разделяли коридорчики из толстых чугунных столбиков, и к каждому крепилась бронзовая табличка.

К автобусу шел высокий седовласый человек. Он шел неторопливо, засунув руки в карманы своих отутюженных брюк цвета хаки.

– Это декан Этуотер, – прокомментировала Херши. – Я узнала его по папиным фотографиям.

Водитель выключил мотор. Декан Этуотер поднялся в автобус. В нем было что-то от доброго дедушки в сочетании с властностью декана специальной школы. Он широко улыбался, всматриваясь в наши лица. На мне Этуотер задержался подольше, словно узнал знакомые черты. У меня забилось сердце. Может, он знал мою маму? Я с детства слышала, что являюсь точной копией мамы. Правда, у нас с ней был разный оттенок кожи, зато одинаковые, почти вьющиеся волосы, одинаковые россыпи веснушек на щеках, одинаковые лица сердечком и миндалевидные глаза. Отец говорил, что ростом я выше мамы, но по снимкам не поймешь, какого роста была моя мама. А вот от отца я не унаследовала практически ничего. Однажды мачеха пошутила, что мама просто клонировала меня. Папа тогда отчитал ее за бесчувственность, и больше Кари так не шутила.

– С приездом! – громко произнес Этуотер и потряс в воздухе кулаком.

Вокруг нас все радостно загалдели и засвистели. Декан снисходительно улыбнулся.

– Не удивлюсь, если все вы, получив письма о зачислении в Тэдем, испытали на себе странное замедление времени. Оно еле ползло. Смею вас уверить: теперь оно стремительно понесется. Вы оглянуться не успеете, как наступит пора выпуска, и будете удивляться, куда это делись два года. – Он улыбнулся. – Я тоже удивляюсь, куда делись двадцать пять лет.

Двадцать пять лет. Тогда он наверняка знал мою маму. Я дотронулась до кулона, ощущая бороздки гравировки.

– На прошлой неделе в кампус вернулись старшеклассники, – продолжал декан. – Так что сегодня в шесть вечера мы все соберемся в ротонде на традиционную церемонию, предваряющую начало нового учебного года. Затем, тоже по традиции, вас ждет праздничный обед. А до шести часов вы вольны распоряжаться своим временем. Всю необходимую информацию о размещении вы найдете у себя в Тэдемском приложении. Вкладка так и называется: «Размещение». В приложении вы найдете и список телефонов кампуса, которые могут вам понадобиться: отдела регистрации, моей приемной, линии психологической помощи…

Линия психологической помощи. Я сглотнула.

– Теперь о ключах. Наши замки настроены на ваши унисмарты. Это обеспечит вам доступ во все учебные корпуса и в отведенные вам комнаты.

Мои будущие одноклассники дружно приникли к своим унисмартам.

– Полагаю, за несколько часов вы сумеете познакомиться между собой и с нашим… теперь уже вашим кампусом. Итак, до скорой встречи в шесть вечера. – Махнув нам рукой, декан вышел из автобуса.

– Отец мне рассказывал, что все так и будет, – прошептала Херши. Она торопливо закрыла Форум и коснулась иконки Тэдема.

Салон автобуса гудел, как улей. Никто и не думал подниматься с мест. Все пялились в дисплеи унисмартов и возбужденно переговаривались.

– Как будет? – не поняла я.

– Полная свобода. Очень даже поздний отбой, никаких тебе проверок в комнатах, никакого дресс-кода. Почти никаких правил. Можешь делать все, что пожелаешь.

Очень странно. Вообще-то, закрытые школы отличались обилием строгих правил. Я готовилась к тому, что в Тэдеме правила окажутся еще строже.

– Что, без прикола? – на всякий случай спросила я.

– Угу. Это у них называется «привилегия благоразумия» или что-то похожее.

Херши прислонилась ко мне и, вытянув руку с «Джемини», сфоткала нас обеих.

– Симпатичненько, – оценила она.

Снимок тут же попал на Форум. Следом ожил и мой унисмарт.

На вашу ленту событий добавлен снимок «Закадычные подруги!», посланный @HersheyClements.

Мне снимок Херши, наоборот, показался жутким. Я там была похожа на чудовище. Вместо челки – черт-те что, а улыбка больше тянула на гримасу. Но теперь, когда Херши отправила свой «шедевр» на Форум, удалить его уже нельзя. И отрезать себя от «лучшей подруги» я тоже не могла.

– Тебе понравилось? – допытывалась Херши.

– Ничего, – пробормотала я, вставая с кресла.

Унисмарт снова ожил. На этот раз мне пришел твит от Бека.

@BeckAmbrose: приснился кошмар ты уехала за 3000 миль и стала «лучшей подругой» с ХК.

Я прыснула со смеху.

– Чего это тебя рассмешило? – насторожилась Херши.

– Да так, отец спохватился, что не пожелал мне счастливого пути, – на ходу соврала я, убирая унисмарт. – Вставай, закадычная подруга. Пора вытряхиваться из автобуса и искать нашу комнату.

Все двести восемьдесят восемь учащихся Тэдема жили в корпусе «Афины» – здании на северном краю кампуса. Внешне он был похож на букву «V». Наша комната оказалась на втором этаже женского крыла и больше напоминала номер в дорогом отеле, чем ученическую спальню. Две двуспальные кровати, два письменных стола и два гардероба. Все они были отделаны красным деревом и выдержаны в едином стиле. Помимо шкафов, названных мной гардеробами, нам предлагались две гардеробные комнатки, а для большего уюта – электрический камин. Первое, что бросилось в глаза, – это полное отсутствие светильников. Ни тебе настольных ламп, ни бра, ни люстры под потолком. Однако в комнате было светло, невзирая на то что окон она не имела. И при этом – никаких видимых источников света.

Первой догадалась Херши. На кровати, которую она объявила своей, лежал небольшой черный пульт. Такой же пульт я увидела и на своей кровати. По передней панели шли три ряда кнопок, а на задней стенке – логотип «Гнозиса». Херши принялась пробовать все кнопки, начав с верхнего ряда. В комнате стало светлее, потом темнее, еще темнее, пока она не погрузилась почти в полную темноту. Только стена со стороны входной двери мерцала приятным янтарным светом.

– Да это же ФОС-обои! – обрадовалась Херши.

Очередная нажатая кнопка превратила стену в телеэкран. Херши нажала соседнюю, и мы увидели увеличенный дисплей ее унисмарта. После нажатия еще одной кнопки экран разделился пополам.

– Вторая половина – для твоего унисмарта, – подсказала Херши. – Бери пульт и жми кнопку с надписью «Связать».

Я сделала то, о чем она просила, и действительно, правую часть экрана занял дисплей моего «Джемини».

Я слышала, что «Гнозис» занимался разработкой обоев на ФОСах – фосфоресцирующих органических светодиодах. Такая технология уже использовалась в дисплеях большинства его устройств. Но я никак не думала увидеть ФОС-обои в тэдемской спальне. Я потрогала поверхность стены. Она была гладкой и прохладной. От пальцев остались следы, и я поспешила стереть их краем собственной футболки.

Херши вернула освещение комнаты в прежний режим и бросила пульт на кровать.

– Идем прогуляемся. Я хочу кофе.

– Хорошая мысль. Здесь в столовой чуть ли не круглосуточный буфет. Я видела в…

– Что за жесть? – поморщилась Херши. – Тут до центра городка – десять минут ходу. Восемь, если мы пойдем по несанкционированному маршруту. А мы обязательно по нему пойдем.

Херши достала тюбик губной помады и пудреницу. Ярко накрасив губы, она сложила их чувственным бантиком и полюбовалась в зеркальце пудреницы.

– Я готова, – объявила она, захлопывая пудреницу. – Пошли.

«Несанкционированный маршрут» пролегал через частное кладбище, находившееся к востоку от кампуса. К ограде была прикреплена большая табличка: «ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ – ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Невзирая на яркое дневное солнце, меня прошиб озноб. Думаю, это от вида громадных замшелых могильных камней, которым была не одна сотня лет. Короче, я дрожала, как в лихорадке.

– Куда теперь? – спросила я, испытывая сильное желание убраться отсюда.

Наверное, владельцы кладбища не напрасно вывесили запрещающую табличку. А для тех, кому мало слов, в центре они поставили громадную статую ангела. Его длинный указующий перст был направлен к выходу, подкрепляя словесный запрет.

– Сама хотела бы знать, – растерянно пробормотала Херши, щурясь в дисплей унисмарта. – Сигнал пропал.

– Может, вернемся? Как-то не хочется в первый же день быть арестованной.

Я старалась, чтобы в моем голосе слышалось больше недовольства, чем страха, но, если честно, я почему-то побаивалась этого кладбища.

– Не трусь, подруга. Городишко сразу за леском. – Она внимательно разглядывала деревья. – Я так думаю. – Херши в надежде смотрела на дисплей унисмарта. Сигнала по-прежнему не было. – Вот тебе и «полная доступность сигнала в любой точке».

– Решили срезать путь, а сами заблудились.

– Рори, тебе что, пять лет? Так и в штанишки навалить недолго. Прими успокоительное. – Херши полезла в сумку и достала две бутылочки сливочного ликера «Бейлис». Их раздавали в самолете. – Глотни. Поможет. – Херши бросила мне бутылочку, у второй быстро свернула пробку и приложилась к горлышку. – Брр! – поморщилась она, вытирая губы тыльной стороной ладони. – Терпеть не могу «Бейлис», но водки у стюардессы было не допроситься.

– Я такое не пью, – сказала я, возвращая ей бутылочку. – И потом, через час начнется встреча.

– Рори, ну не будь ты занудой, – вздохнула Херши. – Я же тебе не предлагаю надраться перед экзаменом. Сегодня наш первый день в Тэдеме, и нас ждет набор скукотных речей, которые будут толкать здешние преподы. Знаешь, эти речи в одно ухо входят, а из другого даже не успевают выйти, потому что тут же забываются. Начнут распинаться о том, в какое великое место мы попали и какие ошеломляющие перспективы ждут нас, когда мы окончим Тэдем. Они ни словечка не скажут о бремени, которое возложено на нас. А оно есть, это бремя, – жить ярко, насыщенно и брать от жизни все. Никто за нас нашу жизнь не проживет.

Херши выразительно помахивала бутылочкой у меня перед носом, пока я не взяла ликер. Не знаю, почему я это сделала. То ли меня поразило, что она правильно употребила редкое теперь слово «бремя». А может, на меня подействовал ее вольный пересказ слов Генри Торо. Скорее всего, слова Херши что-то затронули в моей душе. Я поступала в Тэдем, желая изменить свою жизнь. Но до сих пор изменилось лишь мое местоположение, а этого явно недостаточно.

Я отвернула пробку и сделала малюсенький глоток. Херши усмехнулась и подняла свою бутылочку.

– За то, чтобы брать от жизни все! – провозгласила она.

– И обмывать наши достижения ирландским сливочным ликером, – добавила я, чокаясь с ней.

Мы засмеялись, но буквально через несколько секунд смех застрял у меня в горле. В нескольких футах от нас я заметила могильный камень с выбитыми словами эпитафии:

ТРЕЗВИТЕСЬ, БОДРСТВУЙТЕ,

ПОТОМУ ЧТО ПРОТИВНИК ВАШ, ДИАВОЛ,

ХОДИТ, КАК РЫКАЮЩИЙ ЛЕВ,

ИЩА, КОГО ПОГЛОТИТЬ. – 1 Петр. 5: 8

У меня волосы встали дыбом. Я поднесла бутылочку к губам, но лишь сделала вид, что пью. Херши уже шла к деревьям. Я быстро вылила остатки ликера на траву и поспешила за ней.

– Куда мы идем? – спросила я, догнав Херши.

– В кафе «Парадизо». Это на берегу реки. Раньше там была мельница или что-то подобное.

Я вытащила унисмарт, чтобы посмотреть на Форуме страничку этого кафе. Увы, мой «Джемини» тоже бездействовал.

– Это место – сплошная мертвая зона, – сказала я.

– Где еще быть мертвым зонам, как не на кладбищах? – хмыкнула Херши. Она перекинула сумку через ржавую проволочную сетку ограды, отделявшей нас от деревьев, и стала перелезать сама. – Ай! – вдруг завопила Херши.

Она не заметила, что в том месте из ограды торчала ржавая проволока. Прорвав подол платья, железяка оцарапала ей ляжку.

– Больно?

– Чепуха. – Херши спрыгнула на землю. – Перелезай.

Я осторожно перелезла, стараясь не задеть за коварную проволоку.

По другую сторону ограды возвышался земляной вал, поросший травой. Он шел к леску и там исчезал. Херши быстро влезла на него и двинулась вперед. Вскоре ее голова мелькнула между деревьями.

– Вижу здания! – крикнула она. – Мы почти пришли.

Я поспешила за ней. Мои сандалии скользили по мягкой траве. Здесь было заметно прохладнее. Густые кроны деревьев почти не пропускали солнечного света. Вскоре я услышала шум реки.

Кафе «Парадизо» находилось в деревянном строении на углу двух улиц – Стейт-стрит и Мейн-стрит. Выкрашенное в ярко-красный цвет – совсем как пожарная машина, – оно стояло на некотором расстоянии от других домов. Сигнал снова появился. Я вылезла на Форум и нашла их страничку. Рейтинг у кафе был всего полторы звезды.

– Слушай, тут неподалеку есть другое кафе.

Оно действительно было, и, как утверждала местная «Беркшир газетт», там подавали «лучший кофе во всей долине». Не скажу, что я слишком избалована всякими кафешками. Но я родилась с Сиэтле, а мы там привыкли обращать внимание на рейтинги заведений.