Текст книги "Испанская дочь"

Глава 13

Попутный транспорт до дома я нашла себе в виде повозки, в которую был запряжен осел. Его хозяин, простоватый старичок с изрядно поредевшими зубами и в соломенной шляпе, довольно покивал, когда я ссыпала ему в ладонь горсть монет, и без тени стеснения радостно блеснул голыми деснами.

Дома ни одна из сестер даже не полюбопытствовала, где дон Кристобаль провел ночь. Еще одно из преимуществ образа мужчины!

Лоран с Анхеликой играли в гостиной в карты, Каталина сидела в сторонке с книгой.

– Не желаете ли присоединиться к нам, дон Кристобаль? – сразу спросила Анхелика. – Нам для «Куаренты» не хватает четвертого игрока. Бедняжке Каталине никогда не удается с нами поиграть.

Каталина оторвалась от книжки и с ожиданием посмотрела на меня.

– Конечно же, хочу, – ответила я низким голосом. – Вот только я не умею в нее играть.

– Ой, там все очень просто. Не правда ли, cher? Лоран мой выучился в пять минут.

Тот утвердительно кивнул.

Вчетвером мы расселись вокруг стола, и Анхелика стала объяснять мне правила «Куаренты». Суть игры весьма проста: побеждает та пара игроков, что первой наберет сорок очков. Отсюда, собственно, и ее название. Темп нашей игры оказался очень быстрым, и она пестрила местными разговорными обозначениями. Я слышала, что это самая популярная в Эквадоре игра, однако Лоран попытался меня уверить, что здешние аристократы считают «Куаренту» развлечением для простолюдинов и пьяниц.

Так непривычно было играть в карты среди бела дня! Обычно я с самого утра крутилась и вертелась в кафе: готовила для клиентов шоколад, следила, чтобы все столики были прибраны как надо, принимала товар, расплачивалась с поставщиками. Кристобаль нередко говорил мне, что я слишком уж много работаю. «Давай, по крайней мере, будем отдыхать по выходным», – предлагал он. Но я вечно возражала, что для нашего бизнеса это самые лучшие дни. Кроме того, меня всякий раз тяготила перспектива вернуться в нашу пустую квартиру, лишенную детского смеха и разбросанных по гостиной игрушек.

Насколько отличались от меня мои здешние сестры! Эта неторопливая жизнь в сплошной праздности и роскоши, похоже, всецело их устраивала. И так просто со всем этим расстаться они наверняка были не готовы.

После того как мы отыграли целый час (Анхелика с Лораном оказались безоговорочными победителями), Каталина извинилась и ушла к себе, а Лоран изъявил желание пойти прогуляться. Я осталась сидеть, наблюдая, как Анхелика складывает в колоду карты.

Могла ли она быть тем человеком, что подделал подпись на чеке? Или ее муж? Как понять, что на уме и на сердце у другого человека и на что этот человек вообще способен? Разве что попытаться узнать его поближе.

– Вам доводилось путешествовать, донья Анхелика?

– Мне? – Она даже фыркнула от такого вопроса. – Ну, я несколько раз бывала в Гуаякиле. Еще ездила в Кито на свадьбу, но тогда я была еще ребенком.

– А за пределы страны?

– Ой, нет, ни разу.

Я была искренне потрясена тем, что человек, внешне настолько во всем искушенный, настолько удовлетворенный собой и своим существованием, всю жизнь провел, считай, запертым в этой асьенде.

– Впрочем, я всегда мечтала побывать во Франции, – добавила Анхелика.

– Я тоже.

– А вы что, там не были? Это же совсем рядом с Испанией!

Я лишь пожала плечами.

– Как же так, дон Кристобаль? А я сочла вас за человека многоопытного. Кто знает! Быть может, я окажусь там даже раньше вас, – подмигнула она.

– Непременно, – ответила я. – Такая женщина, как вы, не должна на всю жизнь застрять в каком-то маленьком городке.

Перестав тасовать карты, Анхелика поглядела на меня с таким выражением, будто я вдруг заговорила с ней на какой-то тарабарщине.

* * *

С Мартином мы встретились у ферментационного амбара. Мне страшно было вновь забираться на Пачу, однако это была единственная свободная в этот час лошадь, так что мне, хочешь не хочешь, пришлось преодолеть свой страх. Если я собиралась за один день объехать всю плантацию, то уж никак не могла позволить этой своенравной кобыле мне помешать. То, что она снова меня не скинула, явилось небольшим, но достижением, и все же наш поединок характеров несколько удлинил мою поездку.

Увидев меня, Мартин широко улыбнулся. Удивительно, как порой улыбка меняет лицо человека, как загораются его глаза! Мартин был почти неузнаваем.

– О, я вижу, вы в конце концов сумели подружиться! – Схватив поводья Пачи, Мартин ее остановил. – Вот уж не ожидал, что вы так скоро снова на нее сядете.

– Вы плохо меня знаете, дон Мартин. – Голос у меня прозвучал мрачнее, нежели мне хотелось.

Я спешилась, соскочив с лошади, пожалуй, даже слишком резко. Трава в этом месте оказалась такой высокой, что доходила мне до колен. И к тому же мокрой. Я и не знала, что ночью прошел дождь.

– Вы как раз вовремя, дон Кристобаль. Пойдемте.

Амбар был весь заполнен деревянными ящиками, установленными на бетонные опоры и снабженными с двух сторон рядом небольших отверстий. Ящики располагались в три яруса. Вдвоем мы забрались к верхнему, и Мартин показал мне, что внутри.

– Вот здесь зерна начинают ферментироваться. Обычно мы выкапывали в земле ямки и помещали зерна туда. Но дону Арманду где-то объяснили, что этот способ наиболее удачный. При нем бобы ферментируются более равномерно.

Бобы в ящике были накрыты огромными банановыми листьями. Мартин приподнял один из них, показав мне лежавшую под ними массу – пока что белую, как внутренняя плоть кокоса. От содержимого ящика исходил неназойливый алкогольный дух.

– Листья удерживают в зернах тепло, и какао лучше ферментируется. Здесь бобы лежат пару дней, после чего мы отправляем их в другие ящики, – указал он на второй ярус.

Не удержавшись, я запустила руку в ящик. Зерна были теплыми и склизкими.

– Попробуйте, – предложил Мартин.

Мокрыми и липкими пальцами я вытащила один какао-боб и попробовала на вкус.

– Ну как? – спросил он.

– Ничего похожего на шоколад, – изумленно ответила я. Вкус был горьким и приторным одновременно. Единственное, что напрашивалось в сравнение, – это сильно переслащенный лимон.

– Ну, мне трудно судить, – обмолвился он.

Прежде я и не замечала, как красиво завиваются к бровям его длинные ресницы.

– Por la Virgen de los Reyes[36]36
  Por la Virgen de los Reyes! – «О Святая Дева, покровительница королей!» (исп.). Надо заметить, лишенная всякой религиозности героиня, будучи родом из Севильи, использует для патетического восклицания одно из известнейших в ее городе названий. Площадь Святой Покровительницы Королей – центральная площадь Севильи, она же Королевская площадь (Plaza de Virgen de los Reyes).


[Закрыть], дон Мартин! – с чувством воскликнула я. – Просто немыслимо, что вы, имея в своем распоряжении все эти плоды, даже не знаете вкуса шоколада! Вам обязательно надо когда-нибудь его попробовать!

– Я даже не представляю, как его готовят, – хмыкнул он.

И вот тут я дала себе обещание: если этот человек никак не причастен к гибели Кристобаля, я непременно приготовлю для него лучший шоколад, что он когда-либо сможет отведать в своей жизни.

В ящиках второго ряда какао-бобов оказалось куда больше. На этой стадии они становились темнее, приобретая насыщенный фиолетовый оттенок. Пошевелив рукой зерна, Мартин зачерпнул горсть, чтобы показать мне поближе.

– А что будет, если они не пройдут ферментацию? – полюбопытствовала я.

– Тогда они станут горькими. Процесс ферментации избавляет зерна от излишней кислотности, придает какао его характерный аромат и концентрирует вкус – так мне, во всяком случае, объясняли.

Я подхватила пригоршню какао-бобов и вдохнула их запах.

– После того как они два дня побудут в этих ящиках, их перекладывают в следующие, – показал он на нижний ряд. – На один день.

– То есть на ферментацию уходит пять дней.

– Верно. А потом мы их переправляем в сушильню.

– А можно пойти посмотреть? – Я старалась голосом не выдать свое нетерпение (я же пыталась уверить семейство, что не питаю никакого интереса к их плантации), но вряд ли мне удалось скрыть радостное возбуждение. Кинув на меня довольно странный взгляд, Мартин все-таки повел меня к сооружению, стоявшему в нескольких метрах от амбара.

– И как вам донья Кармела, а? – спросил он. – Я и представить не мог, что вам по вкусу такие пышечки.

Я с досадой вздохнула. Только я начала забывать вчерашний щекотливый инцидент, как он снова о нем заговорил!.. О нет! В ботинках Кристобаля я ощутила влажную грязь (или это вообще был лошадиный навоз?!). Я попыталась было ступать по более сухим участкам дорожки, чтобы не перепачкаться еще сильней, но что-то меня вдруг остановило. Мартин вглядывался в меня так, будто у меня по лицу бегали пауки.

Ну, разумеется! Мужчин обычно не волнует, что их обувь промокнет или облипнет грязью. Мне требовалось ступать более уверенно, с достоинством – как бы ни противно было погружать ботинки в эту расчавканную жижу.

Так я и двинулась дальше. От дорожки доносились громкие хлюпающие звуки, как будто земля норовила меня поглотить.

– Дон Мартин, а долго вы проработали у моего… тестя?

– Семь лет.

«Вполне достаточно, чтобы как следует изучить подпись!»

– Впрочем, знал я его почти всю мою жизнь. – Он поднял с земли палочку и разломил пополам.

– То есть вы тоже из здешних мест?

– Можно сказать и так.

– А ваша семья? Есть у вас тут кто-нибудь?

Мартин между тем уже вошел в сушильню. Сарай был сделан из тростника, и внутри оказалось очень светло – в крыше имелись большие световые люки. Весь пол там был засыпан какао-бобами, которые теперь приобрели так хорошо знакомый мне, густо-коричневый цвет.

– Когда погода солнечная, то бобы сушатся три-четыре дня. Если же холодно – то немного дольше.

Он с граблями прошелся по сараю взад-вперед, хорошенько, от одного угла к другому поворошив зерна. «Быть может, чтобы Мартина разговорить, стоит угостить его выпивкой?» – мелькнуло у меня в голове. Я тоже ступила под сень сушильни, вдохнула аромат зерен… и от их запаха мне сделалось нехорошо. Он сразу всколыхнул во мне воспоминание, вернув меня мысленно на корабль. Именно так пахло от злодея, убившего Кристобаля.

Я схватилась за деревянную стойку.

– С вами все хорошо? – спросил Мартин.

– Да, конечно. Мне просто вспомнился тот дом, что мы давеча видели. Тот, что сгорел в пожаре. Вы говорили, что сын у них выжил. Он что, работал здесь?

– Да, а что? Почему он вас так интересует?

Я немного поколебалась с ответом.

– Видите ли, на корабле, на который мы сели на Кубе, я видел мужчину с такими же шрамами от ожогов, как вы упоминали.

Я проследила за его реакцией на мои слова. У Мартина напрягся подбородок. Не он ли все-таки послал ко мне убийцу?

– Должно быть, это совпадение, – молвил он.

– Почему? Этот человек что, по-прежнему здесь?

– Нет, он уехал некоторое время назад. Но ему было бы не на что ехать на Кубу. И к тому же незачем.

«Незачем? Ха! Чтобы убить человека – вот зачем!»

– А почему он вообще уволился с плантации? – спросила я.

– Не знаю. После случившегося они с матерью перебрались жить в Винсес. Мы с тех пор с ним редко виделись.

– А его мать все так же там живет?

– Думаю, да, – пожал плечами Мартин.

Мне ужасно хотелось узнать их имена, но, спроси я о том у Мартина, это выглядело бы весьма подозрительно.

Раздавшийся снаружи топот копыт возвестил о чьем-то приезде. Я выглянула из сушильни наружу. Прямо напротив выхода из сарая остановился всадник в белой пиджачной паре и широкой соломенной шляпе. Мартин за спиной у меня простонал.

Человек, сидевший на соловой лошади[37]37
  Соловая масть (или паломино) характеризуется золотисто-желтым окрасом туловища и белыми гривой и хвостом.


[Закрыть], хлопнул в ладоши:

– Мартин Сабатер! А ну, выходи, чтоб я тебя видел!

– Какого дьявола тебе от меня надо?

С десяток рабочих собрались вокруг посмотреть, что будет дальше.

Всадник потряс листком бумаги:

– Это что, донья Анхелика решила со мною судиться?! Наслушалась глупостей от своего папаши?

– Я к этому не имею никакого отношения, дель Рио. Обсуди это с ней!

– Так я и поверил, что ты тут ни при чем! Ты управляешь этой чертовой плантацией!

– Донье Анхелике не нужно ничьих указаний. Она делает то, что сама считает нужным. Уж тебе-то это известно лучше, чем кому другому!

– Уж помолчал бы, Сабатер! – Со вздернутым подбородком и коротко подстриженными усиками этот господин выглядел весьма самонадеянно. – Если тебе мне нечего ответить, то буду говорить с ней лично!

Он натянул поводья и, развернув своего паломино, умчался.

– Да чтоб тебя! – Мартин устремился туда, где стоял его мерин, и молниеносным движением взлетел ему на спину.

Будь у меня хоть доля его умения общаться с лошадьми, я бы, разумеется, последовала за ним, порядком заинтригованная этой перепалкой с незнакомцем. Но мне вовсе не хотелось свернуть себе сегодня шею.

Вместо этого я неспешно побрела к Паче, стараясь обходить кучки навоза и лужи от вчерашнего дождя. Навстречу мне попался работник, толкающий впереди себя тележку, – тот самый мужичок, похожий на пещерного человека, что вчера вытряхивал из плодов какао зерна. На плантации его называли «дон Пепе». Вытащив из кармана несколько монет, я протянула их работнику:

– А кто такой – тот человек на лошади?

Мужик почесал бороду, поглядел на монеты.

– Фернандо дель Рио. Хозяин соседнего имения.

– Похоже, они не очень-то ладят с доном Мартином.

– Ох, не то слово. Они друг друга ненавидят. Да здесь, скажу я, никто не любит дона Фернандо. Хозяева вечно лаются из-за клочка земли у ручья.

– А-а, так вот, значит, насчет чего их тяжба!

Дон Пепе пожал плечами и покатил тележку дальше.

– Погоди-ка, – остановила я его опять. – А как звали того, кто жил с семьей в том доме, что сгорел в прошлом году?

– Бригадира-то?

Я кивнула.

Мужик сдвинул назад шляпу и стал чесать уже редеющую макушку. Тяжело вздохнув, я достала еще несколько монет и дала ему.

– Его звали Педро Дуарте.

– А как зовут его сына?

– Франко.

Итак, Франко Дуарте. Это имя мне не показалось знакомым.

– А мать?

– Донья Соледад. Она известная всему городу curandera[38]38
  Ведунья, знахарка (исп.).


[Закрыть]. Любого в Винсесе спроси – и тебе скажут, как ее найти.

– И еще кое-что…

Работник снова зыркнул на меня алчным взглядом.

– А отчего их дом сгорел? – Я положила еще немного денег на его мозолистую ладонь.

– Отчего – никто не знает. Но одно несомненно: что это было неслучайно.

Он снова взялся за тележку.

– Подожди, а почему ты так говоришь? Как ты можешь это знать?

Дон Пепе хотел было что-то мне сказать, но тут поблизости от нас остановился другой работник.

– Хорошего дня вам, сеньор, – сказал мой информатор и торопливо двинулся прочь.

* * *

Ночью я проснулась от легкого щекотания по лицу. Не открывая глаз, я потерла пальцами лоб – и тут же почувствовала рукой что-то прохладное и гладкое. Смахнув это в сторону, я поскорее зажгла на тумбочке газовую лампу.

Матерь божья! У меня на подушке была змея! Самая настоящая – длинная, извивающаяся, с черными, красными и белыми полосками.

И она только что касалась моего лица!

Я закрыла ладонями рот, приглушая невольный вопль, и соскочила с кровати. Как эта тварь вообще могла залезть ко мне в комнату и тем более подобраться к моему лицу?! Или ее кто-то сюда принес? Но как – если я на ночь запираю дверь?

Если только змею не принесли сюда заранее, а я заметила ее только сейчас.

Наверное, у меня уже развилась паранойя. Окно у меня оставалось на ночь открытым, а змей в этих краях – полным-полно. К тому же если уж кому-то приспичило меня убить, они могли бы придумать более действенный способ. Стоило мне об этом подумать, как змея резко высунула в мою сторону язык, как будто намеревалась стрельнуть в меня ядом. Задрожав от ужаса, я бросилась к двери.

Возможно, это было и совпадение – но что может быть лучше, нежели избавиться от меня, спровоцировав несчастный случай со змеей? Ведь никто и не подумает, что это было сделано специально.

Я больше не могла тут оставаться ни минуты. Подскочив к зеркалу, я прицепила накладные усы и бородку, надела очки и домашний костюм Кристобаля и выскочила из комнаты.

Кто-то направлялся в мою сторону по коридору. Я схватилась за дверную ручку. У идущего была в руке свеча.

– Дон Кристобаль? Что вы здесь делаете? Что-нибудь случилось?

Хулия! Я заставила себя не закричать. Мужчина не стал бы себя так вести. Вместо этого я отпустила дверную ручку и поправила на домашней куртке воротничок.

– У меня там в спальне змея, – как можно спокойнее сообщила я.

– Змея? О Святая Дева! Очень сочувствую, дон Кристобаль, но здесь такое частенько бывает, особенно когда ночи становятся прохладнее, как вот сегодня.

Она называет это «прохладнее»?!

– Позвольте… – И она зашла в комнату.

Пару минут спустя Хулия вышла в коридор, держа в руке змею.

– Хорошо, что вы сами не стали ее трогать, – сказала служанка. – Эти змеи очень ядовиты, и они обычно нападают, когда чувствуют в жертве страх. Но я уже всю жизнь живу с ними рядом, так что совсем их не боюсь.

И она невозмутимо прошла мимо меня так, будто несла перед собою поднос с чаем, а вовсе не живую змею.

– Доброй вам ночи, дон Кристобаль, – обронила она напоследок.

На долгое мгновение я застыла в коридоре, приложив ладонь к груди. Если кому-то хотелось убедить меня отсюда уехать, то он определенно был на верном пути.

Глава 14

Анхелика

Винсес, 1907 год

– Спасибо, что спас вчера мне жизнь, – сказала я Хуану.

Он сидел под своим любимым деревом, держа длинную бамбуковую палку. Когда он поднял взгляд, у меня аж сердце подскочило и заколотилось в грудь. Как же он красив!

Мне приходилось делать вид, будто между нами ничего не изменилось за последние двадцать четыре часа, когда он впервые взял меня за руку. Я должна была обращаться с ним, как и прежде, как с давним другом детства, несмотря на то что мы с ним были уже совсем не дети. В прошлом месяце ему исполнилось пятнадцать, а мне шел четырнадцатый год.

Я вновь припомнила то ощущение, как его крепкая ладонь сжала мне кисть, когда он не дал мне вчера упасть с моста, и меня вновь пробила дрожь. В мосту оказалась незакрепленная доска, и стоило мне на нее ступить, как она свалилась в воду. Я потеряла равновесие и едва тоже не полетела в коричневую глубь реки.

– Не стоит благодарности, – ответил Хуан. – Любой на моем месте поступил бы так же.

– Вот уж не знаю. Мой братец наверняка дал бы мне упасть.

Хуан тихонько хохотнул.

– Ну да, он мог бы.

Боже, как же я любила его улыбку! Сказать по правде, мне нравилось в нем абсолютно все. В детстве Хуан был единственным мальчиком в округе, кто обращал на меня внимание. Другие ребята хотели играть лишь с Альберто, поскольку не считали меня способной на мальчишеские забавы, как, например, лазать по деревьям или ловить рыбу. Однако Хуан держался со мной совсем иначе. Он всегда находил возможность включить меня в их с Альберто игры, и если вредные друзья брата решали меня оттереть в сторону, Хуан приходил ко мне или же придумывал такую игру, где я тоже могла бы участвовать. Он даже научил меня плавать! Я была невероятно счастлива, что у меня такой сосед. Вот только мне не стоило сейчас себя обманывать: он схватил меня за руку, только чтобы я не упала и не утонула. Он всего лишь повел себя как всякий достойный человек.

– А что у тебя там? – спросила я, пытаясь заглянуть в его коробку, наполненную камешками и листьями.

Пошевелив палочкой камни, Хуан явил моему взору длинную змею.

Я брезгливо поморщилась.

Это было уже верхом всего прочего. Я знала, что Хуан собирает лягушек и ящериц. Однажды он даже завел у себя «черную вдову», поскольку совершенно заворожен был тем фактом, что паучиха убивает самца после спаривания.

Всякий раз, как он упоминал слово «спаривание», я ужасно смущалась, несмотря на то что речь шла о букашках. Особенно теперь, когда я прониклась к нему таким безответным обожанием.

Прежние его коллекции не вызывали у меня отторжения. Но те животные никому не могли ничего плохого причинить. Может, смотреть на них было и противно – но все же интересно. Между тем змей я боялась – особенно с тех пор, как услышала от одной из служанок, что у плотника умер сын от ядовитого укуса.

– Ее зовут Лола, – сообщил Хуан так, будто мы говорили о некой подруге семьи.

У змеи был очень красивый черно-бело-красный узор. Необъяснимым образом это создание подействовало на меня завораживающе – даже сильнее, нежели когда-то «черная вдова», от которой Хуан успел уже избавиться.

– А она дружелюбная? – спросила я.

– Ну, насколько вообще могут быть дружелюбными змеи, – пожал он плечами. – Обычно змеи этого вида не любят находиться рядом с людьми, но Лола совсем не такая. Она иногда даже позволяет мне себя потрогать.

– А мне можно?

Хуан встал возле коробки на колени, положив свою палочку на землю. Потом очень медленно и осторожно протянул руку к змее и ее погладил.

– Это я, Лола, – произнес он. – Хочешь познакомиться с моей подругой?

Змея лежала неподвижно. Хуан повернулся ко мне и взял меня за руку. От его прикосновения у меня словно опрокинулось сердце.

Я опустилась на корточки рядом, и Хуан провел моими пальцами по телу змеи, которая оказалась намного нежнее, бархатистее, чем я могла себе представить. И намного холоднее.

– Мне она нравится, – сказала я.

– Мне кажется, ты тоже ей понравилась.

Через мгновение Лола уползла от нас, спрятавшись под камнем в углу коробки. Хуан помог мне подняться и тут же отпустил мою руку.

– Ты сегодня какая-то не такая, – сказал он.

– Какая не такая?

– Ну, не знаю… Как-то старше.

Я еле сдержала улыбку. Мне так хотелось, чтобы он вновь коснулся моей руки. Или даже…

Словно прочитав мои мысли, Хуан наклонился ко мне и коснулся губами моих губ. Его поцелуй был настолько неожиданным, что я вся напряглась и застыла. Никогда еще ничье лицо не оказывалось к моему так близко, и я очень надеялась, что мы не столкнемся носами. Может, мне следовало бы закрыть глаза? Разве не так всегда делали героини романов, которые мама вечно прятала у себя под матрасом? Но стоило мне закрыть глаза, случилось нечто странное. Хуан быстро припал ко мне губами и на мгновение проник мне в рот языком. Он оказался теплый и влажный. Внезапно запаниковав, я отпихнула от себя Хуана. Что это за поцелуй такой? Зачем тут вообще язык?! В книжках про язык ничего не говорилось.

– Прости, – обронил он.

– Нет, не извиняйся, просто я… Я этого никак не ожидала.

– Мне надо идти, – сразу засобирался он. – Отец хотел, чтобы я помог ему там что-то сделать.

Я знала, что он врет. Все в городе знали, что у его отца единственная в жизни одержимость – шахматы. Что он уже давным-давно забросил все на свете: и работу, и семью, и любые интересы вне дома, – и целые дни просиживал у себя перед клетчатой доской, изучая новые комбинации и штудируя все книги по шахматам, которые только попадали ему в руки.

Этого я, разумеется, вслух не сказала – я бы лучше умерла, чем заставила Хуана испытать стыд и неловкость. Мне так он нравился! Мне очень хотелось, чтобы он поцеловал меня опять. Я бы даже стерпела его язык у себя во рту – лишь бы он не уходил.

Однако магия момента исчезла.

Он хотел было что-то мне сказать, но вместо этого просто поднял с земли свою коробку и пошел прочь.

Внутри меня как будто отчаянно прыгал, пытаясь вырваться на волю, огромный кузнечик. Я едва сдерживала желание и самой заскакать, заорать изо всех сил. Никогда не думала, что Хуан так ко мне относится. Что я тоже ему нравлюсь. Отныне я буду всегда надевать именно это платье. Хуан сказал, что в нем я выгляжу старше.

Я долго стояла, глядя, как он удаляется со своей змеей.