Текст книги "Голодная пустошь"

Глава 14

– Утром у него будет страшно болеть голова, – сказала Адди Армстронг, открывая аптечку. – Но все это Джейми Удаву уже случалось пережить.

– Вы хорошо его знаете? – спросила Тана, наблюдавшая сквозь решетку – в целях безопасности Адди, в случае, если Джейми проснется и опять начнет бузить. Адди была участковой медсестрой Твин-Риверса. Тана видела ее краем глаза на небольшом барбекю, которое вождь Дапп Петерс и его советники устроили в честь ее прибытия сюда. Не считая администратора, Адди работала в больнице одна, жила неподалеку. Когда у нее был выходной, ее замещал волонтер из местных, но все равно, пока она была в Твин-Риверсе, ее могли вызвать в любой момент. На время ее отпуска социальные службы присылали медсестру. Раз в месяц прилетал врач. Социальный работник – примерно так же часто. Зубной врач и психолог – и того реже.

Адди повела плечом, поднялась на ноги.

– Когда ты единственный медик в городе, поневоле узнаешь всех очень близко.

Тана отошла в сторону, давая Адди пройти. Закрыла за ней дверь, и медсестра направилась в кабинет.

– Порой бывает трудно, – заметила Адди, предупреждая дальнейшие вопросы Таны. – В таком тесном кругу почти не видна грань между врачебной этикой, дружбой, другими материями. Но она есть, и мои пациенты доверяют мне – все они знают, что я не нарушу эту грань.

Тана достала блокнот. Медсестра не собиралась разглашать подробности истории болезни или наркозависимости Джейми Удава. Но если он раньше попадал под арест или имел криминальное прошлое, ей понадобится эта информация для протокола. Утром ей нужно будет его подать вместе с отчетом с места происшествия.

– А у тебя как дела? – спросила Адди, глядя ей в глаза. – Зашьем рану? Бабах сказал, в «Красном лосе» тебя сильно ударили в живот.

В лице Таны промелькнула тревога.

– Я… ну… Я…

– Может, пройдем в комнату? – предложила Адди с улыбкой. В ее взгляде читалось, что она видит в нерешительности Таны нечто большее. – Там хорошее освещение. Мне случалось это делать несколько раз. – Она вновь улыбнулась.

– Ну, да. Конечно. – Тана поднялась, прошла по коридору к маленькой комнатке, где стояла кровать. Собаки побрели за ней.

– Нет, ребята, вы остаетесь, – велела она. Хвосты поникли. Тойон с недовольным стоном шлепнулся на спину, Максимус остался стоять на месте.

Тана прикрыла дверь, чтобы Макс и Тойон могли видеть все происходящее.

– Если сядешь на кровать, – сказала Адди, раскладывая на узком столе содержимое аптечки, – я смогу направить свет вот сюда, – придвинула ближе галогеновую настольную лампу на ножке. Тана села.

– Ну а как еще тебе помочь? – У Адди было доброе лицо. Ласковые глаза красивого орехового цвета. Тана ощутила неловкость. Будто попала в западню. Пульс участился.

– Ладно, – сказала она. – Хорошо.

Адди посмотрела Тане в глаза, но тут ее внимание привлекла повязка, которой Тана обмотала руку.

– Дай сперва взглянуть на это.

Тана протянула руку. Адди размотала повязку, смазала рану резко пахнущим антисептиком. Вытащила пинцетом маленький осколок.

– Все не так плохо. Главное, держи в чистоте и сухости, – сказала она, снова бинтуя руку.

Пододвинув лампу еще ближе, сказала:

– Придвинься немного, да, вот так. – Ухмыльнувшись, добавила: – Буду практиковать свои навыки в области пластической хирургии.

– Отлично, – ответила Тана.

Адди рассмеялась.

– Я буду очень стараться, но может остаться небольшой шрам. Ты всегда можешь убрать его у профессионала. – Она принялась промывать щеку Таны, накладывать швы. – Четырех достаточно. Они скоро рассосутся. Хочешь посмотреть в зеркало на мое рукоделие? – Она вопросительно взглянула на Тану.

– Господи, нет. Но спасибо.

Адди по-прежнему смотрела ей в глаза. Все тело Таны покрылось испариной, когда она осмелилась в свою очередь взглянуть на Адди Армстронг. Красивая блондинка. Чуть за сорок, подумала Тана. Она знала, что Адди не замужем, и не могла понять, что привело эту женщину на Север. Почему она решила остаться. Можно ли доверить ей свое здоровье и личные проблемы? Но Тана была на грани. Ей нужно было признаться. Нормальные люди всегда об этом говорят, но почему же она так боится? В открытую признать это, сообщить об этом миру было слишком страшно. Будет стыдно. Будут вопросы. Она хотела не выдавать свою тайну как можно дольше, пока не почувствует, что новая работа обещает хоть какую-то стабильность. Сейчас не было ни малейшей.

– Есть ли новости из Йеллоунайфа? – спросила Адди.

– Пока нет. Завтра буду звонить.

– Ты точно хорошо себя чувствуешь? – вновь спросила она.

– Да. Да, хорошо.

– А удар в живот? Ничего не задели?

– Я беременна.

Адди моргнула.

– Я… да, меня ударили в живот. Удар пришелся чуть в сторону, и к тому же на мне был бронежилет. Но я волнуюсь… волнуюсь за…

– За ребенка. Само собой.

Глаза Таны вспыхнули.

– Давай снимай куртку и ложись.

Тана отстегнула пояс, положила на стол.

– Рубашку тоже снимать?

– Можешь просто расстегнуть. Белье закатай. Расстегни брюки и спусти до бедер.

Тана сделала, как ей велели, легла на кровать и закрыла глаза. Сердце колотилось. Адди вымыла руки в маленькой раковине, согрела их, медленно и сосредоточено ощупала живот Таны. Девушка закрыла глаза, не зная, что чувствовать. Облегчение оттого, что она наконец попала в надежные руки? Тревогу оттого, что Адди молчит – неужели нащупала что-то страшное? Конечно, быть матерью – совсем не рай небесный. Она даже не может воспринимать свою беременность как взрослый человек.

– Большой срок? – спросила Адди, считая ее пульс и поглядывая на часы.

– Около девятнадцати недель. Никто на работе не знает, – она закашлялась. – Пока.

– Уже проверялась?

Тана вновь закашлялась.

– Только в больнице. Когда… когда хотела сделать аборт.

Адди посмотрела ей в глаза. Повисла тишина.

– Я хотела от него избавиться. А потом струсила, передумала. Решила все изменить, приехала сюда. Начала с чистого листа.

Глаза Адди сверкнули. Она кивнула, рот вытянулся в напряженную тонкую нить. Не отпуская руки Таны, она сказала:

– Я помогу тебе. Хорошо?

Тана взглянула на нее.

Ты не можешь все делать в одиночку, Тана, дитя мое. Позволь людям помогать тебе. Без племени человек слаб…

Она не сразу смогла заговорить. Потом кивнула и прошептала:

– Спасибо.

Порывшись в сумке, Адди вынула узкий деревянный инструмент, похожий на трубу.

– Стетоскоп Пинар, – сказала она. – Чтобы слушать, как бьется его сердце. Здесь несколько беременных, так что я всегда наготове. Акушерки считают, это лучше УЗИ, – сказала она, положив руку Тане на живот, – потому что ребенок не подвергается действию ультразвука. – Прижав конец трубки к напряженному животу Таны, она приложила к другому концу ухо. – У дерева хорошая акустика. Мне кажется, это лучше, чем металл или пластик.

Она внимательно слушала, потом передвинула стетоскоп, прислушалась снова. Тана нервничала все больше.

– Все хорошо? – Ее голос был грубым и хриплым.

Адди выпрямилась, улыбнулась.

– Малышу повезло.

Тана была не в силах дышать, не в силах сглотнуть. Влага заполняла глаза, мешала видеть. Ее малыш. Он живой. У него бьется сердце. Ему повезло.

– Спасибо.

– Можешь одеваться.

Тана села, спустила ноги с кровати, принялась застегивать рубашку.

– Для двадцати недель темп роста очень хороший, судя по высоте дна матки – она почти на уровне пупка, погрешность нормальная. Один плод, – сказала Адди, застегивая сумку. – Уже чувствуешь, как он шевелится?

Руки Таны, застегивавшие пуговицы, замерли.

– По-моему… по-моему, нет.

– Ты почувствуешь первые движения где-то между шестнадцатой и двадцать пятой неделей. Но поскольку это первая беременность, можешь ничего не чувствовать вплоть до двадцать пятой. Может показаться, будто в животе порхают бабочки, – сказала она, мягко улыбнувшись; взгляд отчего-то погрустнел. – А может быть похоже на мышечные судороги или спазмы, как при расстройстве живота.

Тана фыркнула.

– Такое есть. Меня сильно тошнит. Ничего не могу удержать в желудке.

– Это пройдет. Ну, а еще перепады настроения. Настоящие американские горки.

Тана ждала, что Адди спросит, кто отец. Но она не спросила. Она ничего больше не спросила, и облегчение было немыслимым. Ей нравилась эта женщина. Ей нравилось, что Адди прочертила четкую границу и не пыталась ее переступить.

– А у вас есть дети? – спросила Тана, застегивая пояс.

Руки Адди замерли – так ненадолго, что Тана не заметила бы, если бы не смотрела на них с той самой минуты, как увидела печаль в глазах медсестры.

– Нет. – Адди помолчала, затем посмотрела Тане в глаза. – Я была такая же, как ты. Решила сделать аборт в клинике Йеллоунайфа. Только, в отличие от тебя, не передумала, – она вздохнула. – Я рада, что ты приняла другое решение. Я жалею о своем. И никогда себя не прощу.

Тана сморгнула. Хотела что-то сказать, но слова не шли.

– Тебе нужно посетить мою клинику, когда будешь готова. Если хочешь, можем сделать УЗИ. И надо подумать, где ты будешь рожать. Большинство женщин ложится в роддом Йеллоунайфа, некоторые вызывают местную акушерку. Но если выберешь этот путь, служба здравоохранения потребует подписать несколько документов. Это мы еще обсудим ближе к родам. – Адди еще немного помолчала. – Говоришь, ты никому пока не сказала?

– Нет.

– Значит, не подавала заявление на декретный отпуск?

– Нет. Я… должна сначала доказать, что справлюсь с этой работой. Она мне нужна.

– Успокойся, Тана, – мягко сказала Адди. – Пьяные драки в «Красном лосе»… ты, может быть, выдержишь удар и даже пулю, но думать теперь нужно не только о себе. О маленьком гражданине. И чем раньше ты выйдешь в декрет, тем скорее…

– Займусь бумажной работой?

Адди вздохнула.

– Я не это…

– Это вы и хотели сказать.

– Тебе нужна поддержка. Вот и все. Здесь должен быть полный штаб сотрудников. Ты не можешь быть единственной, кто бежит разнимать драку в «Красном лосе». Или торчать всю ночь возле трупов, разорванных волками. – Она посмотрела Тане в глаза. – Порой это непросто для женщины. Я знаю, о чем говорю. Моя мама работала в полиции. Погибла при исполнении долга, когда мне было десять. – Она помолчала. – Подумай о своем ребенке, Тана.

Бабах вошел в кабинет, неся две миски горячего супа и свежеиспеченную лепешку.

Столовая работала медленно. После того как Виктор, владелец «Красного лося», всех разогнал, половина публики притащилась сюда. Столпившись у столиков, они пили кофе, ели суп чили, обсуждали подробности боя. В полицейском участке было пусто, дверь в коридор открыта. Бабах услышал голоса. Подошел ближе. Возле маленькой комнаты с кроватью лежали собаки Таны. Он хотел позвать ее, сообщить, что принес еду, но тут до его слуха донеслись слова Адди:

– Не подавала заявление на декретный отпуск?

Бабах замер с мисками в руках. Он хотел повернуться и уйти, но был не в силах.

– Моя мама работала в полиции. Погибла при исполнении долга, когда мне было десять. Подумай о своем ребенке, Тана.

Его пронзило воспоминание. Внезапно стало жарко. Собаки взглянули на него, завиляли хвостами. Чувствуя беспокойство, Бабах скомандовал: «Тсс», тихо вышел из коридора, чувствуя, как колотится сердце.

Вошел в кабинет, поставил еду на пустой стол. Обе миски. Аппетит исчез без следа. Может, Адди захочет есть – пусть возьмет его порцию.

Быстро вышел в главную дверь, тихо закрыл ее за собой. Постоял немного, глубоко вдыхая холодный воздух. Что с ним творится?

Сунул руки в карманы, спустился по лестнице, побрел по заснеженной улице, залитой зеленым небесным светом.

Голос в голове настойчиво повторял: Слишком поздно, О’Халлоран. Ты переступил черту… связался с ней… посмотри теперь, что она с тобой сделала…

А был ли у него выбор? С того момента, как она постучала в его дверь?

Из темноты улицы, закутавшись в куртку, выходит Наблюдатель. Холод все сильнее. Ветер тоже. Из полицейского участка неожиданно выходит Бабах О’Халлоран. Некоторое время стоит возле здания, будто раздумывает о чем-то. Наблюдатель смотрит на него, изучает. Потом О’Халлоран, по всей видимости, выбрасывает из головы то, что его волнует, запускает руки в карманы и идет по своим делам.

Наблюдатель видел, как он входил сюда с едой, но он не успел бы съесть ее так быстро. Значит, он принес ее кому-то. Девчонке-полицейскому.

Новенькой, которая явилась в этот город и нарушила привычный ход вещей.

Окно полицейского участка льет теплый свет на снег. Медсестра все еще там. Наблюдателя охватывает любопытство. Что там происходит? Девчонка ранена? Или медсестра нужна задержанному?

Наблюдателю приходит на ум фраза:

Пристально вглядевшись в лицо Моро, Кромвель понял – этот человек осознал себя жертвой…

Жертвой.

Всегда приятнее, когда существо уже начало осознавать: за ним кто-то следит, идет по пятам, охотится, высматривает из темноты. Кто-то хищный, предельно сосредоточенный в намерении покарать.

Волосы на руках Наблюдателя встают дыбом. Вскипает возбуждение. Голод, отец желания, разгорается в животе. Язык ожидает вкуса крови… Нет! Слишком рано, слишком рано, не нужно так рано…

Горло сжимает паника, мозг – напряжение. Неясный гул все ближе. Нужен воздух, нужно выйти, нельзя сейчас это чувствовать… нет, нет, нет…

Только один способ это остановить, только один путь… наказание, наказание…

Глава 15

Войдя в кабинет вместе с Адди, Тана изумилась, уловив аромат еды. Она почти сразу заметила ее, упакованную, неосторожно поставленную почти на самый край стола. О’Халлоран.

Он здесь был.

Она посмотрела на дверь в коридор, которую оставила открытой. И дверь в маленькую комнату тоже – для собак. Он что, слышал их разговор? О ребенке?

Зачем уходить вот так, не предупредив? Он вошел так тихо… собаки даже не залаяли.

Ей стало неловко.

– Видимо, это вам, – сказала она Адди, снимая крышку с одной из мисок. Желудок свело от голода, стоило почувствовать аппетитный запах. Суп. Овощной. – Будете?

– Нет, спасибо, – ответила Адди. – Мне нужно поспать. Завтра ранний визит. – Она сняла пальто с крючка у двери, надела, натянула варежки. – Приходи на УЗИ на следующей неделе. Если хочешь, можно узнать пол ребенка.

Тана похолодела. Хочет ли она? Так все это станет… более настоящим. Она кивнула.

– Спасибо… за все.

– Всегда пожалуйста. Ты знаешь, где меня искать. – Адди взялась за ручку двери.

– Расскажите мне кое-что, – попросила Тана. – Вы давно здесь живете?

– В Твин-Риверсе? Слишком давно. Вот уже семь лет.

– Значит, вы помните, как погибла дочь Эллиота Новака? И как через год убили школьницу в лагере?

Адди пристально посмотрела на Тану. Какое-то время она молчала и, казалось, побледнела.

– Вам не кажется…

– Что эти события связаны? Но это невозможно. Животных в обоих случаях застрелили, верно?

Адди нахмурилась. Неловкое любопытство Таны все нарастало.

– Он вообще бывает в городе?

– Эллиот? Был пару раз, может, года два назад. С тех пор не показывался, насколько я знаю. – Снаружи бушевал ветер, срывая с веток деревьев куски намерзшего льда и швыряя в окна.

– Но все-таки он еще живой?

– Его трудно было назвать живым, Тана, еще когда он уходил в леса. Страшный, как мертвец, изможденный, опустошенный, измученный посттравматическим расстройством в тяжелой форме. Изоляция и плохое питание ухудшили ситуацию еще больше. Выглядел он ужасно. Мороз лишил его части носа, кончиков нескольких пальцев на руках и ногах. С тех пор как он увидел полусъеденный труп дочери, он лишился рассудка. Теперь он – лишь замерзшее тело и расстроенный мозг. Если он еще жив, это в любом случае уже не человек.

Ветер становился все громче, стук льдинок по стеклам казался скрежетом коготков маленьких грызунов, ищущих выход.

– Зачем тебе это? – спросила Адди.

– Я хотела с ним поговорить.

– Но ты же не считаешь эти два нападения связанными.

– Еще мне сказали, что Эллиот считает: это были не волки.

Адди не сводила с нее глаз. Шум ветра перешел в свист. Огоньки в печи вспыхивали и гасли.

– Иногда, – тихо сказала Адди, – когда боль слишком сильна, человек пытается найти выход. Отрицает. Перекладывает чувство вины на кого-то другого. Особенно когда ощущает виноватым себя. Может быть, Эллиот именно поэтому так сильно хотел верить, что может перевесить этот грех на кого-то другого.

– А почему он ощущал виноватым себя?

– Потому что не смог защитить своего ребенка. – Она помолчала. – Эта мысль и свела его с ума, Тана. Заставила придумать чудовище. – Она повернула ручку, открыла дверь, впустила ледяной воздух. – Это место сводит людей с ума. Если они неосторожны.

– Но вы же здесь уже давно, и у вас все в порядке.

Адди посмотрела ей в глаза.

– Да ну?

Вышла, захлопнула за собой дверь. Тана закрыла ее и подошла к окну. Сквозь ледяные узоры на окнах она смотрела, как Адди натягивает капюшон с меховой оторочкой и бредет по снегу. В неясном, жутком, зеленовато-желтом свете, мерцавшем над вершинами деревьев, женщина в капюшоне казалась героиней сказки. Красной Шапочкой. Волшебницей. Или ведьмой.

Или повивальной бабкой.

Тана вспомнила слова Адди о том, что значит быть матерью. В памяти снова всплыл образ мертвой волчицы с раздутыми сосками. Она представила волчат, плачущих в норе, и подумала: дожили они до утра или хищники пришли на их жалобный голодный писк и убили их под призрачным светом северного сияния? Подумала о матерях Аподаки и Санджита. Сейчас им уже сообщили о нападении, о гибели их детей. Тана безвольно опустила руки. Жизнь несправедлива.

Когда она уже собиралась отойти от окна, через улицу метнулась чья-то тень. Тана придвинулась ближе, протерла пятно на замерзшем стекле.

Никого.

Какое-то время она смотрела на пустую улицу, чувствуя странный холод, пронизывающий до костей.

Вторник. Шестое ноября.

Продолжительность дня: 7.43.25

– Доброе утро, Джейми, – сказала Тана, стоя возле камеры с полным подносом еды.

Он сидел на краю койки, поставив на пол большие ноги. Медленно повернул голову, посмотрел на нее, не видя. Его глаза были пустыми черными дырами. Тана вновь ощутила неловкость.

– Завтракать будешь? Сейчас открою дверь и приду к тебе, хорошо?

Молчание.

Тана открыла дверь, внесла поднос с горячей овсянкой и кружкой кофе. Поставила в ногах кровати. Придвинула себе стул, села напротив. Собаки лежали у двери и наблюдали.

– Геркулес тебе поможет прийти в себя, – сказала она.

Но он молчал, оторванный от всего мира. Тана подумала – может быть, это тоже эффект галлюциногенного грибного чая, который он так любил употреблять.

Тана проснулась в пять утра. Ветер утих, воздух был так спокоен, что ее разбудило внезапное и тяжелое ощущение тишины – словно после затишья ожидалась буря. Выгуляла собак, приняла душ, загрузила фотографии с места нападения, распечатав ту, на которой был серебряный браслет с нефритом. Накормила Макса и Тойона, послушала прогноз погоды, приготовила овсянку на маленькой плите наверху. Приближались несколько грозовых фронтов – в следующие сорок восемь часов ожидались сильный снегопад и туман. Объявили тревогу.

Вчера, прежде чем лечь спать, она просмотрела базу данных и выяснила, что хотя Удаву приходилось ночевать в вытрезвителе, а прошлой весной он был арестован за буйное поведение, поскольку слишком бурно реагировал на попытки остановить работу геодезистов на ледяной дороге, арестован он не был и в криминальных сводках не фигурировал. Что ее заинтересовало, так это фотографии с акции протеста. На них, кроме Джейми, были Селена Аподака и Калеб Петерс. Хотя, с другой стороны, явилась вся деревня, если не протестовать, так хотя бы посмотреть и погреться у котлов.

Она запросила и данные Кэмерона О’Халлорана, но ничего не нашла, невзирая на несомненный факт нелегальной торговли алкоголем. Вбила его имя в Гугле, заинтересовавшись, откуда он вообще и что здесь делает. Она подозревала, что он станет колючим кустарником на ее пути к успеху. Но тоже не нашла ничего, не считая краткого упоминания в блоге какого-то охотника, прошлой зимой остановившегося здесь в отеле. О’Халлоран остался загадкой, что подогревало интригу. И ее подозрения.

Вынув из кармана распечатанное фото браслета, Тана протянула его Джейми.

– Похоже, это ты автор, – сказала она. Джейми медленно поднял глаза, сосредоточил взгляд на картинке. По его телу прошла дрожь. Температура в камере, по-видимому, понизилась на несколько градусов. Он повесил голову, стал рассматривать свои руки, безвольно лежавшие на коленях. Большие руки, все в царапинах и шрамах после драки, красные там, где Адди смазала дезинфицирующим средством и антисептиком.

– Ты подарил Селене этот браслет, верно, Джейми? Здесь внутри надпись «Селене с любовью от Д.У.». Это ведь ты, Джейми Удав, верно?

Он сглотнул, его лицо напряглось.

– Это ее кровь? – спросил он хрипло.

Тана вздохнула.

– Мне очень жаль, Джейми.

Его блестящие глаза смотрели на крошечное окно над койкой. За решеткой начинался блеклый, холодный, серый день.

– Я хотела поговорить с тобой об этом, хотела сообщить. Но ты уже был в «Красном лосе». Ты уже знал, что произошло.

Он кивнул.

– Вы с Селеной долго встречались?

Молчание. Тана откашлялась и спросила:

– Что произошло в «Красном лосе», Джейми?

Его рот вытянулся в линию.

– Ты начал драку?

Молчание.

– Послушай, ты должен мне что-то сказать, потому что мне нужно заполнить отчет, и я не хочу на тебя давить, учитывая, в каком ты состоянии.

– Я не помню, что случилось.

– Ты напал на Калеба Петерса. Почему?

Он покачал головой:

– Не помню.

Она попыталась сесть поудобнее – проклятый бронежилет сдавливал растущий живот. Когда уже привезут новый, побольше, что она заказала? Хоть бы до того, как начнутся грозы – столько времени в этом корсете ей не выдержать. Снова вспомнились слова Адди:

…ты, может быть, выдержишь удар и даже пулю, но думать теперь нужно не только о себе. О маленьком гражданине…

Тана снова откашлялась.

– Расскажи мне про кости, Джейми. Что тебе известно о старых костях?

Его глаза вспыхнули, мрачное лицо внезапно оживилось. Жилка на гладкой шее забилась, как мышиное сердечко.

– Я ничего не знаю про кости.

– Вчера ночью ты говорил что-то о костях, Джейми. Говорил, что Селена согрешила. Что нельзя трогать покинутые кости… или когти. Говорил, что сказал об этом Калебу.

Молчание.

– Что ты имел в виду, когда сказал: Селену забрали на темную сторону?

Он отвел взгляд. Его кожа, казалось, покрылась испариной.

– Вы с Калебом близкие друзья?

Молчание.

– Я видела ваши совместные фото – ты, он и Селена. На акции протеста. Похоже, вы трое были очень хорошо знакомы.

Он тяжело сглотнул, чуть потер колено большим пальцем правой руки.

Тана подняла бровь.

– Видишь ли, Джейми, меня вот что волнует – больше подробностей мы узнаем после вскрытия, а его сделают уже скоро. Как в любом случае внезапной смерти, будет выяснение обстоятельств, и эксперты в различных областях выяснят, что именно произошло. Но рядом с телом Селены я обнаружила кости. И, судя по всему, старые кости. Я подумала: может быть, нападение произошло там, где лежали эти кости, но потом ты начал говорить о них и о Селене. – Она помолчала, выдержала паузу. Люди часто недооценивают значение паузы. Порой она побуждает заговорить, чтобы ее заполнить.

Расширенные зрачки Удава слились с радужной оболочкой. Он ничего не отвечал.

– После вскрытия станет известно, насколько это старые кости. Анализ ДНК покажет даже, чьи они. Возможно, кого-то, кто жил в этом городе. – Она наклонилась поближе. – Мне кажется, ты что-то о них знаешь, Джейми.

– Я ничего не помню, ясно? – отрезал он. – Слишком много выпил. Мне было плохо.

Она поднялась на ноги.

– Может быть, Калеб Петерс что-то знает? Я его спрошу.

Он больше не смотрел ей в глаза.

– Или Марси Делла, или вождь Петерс – может быть, много лет назад кто-то без вести пропал и погиб у северного берега Ледяного озера. Может быть, там находится старое захоронение.

Он побледнел. Челюсть чуть дернулась. Разговор с Марси и вождем Петерсом вышел на первое место в списке неотложных дел.

– Ешь, – сказала Тана. – Тебе нужна теплая пища. Я заполню протокол и выпущу тебя. Потом поговорю с Виктором, владельцем «Красного лося», о том, не должен ли ты отработать ущерб. Я бы просто сделала тебе предупреждение и все, но, может быть, Виктор захочет, чтобы ты возместил убытки.

Он не шевельнулся. Неподвижная статуя.

Когда она уже подходила к двери, он что-то пробормотал. Она обернулась.

– Что?

Он поднял глаза.

– Это не волки.

Ее пульс участился.

– Что ты имеешь в виду?

– Ее не волки убили.

– А кто тогда?

– Пожиратели душ. Духи диких мест. Они вырывают душу и сердце прямо из груди. И глаза вырывают, чтобы ты был слепым в загробной жизни.

В памяти всплыло тело Аподаки. Торчащие кости грудной клетки, мокрая, красная плоть. Сердце вырвано. Глаза тоже. Тана сглотнула.