Текст книги "Дочь Льва"

Вариан вскинул брови.

– Сент-Джорджи не занимаются торговлей. В любом случае я не могу продать наследство Персиваля.

– Мое… о Боже. Но оно не мое. Оно Эсме, сэр. Так мама сказала и написала в завещании.

Вариан посмотрел на Эсме. Он не сказал ни слова, да это и Не требовалось. Она смотрела на шахматы.

– Ко мне они не имеют отношения, – решительно заявила она. – Приданое переходит к мужу, он распоряжается им так, как захочет.

– Что я и сделал прошлой ночью, – сказал Вариан. – Я пообещал их сэру Джеральду. Он принял условия сделки, но не дожил до получения награды. Теперь они переходят к его наследнику, как и все остальное имущество.

Персиваль с трудом проглотил ком в горле.

– Спасибо, сэр, но я… то есть не надо было подкупать папу. Вы не должны думать, что я… – Он несколько раз сморгнул. – Мама хотела, чтобы они достались кузине Эсме.

– Только чтобы она получила мужа. Твоя мама не могла знать, что Эсме сама его найдет. Иначе она бы оставила шахматы тебе.

Персиваль попытался возразить, но замолчал из опасения расплакаться.

– С-спасибо, сэр. Они очень…

– Старые, – оборвал его Вариан. – Может, поищешь для них приличный футляр? Я надеюсь, ты не хочешь и дальше держать их в белье Эсме?

Мальчик опрометью выскочил из комнаты. Из-за закрытой двери Эсме услышала сдавленные рыдания. У нее самой сдавило горло. Она заметила, что глаза отца подозрительно блестят. Позади него сморкалась вдова – Вариан даже очерствевшую старуху довел до слез. Точнее, до двух слезинок, которые она сердито смахнула с лица.

Она, как и все, поняла, что этот дар означает для Персиваля. У него ничего не осталось на память о любимой матери. Об этом позаботился отец. Все, что осталось от Дианы, – это набор шахмат. Который стоил целое состояние.

Эсме утерла слезы и встретилась с утомленным взглядом мужа.

Его светлость зевнул.

– Прошу прощения. Был длинный день. Пойду-ка я спать. Всем спокойной ночи.

– Ты заставил меня устыдиться, – сказала Эсме. Вариан раскинулся на кровати, подложив руки под голову.

Он из-под век изучал жену, сидевшую рядом с ним, скрестив ноги.

– Думаю, тебе ничего другого не оставалось. Я такой благородный, такой невыразимо праведный. Естественно, ты меня обожаешь. Благословляешь землю, по которой я ступаю. И вообще я свет очей и твое прекрасное божество.

Взгляд жалобных зеленых глаз проследовал по его голому торсу и остановился на руках. Она вздохнула:

– Это правда. Так я и чувствую.

– Временами. В редкие моменты умиротворения.

– Разве можно быть спокойной рядом с тобой? Я смотрю на тебя, потом на себя… – Она замолчала.

– Ну и?

Она беспомощно шевельнула рукой.

– Я не понимаю, как Бог соединил двух таких разных людей.

– По-твоему, Всевышний совершил ошибку и, поскольку он всемудрый, должен ее исправить?

Она поерзала и сказала:

– Да, иногда мне приходит это в голову и становится тревожно.

– Иногда ты сходишь с ума, я бы так сказал. Из-за этого думаешь идиотские вещи: например, что я не хочу с тобой жить и не желаю иметь от тебя детей. Однако я намерен показать тебе, что ты ошибаешься. Она подняла голову:

– Ты возьмешь меня с собой в Маунт-Иден? Он кивнул.

– И… и у нас будет семья? Он пожал плечами:

– У меня нет выбора. Тебя возмущают все способы предохранения. Я не могу снова ранить твои нежные чувства… и свои тоже, – добавил он скорее для себя.

– Но ты их хочешь? – настаивала она. – Вдруг они будут похожи на меня? Я всячески постараюсь это предотвратить, но рецепта нет. Нельзя сделать ребенка так, как делаешь припарку.

Он усмехнулся:

– Ты пытаешься меня убедить или отговорить?

– Я просто думала, что в воображении ты рисуешь сына, похожего на тебя. Мужчины часто этого хотят, – защищаясь, добавила она.

– Я такое воображал. Это наполняло меня нестерпимым ужасом. К счастью, с научной точки зрения это невозможно. В смысле иметь ребенка в точности такого, как я, даже если бы я сделал его один, что вообще неосуществимо. А поскольку я должен его сотворить вместе с тобой… – Он задумчиво разглядывал ее. – Ты довольно маленькая и невыносимо вспыльчивая. Но так как ты обещала подрасти, я склоняюсь к тому, чтобы считать твой темперамент волнующим. Я имею в виду, когда ты кричишь и ругаешься, – объявил он. – А не в смысле убийства или самоубийства. К счастью, ты будешь занята потомством и утолением всех моих капризов, и у тебя не останется времени на насилие.

– Не дразнись. – Она толкнула его коленом. – Не такая уж я дикарка.

– Я только боюсь, домашние дела тебе покажутся скучными.

– Тсс, ты не понимаешь. – Она придвинулась ближе к нему. – Мужество испытывается не только в битвах и кровной мести. Сегодня ты дрался, как настоящий воин. Хотя и до этого ты тоже сражался, причем в более важных битвах. – Она положила руку ему на сердце. – Вариан, вот та битва, где я искренне хотела бы воевать на твоей стороне.

Прикосновение его согрело, слова принесли боль.

– Я знаю, – нежно произнес он. – К сожалению, я настроился на мученичество. Я отправился на твое освобождение с местью в душе, – наверное, чтобы доказать себе, что достоин того замечательного создания, на котором женился.

Она убрала руку.

– Я не такая, спроси у отца. И все равно я могу…

– Ты необыкновенная, – твердо сказал он. – Почему тебе так трудно взглянуть правде в глаза и принять приятные слова? Когда я говорю что-то нежное или сентиментальное, ты обвиняешь меня в притворстве, говоришь, что я шучу или острю. Я бы не возражал, если бы ты при этом не упускала главное.

– Ты имеешь в виду смысл шутки?

– Смысл всего. – Он сел и взял ее за руки. – Я люблю тебя, как и ты любишь меня.

– Нет, не надо так говорить…

– Слушай, – прервал ее Вариан. Она наклонила голову. – Помнишь ту ночь по дороге в Пошнию, когда я сказал, что ты – огонь, а я – мотылек?

Она начала было качать головой по-албански, потом спохватилась и неуклюже кивнула:

– Да, помню.

Это маленькое движение к нему, к Англии, которая теперь стала ее домом, почти сразило его. Но он твердо решил все объяснить, чтобы она до конца поверила.

– Я сказал, что ты зажигаешь пламя. – Он сплел их пальцы. – Ты послала огонь в глубь меня. Желания, мечты, потребности я запрятал так глубоко, что сам не знал об их существовании. Они вспыхнули, как сухое дерево. Это ты их подожгла.

Она не сводила глаз с их переплетенных рук.

– Ты имеешь в виду ночь, желание?..

– Да, мной двигало желание, в то время это было все, что я понимал. Оно удержало меня возле тебя, хотя все мое существо, как всегда, порывалось бежать от трудностей. От завтрашнего дня. По-моему, от самой жизни.

– Ты не единственный, кто желал убежать, – виновато сказала она. – Но ты этого не сделал, а я сбегала несколько раз.

– Но не для того, чтобы убежать от проблем, а чтобы встретиться с ними лицом к лицу. Прошлым вечером и ночью ты сражалась за свои права, за свой брак. За меня.

– Все равно я тебя расстроила.

– Пожалуй, это было необходимо. – Он тихонько засмеялся, и она подняла глаза. – Кажется, я обрел способность ходить трудными путями. Благодаря тебе я научился бороться не только с бессовестными противниками, но и с обстоятельствами. Независимо от того, хотел я того или нет. Чаще не хотел. Я все время брыкался и вопил. Потому что это было ужасно, Эсме.

– Да, ужасно, – печально согласилась она.

– Но и прекрасно. Как прекрасна ты. Прекрасна жизнь. По-твоему, Всевышний ошибся? А я думаю, тебя послал мне ангел. – Он выпустил руки и, улыбаясь, потрепал ее по щеке. – Такой, который прочел «Чайльд Гарольда» и решил превратить его в комедию.

– «Чайльд Гарольд»? Ты говоришь о поэме лорда Байрона? Той, что про Албанию?

– Албания – только часть долгой истории о несчастном скитальце. В тот вечер, когда Персиваль обманул меня насчет черной королевы, он читал первую строфу.

Закрыв глаза, Вариан процитировал:

Жил в Альбионе юноша. Свой век Он посвящал лишь развлеченьям праздным, В безумной жажде радостей и нег, Распутством не гнушаясь безобразным, Душою предан низменным соблазнам, Но чужд равно и чести, и стыду, Он в мире возлюбил многообразном Увы! лишь кратких связей череду Да собутыльников веселую орду.

Он наклонился и прошептал ей на ухо:

– Тебе это никого не напоминает? Она отодвинулась.

– Нет. Это не весь отрывок. Персиваль давал мне эту книгу. Не помню точно каждое слово, но там дальше описывается, как человек совратил девушку, которую любил, а когда у него кончились деньги, он передал ее другим.

Вариан вытаращил глаза.

– Ты знаешь? Ты знала, что твоя тетка говорила Персивалю, будто я похож на Чайльд Гарольда?

– Возможно, она тебя таким видела. Но со мной ты не скитался без цели, угрюмый и трагический.

– Потому что мой опрометчивый ангел-хранитель решил изменить путь моих странствий и подсунул мне Персиваля. Все, что случилось после той ночи, когда он соврал про черную королеву, – каждый конфликт, страхи и головная боль – все было необходимо, каждый момент путешествия был открытием.

Он уложил ее на подушку рядом с собой и коснулся пальцами ее волос.

– Самое важное в этом путешествии – что мы открыли друг друга. Я хочу продолжать делать открытия вместе с тобой – дети, семья, любовь, дом.

– Я всегда думала, что жизнь – это борьба, – дрожащим голосом сказала она. – Путешествие лучше, даже самое трудное. – Ее глаза заблестели. – А еще лучше, что ты хочешь его проделать вместе со мной.

– Если бы ты не была ослеплена местью, гонором и всем остальным, ты бы это давно поняла. – Вариан посмотрел на нее сверху вниз. – По счастью, я не очень привередливый супруг. Меня не смущает, что моя жена не всегда в ладах с логикой. И что моя прекрасная, романтичная речь не растрогала ее до слез. Нельзя иметь все сразу.

– Ты вовсе не хочешь, чтобы я заплакала, – сказала Эсме. – Я после этого ужасна злюсь. А я не хочу на тебя сердиться. Во всяком случае, сегодня – хочу только заставлять смеяться. – Она улыбнулась. – Потому что я очень люблю слушать твой смех – даже если иногда он меня раздражает.

– Потому что ты принимаешь меня таким, какой я есть, правда? Ты не пыталась меня переделать, только держалась за меня. Я тоже не хочу ни переделывать тебя, ни приручать, лишь бы ты была рядом со мной в полной безопасности. – Он поднял голову и дал себе утонуть в зеленой глубине ее глаз. – Я люблю тебя. Ты только верь в это.

– Я верю, – ответила она. – Я буду верить.

– Тогда скажи мне что-нибудь. Что угодно.

– Я люблю тебя, Вариан ShenjtGjergi, – прошептала Эсме. – Всем сердцем.

Он наклонился и потерся губами о ее губы. – Hajde,shpirtiim. Иди ко мне, мое сердечко.

От автора

Книга полковника Уильяма Мартина Лика «Путешествие по Северной Греции» вышла в 1835 году. Она, а также «Путешествие по Албании» Джона Кэма Хобхауса (1817 год) были моими главными источниками информации об Албании начала девятнадцатого века. Вот почему Янина и Превеза в этом романе – албанские города, хотя на современных картах вы их не найдете в границах этой страны.

В то время в Албании не было алфавита; до последнего времени фонетическое написание менялось от северного к южному диалекту, в зависимости от автора. Следовательно, писатели того времени записывали албанские слова так, каких слышали, – для английского уха нелегкая задача, – или в случае названий географических мест брали их версию на латыни, на итальянском или греческом языках. Я для простоты полагалась на современное албанское произношение, за одним-двумя исключениями. Так, Эсме живет не в Друзе, или Дураццо, или Диррачиуме, а в Дурресе.

В то же время я оставила без изменения некоторые турецкие слова, такие как й 'Аллах. В сегодняшней Албании они применяются редко, но в прошлом веке были во всеобщем употреблении.

За прояснение многочисленных лингвистических, физических и исторических загадок я благодарю моих родителей – Джорджа и Решу Чекани; сестру Цинтию Дрелингер; дядей Ментора, Стива и Джорджа Керксалли; моих кузин Скандер и Мариану Керксалли. Последние провели с нами, первыми, кто переехал в пятидесятых годах из Албании в США, три месяца в начале 1991 года.

За конструктивную критику, за советы, за мудрость и моральную поддержку я, как всегда, глубоко обязана моему мужу Вальтеру.

Однако любые грубые ошибки, которые могли вкрасться в повествование, полностью лежат на моей совести.