Текст книги "Профессионалы"

Глава 27

Симмонз и Мердок перелезли через сетчатый забор в дальней части поместья Платта. Без особых проблем, хотя по забору уже пустили ток. Пять минут спустя они оказались у самого дома и убили трех охранников. Симмонз расправился с двумя с помощью гаротты из рояльной струны. Мердок зарезал третьего ножом.

Когда они встретились над трупом третьего охранника, Мердок приложил руки ко рту, и над поместьем ухнул ночной филин. Услышав условный сигнал, Ден выступил из-за кустов на другой стороне дороги и пристрелил обоих охранников у ворот из винтовки двадцать второго калибра. Ствол он несколько раз обмотал махровым полотенцем. Полотенце приглушило выстрелы, так что звук разнесся недалеко.

Гараж они обошли стороной. Мэнсо сказал, что живет там только обслуга, а горничные и кухарки никакой угрозы не представляли. На лужайке они не нашли следов свежей могилы.

– Он в доме, – уверенно заявил Ден. – Живой. Я это чувствую.

– В последнее время ты что-то много чувствуешь!.. – поддел его Мердок.

– С чувствами у меня все в порядке. Не то что у некоторых с мыслями. В последнее время.

– Понятно. Система сигнализации питается от общей сети?

– Да.

Мердок пожелал взглянуть на систему сигнализации. Ознакомившись с ее устройством, покачал головой.

– Провода перерезать нет смысла. Система сигнализации автоматически переводится на питание от аккумуляторов. Эдди, должно быть, не знал, как она работает, но один мой знакомый получил пять лет, нарвавшись именно на такую. Обрезал провода и вошел в дом, как в собственный. Естественно, система его засекла.

Он проверил окно. По периметру каждого стекла тянулась серебристая лента, подключенная к системе сигнализации. Стоило разбить стекло, как поднялся бы трезвон.

– Но стекло-то можно и вырезать, – пробормотал Мердок. – Говард, дай-ка мне стеклорез.

* * *

Когда Мэнсо услышал шаги, он прижался к стене у двери. Ночь сейчас или день, он не знал. Не знал, чьи это шаги и к нему ли пришел человек. Знал он, только одно: если Платт откроет дверь, он его тут же убьет.

Нож остался при нем. Ему дали надеть ботинки, и никто не заметил ножа, спрятанного под стельку. Теперь нож перекочевал к нему в руку. Шаги приблизились. Сейчас ключ вставят в замок, повернут, откроется дверь, Платт войдет – с оружием или без, с телохранителем или без, – но в любом случае нож вонзится ему в горло.

Весь день дверь искушала его. Деревянная, тонкая, с петлями внутри, в пределах его досягаемости. С ножом или без, он мог выйти из своей камеры с той же легкостью, с какой птичка перелетала через изгородь.

Но какой в этом прок? Вышиби он дверь, об этом узнал бы весь дом. Даже если бы он аккуратно снял ее с петель, то едва ли смог бы выбраться из поместья. Охранники наверняка получили указания не выпускать его, да и что он мог сделать в одиночку.

Поэтому Мэнсо добровольно остался в заточении. Платт сказал ему, что передал его слова Элен Тремонт, а раз так, полковник в курсе происходящего и рано или поздно пошлет к нему подмогу. Вопрос в том, сколько ему удастся продержаться. Потому что в конце концов Платт найдет человека, хорошо знавшего Флоренс Маннхайм, и выяснит, что сына Эдди у нее никогда не было.

Мэнсо не собирался ждать, пока Платт сообщит ему об этом. Он вообще не собирался ждать. При следующей встрече с Платтом он с ним покончит. Если ему повезет, потом он вырвется отсюда. Если нет, по крайней мере, умрет вместе с Платтом.

– Эдди? Ты здесь, дружище?

– Бен!

Шаги затихли у его двери. Мэнсо убрал нож, прижался к ней.

– Бен?

Мердок хохотнул:

– Я повидал многие тюрьмы, старина, но из этой камеры удрать практически невозможно. Да в сравнении с ней Алькатрас[10]10
  Тюрьма на находящемся в заливе Сан-Франциско острове, омываемом холодным течением; считается самой надёжной в мире.


[Закрыть]– дневной стационар для детей-калек.

– Открывай дверь!

– Открывать? Эдди, на ней же большой висячий замок. Деревянная дверь с настоящим висячим замком. Как мне ее открыть?

– Кончай треп.

– Не заводись. Мне просто за тебя стыдно. Сидеть за деревянной дверью. – Мэнсо услышал, как скрипнул металл по металлу, и дверь распахнулась. Мердок держал в руке замок. Вместе с петлями. – Даже не пришлось открывать. Петли просто вывалились. Френк и Говард наверху. Мы сделали пятерых во дворе и одного на первом этаже. Я едва не наткнулся на него, но все-таки успел прирезать, пока он не перебудил весь дом.

– Где Луи? И что с Платтом?

– Платт в спальне, если судить по голосам, с женщиной. Мы решили сначала найти тебя, чтобы ты принял участие в завершающем этапе. Если, конечно, захочешь. Луи получил пулю в ногу. Банк мы взяли. Так что самое интересное ты пропустил. Луи в порядке. Команда проголосовала за то, чтобы выделить тебе полную долю, хотя ты и просидел на скамейке запасных. – Веселье исчезло из его голоса. – Ты ужасно выглядишь. Что с тобой?

– Прошлой ночью мне немного досталось. Я думаю, что прошлой ночью. Но если вы уже взяли банк... Какой нынче день?

Мердок рассмеялся:

– К чему тебе знать такие мелочи? Сосредоточься на текущем моменте. Пошли наверх, старина. Убьем Платта и смотаемся отсюда.

* * *

Весь наряд Марлен состоял из черного бюстгальтера. Она сидела перед туалетным столиком и расчесывала черные волосы. Платт лежал на кровати, наблюдая за ней. Злость к ней смешивалась с сексуальным влечением.

– Иди сюда! И разденься.

Она повернулась, положила гребень на туалетный столик.

– Разве я недостаточно раздета, Альберт?

– Сними бюстгальтер.

Она завела руки за спину и расстегнула застежку. Платт критически оглядел жену:

– Груди начинают обвисать. Да, ничто не вечно. Ты стареешь и начинаешь обвисать.

– Сукин сын!

– Иди в постель.

Она пришла, но ничего не произошло. Несколько минут спустя он оттолкнул ее и сел. Марлен посмотрела на Платта, ее глаза изумленно раскрылись. Раньше такого не случалось.

– Интересное дело. Ты стареешь и начинаешь обвисать, не так ли?

Она ожидала фонтана ругательств, даже пощечины. Но Платт вновь удивил ее.

– Ты знаешь о моем банке в Нью-Корнуолле? Его ограбили.

– Так это твой банк? Я что-то слышала в новостях.

– Мой.

– И что? Ты держал там много денег?

Он посмотрел на нее.

– Кое-что держал.

– Но они застрахованы, не так ли?

Платт задумался, пожал плечами.

– Застрахованы.

Марлен поднялась. Он быстро перекатился к краю кровати, схватил ее за руку и потянул на себя.

– Говори правду! Ты и Эдди. Что у вас было?

– Неизвестность сводит тебя с ума, да?

– Я хочу знать, что делается в моем доме. Он тебя трахнул?

– Возможно.

– Что ты несешь?

– Может, трахнул, а может – нет.

– Утром-то ты знала об этом наверняка.

– Возможно. Альберт, мне больно. Отпусти мою руку. Я сказала, отпусти.

– Сука!..

– И что ты собираешься делать?

– С ним? Подумаем.

– Кстати, он не твой сын.

– Откуда тебе это известно?

– От него.

– Что ты несешь?

– Он сам мне сказал. Его к тебе подослали. Твои же друзья из Чикаго.

Платт резко сел, лицо его побелело. Неужели кто-то действительно решил его прощупать? Костатис говорил, что на него напирают парни из Южного Джерси, требуя свою долю в операциях в Трентоне. Может, кто-то решил, что пора перераспределить доходы и в округе Берген? И тогда к нему могли заслать лазутчика. Опять же теперь ему не одну неделю придется разбираться с полицией. А лазутчик будет жить в его доме, трахать или не трахать его жену – в зависимости от того, врет она или говорит правду...

В этом-то и беда. Все зависело от того, говорит она правду или нет.

Потому что, если она врет, а оснований для этого у нее предостаточно, он сам запер единственного сына в подвале, нападение на банк в Нью-Корнуолле – случайность, грабители просто не знали, чей банк чистят, и это означает только одно: его адвокатам придется попотеть.

Но как узнать, говорит она правду или нагло врет?

Платт заговорил, обращаясь не только к ней, но и к себе:

– Если я решу, что он мой сын, всякий раз, взглянув на него, я буду сомневаться, так ли это. Буду постоянно сомневаться. Так не годится. Или он лжет, или его мать свихнулась и наболтала ему черт знает чего. Конечно, я переболел триппером, но, возможно, я всегда был стерилен. Да, так оно и есть. Я не мог иметь детей, так что он не мой сын. Логично я рассуждаю?

– Если ты так считаешь, Альберт, почему нет?

– Я так считаю.

– Ты собираешься его убить?

– Пусть посидит внизу до утра. А потом напущу на неге пару мальчиков. Думаю, они развяжут ему язык. Насчет Чикаго ты все выдумала?

– Ты мне не веришь?

– Даже если б поверил, а я тебе не верю, он мог солгать.

– Неужели?

Платт вытянулся на кровати, довольный тем, что решение принято и метания остались в прошлом. Протянув руку, он ухватил Марлен за левую грудь. От неожиданности она вскрикнула.

– При таких размерах они не могут не обвисать, – хохотнул Платт. – Иди сюда. Раздвинь ноги.

– Если ты позволишь мне наблюдать.

– Что?

– Хочу посмотреть, как его будут убивать.

– Значит, он к тебе подкатывался, так?

– Не в том смысле, как ты думаешь. Ты разрешишь? Тогда я тебя ублажу.

Платт улыбнулся:

– Ты получишь место в первом ряду.

Он устроился поудобнее, закрыл глаза, поглаживая руками ее черные волосы, и скоро уже постанывал от удовольствия.

– Сучка ты моя, сумасшедшая, породистая, нежная сучка. О-о-о-о!..

Тут открылась дверь, и Мэнсо с револьвером в руке вошел в спальню.

После

Утро они проводили в постели. Поднимались в час или в два часа дня и шли на пляж, начинавшийся в двадцати футах от их бунгало. Она не любила сидеть в воде. Окунувшись, сразу возвращалась на берег. Вода в Карибском море, теплая, прозрачная, потрясала своей голубизной. Он мог плавать часами. Она же ждала его, растянувшись на полотенце под жаркими лучами солнца. Как и он, она не обгорала, и уже через неделю ее кожа стала коричневой.

После обеда они пару часов проводили в баре. Местный бармен смешивал удивительно вкусные коктейли, а владелец отеля, с одним синим и вторым карим глазом, подсаживался к их столику и рассказывал всякие байки.

В полночь они плавали в море, чтобы после любовных утех отойти ко сну.

– Я бы хотела остаться здесь навсегда, – вздохнула она.

– Навсегда не получится.

– Я знаю.

– Главный жизненный принцип – нигде не задерживаться надолго. Один из главных.

– А другой – никогда не возвращаться, потому что во второй раз не получишь такого удовольствия, как в первый.

– Откуда ты знаешь? А, ну конечно, это я тебе говорил.

– Говорил.

– Тебе идут светлые волосы.

– Надо сходить в парикмахерскую. А то корни уже начали темнеть.

– Я не заметил. Светлые волосы и загар... Думаю, тебя не узнала бы и родная мать.

– Проверить-то мы не можем, так?

– Боюсь, что нет. – Он хотел что-то добавить, но передумал и изменил тему: – Я звонил в аэропорт. Заказал на четверг два билета до Майами. «Транс-Кариб». Оттуда полетим на «Делте». Есть прямой рейс в среду у «Пан-Ам», но на «Транс-Кариб» лучше обслуживание. К тому же мы выгадаем целый день.

– Отлично. А Финикс мне понравится?

– Мне нравится. Там ты сможешь поддерживать загар.

– А ты... ты раньше бывал в Финиксе?

– Конечно.

– Я хотела сказать, были у тебя там женщины?

– Ничего серьезного.

– Потому что я тебя не ограничиваю. Я жива, этого более чем достаточно. Если ты захочешь...

– Давай пока оставим все как есть, а?

– Ты же сам сказал, навсегда не получится.

– Слушай, а что они сейчас делают? – спросила она чуть позже.

– Полковник читает. Библию или книгу по военной истории. Элен, наверное, что-то печет. Остальные? Говард собирался провести несколько дней в Нью-Йорке. Там проходят аукционы марок, в которых он хотел поучаствовать. Френк ездит по стране. Где он сейчас, понятия не имею. Бен скорее всего сидит в камере. После завершения операции он обычно пьет, пока не кончатся деньги.

– Как можно пропить пятьдесят тысяч долларов?

– Бен бы с этим справился, но ему не дают. Если б он брал с собой все деньги, могли бы возникнуть вопросы. Поэтому обычно он увозит с собой одну-две тысячи. Пятьсот откладывает, чтобы оплатить проезд, если его вызовет полковник, остальные просаживает. А большую часть его доли полковник инвестирует. Теперь состояние Бена наверняка за полмиллиона.

– Никогда бы не подумала!

– Да уж, по нему не скажешь, что он богат. Он даже не вспоминает об этих деньгах, потому-то и избегает крупных неприятностей. Видишь ли, самое важное – строить жизнь под себя. Как тебе удобнее. Мы вот можем все время путешествовать, и нас это вполне устраивает. А у Бена свое. Когда у него кончаются деньги, он устраивается на работу. И живет как забулдыга, пока полковник не позвонит ему.

– А Эдди в Европе?

Он кивнул.

– Думаю, в Монте-Карло. Пока он не хочет показываться в Лас-Вегасе или Атлантик-Сити. У полиции к нему претензий нет, но он полагает, что гангстерам надо дать время, чтобы они забыли о Платте и его жене. Хочешь поплавать или сразу пойдешь в бунгало?

– Что-то не хочется.

– А я окунусь. Морская вода полезна для моей ноги.

Она сидела на берегу и смотрела, как он плавает. Закурила, воткнула спичку в песок.

Она больше не увидит своих детей, родителей. А если и увидит, то через много лет.

Должно быть, у нее не все в порядке с головой, подумала она. Она же любила детей, мать, отца. Теперь ее разлучили с ними, а ей это безразлично. Очень уж это странно, вот она и решила, что у нее не все в порядке с головой.

Она загорела, перекрасила волосы, лучилась здоровьем и энергией. Ела как лошадь и худела, обретая стройность. А ее лицо, когда она видела свое отражение в зеркале, сияло счастьем. Почему нет? Она жива и влюблена.

Он не хотел жениться. Она тоже. Он не ошибся, говоря, что навсегда не получится. Рано или поздно он захочет избавиться от нее. Сейчас он это отрицает, но она понимала, что в будущем такое случится. Однако к тому времени она уже обучится новой жизни. В Нью-Джерси она не вернется, и полиция никогда ее не найдет.

Если судить по сообщениям газет, она мертва. Ее взяли в заложницы, похитили и убили. «Что ж, – подумала она, – пусть так и будет. Патриция Новак, мир праху твоему. Патриция Кросби, добро пожаловать в этот мир».

Джордано вышел из воды. Шагал он легко, словно охранник и не прострелил ему ногу. Она смотрела на него, освещенного лунным светом, и у нее учащенно забилось сердце. Она побежала ему навстречу.