Текст книги "Шпион в тигровой шкуре"

– Может, ты снова помолишься, – предложил я.

– О, Ивен…

– Поехали! – прошептал я, нажимая пластмассовый хоботок.

И вдруг пол разверзся под нашими ногами.

Это мало походило на падение Алисы в кроличью нору. Алисе, если помните, показалось, что она падает целую вечность и за это время в ее головке закрутился вихрь сумбурных мыслей. С нами же все произошло иначе. Вот я стою и отпускаю ехидные шуточки в лицо неприятелю, точь-в-точь как бравый солдат в английских фильмах про войну, а через мгновение я уже валяюсь, задрав ноги и руки, в кромешной тьме. Ничего общего с тем, как Алиса «падала вниз, снова вниз и еще вниз», а просто моментальное перемещение с раскаленной сковородки прямехонько в адское пламя.

Но самое удивительное, как я уже сейчас понимаю, заключалось в том, что все произошло практически беззвучно. Наверное, они по десять раз на дню смазывали маслом замки и петли люка, ведущего в подвал. Люк отворился бесшумно, и мы бесшумно провалились в тартары. А пол был устлан чем-то мягким, видимо чтобы обезопасить от травм тех, кто проваливался сюда в течение выставочного дня, потому как никакой лестницы в подвал не было и в помине. Итак, мы рухнули на мягкий пол, провалившись в возникшую в полу широкую щель, наше недолгое падение происходило при полной тишине, и упали мы, не издав ни звука, а теперь сидели, не в силах вымолвить ни слова. Я не стал вопить просто потому, что мне это в голову не пришло. А вот Арлетта, конечно, могла бы ахнуть, или охнуть, или разреветься, но она ничего такого не сделала. Она просто упала в обморок – реакция не менее театральная, чем все вышеперечисленные, но по крайней мере для нас обоих наиболее безопасная.

Разумеется, поначалу я не понял, что она в обмороке. Поначалу я решил, что она умерла, и стал шарить вокруг в поисках фонаря, чтобы ее осмотреть, но фонарь оказался нашей единственной потерей. Хорошо хоть фонарь, а не Арлетта, подумал я, взяв ее за запястье и нащупав слабый пульс.

Я сел и попытался привести в порядок мысли. Потом нащупал бумажный пакет и начал перебирать его содержимое. Нащупал в полиэтиленовом пакетике пачку сигарет, а рядом – коробок спичек. Я чиркнул одной – и трепещущий язычок пламени осветил подземное узилище.

Я правильно выразился: это было самое настоящее узилище. Никого тут, естественно, не было. Иначе нам бы не сдобровать. Но даже и в отсутствие людей, назначение этой подземной темницы было предельно ясным. Ни на потолке, ни на стенах я не заметил ни одной лампочки – только оплывшие свечи. В центре стоял стул – очевидно, для охранника. Мрачные стены, пол и потолок были выложены из голого камня, со стен свисали цепи.

Ну да, именно что цепи! С каменных стен свисали цепи с тяжелыми стальными кольцами на концах, в которые заковывают руки и ноги узников.

Все это было похоже на декорации для садомазохистского ужастика про испанскую инквизицию. Не хватало только раскаленных щипцов, прутьев, хлыстов и голых девиц, извивающихся и вопящих от боли, да негодяев в черных капюшонах, радостно забивающих их до смерти. А ведь ничего не сделал – только щелкнул включателем, и бац – оказался в апартаментах маркиза де Сада!

Догорающая спичка обожгла мне кончик пальца. Я затушил ее и чиркнул другой спичкой. Лежащая рядом Арлетта шевельнулась и открыла глаза.

Из ее горла донесся жуткий свистящий шепот:

– Мы умерли…

– Арлетта…

– Мы в аду!

– Арлетта!

– Мы умерли, не исповедавшись! И вот мы в аду!

– Ты права в последнем пункте, – согласился я. – Но мы не умерли. На данный момент, во всяком случае. Мы в подвале павильона Кубы.

– Ты врешь!

– Нет, не вру. Я…

– Мы умерли.

– Черт побери, да нет же!

– Это ад.

– Не в буквальном смысле.

Она встала на ноги и бесцельно прошлась по жуткому подземелью. Спичка погасала, и оказавшись в кромешном мраке, Арлетта вскрикнула. Я зажег очередную спичку и увидел, как она дотронулась до цепей с кольцами и задохнулась от ужаса.

– Это для узников, – пояснил я. – С их помощью они усмиряют своих узников.

– Муки адовы… – прошептала Арлетта, отшатнувшись.

– Нет!

– Хлысты и цепи! – Она стянула с себя блузку.

– Арлетта…

– Жуткие страдания и боль! – Она выскользнула из джинсов.

– Боже мой, да что с тобой!

– Терзание плоти, – стонала она, сбрасывая мокасины и освобождаясь от колготок. – Причини мне боль, причини мне боль, о ненаглядный мой, возьми меня, овладей мной!

Та еще Жанна д'Арк, доложу я вам…

– Никакой это не ад, – услышал я ее голос.

– А я что тебе говорил?

– Было так хорошо… Просто райское наслаждение! – Она потянулась и вздохнула. – Извини меня, Ивен. Сама не знаю, что на меня нашло.

– А я, кажется, знаю.

– Еще бы!

Я зажег спичку и дал ей прикурить, а потом, прикрыв пламя ладонью, зажег огарок свечи. Слабое пламя тускло осветило нижнюю часть подземелья, оставив потолок во мраке.

– Этот подвал – просто жуть! – задумчиво произнесла Арлетта. – Но меня он почему-то возбуждает.

– Я заметил.

– Мы такие отчаянные, такие…

– Просто как тигры в клетке! – предположил я.

– Ну да! – Она схватила меня за локоть. – Ты же меня понял? Как тигры в клетке.

– Кто завернется в тигровую шкуру, – продекламировал я. – тому море по колено…

– Пардон?

– Старая поговорка. Но не помню, как она точно звучит.

Я начал было цитировать старый грузинский стишок про отважного витязя, который убил свирепого тигра и содрал с него шкуру… Но из моего перевода на французский Арлетта ни черта не поняла.

– Если рыцарь тигра одолеет… – В ее глазах заблестели искорки. – Одолеет, овладеет…

Я понял, что пора сменить тему.

– Наверно, они каждый вечер очищают этот подвал от добычи, – предположил я. – В течение дня сюда попадают все те, кого они хотят похитить, а после закрытия выставки их увозят.

– Куда?

– Не знаю. Минна наверняка была здесь. В этом жутком подземелье. Если бы я раньше смог найти этот подвал…

– Но как, Ивен, как?

– Ну конечно, никак. Они, видимо, увезли ее отсюда сразу. То есть вчера поздно вечером, – я обернулся и заглянул Арлетте прямо в глаза. – Что-то я не понимаю. Невозможно за один день похитить десяток людей так, чтобы этого никто не заметил. Ну не бывает так: пропал человек и – никто даже не почесался. Нет, я этого не понимаю…

– Что будем делать?

– Пока не знаю.

– Если мы тут останемся…

– Нет! – Я вынул из бумажного пакета завернутый бутерброд, сел на пол и впился зубами в хлеб. Но аппетита у меня не было никакого, и я снова завернул бутерброд в вощеную обертку и отправил обратно в пакет. Арлетта докурила, затушила окурок о подошву мокасина и сунула в пакет, где лежали слесарные инструменты и бутерброды.

– Может быть, мне тут спрятаться, – предложила Арлетта.

– Каким образом?

– Сама не знаю. Здесь так голо, уныло. Может, ты прикуешь меня к стене и оставишь тут, а когда утром придут охранники, они решат, что просто забыли меня здесь.

– Вряд ли это сработает…

– Вряд ли. Но все-таки…

Я обдумал ситуацию. Минна, вместе с остальными пленниками, попала в подземном узилище. Сейчас ее тут нет. Таким образом, рассуждал я, либо ее с товарищами по несчастью перевезли в другое место, либо их похитители…

Но об этом мне и думать не хотелось. Просто немыслимо, уверял я себя, что кубинцы их всех убили. Но столь же немыслимой была мысль, что кому-то вообще удалось похитить Минну. Я стал нервно мерить шагами подземелье – взад-вперед, взад-вперед, пытаясь причесать свои взлохмаченные мысли.

– Ивен, уже поздно.

– Знаю.

– Если мы отсюда не уйдем, то…

– Я знаю.

– Скоро рассветет, а на свету нас…

– Да знаю я, черт побери!

Можно продолжать вести за ними слежку, подумал я. В этом нам помогут Сет и Рэнди. Можно было бы оставить около павильона наблюдателя и посмотреть, что произойдет завтра вечером, когда выставка закроется.

Но еще лучше – поставить в павильоне жучки. Пускай Национальное Движение Квебека и состоит из полудурков и отморозков, но они обладают мощным технологическим ресурсом, которым я мог бы воспользоваться. Будет не слишком сложно вернуться сюда и спрятать в стене пару микрофонов. По крайне мере это хоть поможет приоткрыть завесу тайны, окутывающей кубинское предприятие. Если мы сумеем подслушать, что творится в подземелье в дневное время, когда оно битком набито пленниками и охранниками, станет более или менее понятно, какая сила нам противостоит.

Пока что ясности не было никакой.

– Ивен…

– Ты права, – перебил я ее. – Нужно отсюда выбираться.

– Если, конечно, мы что-то выиграем, оставаясь тут…

– Нет, уходим!

Надо было замести все следы нашего присутствия. Я добавил разбитый фонарь к коллекции ненужных вещей в бумажном пакете и через зияющую в потолке щель прицельно зашвырнул его в павильон. Собрав с пола горелые спички, задул свечу. Потом встал на корточки прямо под щелью, так чтобы Арлетта смогла вскарабкаться мне на плечи. После чего выпрямился, а она ухватилась руками за края щели и подтянулась наверх.

Я пережил несколько ужасных моментов, когда мне показалось, что я останусь в этом подземелье навсегда. Я не смог подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы ухватиться пальцами за край щели. А Арлетте не хватило силенок вытянуть меня наверх, за руки. Я упорно продолжал подпрыгивать, делая безуспешные попытки выбраться, и Арлетта уже была на грани истерики.

Наконец я додумался воспользоваться единственным стулом. Встав на него, я снова подпрыгнул и на этот раз дотянулся до края щели. Но удержаться не смог и рухнул на стул, едва его не опрокинув. Потом сделал еще одну попытку и теперь смог схватиться за край и повис на пальцах. Арлетта изо всех сил старалась мне помочь. Но в последний момент мои пальцы вспотели и заскользили, но к этому моменту я уже успел забросить одну ногу через край щели и буквально вытолкнул свое туловище на вымощенный плиткой пол. Первые несколько секунд я не мог шевельнуться, и Арлетта тревожно спросила, что со мной, а я ответил, что все в порядке.

– А как же кубинцы оттуда выбираются, Ивен?

Я ответил, что не имею ни малейшего понятия. Может, сверху им сбрасывают веревочную лестницу, а может быть, они пользуются стремянкой, которую потом достают из подвала и уносят.

– Не важно, – сказал я, – вернемся сюда завтра ночью и оставим пару жучков. Уверен: кто-нибудь из движения сумет нам помочь.

– Клод. Если захочет. Ну или другие…

– Хорошо, – я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. – По крайней мере, теперь мы имеем полное представление о тайнике. И больше не будем работать вслепую. – Я взглянул на часы. – Мы пробыли в подвале очень долго Пора сматываться.

– А стул, Ивен? Они же заметят, что он сдвинут.

– Возможно.

– А вернуть его на прежнее место никак нельзя?

– Мне ничего не приходит в голову. Может быть, они не обратят внимания. Да ладно, черт с ним!

– Я могла бы спуститься и переставить его. А ты поможешь мне вылезти обратно…

– Но тогда мы опять вернемся в исходную позицию.

– Верно.

Никаких дел в павильоне у нас больше не было, и я нажал на выключатель, чтобы закрыть люк в полу. Люк закрылся так же бесшумно, как и открылся. Я встал на корточки и попытался разглядеть швы между плитками. Но даже теперь, зная местоположение люка, я не смог ничего обнаружить. Эта потайная дверь в подвал была верхом кубинского инженерного искусства.

Но к чему все эти усилия?

– Пошли! – Я взял Арлетту за руку. – Я понимаю, тебе очень трудно покинуть столь завлекательное место…

– Тут веет злым духом, сатанинским духом…

На этот раз мне не пришлось поработать взломщиком. Дверной замок требовался только для того, чтобы никто не мог попасть в павильон снаружи. Изнутри же дверь легко открывалась ручкой. Высунувшись в щелочку, я осмотрелся и прислушался: послышался приближающийся звук мотора, и я юркнул обратно в павильон. Мы подождали, затаив дыхание, пока урчание движка не растаяло в ночи. Потом я снова высунулся наружу и опять огляделся и прислушался. Невдалеке отчетливо виднелась береговая линия, до которой, казалось, было рукой подать. Мы прыгнули во тьму и поспешили к нашей моторке. В одной руке у меня был зажат бумажный пакет, в другой – локоть Арлетты. Мы быстро шагали, уже не пугаясь, как раньше, ночных теней и не опасаясь, что нас обнаружат.

Куда же они увозят пленников? Я тщетно бился над этой загадкой и наконец решил, что отгадка зависит от мотива похищений. Если кубинцы планировали получить за заложников выкуп, то не было смысла тайно вывозить их из страны. Самое разумное – спрятать их в каком-нибудь сельском доме на территории Канады. Если же у похитителей была какая-то иная задумка в отношении заложников, то тогда они постарались бы как можно быстрее вывезти этих несчастных из Канады на Кубу.

Второй вариант показался мне более логичным. Невозможно осуществить многодневную операцию по захвату нескольких десятков заложников, и при этом провернуть все совершенно незаметно. Исходя из этой посылки, глупо потратить кучу денег на операцию по массовому похищению людей с расчетом на будущую финансовую выгоду. Затраты на строительство павильона, затраты на подготовку этого дьявольского плана…

Конечно, в их планы, возможно, входит масштабный обмен. Они ведь однажды, было дело, уже обменяли заключенных на наркотики. А что если они предъявят какие-то условия правительству Соединенных Штатов? "Если вы хотите вернуть этих людей, тогда убирайтесь с Гуантанамо2020
  В Гуантанамо, на территории Кубы, находится американская военно-морская база.


[Закрыть]" – что-нибудь в этом духе.

Я был поглощен своими мысли и, крепко держа Арлетту за руку, шагал вперед. После того, как мы умудрились благополучно проникнуть внутрь кубинского павильона и выйти оттуда незамеченными, меня уже не беспокоила перспектива засветиться на территории безлюдной выставки.

Наверное, так бывает с опытными домушниками и медвежатниками. Когда после многих лет практики вырабатывается привычка беззвучно шастать по ночному городу, рано или поздно утрачиваешь естественное чувство страха. То же самое произошло и с нами. Все наши мысли заняты были только одним: как бы побыстрее добраться до моторки и вернуться в домой. Больше ни о чем мы и не помышляли. С моей точки зрения, все опасности вообще уже были позади.

Но я ошибся.

Впереди справа, ярдах в ста от нас, я увидел мужчину. Он бежал прямо на нас. Я схватил Арлетту в охапку и прижал ладонь к ее губам, чтобы приглушить вырвавшийся крик. Мы резко свернули с аллеи и упали ничком в траву.

Мужчина остановился как вкопанный. Из ночной мглы вырисовались три тени. Кто-то закричал, но я не смог различить слов.

– Ивен!

– Шшшшш!

Во тьме блеснуло что-то металлическое. В кустах послышалась какая-то возня, а затем прогремело несколько выстрелов подряд. Остановившийся на бегу мужчина коротко вскрикнул и обхватил грудь обеими руками. Потом он упал на колени и медленно рухнул на землю.

Снова зашуршали кусты. К упавшему подбежал другой мужчина, присел над ним, что-то поднял, выпрямился и побежал. К нему из тьмы присоединились еще двое. Они обогнули труп и побежали по аллее в нашу сторону. Я крепко прижал к себе Арлетту. Ночь надежно укрывала нас. Троица убийц пронеслась в нескольких шагах от нас, не останавливаясь. Они умчались по аллее, а мы продолжали лежать не шевелясь до тех пор, пока в ночи не угас топот их ног.

Когда все стихло, Арлетта завозилась. Я крепко стиснул ей плечо и приложил палец к ее губам, призывая не шуметь. Она повиновалась. Минут пять, которые показались часами, мы лежали неподвижно. В ночной тиши выстрелы прозвучали чересчур громко, так что вряд ли их никто не услышал.

А если кто и услышал, то мне меньше всего хотелось сейчас с кем-либо встречаться и вступать в объяснения.

Но никто не появился. Я взглянул на часы и решил, что никто уже и не придет. Тогда я встал с газона, за мной поднялась и Арлетта.

– Кто это… – начала она.

– Не знаю. Давай посмотрим…

Высокий, худощавый и несомненно мертвый мужчина лежал, раскинув руки и ноги, на пластиковом газоне перед входом в павильон «Человек и его дом». Его кровь обильно оросила искусственную траву, так что у ее производителей появился реальный шанс завтра же доказать всему свету, на самом ли деле их продукция, как уверяет реклама, легко моющаяся или не очень. На всякий случай я пощупал у него пульс. Пульса не было.

Я обыскал карманы и ничего там не обнаружил. Тогда я поднял лежащий в траве рядом с трупом револьвер убийцы, понюхал ствол и отбросил. Мне стало интересно: этот убитый, уж не кубинец ли? Но на кубинца он совсем не был похож. Может быть, его убили кубинские секретные агенты? А какое он имеет отношение – если имеет – к кубинской спецоперации?

– Ты его знаешь, Ивен?

– Нет.

– А кто его убил?

– Тоже без понятия, – я вдруг почувствовал легкое головокружение, и мне пришлось закрыть глаза и несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы привести себя в норму. Да, теперь мы вляпались по самые уши! Мы поневоле стали играть в кошки-мышки с людьми, которые лучше нас знают правила этой опасной игры.

– Думаю, пора уносить отсюда ноги, – сказал я.

– Я тоже так думаю.

Теперь мы продолжили наш путь с превеликой осторожностью. Мы шли молча, вслушиваясь в каждый ночной шорох. Шагая по аллее к каналу, мы уже не обманывались надеждой, что кроме нас на территории выставки нет ни души.

И все-таки мы не вполне были готовы к неожиданностям. Когда мы уже дошли до самой кромки воды, я увидел нашу моторку там, где ее оставил, но рядом с ней стояла другая, значительно более крупная лодка. Не просто лодка, а катер. Пустой.

Арлетта впилась пальцами в мой локоть. И тут из тени вынырнула мужская фигура с пистолетом в руке. Незнакомец криво ухмылялся. Он продолжал ухмыляться, нацелив ствол прямо на меня, в левую сторону груди, там, где сердце.

А потом произнес по-французски, с сильным акцентом:

– Еще не отлита пуля, которая меня убьет.

Глава одиннадцатая

Еще не отлита пуля, которая меня убьет.

Как интересно! Я бы и сам не отказался от подобного заявления, если бы не опасался, что, раз произнесенное, оно вскоре выявит свою полную несостоятельность. Потому что у меня как раз было твердое ощущение, что пуля, которая меня убьет, давно уже отлита и в настоящий момент преспокойно лежала в стволе нацеленного мне в сердце пистолета.

– Еще не отлита пуля, которая меня убьет! – повторил незнакомец не без злорадства. Я взглянул на ствол и постарался трезво оценить свои шансы. Можно было попытаться выбить пистолет из рук у незнакомца и вышибить ему мозги. Я уже приготовился к прыжку, как вдруг заметил, что его указательный палец прижат к спусковому крючку. А, так он не просто навел на меня ствол – он еще и собирается выстрелить!

– Еще не отлита и не будет отлита никогда та пуля, которая способна убить великую идею! Еще не отлита пуля, способная убить Францию!

Эти слова прозвучали с тем же акцентом и с тем же самым бессмысленным пафосом. Только произнесены они были не мужчиной с пистолетом, а Арлеттой. В ее голосе звенела упрямая убежденность, а ее рука крепко сжимала мой локоть.

– И посему я клянусь собой, – продолжала она, – своей честью, жизнью и душой, свергнуть иго Бурбонов и восстановить славу империи…

– Довольно, – заговорил незнакомец с пистолетом, – этого довольно. – Он опустил пистолет и сунул его в карман. – Вы скоро поймете, что мне, как и вам, эти пароли ни к чему. Но в наше трудное время приходится проявлять максимальную осторожность. – Он зловеще улыбнулся. – Разумеется, я слышал выстрелы. Я как раз подплывал на катере – и сразу же прибежал сюда. Я же не знал, кто остался в живых…. Если бы убили вас, то ваши преследователи стали бы охотиться за мной. Верно?

– Конечно.

– Деньги у вас с собой?

– Да, – ответил я, не понимая, какие такие деньги он имеет в виду, и кто это такой, и что ему сказала Арлетта, и что мы трое тут вообще делаем. – Да, деньги у нас с собой.

– Очень хорошо. Тогда это вам.

Он протянул мне тонкий черный «дипломат». Я вцепился в кожаную ручку и провел ладонью по его поверхности. На ощупь кожа была гладкая и мягкая.

– Так, а мне… вот этот бумажный пакет, я так понимаю?

– Верно понимаете, – согласился я и передал ему пакет с недоеденными бутербродами и набором взломщика-любителя.

Он любовно погладил пакет, повернулся и забросил пакет в свой катер. Потом снова обернулся к нам.

– Передай боссу, что если рынок на наш товар отреагирует хорошо, мы сможем обеспечить доставку в более ускоренном режиме. Ты не забудешь ему это сказать?

– Ни в коем случае.

– Сам-то я только курьер. Я передаю сообщения, как мне их говорят, слово в слово. И посылки как получаю – так сразу передаю их кому надо. Без обид?

– Абсолютно.

– Ну и лады! – Он опять улыбнулся, по-волчьи оскалив зубы, запрыгнул в катер и повернул ключ в замке зажигания. Могучие моторы пробудились к жизни и катер с урчанием устремился в восточном направлении.

Не проронив ни слова, мы с Арлеттой забрались в нашу лодку. Я склонился над крохотным навесным мотором и дернул за тросик.

– Не боишься, что будет сильный шум? – с тревогой спросила Арлетта.

– Черт с ним! Нам надо поскорее отсюда сваливать.

Мотор завелся, я развернул лодку, и мы поплыли тем же маршрутом, каким прибыли сюда. Слава богу, тот большой катер взял прямо противоположный курс. Мне хотелось удалиться от него как можно дальше – и побыстрее. У меня не было ни малейшего желания снова увидеть незнакомца с волчьей улыбкой.

– Ивен!

– Что?

– Этот «дипломат»…

– И что?

– Ты не знаешь, что там внутри?

– Нет.

– Я тоже. Как ты думаешь, зачем ему наши бутерброды?

– Может, он проголодался?

Она обиженно надула губы и умолкла. Я почти вслепую направлял наше суденышко в кромешной тьме. У меня было такое чувство, что мы снимаемся в кино, чей сценарий написан по мотивам картины Сальвадора Дали. Кого убили на выставке? Кто его убил и почему? Откуда взялся незнакомец с «дипломатом» и зачем он мне его отдал? О чем он говорил и что значит эта фигня про пулю, которая еще не отлита? А Арлетта…

– Ты знала отзыв, – пробормотал я.

– Пардон?

– Ты знала отзыв на его пароль!

– Какой пароль?

– Про пулю, которая его убьет.

– Ивен, ты нервничаешь?

– Нервничаю. Но дело не в этом. Послушай, он же направил на нас пистолет! То есть, точнее, на меня. И сказал что-то про пулю…

– «Еще не отлита пуля, которая меня убьет!»

– Вот-вот.

– По-твоему, это пароль?

– По-моему, да. И ты дала ему отзыв. А ты разве не знала, что это пароль?

– Нет.

– Тогда какого хрена…

– Это цитата из Наполеона.

Я задумался. А ведь она права – это и впрямь слова Наполеона, произнесенные им в 1814 году в Монтрё. Фразочка из того разряда крылатых изречений, которые военачальники так любят произносить публично, особенно если сидят в штабной палатке в нескольких милях позади линии фронта.

Итак, это сказал Наполеон. Чудно. И тот придурок с пушкой, возможно, настолько тронулся умом, что вообразил себя Наполеоном. Но…

– Ты же ему ответила!

– Ну и что?

– Как что? Или ты Жозефина?

Она нахмурилась.

– Ивен, ты, наверное, переутомился. Ты сегодня всю ночь не сомкнул глаз. И вчера ты тоже, по-моему, очень мало спал. Как только вернемся домой…

– Но ты же ему ответила!

– Да.

– И что ты ему сказала?

– Я продолжила клятву.

– Клятву? Какую клятву?

– Клятву бонапартистов.

– Да ну!

– Мне показалось, он ждет отклика, вот я и…

– А, ну конечно!

– Вот я и продолжила клятву. – Она запнулась. – Можно тебя попросить: не рассказывай другим… Дело в том, что я бонапартистка. Я не считаю, что это несовместимо с идеалами движения за освобождение Квебека, хотя есть среди нас и такие, кто со мной не согласен. Но разве не должна Французская Канада и Франция объединиться под знаменем сильного лидера, единовластного лидера, потомка великого Наполеона, который сумеет вновь возродить славу и величие империи и саму французскую империю и который…

– Ясно, – сказал я.

– Пардон?

– Тот человек говорил по-французски с необычным акцентом.

– Да.

– Это корсиканский акцент?

Арлетта задумалась.

– Очень может быть. Точно не знаю.

– Скорее всего так. Как будто итальянец говорит по-французски. Это корсиканский акцент.

– Ведь Наполеон был корсиканец.

– Правильно.

– Значит, тот человек был бонапартист, Ивен! Это же так просто! Кто бы мог подумать, что наше дело имеет немало сторонников в западном полушарии.

Я покачал головой.

– Вряд ли тот парень – бонапартист.

– Ну а кто же еще! Ты же сам сказал, что он корсиканец, и еще он процитировал клятву Наполеона, самое начало клятвы…

– А я думаю, что он использовал клятву в качестве пароля. Стандартный пароль для корсиканцев, я думаю.

– Тогда выходит…

– Корсиканец приезжает в Монреаль, чтобы обменять содержимое «дипломата» на деньги.

– Но мы же отдали ему бутерброды и слесарные инструменты! – воскликнула Арлетта. – И мои сигареты. Черт, я хочу курить!

– Придется потерпеть. Он не знал, что мы отдали ему бутерброды и инструменты. Он думал, что в том пакете деньги.

– Понимаю.

Не знаю, в самом ли деле она понимала, но я-то точно все понял. Корсиканец приплыл на встречу с кем-то, кто вез для него деньги. Курьера с деньгами подстерегли и убили, и его кровь залила пластиковый газон перед павильоном «Человек и его дом». Убийцы забрали деньги, а мы с Арлеттой случайно столкнулись с корсиканцем.

Мы отдали ему завтрак. А он нам взамен… Что?

И тут у меня возникла блестящая догадка.

Его выращивают на огромных плантациях в Турции, где поденщики зарабатывают пятнадцать-двадцать центов в день. Потом снятый урожай тайно переправляют во Францию, где люди из Union Corse, то есть корсиканской мафии, тщательно очищают его в подпольных лабораториях. Потом его доставляют в Канаду, и здесь франкоканадцы покупают его оптом, расфасовывают и переправляют в Нью-Йорк, Филадельфию, Чикаго и Детройт.

Так, приехали…

Мне удалось-таки доплыть до того места, где нам следовало оставить моторку. Я привязал лодку к столбику, и мы с Арлеттой благополучно вернулись в ее квартирку. Когда мы вошли, за окном уже забрезжил рассвет. Арлетта жадно вскрыла пачку «Голуаза» и закурила. Я сел на кровать и, щелкнув замками, открыл «дипломат». Внутри лежали три жестяных тубы. Мне удалось вскрыть одну – в ней был насыпан белый порошок. Я послюнил кончик пальца, сунул его в белый порошок и полизал.

Так, ну приехали…

– Что там, Ивен?

Я завинтил крышку, положил тубу обратно в чемоданчик и молча уставился на «товар». Корсиканской мафии это явно не понравится, подумал я. Как и тем ребятам-посредникам, кому этот «товар» предназначался. Как и конечным потребителями, у которых рано или поздно начнется ломка со всеми ее неприглядными эмоциональными и физиологическими последствиями.

– Ивен!

– Это героин, – спокойно произнес я. – Тут килограмма три, наверное. Такого количества героина хватит, чтобы заторчало все западное полушарие.

Она обрушила на меня шквал вопросов. Ее интересовало, зачем это нам, и чье это, и что я намерен с этим делать. Я не знал, как ответить на последний вопрос, и у меня не было сил отвечать на прочие. Я тупо сидел с дипломатом на коленях, смотрел на тубы с героином и размышлял о конных полицейских, кубинцах, франкоканадцах и корсиканцах, гадая – правда, без особого интереса, – кто из них первым меня убьет.

Арлетта докурила, быстро разделась и забралась в кровать. Она была удивлена и, быть может, чуточку обижена, услышав, что я не хочу заниматься с ней любовью. Это было выше ее понимания. Я посидел рядышком с ней, пока она не заснула. А потом обнаружил в закромах Арлетты бутылку бренди и общался с ней, пока она не опустела.

Солнце встало. Началась привычная жара. Я обследовал все кухонные шкафчики, пока не нашел пыльную бутылку кулинарного хереса, который также выпил. Из семичасовых утренних новостей я узнал, что на территории «Экспо» обнаружен труп и полиция начала расследование загадочного убийства. В восемь часов сообщили, что де Голль выступил с яркой речью в Лионе, недвусмысленно высказавшись за предоставление Квебеку независимости. В половине девятого радиоприемник известил меня, что пресс-секретарь миссис Баттенберг опроверг слухи об отмене визита королевы на монреальскую выставку из-за возможных вылазок квебекских сепаратистов.

А к девяти часам утра отпечатки пальцев, снятые с обнаруженного около трупа пистолета, были идентифицированы как принадлежащие Ивену Майклу Таннеру, объявленному в розыск американцу, которому заочно предъявлены обвинения в похищении людей, терроризме и убийстве.

Я поглядел на тубы с героином и пожалел, что у меня нет шприца.