Текст книги "История Французской революции. Том 3"

Австрийцы были в ужасе от Бонапарта, а французы – в восторге. Доверие и преданность к нему были безграничны; один батальон считал себя равным трем. Ветераны, назвавшие его капралом в Лоди, произвели его в сержанты в Кастильоне. Новости произвели на Италию глубокое впечатление: Милан, Болонья, Феррара, города герцогства Моденского и все друзья свободы радовались; напротив, горевали в монастырях и во всех семействах старинной аристократии; правительства Венеции, Рима и Неаполя, неосторожно высказавшие свои предпочтения, ужаснулись.

Бонапарт, здраво обдумывая свое положение, не считал борьбу оконченной, хоть и лишил Вурмзера 20 тысяч человек. Старый маршал удалился за Альпы с 40 тысячами, чтобы их оправить, собрать, пополнить; следовало ожидать, что он вторгнется с ними в Италию еще раз. Бонапарт потерял несколько тысяч человек пленными, убитыми или ранеными, многих оставил в госпиталях; при своих довольно ограниченных средствах он находил необходимым выждать время, обратить внимание на Тироль и прочно держаться на Адидже, ограничиваясь лишь внушительным положением относительно итальянских держав и ожидая того времени, когда можно будет их наказать. Венецию он лишь уведомил, что до него дошли сведения о ее вооружении, и продолжал продовольствоваться за ее счет, всё еще откладывая переговоры о союзе.

Его известили о прибытии в Феррару папского легата, назначенного вступить в управление легатствами; Бонапарт вызвал его в свою главную квартиру. Легат, кардинал Маттеи, пал к его ногам с возгласом «Ресcavi»[17]17
  Грешен (лат.) – Прим. ред.


[Закрыть]. Бонапарт отправил его под арест в семинарию и написал господину Азари, посреднику на переговорах с римским и неаполитанским дворами, жалуясь ему на несообразительность и недобросовестность папского правительства и объявляя свое намерение вскоре возвратиться, если его к тому принудят. В отношении неаполитанского двора Бонапарт выражался еще более резко. «Англичане, – писал он, – убедили неаполитанского короля, что он величина, я же докажу ему, что он ничего не значит. Если он будет продолжать упорствовать в неисполнении перемирия и вооружаться, я даю торжественное обещание перед лицом всей Европы пойти на его воображаемую 70-тысячную армию только с 6 тысячами гренадеров, 4 тысячами кавалерии и 50 пушками».

Бонапарт отправил вежливое, но настойчивое письмо и герцогу Тосканскому, позволившему англичанам занять Портоферрайо; он говорил, что Франция могла бы наказать его за это небрежение, заняв его владения, и что он не делает этого только из старинной дружбы. Затем Бонапарт сменил гарнизон в Ливорно, дабы воздействовать на Тоскану видом передвижения войск.

К Генуе он не обращался. Пьемонтскому королю, который терпел партизан в своих владениях, он послал резкое письмо и отправил туда летучую колонну в 1200 человек с временной военной комиссией, чтоб ловить и расстреливать мятежников, встречавшихся по дорогам. Население Милана выказывало к французам самые дружеские чувства; Бонапарт поблагодарил за это город в выражениях приличных и благородных. Его последние победы давали надежду сохранить Италию, и потому он решился принять на себя большие обязательства в отношении населения Ломбардии; он предоставил им право вооружаться и дозволил сформировать легион, в который завербовалось множество свободомыслящих итальянцев и поляков, странствующих по Европе после последнего раздела Польши.

Бонапарт также изъявил свою признательность населению Болоньи и Феррары. Жители Модены просили избавления от регентства, устроенного их герцогом; хотя Бонапарт и имел повод разорвать перемирие вследствие того, что регентство доставляло продовольствие мантуанскому гарнизону, но он хотел выждать. Попросив у Директории подкреплений для пополнения своих потерь, он расположился у входов в Тироль, в готовности броситься на Вурмзера и уничтожить остатки его армии, как только узнает о переправе Моро через Дунай.

В то время как эти великие события совершались в Италии, другие созревали на Дунае. Моро, преследуя эрцгерцога, к первым числам августа (к середине термидора) прибыл на Дунай. Журдан стоял на Наабе, притоке Дуная. Швабские Альпы состоят из плоскогорий средней высоты, прорезанных узкими долинами, которые подобны расселинам в скале. Пройдя эти дефиле, Моро подошел к Дунаю и вступил в лесистую, изрезанную оврагами и пересеченную местность. Эрцгерцог, имевший намерение сосредоточиться на Дунае и опереться на эту сильную линию, принял внезапное решение, чуть было не разрушившее все его планы. Он узнал, что Вартенслебен, вместо того чтобы держаться главных сил, насколько возможно ближе к Донаувёрту, напротив, отступает на Богемию с крайне странным желанием прикрыть ее. Эрцгерцог испугался, что, пользуясь этим ошибочным движением, открывавшим Дунай, армия Самбры-и-Мааса может попытаться через него переправиться.

Потому он сам решил перейти Дунай, быстро двинуться вниз по течению и, переправившись вторично, выйти навстречу Журдану. Но река была загромождена австрийскими складами, их нужно было убрать; кроме того, эрцгерцог не хотел переправляться в виду Моро, рискуя быть атакованным. Для исполнения своего намерения следовало отдалить от себя армию Моро, и эрцгерцог решил дать ему сражение, имея в тылу Дунай. Подобное намерение было весьма неосторожно, и он осуждал себя за него впоследствии: австрийцев могли отбросить в реку или им пришлось бы переходить ее с разбитой армией, что лишало эрцгерцога необходимого условия для успеха его дальнейших планов.

Одиннадцатого августа (24 термидора) эрцгерцог Карл остановился перед позициями Моро с целью атаковать их. Главная квартира Моро находилась в Нересхайме, правое крыло – в Дишингене, центр – в Дунстелькингене, левое – в Нёрдлингене. Эрцгерцог желал прежде всего отдалить его от Дуная, затем, если будет возможно, отрезать от гор и, наконец, помешать его сообщениям с Журданом. Чтобы достичь всех этих целей разом, Карл атаковал Моро на всех пунктах. Ему удалось обойти правое крыло французов и рассеять фланкеров; он дошел до Хайденхайма, почти в самый тыл французов, и навел там такую панику, что все французские полки отошли назад.

В центре эрцгерцог повел сильную атаку, которая, однако, не имела решительного результата. На левом крыле в Нёрдлингене были проведены устрашающие маневры. Моро не устрашился ни маневров против левого крыла, ни обхода правого; совершенно основательно полагая, что главная часть позиции – это центр, он поступил не так, как заурядные генералы, которые сейчас же теряются, как только им угрожают обходом: он ослабил свои фланги в пользу центра. Подход этот был совершенно верен: когда эрцгерцог возобновил свою атаку против центра в Дунстелькингене, то был отбит с потерями. Оба противника ночевали на поле сражения.

На следующий день Моро находился в весьма затруднительном положении, не получая снарядов из-за отступления парков. Он, однако, решил ввести неприятеля в заблуждение и сделал вид, что хочет перейти в наступление. Однако эрцгерцог, спешивший переправиться за Дунай, не имел никакого намерения продолжать сражение; он в порядке отступил к реке, переправился через нее и разрушил все мосты до Донаувёрта. Здесь он узнал о взаимном положении армий на Майне. Вартенслебен не вступил, как он того боялся, в Богемию, а оставался против Журдана на Наабе.

Тогда молодой австрийский принц составил прекрасный план, который мог решить судьбу кампании и был естественным результатом долгого отступления. Отступая на Дунай, он предполагал сосредоточиться на нем и нападать на любую из французских армий с превосходящими силами. Сражение при Нересхайме могло повредить такому плану, если бы оказалось неудачным; отступив же за Дунай невредимым, он мог воспользоваться разъединением французских армий и двинуться на одну из них.

Эрцгерцог оставил генерала Латура с 36 тысячами занимать Моро, а сам с 25 двинулся в сторону генерала Вартенслебена, дабы вместе с ним раздавить Журдана. Армия последнего была чрезвычайно слаба; на столь значительном расстоянии от своего опорного пункта она едва доходила до 45 тысяч человек. Она явно не смогла бы выдержать натиска и подвергалась большой опасности. Если бы Журдан был разбит и отброшен на Рейн, Моро, со своей стороны, не мог бы оставаться в Баварии, и эрцгерцогу удалось бы занять долину Неккара. Этот верный план рассматривался как наилучший, которым могли похвалиться австрийские генералы в течение долгих революционных войн; так же как и планы, проявившие гений Бонапарта в Италии, он принадлежал совсем еще молодому человеку.

Пять дней спустя после сражения при Нересхайме, 16 августа (29 термидора), эрцгерцог вновь вышел на левый берег реки при Инголынтадте. Журдан, расположившийся на Наабе, между Наббургом и Швандорфом, не замечал туч, нависших над его головой. Он отделил от себя в Ноймаркт генерала Бернадотта для поддержания связи с Моро – цель невозможная и без нужды подвергавшая опасности этот отряд. Бернадотт, атакованный превосходными силами австрийцев, доблестно защищался, но был вынужден отступить за горы, отделяющие долину Майна от Дуная, и отойти к Нюрнбергу. Эрцгерцог отделил корпус для его преследования, а с остальными силами направился к Журдану.

Последний, уведомленный о прибытии к австрийцам подкреплений, об опасности, какой подвергся Бернадотт, и об отступлении его за горы, также решил перейти их. В самом начале похода он был атакован эрцгерцогом и Вартенслебеном, и ему пришлось выдержать тяжелое сражение при Амберге, потеряв возможность отступления к Нюрнбергу. Отброшенный со своими парками, кавалерией и пехотой на окольные дороги, Журдан в течение восьми дней совершал весьма затруднительное и опасное отступление, делающее честь как ему, так и его войскам. Двадцать девятого августа (12 фрюктидора) он прибыл к Швейнфурту на Майне, откуда предполагал двинуться на Вюрцбург, остановиться там, собрать силы и вновь попытать удачи.

Совершая образцовое наступление на армию Самбры-и-Мааса, эрцгерцог Карл доставлял Моро случай совершить подобное же, столь же прекрасное и решительное. Нельзя исполнить смелого маневра, не открываясь где-нибудь и не представляя хороших шансов своему противнику. Перед Моро было только 38 тысяч человек, которых он мог легко разбить, если бы действовал хоть сколько-нибудь решительно. Мало того (по мнению Наполеона и эрцгерцога), он мог бы выполнить маневр, результаты которого были бы неисчислимы. Ему следовало самому последовать за эрцгерцогом, напасть на него так же, как он на Журдана, и появиться у него в тылу. Тогда бы положение самого эрцгерцога, поставленного между Журданом и Моро, стало крайне опасным.

Но для этого нужно было рассчитать обширное движение, вдруг изменить свою операционную линию и перейти с Неккара на Майн; а главное – следовало отступить от инструкций Директории, которые предписывали опираться на Тироль, дабы обойти неприятельский фланг и открыть сообщение с Итальянской армией. Молодой победитель при Кастильоне не поколебался бы перед этим, оказал бы неповиновение, которое победоносно закончило бы кампанию, но Моро был неспособен на такую решимость.

Он несколько дней пробыл на берегах Дуная, не зная об отбытии эрцгерцога, и медленно разведывал местность, тогда еще мало известную. С получением известий о движении эрцгерцога, Моро стал беспокоиться за положение Журдана, но не осмелился принять никакого смелого решения; он хотел перейти Дунай и направиться в Баварию, надеясь таким путем отвлечь на себя эрцгерцога и в то же время не отступить от плана Директории. Можно было, однако, легко видеть, что эрцгерцог не отойдет от Журдана, не разбив его окончательно, и не отступит от выполнения обширного плана из-за вторжения французов в Баварию.

Тем не менее Моро перешел за Дунай и вслед за Латуром подошел к Леху. Латур пытался было оспаривать переправу, но не имел возможности защищать реку на таком большом протяжении, а потому после несчастного для него сражения при Фридберге отступил. Моро подошел к Мюнхену и 1 сентября находился у Дахау, Пфаффенхофена и Гайзенфельда.

Было уже сказано, что Бонапарт, отбросив австрийцев в Тироль и заняв свои прежние позиции на Адидже, обдумывал новый план военных действий против Вурмзера: ему недостаточно было лишить австрийского военачальника 20 тысяч человек; следовало уничтожить всю армию. Последнее было необходимо для осуществления замыслов в Италии: уничтожив Вурмзера, Бонапарт мог совершить нападение на Триест и разорить порт, имеющий такое значение для Австрии; затем вернуться на Адидже и менять законы Венеции, Рима и Неаполя, чье злорадство было столь явным; затем подать сигнал свободы всей Италии, образовав из Ломбардии, Болоньи, Феррары и, возможно, герцогства Моденского независимую республику. Для выполнения всех этих планов Бонапарт решил вступить в Тироль, обезвреженный теперь поддержкой Моро с другого склона Альп.

В продолжение двадцатидневного отдыха французских войск Вурмзер реорганизовал и подкрепил свою армию. Новые отряды, прибывшие из Австрии, и тирольское ополчение позволили ему довести армию до 50 тысяч человек. Придворный совет прислал другого начальника штаба, инженерного генерала, с инструкциями касательно плана, которому собирались следовать, чтобы отбить у французов линию Адидже. Вурмзер должен был оставить от 18 до 20 тысяч под командованием Давидовича для охранения Тироля, с остальными же спуститься долиной Бренты на равнины Виченцы и Падуи, а оттуда двинуться к Адидже и попытаться перейти через него между Вероной и Леньяго. План этот был не лучше предыдущего: он по-прежнему разделял действующие силы на две части, между которыми находился Бонапарт.

Вурмзер начал военные действия одновременно с Бонапартом. Последний ничего не знал о планах австрийского военачальника, но с замечательной прозорливостью предвидел, что во время его наступления на Тироль неприятель может попытаться прорвать линию Адидже между Вероной и Леньяго; в виду этого он оставил в Вероне генерала Кильмена с резервом около 3 тысяч человек и всеми необходимыми средствами для защиты города по крайней мере в течение двух дней. Генерал Со те был оставлен около Мантуи с дивизией в 8 тысяч человек. Бонапарт двинулся с 28 тысячами и поднимался в Тироль тремя дорогами: одной – сзади озера Гарда и двумя вдоль Адидже.

Третьего сентября (17 фрюктидора) дивизия Вобуа, бывшая Соре, обойдя озеро и поучаствовав в нескольких стычках, дошла до Торболе, у верхней оконечности озера. В тот же день дивизии Массена и Ожеро, шедшие по разным берегам Адидже, вышли на берег и подошли к Серравалле. Они поучаствовали в деле и захватили нескольких пленных.

Теперь французам предстояло подниматься по узкой и глубокой долине: слева от них была Адидже, справа – высокие горы. Зажатая горами долина реки часто ограничивалась только полотном дороги. Подобные страшные теснины в Тироле уже становились привычными для французов; смелые и ловкие, они так же годились для этой войны, как и для славных сражений на обширных мантуанских равнинах. Давидович поставил одну из своих дивизий в лагере Мори, на правом берегу Адидасе, против дивизии Вобуа, а другую – в Сан-Марко, на левом берегу, она защищала дефиле от Массена и Ожеро.

Четвертого сентября французы подошли к австрийским позициям. Бонапарт с главными силами наступает на дивизию Вукасовича, занимавшую дефиле Сан-Марко; он немедленно избирает способ действий, соответствующий местным условиям, – рассыпает вправо и влево, на окружающие высоты, два отряда легкой пехоты, затем, заняв на некоторое время австрийцев, строит 18-ю полубригаду в сомкнутую колонну побатальонно и приказывает генералу Виктору завладеть с нею дефиле. Завязывается жестокая битва; австрийцы сначала стойко выдерживают натиск, но Бонапарт решает дело, послав в атаку генерала Дюбуа с гусарами. Храбрый генерал налетает на австрийскую пехоту, сминает ее и падает, простреленный тремя пулями. Его выносят с поля сражения умирающим. «Перед тем как я умру, – говорит он Бонапарту, – известите меня, если мы победим».

Австрийцы повсюду бегут к Роверето, который лежит в одном лье от Марко; их преследуют также бегом. Роверето находится на некотором расстоянии от Адидже; Бонапарт направляет Рампона с 32-й полубригадой стать между городом и рекой, Виктора же с 18-й – на самый город. Последний врывается с барабанным боем на главную улицу Роверето, опрокидывает австрийцев и доходит до другой оконечности города в то самое время, как Рампон обходит город снаружи.

Между тем как главные силы завладели Сан-Марко и Роверето, дивизия Вобуа подошла в Роверето с другого берега Адидже. Австрийская дивизия Рейсса пыталась защищать лагерь Мори, но Вобуа немедленно завладел им; к середине дня все дивизии собрались на высотах Роверето, по обоим берегам реки. Им еще оставалась труднейшая часть задачи.

Давидович присоединил обе дивизии к своему резерву в дефиле Каллиано, еще более непроходимом, чем Сан-Марко. В этом месте Адидже оставляла между своим руслом и подножием гор совсем узкое пространство. Вход в дефиле защищал замок Пьетра, запиравший проход и снабженный артиллерией. Бонапарт, придерживаясь прежней тактики, посылает свою легкую пехоту вправо на гору и влево по берегам реки. Солдаты, уроженцы Роны, Сены и Луары, равняются своей ловкостью и смелостью альпийским стрелкам: одни карабкаются со скалы на скалу, взбираются на вершину горы и поражают неприятеля навесным огнем; другие, не менее бесстрашные, пробираются вдоль реки и обходят замок. Генерал Даммартен весьма удачно ставит легкую батарею – и замок взят.

Тогда пехота проходит через него и бросается сомкнутой колонной на австрийские войска, столпившиеся в дефиле. Артиллерия, кавалерия и пехота смешиваются и бегут в страшном беспорядке. Молодой Лемаруа, адъютант главнокомандующего, хочет задержать австрийцев, бросается в галоп с пятьюдесятью гусарами, пробирается через австрийские силы и, развернувшись, старается их удержать. Его сбрасывают с лошади, но тем не менее ему удается распространить ужас в рядах австрийцев и дать время нашей кавалерии подоспеть и захватить несколько тысяч пленных.

Так закончился ряд битв, отдавших в руки французской армии дефиле Тироля, город Роверето, всю австрийскую артиллерию и четыре тысячи пленных, не считая убитых и раненых. Бонапарт назвал этот день сражением при Роверето.

На следующий день французы вступили в Тренто, столицу итальянского Тироля. Епископ бежал из города. Бонапарт, дабы успокоить население, преданное Австрийскому дому, обратился к жителям с прокламацией, в которой предлагал сложить оружие и не начинать неприязненных действий против французских армий, обещая, в свою очередь, что собственность и общественные учреждения не будут тронуты.

Вурмзера в Тренто уже не было. Бонапарт застал его как раз в то время, когда он выступил для выполнения своего плана. Вторжение французов в Тироль и, может быть даже, перспектива открыть таким образом сообщение с Германией нисколько не встревожили Вурмзера, он продолжал спускаться по Бренте, дабы завладеть линией Адидже, окружить французов и отрезать от Мантуи. Он выступил третьего дня и теперь уже должен был быть в Бассано. Бонапарт немедленно принял весьма смелое решение – оставить Вобуа охранять Тироль, а самому направиться вслед за Вурмзером в ущелья Бренты. Он мог взять с собой 20 тысяч человек, у Вурмзера их было 30 тысяч; Бонапарт мог оказаться запертым в страшных ущельях, если бы Вурмзер повернулся к нему и устоял; он мог, наконец, прибыть в тыл Вурмзеру слишком поздно, и тот успел бы форсировать Адидже: всё это было возможно. Но 20 тысяч французов стоят и 30; если Вурмзер вздумает удержать их и запереть в ущельях, то его сомнут и опрокинут; если французам нужно будет сделать двадцать лье, то они их сделают в два дня и выйдут на равнину одновременно с Вурмзером. Тогда Бонапарт отбросит его или на Триест, или на Адидже: если на Триест, то будет гнать перед собой и сожжет этот порт на глазах австрийцев; если на Адидже, то запрет Вурмзера между рекой и своей армией и окружит неприятеля, который сам хотел его захватить в Тироле.

Этот молодой человек, мысль и воля которого были подобны молнии, приказал Вобуа, в самый день его прибытия в Тренто, направиться к местечку Лавис и отнять эту позицию у арьергарда Давидовича. Он заставил исполнить это на своих глазах, затем указал Вобуа позиции, которые тот должен защищать со своим десятитысячным корпусом, и с двадцатью другими тысячами отправился в ущелья Бренты.

Бонапарт выступает 6 сентября и ночует в Левико. На следующий день утром он входит в новое дефиле, Примолано, потому что Вурмзер оставил там дивизию. Бонапарт применяет тот же маневр – рассыпает застрельщиков по высотам и по берегу Бренты, затем атакует на дороге колонной. Дефиле взято. У его выхода расположен небольшой форт, и им завладевают также. Несколько храбрецов заходят во фронт убегающим и дают армии время подоспеть и взять пленных, еще три тысячи. Вечером приходят в Чисмоне, сделав за два дня двадцать лье. Бонапарт желал бы уйти и дальше, но солдаты не могут двигаться: они измучены; он опередил свою главную квартиру, у него нет с собой ни свиты, ни пищи; он разделяет казенный сухарь с солдатом и ложится, с нетерпением ожидая рассвета.

Этот стремительный и неожиданный марш поразил Вурмзера. Он никак не мог понять, как его противник бросился в ущелья, рискуя быть в них запертым; Вурмзер предположил воспользоваться позицией при Бассано у выхода из гор и заградить Бонапарту путь всей своей армией. Он уже послал к Вероне дивизию Мессароша, но теперь отозвал ее, чтобы дать сражение со всеми имеющимися у него силами; однако было маловероятно, что приказание дойдет вовремя. Город Бассано лежит на левом берегу Бренты, с правым он сообщается посредством моста. Вурмзер поставил дивизии Зеботтендорфа и Кваздановича по обоим берегам Бренты прямо перед городом, а шесть батальонов – авангардом перед Бассано у выхода в долину.

Восьмого сентября утром Бонапарт выступил из Чисмона и двинулся на Бассано. Массена шел по правому берегу, Ожеро по левому. Дефиле взяли и вышли напротив неприятельской армии. Солдаты Вурмзера, смущенные смелостью французов, дрались уже не с прежней храбростью, они заколебались, пришли в расстройство и отошли в Бассано. Ожеро приблизился к входу в город. Массена на противоположном берегу хотел проникнуть в город по мосту; он взошел на него сомкнутой колонной, как при Лоди, и вступил в город одновременно с Ожеро. Вурмзер, главная квартира которого находилась в черте города, едва успел спастись, оставив четыре тысячи пленных и огромные запасы. Таким образом, план Бонапарта осуществился; он вышел на равнину одновременно с Вурмзером, и теперь ему оставалось окружить австрийскую армию и припереть ее к Адидже.

Вурмзер в беспорядке торопливого сражения оказался оторван от остатков дивизии Кваздановича: они отступили к Фриулю, он же потерял этот путь отступления, так как дивизии Массена и Ожеро загородили ему дорогу; тогда он решил взять с боя линию Адидже и запереться в Мантуе. По присоединении к нему дивизии Мессароша, тщетно пытавшейся овладеть Вероной, во всей австрийской армии оставалось не более восьми тысяч пехоты и шести тысяч превосходной кавалерии. Вурмзер начал искать переправы вдоль Адидже. На его счастье, отряд, занимавший Леньяго, был отозван к Вероне, а другой ему на смену подойти еще не успел. Пользуясь случаем, Вурмзер занял Леньяго и, не сомневаясь больше в возможности дойти до Мантуи, дал отдых своим измученным войскам.

Бонапарт неотступно следовал за австрийцами и был жестоко озадачен, узнав о небрежности, которая спасла Вурмзера. Однако он всё еще надеялся опередить его в Мантуе. Дивизия Массена направилась на другой берег Адидже, откуда она должна была следовать в Сангинетто и заградить дорогу в Мантую. Ожеро двинулся на Леньяго. Авангард Массена вступил в Череа в то самое время, когда туда подошел Вурмзер со своим корпусом. Авангард этот состоял из кавалерии и легкой пехоты; несмотря на геройскую оборону, он был опрокинут: Вурмзер прошел через него и продолжал свое движение. Бонапарт вскачь прилетел на место, чуть не был взят в плен и едва спасся.

Вурмзер миновал Сангинетто; узнав, что ближайшие к нему мосты разрушены, он спустился к уцелевшему в Виллимпенте, перешел там реку и продолжал марш на Мантую. Эти успехи смягчили неудачи храброго маршала. Он разместил свои войска в окрестностях Мантуи и держался некоторое время в поле благодаря многочисленной и прекрасной кавалерии.

Бонапарт, в бешенстве из-за небрежности своих подчиненных, напрягал последние силы, чтобы настичь Вурмзера. Ожеро вступил в Леньяго и взял в плен австрийский гарнизон в шестьсот человек. Бонапарт приказал ему двинуться на Говерноло, в нижнем Минчио. Мелкими стычками он старался выманить Вурмзера из крепости; в ночь на 15 сентября он занял позицию, чтобы привлечь Вурмзера на равнину. Обольщенный легкими успехами, старый генерал вышел из Мантуи и развернул свои войска между цитаделью и предместьем Сан-Джорджио. Бонапарт атаковал его 19 сентября. Ожеро, прибывший из Говерноло, стоял на левом крыле, Массена составлял центр, наконец, Кильмен с блокадным корпусом находился на правом крыле.

У Вурмзера имелась еще 21 тысяча человек. Он был сбит повсюду и отброшен в крепость с потерей двух тысяч человек. Несколько дней спустя он окончательно заперся в Мантуе. Многочисленная кавалерия была ему более не нужна: она только увеличивала число бесполезных ртов; Вурмзер приказал убить и засолить всех лошадей. Весь гарнизон доходил до 20 с лишним тысяч человек, из которых было несколько тысяч больных. Таким образом, хотя Бонапарт и потерял частично плоды своего смелого марша на Бренту, тем не менее он совершенно рассеял армию австрийцев и лишил их всякой возможности действовать в открытом поле. Несколько тысяч Давидовича были отброшены в Тироль; несколько тысяч Кваздановича бежали во Фриуль; Вурмзер с 12 или 14 заперся в Мантуе; 13 или 14 тысяч были взяты в плен, 6 или 7 тысяч убиты или ранены.

Таким образом, австрийская армия в течение десяти дней потеряла около 20 тысяч человек, не считая значительного количества военных запасов. Теперь к армиям Колли и Больё, уничтоженным при вступлении в Италию, следовало прибавить еще армию Вурмзера, разбитую двукратно – сначала на равнинах Кастильоне, затем на берегах Бренты. К трофеям Монтенотте, Лоди, Боргетто, Лонато, Кастильоне следовало присоединить трофеи Роверето, Бассано и Сан-Джорджио. Летописи военной истории еще не представляли таких великих результатов в столь короткий промежуток времени; столько убитых, пленных, знамен и отнятых пушек! Вести с театра войны очень обрадовали Ломбардию и привели в ужас население полуострова. Франция была в восторге от главнокомандующего Итальянской армией.

Наше оружие было менее счастливо на других театрах войны. Как уже было сказано, Моро двинулся к Леху в надежде опасениями за Баварию отвлечь эрцгерцога и освободить Журдана. Надежда эта была малоосновательна; эрцгерцог весьма дурно понимал бы значение своего маневра, если бы вместо выполнения его против Журдана напал бы на Моро. Вся кампания зависела от событий на Майне. Если бы Журдан был разбит и отброшен на Рейн, то все успехи Моро только ухудшили бы его положение и лишили пути к отступлению. Эрцгерцог ограничился тем, что отправил генерала Науендорфа с двумя полками кавалерии и несколькими батальонами на подкрепление Латура, сам же продолжал преследование армии Самбры-и-Мааса.

Храбрая армия отступала с горьким чувством, но сохраняя сознание своей силы и прежних заслуг: ведь именно она совершила славнейшие подвиги в первые кампании революции; это она сражалась при Ватиньи, Флёрюсе, на берегах Урта и Рура. Армия уважала своего генерала и доверяла ему. Отступление не заставило ее пасть духом; она была убеждена, что отступала лишь перед высшими соображениями и превосходством неприятельских сил. Солдаты горячо ждали случая померяться силами с австрийцами и восстановить честь своего знамени.

Того же желал и Журдан. Директория писала ему, что следует во что бы то ни стало удержаться во Франконии и в верховьях Майна, дабы занять зимние квартиры в Германии и не открыть тыла Моро, дошедшего до самых ворот Мюнхена. Моро, в свою очередь, извещал Журдана о своем марше за Лех, о своих успехах и намерении идти далее и притянуть к себе тем эрцгерцога. Все эти основания побудили Журдана попытать удачи, хотя его противник и имел значительно превосходящие его силы. Он считал делом чести не оставлять Франконии без сражения и не лишать поддержки своего товарища в Баварии. Введенный, кроме того, в заблуждение движением генерала Науендорфа, Журдан думал, что эрцгерцог отправился к берегам Дуная.

Он остановился в крепости Вюрцбург, сохранить которую считал весьма важным, хотя французы заняли только одну цитадель. Журдан дал отдохнуть своим войскам, сделал некоторые перемены в составе и командовании дивизий и затем высказал намерение принять сражение. Перед сражением армия с большой готовностью рвалась отбить у неприятеля позиции, которые Журдан считал необходимым занять. Правое крыло его упиралось в Вюрцбург, все же расположения тянулись по Майну до Швайнфурта. От австрийцев Журдан отделялся Майном; только часть их перешла эту реку, что еще более убеждало французского генерала в мысли, что эрцгерцог отправился к Дунаю.

Он оставил на оконечности своих расположений, в Швайнфурте, дивизию Лефевра, дабы обеспечить себе отступление на Зале и Фульду, если вследствие проигранного сражения потеряет возможность отступить на Франкфурт. Подобным распоряжением Журдан лишал себя второй линии и резерва, но он считал необходимым пожертвовать ими, дабы обеспечить отступление. Он решил атаковать 3 сентября (17 фрюктидора) утром.

В ночь на 3-е число, уведомленный о намерениях своего противника, эрцгерцог поспешно перевел остальную часть армии за Майн и развернул перед Журданом значительно превосходящие его силы. Вначале сражение было успешным для французов, но их кавалерию на равнинах опрокинула мощная австрийская кавалерия; французские кавалеристы было собрались опять, но опять были смяты и нашли спасение только за строем своей пехоты и ее огнем. Если бы резерв Журдана не был так далек, французы могли бы еще одержать победу; Журдан посылал к Лефевру офицеров, но им преграждала путь австрийская кавалерия. Он еще надеялся, что Лефевр, видя, что Швайнфурту ничего не угрожает, сам придет на звук выстрелов, но ожидания его оказались напрасны; тогда Журдан отступил, чтобы скрыть свою армию от грозной неприятельской кавалерии.