Текст книги "Приключения в стране тигров"

Глава XI

Ловля диких слонов. – Искатели следов. – Злобное отношение ручных слонов к диким. – Загоны, обнесенные забором. – Самки-приманщицы. – Председательство. – Экспедиция действует. – Министр. – Разведчики. – Гауда. – Опасность солнечного удара. – Иссушающая жара. – Первые следы. – Слоновье пастбище. – Будда велик! – Белый слон. – Неуместное любопытство начальника экспедиции. – Неосторожность. – Тревога. – Выстрел. – Смерть Белого Слона.

Для ловли диких слонов бирманцы используют те же способы, что и индусы.

Способы эти настолько результативны, что практичные англичане освоили их при поимке вьючных слонов для нужд собственной армии.

В Бирме каждый дикий слон является собственностью императора, который один имеет право распорядиться им – после того, как его поймают, конечно.

В этих целях образованы, в зависимости от конфигурации местности, особые округа или участки, в которых на средства государственной казны содержатся чиновники особого назначения с целым штатом служащих. Такой штат составляют отборные люди, пользующиеся почетом и различными завидными привилегиями за исполнение, действительно, очень сложных и трудных обязанностей. В эти обязанности входит не только поимка слонов, но и их укрощение, дрессировка и разведение. Вполне заслуженными бывают обычно те крупные награды, которые выдаются лучшим разведчикам и лучшим дрессировщикам, а равно лицам, проявившим в отдельных случаях особую ловкость и неустрашимость.

Для ловли слонов существуют, собственно, два способа. Первый заключается в преследовании диких слонов слонами ручными, прошедшими дрессировку. Этот способ очень опасный. Тут нередки весьма драматичные инциденты.

Вот разведчики выследили стадо слонов. Охотники, верхом на ручных слонах, его окружают и начинают атаку на самого сильного и красивого. Они преследуют его без устали, без пощады, стараясь набросить ему на шею мертвой петлей аркан, привязанный другим концом к сбруе верхового слона. Если вожатому это удается, он трубит в трубу и сзывает на помощь себе товарищей. Дикого слона окружают, стараются остановить, задержать, даже повалить, если нужно. Когда это удается, как правило, при помощи ручных слонов, которые вообще обнаруживают какую-то странную, непонятную злобу к своим диким родичам, его поручают надзору собратьев.

В этой отчаянной борьбе дикий слон не жалеет своих окультуренных сородичей и наносит им тяжкие удары. Достается и слоновожатым. Случается, что, обезумев от полученных ран, дикий слон бросается бежать напролом, не обращая внимания на преграды, натыкаясь на деревья, и сваливается в какой-нибудь овраг, увлекая за собой ручного слона и его вожатого.

Все трое погибают.

Во время такой охоты строго запрещается стрелять в слона, за исключением тех случаев, когда он легко может уйти от охотников или когда он безусловно угрожает жизни кого-нибудь из них.

Гауду, или беседку в виде большого ящика, прикрепленного ремнями на спину слону, некоторые охотники заменяют открытым седлом, когда охота происходит в местности неровной, холмистой, или в джунглях. Но это довольно опасная замена, потому что ручные слоны во время охоты приходят в азарт и забывают, что на них сидят люди. Тряска бывает такой сильной, что охотник может упасть с седла и разбиться до смерти.

Второй способ заключается в использовании загонов, обнесенных забором. Этот способ приемлем только весной, в период гона животных.

Для этого существует многочисленный штат служащих и самки-приманки, выдрессированной отлично, даже идеально.

В Бирме и в Индии такой способ называется кеддой. Собственно, слово это значит «загон», или «загородка», но им заодно обозначается и сам способ охоты.

Из толстых бревен и неотесанных древесных стволов устраивается круглый загон на таком месте, где растет особенно любимая слонами трава. Бревна должны быть очень крепкие, потому что слоны сильны. Внутри первого загона ставится второй, точно такой же формы и из такого же приблизительно материала. Между бревнами должно быть такое расстояние, чтобы мог свободно пройти человек, а слон не мог бы просунуть даже головы. Таким образом, между двумя заборами образуется коридор в ширину около четырех метров, снабженный раздвижными барьерами.

Разумеется, кедда выстраивается ко времени появления слонов.

Когда загонщики и разведчики выследят стадо, выпускаются самки для приманки, отлично понимающие, что от них требуется. В поисках самцов они заходят иногда очень далеко.

Совершая эту коварную акцию, самки обнаруживают изумительную ловкость.

Они подзывают дикого слона нежным криком, приближаются к нему с отлично разыгранным смущением, ласкают хоботом и незаметно увлекают в загон. Ворота опускаются. Слон попался.

Не ясно одно: какое удовольствие находят коварные слонихи-соблазнительницы в этакой службе? Ведь сами они всего какой-нибудь год назад, свободные и дикие, гуляли по лесу. Откуда же вдруг такое полное рабское подчинение воле человека?

Но это еще не все. Заманив слона за забор, самка иногда ухитряется сама так его опутать, что он теряет всякую способность защищаться. Тогда охотникам и делать больше ничего не приходится.

Но случается и иначе. Бывает, что приманенный слон, увидев необыкновенное приспособление, вдруг проявляет недоверчивость настоящего дикаря и упирается, не идет в загон, несмотря на заигрывание обольстительницы. Тогда она пронзительным криком выражает неудовольствие. Этот крик заменяет сигнал, по которому на изумленного дикаря набрасываются ручные самцы и волей-неволей заставляют его протиснуться в коридор. Если он упрямится, они зашибают его почти до смерти. Но все-таки заталкивают в загородку.

И тогда через щели между столбами в загон проникают люди, они протягивают по земле веревки, о которых спотыкается пойманный слон, опутывают его арканами – словом, подчиняют его полностью.

Дикое и злобное животное через полгода становится образцом кротости и смышлености. Оно все понимает, и управлять им может даже ребенок.

Отряд охотников, высланный императором по подсказке монаха, намеревался действовать по первому способу.

Командир отряда был на правах министра и имел от императора неограниченные полномочия, как его представитель. Поскольку начальник округа своевременно не уведомил императора о нахождении там белого слона, его приказано было немедленно сместить и выслать в Мандалай для привлечения к ответственности за такое серьезное упущение. Чиновнику грозило обвинение в государственной измене, пытка и мучительная казнь, ибо никто не допускал и мысли о том, что он не знал о присутствии священного животного в подведомственном ему участке. А если и вправду не знал, то такая халатность была тем более преступна при сложившихся обстоятельствах.

Лодки и плоты были пришвартованы к берегу, уставшие от двухдневной работы гребцы получили заслуженный отдых, а охотники направились в лес.

Впереди ехали конные разведчики из отборнейшего штата, всегда состоящего при императоре для укрощения слонов, а также на случай, если ему самому вздумается поехать на охоту.

Они получили самые подробные топографические указания и должны были рассредоточиться в разные стороны веером, обследовать всю местность и немедленно скакать к главному отряду, как только нападут на нужный след.

В отряде было двенадцать слонов, из которых только на двух были гауды, а на остальных десяти простые седла. На каждом слоне ехало по два человека: вожатый – на шее и охотник – в седле. В гаудах сидели: в одной сам министр, в другой – его чиновник.

Гауда, как мы уже говорили, представляет собой ящик, крепко привязанный ремнями к спине слона. В нем две скамейки – одна против другой, так что двое могут свободно сидеть, не мешая друг другу. Позади – седло вроде кучерского для слуги, держащего зонтик даже тогда, когда нет ни дождя, ни солнца – только для этикета, – и опахало от мух, что никогда не лишнее.

К углам ящика привинчиваются железные кольца, в которые вставляются столбики для палатки из кисеи на случай жары; в дождливую же пору натягивается более плотная материя. Палатка формой напоминает балдахин гондолы. Ее покрывают тентом.

Императорской гауде придают форму трона. Верхнюю часть закругляют куполом и венчают ее хти – священной императорской эмблемой из позолоченного металла, какую можно видеть на куполах всех пагод.

До леса долго двигались по выжженной солнцем равнине. Слоны настолько страдали от зноя, что вожатые боялись, как бы с ними не сделалось солнечного удара, хотя головы их и были выкрашены белой масляной краской. Но вот стали появляться отдельные деревья, потом группы их, и вскоре начался большой лес.

Наступил вечер. Сделали привал на опушке. Разведчики пока не обнаружили новых следов, а лишь старые, трех-или четырехнедельной давности.

Монаха это ничуть не удивило. Он объяснил, что трава на равнине выгорела от солнца и сделалась жесткой, невкусной, вследствие чего слоны перешли на другое пастбище. На следующий день к вечеру охотники, наверное, на них набредут.

Наутро боох, ведающий всею организационной частью охоты, разослал загонщиков, как и накануне, веером. Монах улыбнулся, но не стал ему возражать, а только заметил, что это бесполезно, потому что он, монах, ведет охотников правильным путем и приведет куда нужно.

До полудня ничего интересного не было замечено. Министр стал уже косо поглядывать на монаха. Пунги был невозмутим.

– Ты уверен, что не ошибся, пунги?

– Я сказал, что ты увидишь слонов еще до вечера – и так будет. Как ты нетерпелив, точно белый или женщина! Умей ждать.

Прошло еще три часа. Бонза во все время не сказал больше ни слова.

Головной слон вступил на тропу, хорошо утоптанную животными. Тропа вела к большому круглому лугу, расположенному, точно озеро, среди леса, деревья которого по мере продвижения отряда делались все выше и выше.

Почва становилась болотистою. Среди густых кустов и водянистых растений журчали струйки свежей, прозрачной воды.

– Сюда слоны приходят на водопой, – спокойно проговорил монах и прибавил, указывая на луг: – А вот здесь их пастбище.

– Хорошо, если бы так! – отвечал министр.

– Слушай и убедись в этом сам.

Раздался быстрый лошадиный топот. Появился загонщик на взмыленном коне.

– Господин!.. Слоны!.. – кричал он, запыхавшись.

– А белого слона нет?

– Схен-Мхенг среди них. Будда велик!

Со всех сторон прискакали другие разведчики, подтверждавшие слова первого. Все ожили, ободрились, преисполнились энергии.

Усталость была забыта, тревога тоже. Все наперебой поздравляли друг друга. Каждый как бы видел перед собой обрадованного императора, щедро раздающего награды направо и налево.

Слонов было немного. Не более десятка. Вожаком стада был Схен-Мхенг.

Они мирно паслись на другой стороне луга, так что ручных слонов можно было расставить за деревьями по опушке совершенно незаметно. Так и сделали. Окружили слонами всю луговину. Всадники также взяли ее в кольцо. Дикие слоны были видны сквозь деревья. Успех облавы не вызывал сомнений. Министр, замирая в трепетной надежде, вздумал разглядеть поближе белого слона, расхаживавшего в стаде. Он сошел с гуады, тихо прокрался сквозь чащу и подошел к стаду метров на двести.

Это было очень неосторожно. В стороне от стада, шагах в пятидесяти, следовательно, не далее ста пятидесяти шагов от опушки, стоял на страже сам вожак стада – громадный белый слон. Без сомнения, это был тот самый слон, которого видел монах. Цвет его был, собственно говоря, не совсем белый, а скорее блеклый, беловатый.

Увидав это живое воплощение Будды, министр не удержался и вскрикнул от радости.

Тотчас же вслед за этим возгласом послышался гнусавый трубный рев, похожий на звук тромбона.

Белый слон подавал стаду сигнал опасности. Громадные мастодонты шарахнулись, насторожили уши, подняли хоботы, завертели короткими хвостами – и бросились в лес.

Проклиная себя за неуместное любопытство, министр хотел было приказать своему отряду скорее пуститься в погоню за слонами, как вдруг в лесу прогремел чудовищно-громкий выстрел.

Белый слон остановился, как вкопанный, испустил ужасный крик, зловеще слившийся с отголоском выстрела, и тяжело рухнул наземь.

Глава XII

Утомительность ходьбы по лесу. – Если нельзя идти, то надобно бежать. – На холмах. – Под гору. – Поляна. – Солнце. – Фрикэ убеждается, что шел не к шлюпке, а от нее. – Кобра-капелла, или очковая змея. – Пора! – Воды!.. – Муки Тантала. – Еще минута ожидания. – После жажды – голод. – Четыре тысячи килограммов мяса на двоих.

Итак, Фрикэ произнес: «Горы – это хорошо: сверху будет видно, в этом наше спасение».

То, что он так громко назвал «горами», было всего лишь лесистыми холмами, высотой не больше четырехсот метров. Он решил подняться на один из них. Как человек опытный, он не пошел по прямой, хотя подъем и не был крутым, а зигзагами.

Мальчику это казалось слишком скучным. Против такой медленной, спокойной ходьбы Яса протестовал прыжками и скачками, постоянно забегая вперед и возвращаясь обратно.

Фрикэ останавливал его, урезонивая тем, что по горам в жарком климате ходить быстро нельзя, что если он не уймется, то скоро вспотеет и выбьется из сил.

Действительно, уже через четверть часа мальчик прибежал к Фрикэ весь мокрый, точно из бани, и жалобно попросил пить. Он чувствовал себя совершенно разбитым.

– Что, уморился? Я ведь предупреждал… На, выпей кофе. И давай посидим минут пять, передохнем.

Они сели на корень громадного тека, протянувшийся по земле точно спина крокодила, отдохнули и продолжали подъем.

Адская жара начинала действовать и на Фрикэ. Внизу тоже было жарко, но на холмах стало вовсе невыносимо. Однако он все-таки продолжал подъем, превозмогая усталость и делая частые остановки ради ребенка.

Однако вскоре мальчик совсем выбился из сил и едва-едва передвигал ноги.

– Давай сюда руку, я тебя поведу. Ты умираешь от жажды? Вот отпей немного. Довольно. Через некоторое время получишь еще, а я обойдусь.

Сделали отдых более продолжительный. Когда встали, мальчик оказался не в силах двигаться.

Фрикэ вытер ему лоб, пару раз обмакнул лицо лоскутком коры, содранным с дерева, и дал ему выпить еще несколько капель воды с кофе. Передав ему в руки самодельный веер, парижанин сильной рукой поднял его наверх и посадил себе на спину.

– Гай-да! Поехали! – крикнул он со смехом. – Вот что значит нужда! Сам еле двигаюсь, а вот взял груз – и ничего: иду с грузом. Здесь оставаться нельзя; место нехорошее.

И он шел и шел, опасаясь, что если остановится, то уже не в силах будет идти дальше.

– Ух, больше не могу! – сказал он, наконец, и вовремя успел спустить мальчика на землю, иначе рухнул бы вместе с ним. Но он не упал, а сначала прислонился к дереву, потом сел под ним, будучи не в состоянии не то что двигаться, но даже думать.

И на беду все питье вышло, не осталось ни капли влаги. Нечем было смочить горло, освежить пересохший язык.

– Кажется, finita la commedia[9]9
  Представление окончено (ит.).


[Закрыть], – пробормотал бедный юноша.

Глаза его блуждали, горло сдавили спазмы. Лиловые губы совершенно запеклись.

Вдруг он радостно вскрикнул. Несколько минут отдыха все-таки взбодрили его, застилавший глаза туман рассеялся. Он теперь мог яснее видеть и разглядел, что находится на площадке, а не на склоне. Он достиг вершины!

Возможно, что по другую сторону есть вода. Он встал и храбро пошел. Отдохнувший мальчик мог теперь идти сам. Сцуск был легким и довольно быстрым.

Вскоре они очутились на неширокой поляне, ярко озаренной солнцем.

Фрикэ невольно рассмеялся, забыв свои мучения.

– В добрый час! Ловко! Шли целый день, думая, что на запад, а пришли как раз на восток. Стало быть, шлюпка позади нас. Если monsieur Андрэ пошел на поиски, то у него будет много хлопот. Вставай мальчуган! Если не хочешь больше идти, так побежим.

Два друга нашли на кустах несколько кислых ягод, которыми слегка утолили жажду, и стали спускаться – поневоле бегом – по крутому спуску, продираясь сквозь густую траву, хворост и всякую мелкую растительность.

Теки, по-видимому, кончились, к великой радости Фрикэ, которому они надоели. Появились другие лесные породы.

Пришлось пустить в ход тесак, прочищая дорогу. Фрикэ не терял энергии, забывая голод и жажду. У него теперь появилась надежда.

Вдруг раздался свист. Характерный. Фрикэ остановился.

– Змея? – вскричал он. – Я и то удивлялся, что их не видать. Бррр!.. Мурашки по спине. Надо идти осторожнее.

Через два шага он опять услыхал свист и остановился смертельно бледный. В двух шагах от него поднималась змея, готовая к атаке.

По широкой шее с темно-желтой чешуей он узнал ужасную «найю», или очковую, называемую так за два кружка на голове, напоминающие очки.

Эта змея, толщиной с руку и длиной не больше двух метров, очень опасна своим ядом и особой злобностью. По-португальски она называется кобра-капелла. Ее укус смертелен. Фрикэ понял, что он погиб, если допустит хоть малейшую оплошность.

Стрелять некогда. Надо защищаться иначе.

– Кобра!.. Очковая!.. – пробормотал он.

И в ту же минуту змеиная голова, точно подброшенная пружиной, кинулась к нему на грудь, грозя впустить в нее ядовитые зубы-крючки. Фрикэ взмахнул тесаком – и голова отделилась от туловища, но все-таки, по инерции, упала ему на грудь.

– Это не в счет, – сказал Фрикэ. – Она уже мертвая.

И снова он в пути. Вдруг до его слуха опять долетел шум…

– Вода!.. – воскликнул он. – Ручей!..

И бросился вперед, как сумасшедший.

Вскоре он у ключа. Вода чистая, свежая, холодная. Но пить ее сейчас, не остывши, безумие. Надобно подождать.

– Яса! – крикнул Фрикэ мальчику. – Беги скорей сюда!

Мальчик примчался со всех ног и прямо кинулся к водоему.

Фрикэ без церемоний ухватил его за штанишки со словами:

– Стойте, господин! Вы все утро сосали, как из рожка, воду с кофе, я вам ничего не говорил, а теперь погодите. Я не хочу вашей смерти. Ужо вместе напьемся.

Тяжко было ждать. Но вот прошли томительные минуты, и оба друга утолили жажду, от которой горело все их нутро.

Жажда прошла – начался голод.

Что бы такое съесть? Пойти поискать какой-нибудь дичи.

Фрикэ долго бродил по лесу, но ничего не попадалось. Вдруг взгляд его упал на лужайку, на которой паслось целое стадо слонов.

– Слоны! – вскричал он, вытирая платком потное лицо. – Чего же лучше! Я бы довольствовался и меньшим – например, косулей, зайцем, фазаном, и даже павлином. Слон весит четыре тысячи килограммов. На завтрак двоим этого чересчур много. Жаль убивать. Но с другой стороны, что же нам делать? Не умирать же с голоду. Вот там ходит большой серый самец. Подстрелим его.

Парижанин пополз по траве к стаду. Слоны не могли его почуять, потому что он был с подветренной стороны.

Вдруг все стадо, охваченное непонятной паникой, покинуло пастбище и галопом помчалось в лес, на опушке которого находились Фрикэ и Яса.

Оба спрятались за дерево, потому что стадо неслось подобно смерчу прямо на них.

Слоны пробежали всего шагах в двадцати от них, не больше. Фрикэ мог свободно прицелиться в того, которого себе наметил.

Он спустил курок как раз в тот момент, когда серый слон повернулся к нему плечевой впадиной. Стрелок видел, как вслед за выстрелом толстокожий великан тяжело рухнул наземь.

– Обед у нас есть, а слона все-таки жаль. Бедный! Даже не вскрикнул.

Глава XIII

Хороший выстрел. – Удивление чересчур счастливого охотника. – Окружен со всех сторон. – Французский бокс. – Арест из-за слона. – Отчаяние, вызванное смертью Белого Слона. – Фрикэ надменно третирует бирманского министра. – Англичан боятся и уважают. – «Голубая Антилопа» – военный корабль. – Фрикэ объявляет бирманскому императору войну. – Лестно бы получить выкуп. – В путь по реке. – Посадка на суда. – Внезапное появление Андрэ. – Не робей!

Сам Фрикэ, с тех пор как стал использовать ружья крупного калибра, еще ни разу не видал таких ужасных последствий выстрела.

Притом стрелял он не из винтовки калибра 8, выбрасывающей пулю «Экспресс» при семнадцати с половиной граммах пороха, а из гладкоствольного ружья. Правда, это ружье того же калибра, и хотя пуля у него круглая, но зато из твердого металла, весом в 65 граммов, при таком же, как у винтовки, заряде пороха, то есть в семнадцать с половиной граммов. При таких условиях сила выстрела должна быть громадна на небольшом расстоянии. При начальной скорости полета 440 метров в секунду живая сила удара равняется 2048 килограммам. Получив такой удар, слон, конечно, должен был погибнуть.

В несколько прыжков Фрикэ пробежал двадцать метров, отделявших его от убитого животного.

Слон, получив удар, свалился головою вперед, вероятно, потому, что его передние ноги подверглись параличу раньше задних. Длинные бивни, на которые всей тяжестью навалилось тело, глубоко вошли в землю, и один из них сломался у основания. Хобот пригнулся ко рту, наполненному кровью и землей. Глаза были открыты, веки не двигались. Бока не вздымались от дыхания, только по складкам кожи едва пробегали мелкие судороги. Позади левого плеча виднелась круглая дырочка, из которой струилась алая кровь.

– Пуля пробила сердце, – сказал Фрикэ. – Не хвастаясь, скажу: выстрел замечательный… Бедный слон! Не будь мы так голодны, я тебя убивать не стал бы. Но какой странный цвет! Я такого не видал никогда. Точно пеклеванное тесто с серым войлоком.

Фрикэ вынул тесак и приготовился вырезать из этой горы мяса себе кусок на обед, как вдруг послышалось лошадиное ржание, яростные крики скачущих людей и характерный топот бегущих слонов. Парижанин увидел, что окружен всадниками на конях и двенадцатью вьючными слонами. Из них лишь на двух были гауды, а на остальных седла.

Слоны остановились по знаку вожатых. Охотники проворно спрыгнули с седел, а важные персоны, сидевшие в гаудах, степенно спустились по выпущенным шелковым лесенкам.

Все бросились с криками горя и отчаяния к мертвому слону. Некоторые рвали на себе одежду, царапали себе грудь, даже лицо.

«Кажется, я совершил важный проступок, – подумал про себя Фрикэ. – Но отчего же было не выставить доски с надписью: „Охота запрещается“»…

– Эй, вы! Прочь лапы. Я не люблю, чтобы меня трогали. Вас ведь тут только два десятка.

Охотники справедливо предположили, что Фрикэ и есть убийца слона, хотя и совершивший преступление по неведению. Они приближались к нему, чтобы схватить.

Сунувшийся раньше других получил удар в живот ногой и упал навзничь.

Крики усилились. Один слоновожатый, проворный, как обезьяна, в свою очередь, бросился на Фрикэ, который прислонился к дереву и повернулся лицом к толпе. Француз вытянул левый кулак и хватил им слоновожатого прямо по лицу. Тот также свалился с разбитой физиономией.

– Вот и два, – проговорил насмешливо Фрикэ. – Из ружья стрелять в них я не могу – это только усилит мою вину!

Сунулись – третий, четвертый – всех постигла та же участь.

– Желтомордые дураки! Совсем тактики не знают! – насмехался Фрикэ. – Чтобы им всем сразу напасть, а не поодиночке?.. Ай, попался!

Бирманцы тихонько подвели к дереву одного из слонов, поставили его сзади Фрикэ, и по команде вожатого слон вытянул хобот, обхватил им парижанина и поднял в воздух, как мальчик поднимает мышь.

Несколько мгновений слон раскачивал его над землей метрах в четырех, как бы спрашивая: «Не хватить ли его о дерево?»

Вожатый сделал ласковый знак и что-то сказал. Слон тихо опустил Фрикэ на землю или, точнее, на дюжину протянутых рук. С удовольствием дал бы парижанин встряску этим людям, ухватившим его довольно грубо, но удержался. К чему?

Тесак свой он выронил, когда был схвачен слоном, а ружьем овладели бирманцы. К тому же мальчик Яса, быстро-быстро переговоривши о чем-то с начальником отряда, подошел к своему другу и стал уговаривать его не сопротивляться.

– Ну, хорошо. Я уступаю силе. Вас двадцать четыре человека, а я один.

Как только Фрикэ перестал брыкаться, ему тотчас же дали относительную свободу и даже не связали. Подошла вторая большая группа людей, и опять начались отчаянные, стенания при виде мертвого слона. На убийцу метали взгляды-молнии. Фрикэ долго не мог понять, за что же на него так сердятся, но потом догадался.

Задав тому, кого он принимал, за начальника, несколько вопросов на французском языке и не получив ответа, Фрикэ повторил вопросы по-английски и довольно-таки развязно. Министру, как всем бирманцам из высшего сословия, этот язык был знаком. Но он не ответил сам лично, а велел своему помощнику бооху сказать Фрикэ, чтобы тот держался поучтивее.

Фрикэ прыснул со смеху и возразил:

– А кто же он таков, этот господин? Старший повар при папе?

– Это министр его величества императора бирманского, – невозмутимо отвечал боох.

– Ах-с, очень приятно-с! Только передайте ему, что мне на его министерство наплевать и что я вовсе не желаю выслушивать его наставления, как мне держать себя.

Боох передал эти слова министру, который, видимо, оскорбился.

– Скажите ему, – продолжал Фрикэ, – что в моих глазах он такой же дикарь, как и все вы, и что если кто-нибудь здесь имеет право на уважение и почет, то только один я – как европеец и француз.

– Так вы не англичанин? – с живостью переспросил боох.

– Вам это не нравится?

– Нет, ничего… Но…

– Понимаю. Если я не англичанин, то со мной можно меньше церемониться. Королева британская не позволяет беспокоить своих подданных, а французского представительства в Бирме нет. Но вы, сударь-министр, хвост-то все-таки не очень распускайте. За меня будет кому заступиться. Ведь я приехал сюда на военном корабле.

– Правду ли вы говорите, иностранец? – спросил министр, испугавшись слов «на военном корабле».

– Вы скоро об этом корабле услышите. Попробуйте только тронуть хоть один волос на моей голове.

– Зачем вы убили Белого Слона? – горестно воскликнул министр.

– Что такое белый слон? Не все ли равно какого цвета? Я его убил потому, что мы оба умирали с голода – я и мальчик. Но все равно, вам заплатят за эту животинку, не бойтесь.

– За священного слона не берут никакой платы.

– Не хотите деньгами, получите пулями и картечью.

Министр окончательно растерялся и не знал, что ему делать. С одной стороны – рискуешь навлечь на страну репрессии, за которые сам же потом ответишь, с другой стороны – ведь француз совершил тяжкое преступление, святотатство. Оставлять это безнаказанным – нельзя. Нужно представить виновника императору, пусть тот решает сам. Может быть, он согласится взять хороший выкуп.

Министр, боох и пунги переговорили между собой на бирманском языке, и боох объявил Фрикэ, что его доставят в Мандалай.

Пришлось покориться.

Парижанина сытно накормили и разместили в гауде самого министра. Ясу поручили бооху. Караван тронулся.

На пристани произошла посадка на плоты. Гребцы осыпали убийцу Схен-Мхенга бранью и оскорблениями. Флотилия отчалила и поплыла.

Вдруг Фрикэ вскрикнул и попытался броситься с плота в воду, но десяток рук удержали его.

– Гром и молния! Я так и думал! Это Фрикэ, его захватили и теперь увозят!

На берегу виднелись два всадника на взмыленных конях – европеец и негр. Фрикэ узнал Андрэ и сенегальца.

– Monsieur Андрэ, – кричал он, – меня везут в Мандалай за то, что я убил белого слона. Меня обвиняют в святотатстве.

– А! Вот как!.. – отвечал насмешливым тоном Андрэ. – Не робей, мой мальчик. Старайся протянуть время, угрожай, хвастай… даже обратись за поддержкой к англичанам. А я сейчас поскачу к шлюпке, потом на всех парах помчусь на «Антилопу» и освобожу тебя, хотя бы пришлось для этого сжечь город. Не робей же!

– Берегитесь, monsieur Андрэ. В вас хотят стрелять.

– Где им! – презрительно отозвался Андрэ и пустил своего коня вскачь.

Сенегалец сделал то же.

Оба скрылись в густой чаще панданусов.

– Кто этот человек? – спросил у парижанина министр, стараясь скрыть свое беспокойство.

– Человек, который не убивал серого слона, но в которого вы собирались выстрелить за то, что он со мной говорил.

– Никто не стрелял.

– Не успели – вот почему. Но вы за это покушение поплатитесь.

– Вы решительно не хотите сказать, кто этот путешественник?

– Отчего же не сказать, раз вам это может доставить удовольствие?.. Это-начальник французских морских сил в Рангуне, и вы о нем скоро услышите…