Текст книги "Сенатор Фокс"

Джакомо. Вы не устаете удивлять меня, доктор Фокс. После стольких лет сотрудничества с вами… я полагал, что ваши принципы достаточно… эластичны, что ли…

Фокс. В делах, в политике, вне семьи – да! Но не в этих стенах!

Джакомо. А если бы факты вынудили вас пойти на компромисс?

Фокс. Что вы имеете в виду?

Джакомо. Тот факт, что Мария Виттория и я любим друг друга, вы в расчет не принимаете?

Фокс. А вы не принимаете в расчет, что в этом случае я не дам Марии Виттории ни гроша? И что наши с вами отношения на этом, естественно, закончатся?

Джакомо. А вы не принимаете в расчет то, как много мне известно о вас?

Фокс. И чем вы решили меня шантажировать?

Джакомо. Консультативные услуги телекомпаниям, сделки с кинокомпаниями, махинации с голландским маслом, югославскими кроликами, строительными материалами для районов, разрушенных землетрясением…

Фокс. Все это слова.

Джакомо (постукивая рукой по портфелю). Вы так полагаете? Напрасно. Здесь фотокопии.

Фокс. Сукин сын!

Джакомо. Держите себя в руках, доктор Фокс.

Фокс. Пардон. (Нервно расхаживая.) Наша беседа принимает дурной оборот.

Джакомо. Я этого не хотел.

Фокс (откашливается, словно перед началом речи). Я… я очень вас уважаю, дорогой Джакомо. Очень ценю… и я сказал бы даже… люблю. Да, люблю. Я мог бы быть вашим отцом, и на вашу карьеру, на ваше будущее я так и смотрю, словно это будущее моего сына, с той же заинтересованностью, с тем же участием, с удовлетворением от вашего роста, довольно очевидного…

Пауза. Смотрит на Джакомо, в ожидании адекватного заявления с его стороны.

Джакомо. Благодарю вас, дорогой доктор Фокс, за ваши слова, которые свидетельствуют о вашем искреннем расположении ко мне, что, не скрою, для меня чрезвычайно лестно. Поверьте, что и я отвечаю вам самым почтительным отношением, которое я также мог бы оценить, если позволите, как любовь. Она родилась в первые же дни работы с вами…

Фокс. Хорошо, хорошо. Этого достаточно. Давайте попытаемся столь же откровенно поговорить на другую тему… Стало быть, вы сын неизвестных родителей…

Джакомо. Неизвестного отца.

Фокс. Я думал, что вы сирота.

Джакомо. Я сирота по матери. Мама умерла, когда мне было шестнадцать.

Фокс. Мои соболезнования. И вы не могли разыскать вашего отца? Я хотел сказать… ваше рождение… оно обязано случайной ошибке вашей матери, или же речь идет о случае, когда… как это сказать… трудно установить, кто был отцом…

Джакомо (с достоинством). Моя мать, доктор Фокс, принадлежала к одной из лучших семей моего города! Она была родственницей монсеньора архиепископа!..

Фокс. Ради бога, простите, я не хотел вас обидеть!

Джакомо. Из этой семьи вышло немало известных литераторов и выдающихся филантропов… Затем закат, вследствие нескольких ошибочных финансовых операций, а также из-за излишка веры в судьбу фашистской Италии… Но даже в трудное для себя время наша семья высоко несла престиж своего незапятнанного имени.

Фокс. Незапятнанное имя – это прекрасно…

Джакомо. Моя мать, доктор Фокс, заплатила за единственную ошибку молодости, посвятив свою жизнь мне и молитвам. Ах, я помню, как она вязала мне гольфики, которые не могла позволить себе купить в магазинах, куда их поставляли мои кузены, законнорожденные сыновья ее сестер. Я рос словно… цветок в оранжерее, защищаемый от ветра и дождя, от всего, что зовется злом мира… Моя мать делала все, чтобы мировое зло меня не коснулось, и до тех пор, пока она была жива, я верил, что мир представляет собой оазис вселенской доброты. И никогда, ни единого слова о мерзавце, который ее соблазнил и бросил, о негодяе, растворившемся в безымянной толпе большого города…

Фокс. И вы даже не знаете его имени?

Джакомо. Нет. Моя мать умерла и унесла в могилу эту тайну.

Фокс. Значит, вы…

Джакомо. Я мог бы сидеть в вагоне-ресторане напротив моего отца и не знать, что это он.

Фокс. Хорошо, но почему бы вам не найти… ну… ну, фиктивного отца? Любого. И не обязательно общаться с ним. Приведу маленький пример. В стране толпы иностранных проституток. Полиция угрожает выслать их домой, в Африку или Азию. Тут же они женят на себе каких-нибудь старых пенсионеров, которые готовы за гроши…

Джакомо (с негодованием). Доктор Фокс, хотя я и записан в метрике под банальной фамилией Коломбо, в моих венах течет кровь Айрони ди Вал Петрозы!

Фокс. Айрони ди Вал Петрозы?!..

Джакомо. Только не говорите, что никогда не слышали эту фамилию. Тем более если вы учились в Туринском университете.

Фокс. О, Мадонна! Скажу вам больше! Архиепископ Айрони, в то время еще простой священник, был моим духовным отцом!

Джакомо. Это дядя моей матери.

Фокс. А с Филиппо Айрони я играл в теннис в спортивном клубе «Фиата»!

Джакомо. Это второй кузен моей матери.

Фокс. Я довольно часто посещал дворец Айрони!

Джакомо. В этом дворце жила моя мать…

Фокс. Это было ровно тридцать лет назад!

Джакомо. Моя мать только что вышла из подросткового возраста.

Фокс. Но тогда… ваша мать…

Джакомо. Графиня Джиневра Бенедетта Бона Айрони ди Вал Петроза.

Фокс (хватается за сердце). О боже! Только не это! Нет!

Джакомо. Вам плохо? Опять приступ? Таблетки! Где ваши таблетки?

Фокс падает в кресло. Коломбо бежит к столу, находит таблетки, наливает воду в стакан и возвращается к Фоксу.

Фокс (не сводя с него глаз, тихо, почти себе под нос). Нет, это невозможно!..

Джакомо. Что невозможно? (Дает ему таблетку, воду, забирает стакан.)

Фокс. Подтверждение, Джакомо!.. Доказательства!.. Улики!.. Ваша мать должна была оставить хоть какую-нибудь улику… что-то памятное!..

Джакомо (ставит стакан на стол). Памятное? Об этом мерзавце? Единственное, что от него осталось, – дешевая безделушка, которую он ей подарил на память о совместной поездке в Монте-Карло! Камея, которую я всегда ношу с собой, чтобы помнить о маминой горькой судьбе. Вот она.

Достает из кармана камею и протягивает ее Фоксу.

Фокс, едва взглянув на нее, закрывает глаза.

Джакомо с недоумением смотрит на него. До него доходит.

Нет!!!

Фокс открывает глаза, медленно с печальным лицом, знаком показывает: да.

(В сильном смятении, собираясь убежать, останавливается, подходит к Фоксу.) О… отец!..

Фокс. Тсс!.. Тсс!.. Спокойно! Тихо! Никакой риторики. Никаких семейных сцен. Абсолютно ничего. Я понял. Все так. Это ничего не меняет. Уважение, которое я питаю к вам, остается неизменным. Вы его заслуживаете. Что касается случившегося… я рад этому. Одной причиной любить вас больше. Я не думаю, что тут зов крови. И это не повлияет на характер наших отношений.

Пауза. Из дома выходит Мария Виттория.

Мария Виттория. Ну что, папа? Вы закончили?

Фокс смотрит сначала на нее, потом на Джакомо.

Фокс (с серьезностью, которая придает ответу особый оттенок). Да, Мария Виттория, мы закончили. И мой вердикт: это невозможно. Действительно невозможно!

Мария Виттория поражена. Она переводит взгляд с отца на Джакомо и понимает, что тот на стороне отца.

Некоторое время Джакомо выдерживает ее взгляд, но затем поворачивается и уходит быстрым шагом, почти бегом.

Действие второе

На следующее утро. Джакомо один, в саду, за столом, с головой погружен в письмо.

Джакомо. «Дорогой доктор Фокс!..» Нет… «Уважаемый сенатор…» Нет… «Дорогой папа…»

На веранде показывается Мария Виттория. Она ест яблоко и наблюдает за Джакомо.

Когда от яблока остается только огрызок, она бросает его в Джакомо.

Джакомо вскакивает на ноги, сминает лист бумаги, на котором так и не успел ничего написать.

Джакомо. Ты?!

Мария Виттория. Я. Ничего не хочешь мне сказать?

Джакомо. А что я должен тебе сказать?

Мария Виттория. Ну ты даешь! Вчера вечером умчался как ошпаренный, не сказав ни слова. С утра не показываешься. Отец молчит. Мать в обмороке… Давай, давай, говори мне все!

Джакомо (после паузы, серьезно). Мне очень жаль, Мария Виттория…

Мария Виттория. Пожалуйста, не делай такого лица. Кем ты себя вообразил? Святым Себастьяном? Ну, говори же… Ты что, веник проглотил? Он тебя шантажировал?.. И ты ему не ответил? Ты не сказал, что́ у тебя на него есть? «Достаточно показать ему уголок фотокопии, как он в штаны наложит!» Твои слова? А я еще, кретинка, снимала копии с документов в моем Ботаническом институте, чтобы сэкономить тебе сотню евро!

Джакомо. Я верну тебе эту сотню!

Мария Виттория. Нет, дорогой, ты мне должен еще триста.

Джакомо достает из кармана банкноту в пятьсот евро и протягивает Марии Виттории. Она берет и возвращает ему сто евро сдачи.

Ну что ж, ладно. Я все поняла. Для тебя больше значит союз с доктором Фоксом, чем женитьба на его дочери. Тогда уж тебе стоит присоединить к этому союзу брак с дочерью адвоката Акуилы, с этой шлюхой!..

Джакомо. Мария Виттория!

Мария Виттория. Заткнись, Джакомо Коломбо! И не думай, что я ничему не научилась, живя с моим отцом и общаясь с тобой. Знаешь, что я сделала, когда снимала для тебя фотокопии?

Джакомо. Что?

Мария Виттория. Сделала копии для себя! И в моем кабинете в Ботаническом институте лежит бело-голубая папка с наклейкой «Насекомоядные растения и паразиты», в которой хватит информации, чтобы отправить тебя в тюрьму… На всю жизнь, Джакомо Коломбо! Твою и твоих потомков!

Джакомо. Ну и ну!

Мария Виттория. Только без нотаций!

Джакомо. Теперь ты меня шантажируешь…

Мария Виттория. Кто? Я?! Ты сдурел? Ради чего? Чтобы заставить тебя жениться на мне, вопреки шантажу моего отца, не желающего нашей свадьбы? С чего ты взял, что я хочу этого, червяк ты эдакий? Ты разоблачил себя! Теперь я все о тебе поняла! Слава богу, что вовремя. Нет ничего в этом мире, что заставило бы меня прожить с тобой хоть один день! Конец! The end! Можешь спокойно продолжать служить кропильницей[1]1
  В католичестве сосуд для освящённой воды, стоящий у входа в храм, в которую верующие обмакивают пальцы.


[Закрыть] для доктора Фокса. Или для сенатора Фокса. Но учти, не вводи меня в искушение. Потому что желание засадить тебя в тюрьму очень велико, Джакомо Коломбо! Очень, очень!..

Не удержавшись, разрыдалась. Джакомо в смятении подходит к ней.

Джакомо. Мария Виттория!..

Мария Виттория. Исчезни!

Джакомо. Ты должна успокоиться, Мария Виттория, и выслушать меня. Я не могу назвать тебе причину…

Мария Виттория. Кретинка, перед кем я лью слезы! Дура! Дура! Дура!.. Джакомо!.. Эх ты, Джакомо!..

Прижимается к нему. Он ее обнимает по-братски.

На веранде появляется Фокс в сопровождении сенатора Орси и падре Гатти. Падре Гатти – молодой священник, современная версия аббата прежних времен. Сенатор Орси – старый нарцисс.

Фокс видит обнявшихся молодых людей и вздрагивает от неожиданности.

Двое его гостей воспринимают это как проявление слабости или нездоровья и удваивают любезность.

Падре Гатти (заботливо). Вам нездоровится?

Сенатор Орси. Обопритесь на мою руку!

Падре Гатти. Осторожнее, тут ступеньки!

Сенатор Орси. Одна, две, три, четыре, пять… и шесть…

Падре Гатти. Вот и пришли…

Фокс. Мария Виттория… мама зовет тебя… она приготовила тебе сок…

Мария Виттория молча уходит.

Джакомо приводит себя в порядок.

Падре Гатти. Великий день! И мы здесь с вами!

Сенатор Орси. Я уже проголосовал! Сначала – на святую мессу, затем – на избирательный участок и – сюда.

Фокс. Я думал, вы придете позже. Когда станут известны результаты.

Сенатор Орси. Они будут известны только к вечеру. Но какое они имеют значение? И так все ясно! Нас больше интересует ваше самочувствие.

Падре Гатти. Вот именно!

Сенатор Орси. Дорогой друг, ходят тревожные слухи о вашем нездоровье, но мы же видим, что вы в хорошем состоянии!

Падре Гатти. Превосходном, если быть точными!

Фокс. Дорогой падре!..

Падре Гатти. Сын мой!..

Фокс. А все-таки что-то сломалось тут, внутри… Я уже немолод…

Сенатор Орси. Кого волнует возраст в наши дни! Главное – моральная сила и острый ум! А они у вас в такой великолепной форме… что мы решили сделать вам одно предложение…

Падре Гатти. Между прочим, кто активнее всех настаивал на том, чтобы партия выдвинула вас кандидатом в Сенат? Сенатор Орси!

Сенатор Орси. Да-да, я.

Фокс. Я это знаю.

Падре Гатти. А вовсе не адвокат Акуила и советник Грилло!

Сенатор Орси. Известные интриганы…

Фокс. К чему мне Рим? Мои интересы… и вся польза от меня… они здесь. И вы это знаете.

Сенатор Орси. Нам ли не знать! Это знают все. Не зря же вас зовут крестным отцом!

Падре Гатти. В хорошем смысле слова, разумеется. По-дружески.

Сенатор Орси. Хотя что отрицать… Всё исходит из Рима, всё – в Риме. Там все рычаги управления! Там принимаются решения, там издаются законы, там они корректируются, там предоставляются привилегии… Даже вопрос, асфальтировать ли провинциальную дорогу от Варезе до Мальнате, решают в Риме, а не в Варезе или Мальнате! В Риме назначают компанию-подрядчика, в Риме переставляется запятая, превращающая цифру ноль целых одна десятая в десять, и эта маленькая коррекция, незаконная, разумеется… Боже упаси, такого делать нельзя… но она позволяет кому надо, а главное, нашей партии на местах поддерживать множество полезных инициатив… Ваши интересы здесь, это верно, но где ваши управленческие возможности будут выше… эффективнее?..

Падре Гатти. В Риме, ясно. Вы помните, как Петр, встретив Христа, спросил: «Кво вадис, домине?» хотя прекрасно знал, куда идет Господь, поскольку все дороги ведут в Рим.

Все трое смеются.

Фокс. Однако вы, сенатор Орси, сами не стали участвовать в выборах. Почему? Вас Рим больше не прельщает?

Сенатор Орси. Ах, что вы хотите, все эти слухи, что распространяются по моему поводу…

Фокс. Слухи? Какие слухи?

Сенатор Орси. Господи, вы что, не помните этот безобразный скандал с денежными переводами эмигрантов?

Фокс делает вид, что не помнит.

Я много лет занимался тем, что собирал франки, зарабатываемые в Швейцарии итальянскими рабочими, и выплачивал их родственникам в Италии в евро… У меня на это работала целая организация, «Единая Италия» называлась. А что в ответ? Одни упреки. И знаете, в чем меня обвиняли? В вывозе капиталов!.. Ни больше, ни меньше! Может быть, практически… это похоже. Но теоретически это абсолютно не так! Посмотрите мне в глаза, синьоры! Грошовые заработки бедных рабочих – у кого язык повернется назвать это капиталами?

Фокс. Но если умножить эти так называемые гроши на тысячу, на две тысячи, на десять тысяч… В таком случае даже мизерные заработки одного рабочего оборачиваются для кого-то приличным капиталом.

Сенатор Орси. Нет, конечно, если мы захотим довести ситуацию до абсурда, то возможен любой вывод. Но я отказываюсь опускаться на этот уровень. В чем мне оправдываться? Доказывать корректность моих поступков? Но я даже в мыслях не допускаю, что она может быть поставлена под вопрос! Я давно собирался сказать вам об этом, дорогой доктор Фокс, с тех пор как именно вы, насколько мне известно, начали распускать эти слухи…

Фокс. Не начни вы первым, пытаясь бросить тень на продвигаемый мною план региональной реконструкции…

Сенатор Орси. Да, но только после того, как вы, непонятно с какой стати, потребовали начать расследование деятельности «Банка ди Комо»…

Фокс. Это был мой ответ на ваши махинации с лекарствами фонда Фармацевтического союза…

Сенатор Орси. Но какое отношение ко мне имели лекарства?

Фокс. Точно такое же, как и транспортные накладные автомобильной компании международных перевозок.

Сенатор Орси. Ну уж это, простите!..

Падре Гатти. Братья! Братья! Дети мои! Прекратите! Во имя любви к Господу! Так мы ни о чем не договоримся!..

Фокс прижимает руку к сердцу, морщится, закрывает глаза, глубоко дышит.

Видите? Вот что случается, когда дух общинного братства подменяется духом дьявольского материалистического антагонизма. Разве для того мы здесь в столь радостный день? К чему нам копаться в старых недоразумениях, нелепых двусмысленностях и ядовитых сплетнях? Не лучше ли обсудить новые возможности, попытаться достичь согласия и гармонии в изменяющихся условиях? Мир, братья! Эт пакс ин терра хоминибус волюнтатис[2]2
  На земле мир, в человеках благоволение (лат.)


[Закрыть]. Помолимся, братья.

Все складывают руки в молитвенном жесте, склоняют головы на грудь.

Минута покаянной молитвы.

Сенатор Орси возвращается в наш город из Рима, сенатор Фокс оставляет его, чтобы отправиться в Рим. Здесь мелкие заботы об общих интересах, там огромные управленческие возможности. Правая рука забывает о том, что левая рука делала в прошлом, и обе руки сходятся в братском пожатии… Обменяйтесь знаками примирения, братья.

Фокс и Орси пожимают друг другу руки.

Падре Гатти кротко благословляет их.

Фокс. Мне нужны друзья, синьоры. Я собираюсь покинуть вас…

Сенатор Орси. Не говорите так!

Фокс. Нет, я имею в виду отъезд в Рим, сенатор! Но одна только мысль о том, что я оставляю здесь все наработанные связи, так долго создаваемые и культивируемые… в первую очередь, разумеется, во имя общественных интересов… зная, что им со всех сторон грозит опасность…

Сенатор Орси. Не с нашей, уверяю вас! Больше того, именно по этому поводу мы здесь. Не разделяя ваших опасений, что вы из Рима не сможете контролировать ваши здешние проекты, мы тем не менее явились сюда предложить вам участие и в наших проектах. Если вам интересно.

Фокс. Ну, конечно, дорогой, мне это было бы интересно! И даже очень. К сожалению, я понятия не имею, что вы имеете в виду, говоря о ваших проектах.

Падре Гатти. Мы и собирались рассказать вам об этом.

Фокс. Что-то я слышал краем уха об Обществе охраны материнства и младенчества…

Сенатор Орси. Вы намекаете на Дом беспризорных детей?

Падре Гатти. Это благотворительное учреждение, которое опекает более трехсот подкидышей по всей Италии…

Фокс. За сто евро чистыми в день на душу… за счет государства…

Сенатор Орси. Только не говорите мне, что ваша дочь обходится вам меньше, чем сто евро в день.

Фокс. Не скажу. (Кротко.) Но я еще ее и кормлю.

Падре Гатти. У них высококалорийная и обильная еда, доктор Фокс, это я вам гарантирую.

Сенатор Орси. Падре Гатти – духовный отец Дома беспризорных детей. К тому же не стоит их перекармливать. Нас же потом съедят эти взрослые, помешанные на диетах, формах и лишних килограммах.

Падре Гатти. Братья, я боюсь, что так мы утонем в деталях. Сегодня в Риме стольким учреждениям, подобным нашему, разные политиканы и демагоги угрожают закрытием… И мы здесь не гарантированы от такого… Поэтому, если бы сейчас вы порекомендовали кого-нибудь… а лучше самого себя… в административный совет Общества… Вы сможете сами сделать несколько шагов?

Фокс. Да.

Падре Гатти. Тогда пойдемте, я вам кое-что объясню.

Берет его под руку. Уходят.

Сенатор Орси (почувствовав свободу, с заметным нетерпением, Коломбо). Вы действительно в этом уверены?

Джакомо. С его сердечными проблемами он не протянет и двух месяцев. Вы разве не видите, что он едва держится на ногах?

Сенатор Орси. Да, но когти и язык у него все еще в порядке!

Джакомо. Прошу вас, сенатор, только никому: вчера вечером у него был повторный приступ.

Сенатор Орси. Потому мы и следуем советам, которые вы нам дали: рассказываем о наших делах, втягиваем его, предлагаем ему доли в них, ключевые должности, даем ему…

Джакомо. Давайте, и вам воздастся.

Сенатор Орси. Да-да, вы правильно говорите. Но проблема в том, что он в ответ не открывает своих карт, не предлагает ничего взамен. А если он неожиданно умрет? Я в таком случае остаюсь с дохлой мухой в кулаке.

Джакомо. Но есть я. А я, уверяю вас, в курсе всех его дел.

Сенатор Орси (после паузы). Место в административном совете Дома беспризорных детей… вас устроило бы?

Джакомо. Только в качестве гарнира.

Сенатор Орси. Вот как? А… что бы вам было интереснее?

Джакомо. Мне нравятся банки.

На веранде появляется Мария Виттория, всем видом показывая, что было бы лучше, если бы присутствующие покинули сад.

Сенатор Орси (не замечая ее). Мои возможности в банках очень ограничены…

Джакомо. Не скромничайте, сенатор Орси. Мне, к примеру, достаточно известно о вашей роли в руководстве «Католического банка Ланге»… Пройдем в мой кабинет.

Сенатор Орси. А вы не боитесь? Стены имеют уши.

Джакомо. Не только стены. Деревья тоже.

Орси, с недоумением оглядев деревья, следует за Коломбо по лестнице на веранду и в дом.

Мария Виттория, дождавшись их ухода, спускается в сад. В руке у нее книга. Спустя некоторое время появляется Бьянка Мария.

Бьянка Мария. Почему ты ушла, Мария Виттория? Я ведь с тобой разговаривала…

Мария Виттория. Мама, я не хочу больше никаких разговоров!

Открывает книгу и делает вид, что читает.

Бьянка Мария. Что ты делаешь?

Мария Виттория (сухо). Я читаю, мама, не видишь?

Бьянка Мария. Почему ты говоришь со мной таким тоном?

Мария Виттория. Потому что ты задаешь бессмысленные вопросы. Очевидно же, что я читаю.

Бьянка Мария (мягко). Было бы очевидно, если б ты не держала книгу вверх ногами, Мария Виттория.

Мария Виттория нервно переворачивает книгу, с силой захлопывает ее и прекращает ломать комедию.

Ты даже не знаешь, что я хочу тебе сказать… Я много думала сегодня ночью… Вчера вечером события застали меня врасплох… Первая моя реакция была… она соответствовала той роли, которая… роли матери… Но сегодня ночью, пока твой отец читал, я притворилась спящей и размышляла… Мне так живо представилось, в какую трагедию может превратиться твоя любовная история… как разрушится твоя жизнь… Я спрашивала себя, не является ли это Божьим наказанием за мои грехи…

Мария Виттория (нервно перебивает ее). Какие у тебя грехи, мама! И что это за мелодраматический лексикон: трагедия любви, разрушенная жизнь! Как будто я должна умереть старой девой из-за того, что этот засранец… Только не падай в обморок, мама, прошу тебя!

Бьянка Мария. Можно, я продолжу?

Мария Виттория. Прости, я тебя слушаю.

Бьянка Мария. Еще я думала, что ты будешь счастлива несмотря ни на что. Конечно, удар был очень сильным… но что поделать… все мужчины одинаковы! Чтобы убедиться в этом, не обязательно становиться несчастной. В том, что случилось, нет твоей вины. И его тоже. Никто не может отвечать за то, что случилось до его рождения. Думаю, даже в Евангелии можно найти что-нибудь в этом роде… В общем, вы поженитесь и будете счастливы.

Мария Виттория. Мама!..

Бьянка Мария. Я знаю, что ты хочешь сказать: позиция твоего отца. Я подумала и об этом. Он никогда не выступал против равенства между людьми, если только это не касалось экономических вопросов. Следовательно, и он, по сути, не может иметь ничего против доктора Коломбо, которого знает много лет и к которому прекрасно относится. Конечно, твой отец очень принципиален в вопросах, касающихся нашей семьи. Но я знаю, как можно снять проблему. Поскольку респектабельность семьи – это, прежде всего, внешние приличия, достаточно, чтобы… недоразумение с отцом доктора Коломбо сохранялось в абсолютной тайне… чтобы об этом ничего не узнала твоя тетя Анджела… ни она, ни кто другой…

Мария Виттория. Мама, но это самое обыкновенное лицемерие!

Бьянка Мария. Ты осмеливаешься считать лицемерами своих родителей? (Пауза.) И почему самое обыкновенное? Мне, напротив, оно кажется резонным, хорошо продуманным. Это то, что иезуиты называют ложью во спасение… или притворством во спасение…

Мария Виттория. О господи, мама!

Бьянка Мария (принимается вязать). Однажды, когда ты была совсем маленькая, твой отец привел адвоката Галли, убежденного атеиста, на заседание приходского комитета. Был ли он лицемерен, пытаясь приобщить своего друга к Церкви? Нет, он пытался выступить посредником в этом богоугодном деле… Что касается решения твоей судьбы, Мария Виттория… знаешь, я никогда ему не перечила… за исключением одного раза… Мы тогда только что поженились… и он все время ошибался в ударениях, он говорил «рубри́ка» вместо «ру́брика», «высту́п» вместо «вы́ступ» и еще кое-что. Я чувствовала свою правоту и потому была настойчива… И сегодня твой отец произносит эти слова правильно… Видишь, не такой уж он упрямец, каким может показаться с первого взгляда.

Мария Виттория. Какой первый взгляд, мама! Словно я его вчера узнала!

Бьянка Мария. Твоя ситуация серьезнее, чем ошибки в ударениях, Мария Виттория, поэтому я настроена решительно. Я поговорю с ним. Я брошу на весы нашего спора груз в двадцать шесть лет моего благочестия и послушания. И на этот раз я не уступлю. Ты выйдешь замуж, и вы будете счастливы.

Мария Виттория. Ох, мама, где ты всего этого начиталась! Ты никак не хочешь принять во внимание, что я не желаю иметь с этим человеком ничего общего! Он отвратительный бесхребетный потребитель, оппортунист, трус, предатель, лицемер, святоша, слизняк! После того, что он сделал… унизил меня…

Бьянка Мария. Дорогая, посмотри мне в глаза. Скажи, ты его любишь или не любишь?

Мария Виттория молчит.

Если есть любовь, какое значение могут иметь все эти подробности?

Мария Виттория (пафосно). Мама, как я могу жить с человеком, которого ненавижу!

Бьянка Мария. А ты где вычитала эту фразу?

Мария Виттория. Святое небо, ты говоришь о семье и браке, словно мы в играем телесериале! «Если есть любовь!..»

Бьянка Мария. А вы? Что сделали вы, со всем вашим идиотским духовным протестом? Вы заменили слово «любовь» словом «расчет»! А брак – это…

Мария Виттория. Ну что это?

Бьянка Мария. Главным образом, привычка. Любовь, расчет, взаимный интерес… они могут быть только фитилем, начальным толчком… мотивом, вот!.. для тех, кто решил создать семью. Но чтобы оправдать брак… нет необходимости в больших страстях, нужды в глубоких и горячих чувствах… Брак держится на мелочах, на сотнях повседневных событий. Муж с дурным запахом изо рта или ковыряющий в носу, или сыплющий пепел на пол, гораздо менее переносим, чем тот, о котором говорила ты… трус, слизняк или даже потенциальный убийца. Крайности в жизни проявляются редко, и кто знает, сколько потенциальных убийц доживают свой век, так и не став ими. Тогда как дурной запах может испортить всю жизнь, Мария Виттория… или если муж имеет скверную привычку сыпать пепел на пол сто раз на дню, а тебе, согнувшись в три погибели, приходится собирать этот пепел, подметать, чистить ковры, паркет… (Вздыхает.) Я вышла замуж за твоего отца, когда умер мой. Потому что мне нужно было кому-то повиноваться. Твой отец, он ведь никогда не просил меня выйти за него замуж. Он мне это приказал.

Мария Виттория. Ты его не любила?

Бьянка Мария. О боже, как я могу ответить? Прошло так много времени. Я забыла.

Мария Виттория. Но ты хотя бы уважала его, восхищалась им?..

Бьянка Мария. Не больше, чем другими мужчинами, за которых я не вышла замуж, но которых рассматривала как кандидатов в мужья. Странное это дело – брак, Мария Виттория!.. Привыкнув подчиняться, как это было принято у женщин моего поколения, я вышла замуж за первого мужчину, который настаивал на этом и у которого не пахло изо рта, и он не ковырял в носу, и не сыпал пепел на пол. Я сказала себе: это твой муж, он будет твоим мужем всю жизнь, он будет содержать, защищать и уважать тебя, а ты в ответ должна повиноваться ему, быть деликатной и ласковой. Постараемся исполнять в лучшем виде роли, которые нам предписаны. Это немного похоже на игру в театре! Если сегодня ты меня спросишь, что я думаю о твоем отце, и люблю ли я его, я с трудом найду, что тебе ответить. Мне понадобиться содрать коросту привычек, чтобы понять это. А пока я исполняю свою роль, он свою. У меня никогда ни в чем не было недостатка, он меня уважает, защищает и ценит. Одним словом, я его жена, а он мой муж.

Мария Виттория. Но это же ужасно, мама!

Бьянка Мария. Это семейная жизнь, дорогая!

Мария Виттория. Как ты можешь так жить?..

Бьянка Мария. Я живу так, как была воспитана. И ни дня я не сожалела об этом! Не надо заблуждаться. Наша семейная жизнь – это прекрасно удавшийся брак. (Пауза.) И тебе не стоит тревожиться за свое будущее. Все у тебя будет в порядке. Ты выйдешь замуж за Джакомо… я ведь могу его так называть, правда?.. Потому что твоих чувств к нему более чем достаточно для брака, и вы будете счастливы… настолько, насколько это возможно. И ты будешь сидеть дома по вечерам, зная, что папа и мама беспокоятся о тебе… А вот и он. Иди в дом. Я поговорю с ним.

Идут Фокс и сенатор Орси.

Мария Виттория после некоторых колебаний подчиняется и уходит в дом.

Бьянка Мария продолжает вязать.

Сенатор Орси. Операция с китайскими перчатками проста и остроумна. Мы закупаем их в Народном Китае по бросовым ценам, учитывая, что рабочим там платят сущие гроши. В Гонконге перчатки разделяют: правые в одну сторону, левые – в другую. Правые перчатки посылаются в Триест, левые… следите за мыслью… в Палермо. Таможенные пошлины в этом случае не платятся, потому что партия перчаток на одну руку является, что естественно, товаром без цены. В Палермо мы даже умудряемся получать дотации как импортер товара, предназначенного для инвалидов… Это благодаря Национальному комитету инвалидов, где у нас друзья. Обе партии перчаток встречаются в Витербо, где из них вновь составляют пару: к каждой правой своя левая. И выбрасываются на рынок. Как вам?!

Фокс. Гениально!

Сенатор Орси. Такая схема позволяет нам быть высококонкурентными на рынке…

Фокс. К полной выгоде для потребителя.

Сенатор Орси. Вы сорвали эти слова у меня с языка. Именно: к полной выгоде для потребителя. (Бьянке Марии.) Дорогая синьора! (Целует ей руку.) Ваш муж выглядит молодцом!

Фокс. Инфаркт пошел мне на пользу…

Сенатор Орси. В некотором смысле да, должен с вами согласиться! А теперь мой вам совет. Забудьте о нем. Живите, как все мы. Сядьте на диету… Я бы даже сказал, что не всякое зло во вред. (Помогает ему сесть.) Усаживайтесь поудобнее… тихо-тихо… оп-ля! А сейчас я вынужден вас покинуть, падре Гатти ждет меня в машине. Я полагаю, что сегодняшнее утро было взаимно полезным! К вечеру я пришлю вам все документы, о которых говорил… перчатки, оливки…

Фокс. «Католический Банк»…

Сенатор Орси. «Банк»… И еще кое-что поважнее.

Фокс. Спасибо, дорогой. Прощайте!

Сенатор Орси уходит.

Короткая пауза.

Фокс спокойно вытирает пот со лба, улыбаясь жене, которая не прекращает вязать.

Фокс. Дорогая!

Бьянка Мария. Дорогой!

Фокс встает, подходит к ней, целует руку.

Ты закончил работать, любовь моя?

Фокс. Почти, дорогая.

Бьянка Мария. Ты постоянно в работе!..

Фокс. Труд облагораживает человека.

Бьянка Мария. Любовь моя!

Фокс. Сокровище! Как там моя девочка?

Бьянка Мария. Она в доме. Я отослала ее в дом.

Фокс. Ты, Бьянка Мария?! А тебе не кажется, что в такое прекрасное солнечное утро девочке лучше побыть на свежем воздухе?

Бьянка Мария. Ты прав, дорогой. Но дело в том, что… я хотела поговорить с тобой, Витторио Эммануэле!

Фокс. Осмелюсь надеяться, не о том, что случилось вчера вечером?

Бьянка Мария. Витторио Эммануэле, дай мне возможность высказаться. Двадцать шесть лет назад… ты не можешь этого не помнить… я обратила внимание на то, что ты делаешь неправильные ударения в словах: ты говорил «рубри́ка» вместо «ру́брика»… мы гостили тогда у Альбергатти…