Текст книги "Флинт"

Глава 13

Рэд Долан, работавший барменом в Додже, Эйбилине, Таскозе и Лидвилле, знал, что может скрываться за таким спокойствием в городе.

Его рыжие волосы уже поседели, и чем больше безумных лет пролетало мимо, тем больше он ценил жизнь. Дальний Запад был у Долана в крови. История страны проходила у него перед глазами. Он был знаком с Диким Биллом Хикоком, Морганом Эрпом, Билли Бруксом и другими известными ганменами, игроками и шерифами. Он был в Вирджиния-сити, когда Эльдорадо Джонни приехал туда с приисков Колорадо-Ривер, заявив, что «станет главарем Вирджиния-Сити или самым красивым трупом на кладбище», а когда Лэнгфорд Пил застрелил его, Долан присутствовал на похоронах.

Новые люди появлялись и исчезали, и когда в его бар входил какой-нибудь желторотый юнец, Рэд Долан мог предсказать с точностью до нескольких месяцев, сколько тот продержится. Будущие «крутые парни» редко доживали до возраста, когда начинают бриться раз в неделю.

Он знал настоящего Флинта и передавал для него весточки. Рэд Долан не принимал ничьей стороны, но если вам нужен был человек для определенной работы, надо было только передать это Рэду. Рано или поздно человек давал о себе знать.

Из Хорс-Спрингс приехал Серный Том Уэйлен и, стоя у бара, делился воспоминаниями с Рэдом Доланом.

– Бакдан и Флинт, – сказал Том. – Вот на это стоит поглядеть.

– Настоящие ганмены редко сходятся один на один, – сказал Долан. – Они знают, что даже если не промахнутся, все равно могут умереть.

– Эти встретятся, – настаивал Серный Том, – если Пит Геддис не полезет на Флинта первым.

– А что такое с Геддисом?

– Спроси его про шрам на животе. Говорят, мальчишка из «Кроссинга» и есть Флинт.

Ветер столбом закрутил пыль на улице, у коновязи, поджав ногу, стояла чалая лошадь. Мимо салуна прошла женщина, державшая за руку ребенка, а чуть ниже по улице фермер-немец клал в фургон вилы, лопату и мотыгу. В городе царило спокойствие.

В глубине салуна сидели пятеро ковбоев Болдуина. Среди них были Саксон и Стретт. В городе находились по меньшей мере двадцать человек Болдуина, так что внешнее спокойствие ничуть не обманывало Рэда Долана.

Долан почувствовал приближение грозы, когда в салун вошли Рокли, тертый парень из «Кейбара», и Милт Райан, крепкий старик-волчатник.

В это время Джим Флинт вошел в «Гранд-отель», находившийся в нескольких десятках ярдов от салуна, и, услышав знакомый смех из ресторана, вошел туда. Лотти сидела вместе с Портом Болдуином. Смех замер у нее на губах.

Он коротко кивнул, а Лотти не отрывала от него глаз. Трудно поверить, что этот высокий, красивый, грациозный мужчина – ее муж.

Болдуин рассказывал ей какой-то неприличный анекдот, и она почувствовала раздражение оттого, что сидела с ним, а не с Джимом, который всегда относился к ней с уважением.

– Невозможно представить, – вдруг сказала она. – Джим Кеттлмен – ганфайтер!

Порт Болдуин обалдел.

– Ты бы видела его в тот день, когда он расстрелял город. Избитый до полусмерти, весь в крови, одежда порвана, лицо распухло, но он разогнал всю шайку, что работает на меня. В тот день он убил двоих и ранил еще нескольких.

Она с удивлением посмотрела на Болдуина.

– Можно подумать, ты им восхищаешься.

– Я его ненавижу, – жестко сказал Болдуин, – и готов убить его собственными руками, но клянусь Господом Богом, он боец! Этого у него не отнимешь. Настоящий боец! – Он глотнул кофе, поставил чашку и добавил: – С револьвером. Я бы все отдал, чтобы встретиться с ним на кулаках. Я бы сделал из него отбивную!

– У тебя ничего не выйдет, Порт, поэтому и не пытайся. – Лотти сама удивилась своим словам.

Болдуин с изумлением поглядел на нее.

– У меня не выйдет? Ты сошла с ума? – Он сжал свои огромные кулачищи. – Я мог бы избить его до смерти. Никто не может выстоять против меня ни в кулачном бою, ни в драке.

Он положил руку ладонью вверх.

– Я могу согнуть кочергу так же легко, как ты складываешь газету. – Он показал на Флинта. – Да я его сломаю, как сухую ветку.

Лотти холодно, оценивающе глядела на него.

– Даже не пытайся, Порт. Мне кажется, лучше оставить его в покое. Он для нас очень опасен.

– Но не мертвый.

Лотти бросила взгляд на Флинта. Он не походил на умирающего. Ну, а если его убьют, прямо вот здесь, сейчас? И все будут знать, что он мертв? Хороший адвокат, а потом – миллионы, Париж, Вена, Лондон.

– Я должна с ним поговорить. Ты же знаешь, я приехала именно за этим.

Она вполуха слушала Болдуина, а сама думала, что можно обжаловать завещание в суде и наверняка выиграть процесс. Для этого Джим должен умереть. Не надо думать о том, что он красив. Мужчины привлекали Лотти только тогда, когда могли предоставить ей все, что ей хотелось.

– Ты – дурочка, если думаешь, что можешь его уговорить, – сказал Болдуин, – потому что он не послушает, а если и послушает, то это все равно не имеет значения.

Она отодвинула стул и поднялась.

– Тем не менее я с ним поговорю.

Она подошла к столу Флинта, он встал и отодвинул ей стул.

– Садись, Лотти. Я надеюсь, ты понимаешь, почему я не говорю, что рад тебя видеть.

Усевшись, она быстро сказала:

– Джим, тебе не следовало уезжать из Нью-Йорка. Тебе нужен уход и лечение.

– Значит, тебе все известно? Так я и знал, что он старое трепло. Зря я к нему пошел.

– Он самый лучший доктор в Нью-Йорке!

– Ты хочешь сказать, самый модный. Это не значит, что он также самый хороший.

– Ты собираешься возвращаться?

– Конечно, нет.

– Джим… а как же я? Ты избаловал меня, Джим. Я не могу жить на сто долларов в месяц.

Он посмотрел на нее с холодным интересом.

– Сможешь, если не будет другого выхода. Но я думаю, ты найдешь кого-нибудь, выйдешь замуж и будешь жить так, как считаешь нужным.

– Почему ты думаешь, что я снова выйду замуж?

– Лотти, у тебя никогда не было желания выйти замуж. Это просто способ получить от жизни все, что ты хочешь.

– У тебя есть другая?

– Когда мне осталось несколько недель… возможно несколько дней? Кажется, я уже и так прожил лишнее. Нет, у меня нет другой.

Но есть Нэнси Керриган. Он вспомнил о ней. Ее спокойный, уверенный взгляд запал в неизвестные даже ему уголки души.

За последнее время открылось, что ему неизвестно слишком многое. Ничто не научило его любить, ценить домашний очаг, вести такую жизнь, которую вели остальные мужчины. Он был одинок и инстинктивно избегал привязанностей, жил на поверхности и поверхностно оценивал жизнь.

Такая девушка, как Нэнси… но к чему об этом думать? Ему приказали убираться прочь, она презирала его.

Лотти почувствовала поражение. Впервые в жизни она сидела с мужчиной, который не обращал на нее внимания. С отчаянием она осознала, что упустила Джима Кеттлмена, или Флинта, или как его там. Он ушел и уже не вернется.

– Я была плохой женой, так ведь, Джим?

– Нет. – Он внимательно посмотрел на нее через столик. Прекрасна? Да, она прекрасна, но не понимает разницы между добром и злом, если добро и зло не имеют прямого отношения к ней. – Скоро я уеду из города навсегда.

Она подавила гнев и раздражение, зная, что они только повредят.

– Куда ты поедешь?

– По-моему, ты знаешь, куда я поеду. И я должен ехать один.

– А до того? Джим, ты не можешь меня бросить! У меня… у меня не хватит денег на обратный билет!

– Я уехал из Нью-Йорка, потому что хотел умереть в одиночестве. Именно это я и сделаю.

Он отодвинулся от стола, и ее гнев взял верх над рассудительностью.

– Это все та самая Керриган! Поэтому-то ты и помешал Порту! Дешевая фермерша!

Он улыбнулся.

– Лотти, она не дешевая фермерша, к тому же у нее есть нечто, чего никогда не будет у тебя, – она леди. У тебя только внешность, а у нее – душа и сердце. Да, если бы жизнь повернулась по-другому, если бы мне не умирать и если бы она приняла меня… но к чему говорить о несбыточном?

Он встал и взял шляпу. Лотти хотела было что-то сказать, но вдруг не нашла слов. Чем можно пригрозить человеку, который знает, что умирает, и который готов к смерти?

Они остались в ресторане вдвоем.

– Я рада, что ты умрешь. – Она посмотрела ему в глаза, и он подумал, что никогда не видел такой сконцентрированной злобы. – Да, я рада. А когда будешь умирать, я надеюсь, ты будешь думать обо мне, потому что я останусь жить.

Ее милый ротик искривился в ярости, но он чувствовал только облегчение.

– Лотти, твой злейший враг – это ты сама. Простые, тихие девушки будут иметь все, к чему ты стремишься. Ну а ты будешь обманывать, плести интриги, ловить на крючок, пока не состаришься в нищете. Поверь, мне тебя жаль.

Он вышел в ночь.

На тротуаре он остановился. По тихой улице ехал всадник. Вначале он различил ноги лошади, потом белое пятно на груди, потом в круге света появился и всадник, и лошадь. Бакдан.

Если ганфайтер и увидел Флинта, то не подал вида. Он проехал мимо, держа поводья в левой руке, глядя прямо перед собой. Бакдан – серьезный противник. Профессионал. Он пользовался в работе оружием, потому что отлично владел им, и избегал неприятностей, потому что одни неприятности влекли за собой другие, не принося прибыли.

Флинт слышал историю, будто однажды в Силвер-Сити один человек обозвал Бакдана лжецом. Бакдан холодно посмотрел на него и сказал: «Можешь думать, что захочешь», – и повернулся спиной.

Обескураженный претендент в ганфайтеры остался стоять посреди комнаты, беспомощно оглядываясь.

В ярости он прокричал: «Я стреляю быстрее и точнее тебя!»

Бакдан со скукой поглядел на него в зеркало и сказал: «Ладно, ты стреляешь быстрее меня».

Кто-то рассмеялся, неудавшийся соперник Бакдана обернулся, но увидел только серьезные лица. Бакдан продолжал спокойно пить пиво, и через несколько минут претендент на громкое имя ушел.

Порт Болдуин сидел в темноте на кровати, когда вошел Бакдан. Болдуин вынул изо рта сигару и сунул Бакдану несколько банкнотов. Тот, коротко взглянув на них, положил деньги в карман.

– Флинт, – сказал Болдуин. – Я удваиваю плату.

– Нет.

– Могу я спросить, почему?

– Он слишком умен, и у него нет распорядка.

– Распорядка?

– Он живет не по распорядку, – нетерпеливо объяснил Бакдан, – у него нет дома, поэтому нельзя рассчитывать, что он будет находиться в определенное время в определенном месте. Человек, который где-то работает, где-то живет, у которого есть друзья или собственность, – с этим справиться легко. Но у Флинта чет распорядка. С такими трудно. Они опасны.

– Три тысячи.

– Нет. Ни за какие деньги. Зачем? Я играю наверняка, и дела у меня идут неплохо. Через несколько лет брошу это занятие, у меня будут деньги на собственное ранчо подальше отсюда.

Болдуин загасил сигару. Он был сердит и обеспокоен. У Саксона и Стретта ничего не получилось и вряд ли получится. Но Флинт должен умереть.

Для Болдуина не было более важной задачи, потому что ему будет легче легкого возобновить сделку с железной дорогой, когда Флинт умрет. Старик Чивингтон уговорит Лотти, она ему поможет, и все они смогут неплохо нажиться.

Но Флинт должен умереть… даже если Болдуину придется убить его собственными руками.

Глава 14

Никто в Аламитосе не сомневался, что в скором времени грянут неприятности.

Рэд Долан протирал стаканы, настороженно поглядывая на пятерых ковбоев Болдуина. У стойки тихо разговаривали Рэд, Райан и Рокли. Милт так долго охотился на волков и горных львов, что и сам стал похож на хищника. Рокли был не из тех, кто отступает перед препятствиями. Для взрывной смеси не хватало всего лишь одной мелочи, и та не заставила себя ждать: вошел Пит Геддис. До этого люди Болдуина не признавали в Райане и Рокли работников «Кейбара».

Чуть дальше по улице, у офиса Дока Макгинниса, стоял Джулиус Бент и раздумывал над создавшимся положением. Большой серьезный человек, известный неизменным своим добродушием и огромной физической силой, Бент приехал в город вместе с Нэнси и остальными.

Нэнси зашла поужинать в ресторан отеля. Надо ли ему идти за ней или лучше собрать ребят вместе и быть готовыми к отъезду?

У магазина Скотт с Отеро нагружали повозку припасами. На улице почти никого не было. Бент понял, что ситуация взрывоопасная.

Когда Нэнси Керриган вошла в ресторан, там сидела только красивая женщина с золотисто-рыжими волосами, одетая по последней моде. Нэнси с интересом взглянула на нее и неприятно удивилась, увидев, что та не отрывает от нее открыто враждебного взгляда.

Подошла официантка, чтобы принять заказ, и назвала Нэнси по имени, поскольку она часто заезжала сюда. Когда официантка отошла, Лотти поднялась и приблизилась к столику Нэнси.

– Мисс Керриган, не так ли? Я Лотти Кеттлмен.

– Как поживаете? Не хотите ли присесть? Ужинать в одиночестве довольно скучно.

Лотти села и стала внимательно и оценивающе изучать Нэнси.

Слегка озадаченная, Нэнси хотела поддержать разговор.

– Вы давно в Аламитосе?

– Вы что, пытаетесь шутить?

– Нет, – холодно ответила Нэнси. – Что вам надо?

– Я сказала, я – Лотти Кеттлмен. – Она сделала паузу. – Жена Джеймса Т. Кеттлмена.

– Не сомневаюсь, что это важный факт, но боюсь, что я все-таки не понимаю, что вам нужно.

Лотти рассердилась, но в то же время засомневалась в своих подозрениях. Нэнси Керриган, очевидно, ничего не понимала.

– По-моему, вы знаете моего мужа и даже достаточно долго бываете вместе.

– Вы ошибаетесь. Я провожу все свое время на ранчо и почти не развлекаюсь. Я не знаю никакого Джеймса Т. Кеттлмена.

– Но вы знаете Джима Флинта.

Нэнси едва заметно напряглась.

– Конечно. Я думаю, в Аламитосе все знают его. Он… скажем так: он привлек к себе внимание. Несколько раз он помог в делах ранчо. Это все, что я о нем знаю.

– Вы имеете в виду, что не знали, что Джим Флинт и Джеймс Т. Кеттлмен – одно и то же лицо?

– Конечно, нет. К тому же для меня это не имеет ни малейшего значения. И то, и другое имя мне неизвестно.

Она вдруг припомнила слухи о том, что в их краях появился Кеттлмен, телеграммы, посланные Флинтом, неожиданную отмену прав Болдуина на продажу железнодорожной земли.

– Вы хотите сказать, – спросила она потрясенно, – что Джим Флинт – это тот самый Кеттлмен? Финансист?

– И мой муж.

Нэнси остановила взгляд на Лотти Кеттлмен. Джим… женат. На этой женщине.

Она красива, но холодна и жестока. И если Нэнси правильно разбиралась в людях, пуста. Лотти явно подозревала, что между ней и Джимом что-то есть.

И Нэнси вынуждена была признать, что у них с Джимом установилось… молчаливое взаимопонимание, хотя они ни слова не произнесли о любви.

– Я уверена, – спокойно сказала она, – что все это очень интересно. Однако я не знала о том, что Джим Флинт – не тот, за кого себя выдает, и не понимаю, почему это должно меня касаться. И то, что он Джеймс Кеттлмен, и то, что он ваш муж.

Почему-то она не представляла Джима женатым. Хотя он старался никак не показать своего отношения, она была убеждена, что он заинтересовался ею и… да, она отвечала ему взаимностью.

Но зачем он здесь? Какие цели преследует такой человек в Нью-Мексико, объезжая пастбища, участвуя в перестрелках и ведя практически бессмысленное существование?

– Не представляю, зачем Джеймсу Кеттлмену приезжать в Аламитос. И почему он приехал один, если вы женаты?

Лотти Кеттлмен не любила обороняться. Она не любила, когда ее просили объяснить свои действия, поэтому ее разозлило, что эта девчонка с ранчо такая независимая и самоуверенная.

– Я отвечу, зачем он здесь, – вдруг сказала Лотти. – Он приехал умирать.

Нэнси несколько секунд смотрела на нее, не понимая.

– Умирать? Вы имеете в виду, быть убитым?

– Умереть. – Лотти почувствовала злорадное удовлетворение.

Если у этой девицы с Джимом что-то есть, то пусть знает, что ей это ничего не даст.

– Он собирается умирать. У него рак.

Нэнси поглядела через столик на Лотти, отказываясь принять услышанное.

– Рак? У Джима?

– Так, значит, все-таки «у Джима»? И вы его едва знаете? – Лотти улыбнулась. – По-моему, вы в него влюблены, но что вам это даст? Если он будет жить, он мой, а если умрет – можете его забирать.

Джим… выходит, он умирает. Поэтому и не боится смерти от пули. Она вспомнила избитого, окровавленного человека, который, шатаясь из стороны в сторону, шел по улице, вламывался в салуны, стрелял, кричал, дрался. Человека, почти ослепленного болью, но ведомого такой дикой силой, какую она еще не видела.

Нэнси больше не думала о сидящей рядом женщине. Она забыла, что всего несколько часов назад она выгнала Джима из лагеря в Дыре В Стене. Несколько часов? А может быть, дней?

Он болен… Он умирает… Он один.

Она посмотрела на Лотти.

– Если это так, то ваше место рядом с ним. Ему нужна помощь, уход и внимание.

– Пусть умирает. – Лотти встала. Разговор оказался бесполезным. – Он холодный и жестокий человек. Он приехал сюда только для того, чтобы никто не узнал, что он мертв. Только для того, чтобы я не смогла получить все, что мне причитается.

– Идите к нему, – сказала Нэнси. – Вы его жена. Идите к нему и помогите. Ведь умирать одному очень нелегко.

– Вам интересно, вы и идите. – Лотти в гневе вышла на улицу.

Она чувствовала, что проигрывает. Джим умрет, и она ничего не получит. Ей опять придется прятаться от домовладельца, опять выпрашивать обеды у подвыпивших мужчин, мечтавших облапить ее.

У нее и в мыслях не было, что она оказалась плохой женой, что во всем виновата только она. Ей не хотелось быть ничьей женой, ей хотелось быть независимой, иметь собственные деньги. Теперь у нее есть шанс… если умрет Джим или его убьют.

Из соседнего салуна доносились звуки пианино, и вдруг в темноте она увидела Джима. Она не могла ошибиться, так хорошо зная его походку. Лотти ощутила вес револьвера, лежащего в сумочке. Она неплохо стреляла. Он шел невдалеке и ничего не замечал. Если она его сейчас убьет, вряд ли смогут обвинить именно ее – ведь у него так много врагов.

Она сунула руку в сумочку и почувствовала холодную сталь рукоятки. Джим шел по другой стороне улицы в направлении к ней.

Он, казалось, не подозревал о ее присутствии. Она вынула оружие, прикидывая расстояние, но тут открылась дверь отеля, и вышла Нэнси Керриган.

Лотти бросила револьвер обратно в сумочку и увидела, что Нэнси смотрит на нее.

– Вы могли промахнуться, – сказала Нэнси. – Темнота обманчива. А если бы вы промахнулись… что тогда?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Если стреляют в такого человека, как Джим, – сказала Нэнси, – он стреляет в ответ. Инстинктивно. Он вас мог убить.

Лотти резко повернулась и зашагала прочь, громко стуча каблучками. У нее почти не осталось денег. Она возвратится в Нью-Йорк, где ее будет ждать лишь один чек на сто долларов и счета, раз в двадцать превышающие эту сумму. У нее еще есть драгоценности, которые можно продать, но их так мало, а потом опять придется сводить концы с концами, слушая бесконечные жалобы отца.

А если догнать Джима, сказать, что она его любит, умолять простить? Нет, не получится. Она не сможет проделать это достаточно убедительно, к тому же Джим ей больше не верит.

Оставался один путь. В городе был человек, о котором она слышала по приезде. Бакдан.

Она оглянулась, но Джим исчез.

Вдруг из тени отеля, в тридцати футах от нее, вышел Бакдан. Она мельком увидела его узкое небритое лицо, когда он проходил мимо освещенного окна отеля. Лотти направилась к нему, но вдруг неподалеку быстро затрещали револьверные выстрелы. Бакдан отступил под навес и замер рядом с привязанной лошадью. Ночь снова взорвалась выстрелами. На мгновение воцарилась тишина, затем качающиеся двери салуна «Дивайд» распахнулись, и на улицу вывалился мужчина. Он упал на коновязь, пытался развернуться, прислонясь плечом к жерди, но свалился в пыль. Он начал подниматься, когда вышел второй мужчина, хладнокровно прицелился и выстрелил.

Бакдан некоторое время постоял, потом взглянул на Лотти и направился к своей лошади. Он уже вставил ногу в стремя, когда она сказала:

– Бакдан! Подождите, мне надо с вами поговорить.

Глава 15

Джулиус Бент, бросившийся к салуну «Дивайд» когда выстрелы разорвали тишину, был единственным, кто видел, как Лотти остановила Бакдана.

Выстрелы могли означать одно: ковбои с «Кейбара» в беде. Он заметил встречу Лотти и Бакдана только потому, что находился рядом, а также потому, что Бакдан был заметной фигурой в земельной междоусобице.

За несколько минут до перестрелки в салун вошел Болдуин и вышел, сопровождаемый Саксоном и Стреттом. Затем в салун вошли еще три человека Болдуина.

Джулиус Бент не присутствовал при кратком разговоре Болдуина, Стретта и Саксона.

– Флинт в городе. Сейчас в салуне будет драка. Когда она начнется, он прибежит на выстрелы. Спрячьтесь и убейте его, как только он появится на улице.

Долан увидел, как вошли Сэндовал и Алкотт. Сэндовала, «хладнокровного убийцу», разыскивали в Техасе и Соноре, а в Алкотте было больше яда, чем у гремучей змеи.

– Пит, – тихо сказал Долан, – ради Бога, уведи своих ребят. Это Сэндовал и Алкотт.

Вошли Скотт с Отеро, и теперь пяти ковбоям с «Кейбара» противостояли семь человек Болдуина.

– Пошли, – сказал Геддис Милту Райану, – хозяйка, наверное, уже ждет.

– Иди, если хочешь, – сказал Райан, – а я такое ни за что не пропущу.

Геддис заметил, что у Милта под долгополой накидкой висит на плече дулом вниз любимый винчестер. Раз десять Геддис видел, как Райан стреляет из такого положения, выхватывая карабин правой рукой, поддерживая левой и стреляя с бедра. Получалось быстрее, чем из револьвера.

Начал Алкотт – тощий юнец с волчьим лицом и худой шеей, высовывавшейся из рубашки без воротника.

– Те, кто работают на женщину, – сказал он, – не мужчины. Сэндовал внимательно следил за Милтом Райаном – его он боялся больше всех.

Когда заговорил Алкотт, парни с «Кейбара» отпрянули от стойки, а какой-то мальчишка из людей Болдуина с испещренным шрамами лицом схватился за револьвер. Карабин Райана выпрыгнул из-под накидки, и пуля ударила мальчишку в низ живота. Он завизжал и повалился назад, ударившись о стол.

По чистой случайности стол скользнул по полу, но эта случайность решила исход стычки.

Мальчишке не удалось выстрелить, а стол сбил прицел двух человек Болдуина. Геддис выстрелил дважды с расстояния в шесть футов и увидел, что два противника падают. Револьвер одного выстрелил в пол. Винчестер громыхал не умолкая. Райан только успевал передергивать затвор.

Алкотт отступил за край стойки, и в ту секунду, когда Райан выстрелил в первый раз и стол ударился о ноги двух ковбоев Болдуина, Алкотт понял, что ему не жить, если он останется здесь. Повернувшись, он закрыл руками лицо и нырнул в окно, увлекая за собой осколки стекла. Он упал, вскочил и бросился бежать.

Противник Райана был ранен, Алкотт ушел, двое других лежали на полу после выстрелов Геддиса. Ковбои с «Кейбаpa» перенесли огонь на оставшихся троих. Один из них, Сэндовал, уже упал, сраженный пулей Райана.

Все кончилось так же неожиданно, как и началось, и парни с «Кейбара» переглядывались, сами удивленные собственным везением. Перестрелка длилась не более десяти секунд, никого из них даже не задело.

– Пошли, закончим дело, – сказал Райан. – В городе еще полно людей Болдуина.

Один из раненных Геддисом попытался встать.

– Позовите доктора! – простонал он. – Мне плохо!

– Доктор живет рядом, – сказал Райан. – Сходи к нему сам.

Все ковбои с «Кейбара» направились к выходу.

Флинт не прибежал на помощь, как надеялся Болдуин. Он услышал пальбу, находясь в кабинете Дока Макгинниса, где старый врач, ветеран Гражданской войны и войн с индейцами, осматривал его.

Док Макгиннис взглянул на Флинта жестким, проницательным взглядом.

– Что с вами?

– У меня рак.

Макгиннис положил дымящуюся трубку на стол.

– Вот оно как! И кто же вам это сказал?

– Доктор Каллбертон. Маннинг Каллбертон из Нью-Йорка. Не думаю, чтобы вы о нем слышали.

– Ошибаетесь, молодой человек. Я о нем слышал. Мнит себя утешителем тех, кто протирает штаны на доходных должностях… да и сам он такой. Вряд ли отличит рак от фистулы, а сломанную руку от ангины. Он так долго лечил людей от воображаемых недугов, что растеряется от одного упоминания о настоящей болезни. Рак, да? Вы сильно похудели?

– Наоборот, немного поправился.

– Расскажите мне все.

Флинт описал симптомы, передал слова доктора Каллбертона и свое самочувствие.

Макгиннис тщательно осмотрел его, задал еще несколько вопросов, затем сухо произнес:

– У вас такой же рак, как у меня. Это просто язва желудка. – Он подошел к письменному столу. – Ведь вы Кеттлмен? Я слышал, что вы в городе. Язва – довольно распространенная болезнь у людей вашего круга. Слишком заняты, слишком напряжены, слишком мало отдыхаете и нерегулярно питаетесь.

Макгиннис уселся на край стола.

– Потерю веса в начале болезни следовало ожидать. Из того, что я слышал, вы вели не очень-то здоровый образ жизни для больного язвой. Все, что вам нужно, – это отдых, сон и спокойная жизнь.

Флинт улыбнулся.

– Доктор, с тех пор, как я сюда приехал, я сплю и отдыхаю гораздо больше, чем прежде. Правда, стал меньше есть, но зато только говядину и говяжий бульон. И совершенно не беспокоюсь.

– А мне кажется, у вас есть причины для беспокойства, – с иронией сказал Макгиннис. – Вы хотите сказать, что все эти стычки вас не волновали?

– Конечно, нет. Мне нечего было терять, кроме жизни, которую я уже считал потерянной.

– Тогда можете начинать волноваться, потому что я думаю, ваша болезнь не смертельна. И вообще я бы сказал, что сейчас вы здоровы как бык. Свежий воздух и отдых – лучшее для вас лекарство. – Он набил трубку. – Вода тоже помогает. В ней много щелочей. Как бы там ни было, сейчас ваше состояние намного лучше, чем когда вы приехали, судя по вашим словам.

Он вставил трубку в рот.

– Как вам известно, Нэнси просила обследовать вас после случая в Аламитосе. Прекрасная девушка. Знал ее еще ребенком.

Флинт застегивал рубашку, но вдруг остановился и уставился в стену.

Он не умрет. Он будет жить.

Но ведь он женат.

– Я опоздал встретить ее на несколько лет, – сказал Флинт. – Я женат… Очень неудачно женат.

Снаружи на ступеньках послышались шаги. Флинт схватил оружейный пояс и прижался к стене. Револьвер он уже держал в руке.

Заскрипели доски веранды. Макгиннис уселся за стол и начал листать бумаги, как будто в кабинете больше никого не было. Флинт ждал, затаив дыхание и глядя на дверную ручку.

Снова заскрипели доски, зашуршала галька, открылась и закрылась калитка. Неизвестный гость ушел.

– Знаете, Док, по-моему, я испугался.

– Теперь и тебе есть что терять, мальчик. Раньше, наверное, ты чувствовал себя так, словно тебя ничего не касалось.

Макгиннис пососал трубку.

– Мне кажется, Нэнси надеется на тебя, сынок. Ты уверен, что нужен жене?

– Ей никто не нужен, только деньги, Док. Деньги, положение в обществе и внимание мужчин, но не замужество. Она хотела убить меня и, кажется, попытается снова.

– Есть развод. Люди косо на него смотрят, но для некоторых это единственный выход. Мне бы хотелось видеть Нэнси счастливой.

– Мне тоже. – Флинт засунул револьвер за пояс. – Сколько я вам должен, Док?

– Два доллара. В доме есть запасной выход, если хочешь.

– Я не так уж сильно испугался. Уйду, как пришел.

С континентального водораздела дул пронизывающий ветер, но черный дрозд на тополе пел свою бесконечную песню. Было очень поздно. В городе горели только несколько окон: в «Гранд-отеле», в салуне «Дивайд» и в конюшне, где он оставил лошадь, -

Одно окно горело на втором этаже отеля. Это, должно быть, Лотти. Она никогда не любила ни ложиться спать вечером, ни вставать по утрам.

Внутри, в комнате, на стуле с высокой прямой спинкой сидела Лотти. Напротив нее в кресле-качалке устроился Бакдан.

Он держал шляпу в руках, его светлые волосы были зализаны по удлиненному черепу, вытянутое лицо при свете лампы выглядело еще уже.

Лотти никогда еще не встречала человека, внешность которого так соответствовала бы его занятиям: узкое лицо, пустые глаза, безгубый широкий рот.

– Бакдан, – сказала Лотти, – я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали.

Он смотрел на нее, словно никогда не видел женщин. И это была правда – такой женщины он не видел никогда.