Текст книги "Очень храбрый человек"

Глава двенадцатая

Клара Морроу стояла в мастерской вместе со своим псом Лео, пристроившимся у ее ног. Плечи у нее поникли от усталости. Она спрашивала себя, какую из картин спасать и спасать ли вообще, если придет распоряжение об эвакуации.

Взять миниатюры? Достойны ли они спасения? Заслужили ли место в ковчеге? Два дня назад она считала, что заслужили. Теперь она сомневалась.

Но вода поднималась, и нужно было принимать решение.

Мешки под песок у них кончились два часа назад. Жителям пришлось тащить из домов наволочки, мешки для кормов, мешки для мусора. Все, во что можно насыпать песок.

А потом у них кончился песок.

А потом у них кончилось электричество.

А потом у них кончились силы.

А дождь все продолжался. Потом посыпалась ледяная крупа, потом пошел дождь со снегом, потом снова обычный дождь.

Он прекратился на полчаса, давая им надежду, что, может быть…

А потом повалил снег.

Но все же жители не хотели оставлять построенную ими стену. Высотой в четыре мешка. Толщиной в два. Протянувшуюся на сто метров по обе стороны Белла-Беллы. От заднего сада Джейн Нил вдоль сада Клары и до моста. Дальше стена продолжалась за магазином месье Беливо, пекарней Сары, книжным магазином Мирны.

И еще на десять метров до речной излучины.

Это была титаническая работа. Но когда они, валясь с ног от усталости, дотащились до своих домов, чтобы принять горячий душ и надеть сухую одежду, каждый из них подозревал, что сделанного недостаточно. Что ночью Белла-Белла выйдет из берегов и затопит Три Сосны.

И они ничего не могли предпринять, чтобы ее остановить.

Рут оставалась на каменном мосту вместе с Розой. Как будто уставший часовой, не желающий покидать свой пост. Она смотрела на реку, которая столько лет была ее другом.

Клара, Мирна, Рейн-Мари и Сара долго уговаривали ее уйти. Ничто не помогало: ни убедительные слова, ни убедительная еда, ни даже убедительная бутылка виски, принесенная Мирной.

Пока Рейн-Мари не указала на то, что утка Роза может замерзнуть.

Только любовь увела Рут от реки.

Когда женщины провожали старую поэтессу домой, на вершине холма появилась легковушка.

– Арман, – сказала Рейн-Мари.

– Он не один, – заметила Клара.

– С ним тупица? – спросила Рут.

– Нет, Жан Ги остается в Монреале, – ответила Рейн-Мари.

Она давно уже оставила попытки отучить Рут называть ее зятя тупицей. В конце концов он и сам начал откликаться на это словечко.

Машина остановилась перед домом Гамаша, из нее вышли двое мужчин и собака.

Омер Годен огляделся.

В темноте сквозь снежную замять виднелось кольцо огней, словно повисших в воздухе. Он знал, что это горит свет в домах, остававшихся невидимыми.

Они остановились в Монреале и высадили Лизетт и женщину-суперинтенданта в управлении полиции.

Омер сидел в приемной и слушал, как Гамаш разговаривает о чем-то с человеком по имени Жан Ги.

Этот молодой, очевидно, тоже был полицейским. Из старших чинов. Равный Гамашу? Иногда так и казалось. Его начальник? Иногда возникало и такое впечатление. Его подчиненный? Временами можно было подумать и так.

Они говорили о наводнении. Все оказалось гораздо хуже, чем представлял себе Омер.

– Заторы на Лаврентии взорваны? – спросил Гамаш.

– Нет еще.

– Чего они ждут? – спросил Гамаш.

– Решения, наверное. Корпус военных инженеров настаивает, но заместитель премьера боится, что это вызовет панику.

Гамаш набрал полную грудь воздуха и сделал долгий выдох:

– Bon. Даже боюсь спрашивать, но… плотины?

«Плотины? – подумал Омер. – Какие плотины?»

И тут он понял, о каких плотинах идет речь. О громадных плотинах электростанций в заливе Джеймса. Он просунул голову в дверь и спросил:

– Им грозит опасность?

И на краткий миг его личная катастрофа отошла на задний план перед лицом коллективного бедствия.

– Non, – ответил тот, что моложе.

Но Омер Годен умел распознавать ложь, когда слышал ее.

Это было сказано тем же мрачным тоном, каким отвечала Вивьен каждый раз, когда он спрашивал, не обижает ли ее Трейси.

Non.

Двое продолжили разговор, и теперь по их тону можно было понять, что они не просто коллеги. Эти двое были друзьями.

– Звони, – сказал Гамаш у двери.

– И вы. Удачи, patron. – Потом этот Жан Ги обратился к Омеру: – Я обещаю вам, что, как только кризис останется в прошлом, мы сделаем все возможное, чтобы найти вашу дочь. Старший инспектор Гамаш тем временем будет помогать. Он лучший.

Годен посмотрел на Гамаша и невольно подумал: если он лучший, то почему его не используют в сложившейся чрезвычайной ситуации? Почему его отсылают?

Не в силах сдержаться, Омер схватил более молодого за руку:

– Мне нужно больше. Помогите мне, пожалуйста. Помогите.

– Мы делаем все, что можем. Извините.

И вот Омер Годен оказался в унылой деревне. В грязи. То ли под дождем, то ли под снегом, и если он почти ничего не видел, то слышал много чего.

Он повернулся на звук. Река. Она почти вышла из берегов. И он подумал о дочери. Исчезнувшей в ночи. Исчезнувшей в наводнении.

Потом он посмотрел вдаль, за огни. Где-то там в темноте, не очень далеко, находился Карл Трейси.

Омер пока не знал как, но он непременно до него доберется.

Лизетт Клутье налила себе второй бокал вина и снова села на диван.

В управлении она вызвалась участвовать в спасательных работах, но ей сказали, что в этом нет нужды, и отправили домой.

Ее одолевали противоречивые чувства, главным из которых было беспокойство.

Лизетт не была абсолютно честна со старшим инспектором Гамашем и суперинтендантом Лакост касательно ее истинных отношений с Омером. И касательно ее истинных отношений с Вивьен.

Она не знала почему, но ей показалось важным не говорить им о том, что она была крестной матерью Вивьен. Возможно, потому, что она была плохой крестной матерью. У нее самой крестной не было, и Лизетт понятия не имела, в чем состоят ее обязанности. Разве что взять Вивьен к себе, если что-то случится с ее родителями, Кати и Омером.

А кроме того?

Насколько помнится, на крещении ей было сказано, что она должна быть хранителем Вив. Оберегать ее. Защищать от опасностей.

– Ладно, – пробормотала Лизетт. – К черту все это!

Она сделала большой, жадный глоток вина, потом поставила на колени ноутбук и вышла в Сеть. Агенту Клутье поручили найти все, что можно, о Карле Трейси. Вполне можно начать прямо сейчас.

Она была готова глубоко зарыться в правительственные архивы, но сначала решила ради шутки просто погуглить его имя.

У нее отвисла челюсть, когда «Гугл» выдал результаты поиска.

– Не может быть!

Она щелкнула мышкой и посмотрела на фотографию. Определенно это был Трейси. В окружении своих горшков.

– Черт, – проговорила она и стала щелкать по другим ссылкам.

Выставки, которые он устраивал. Продажи. Краткая биография, где упоминалась его жена Вивьен и их собака Фред.

Как и большая часть материалов в Сети, это было вранье. Жизнь, которую люди хотели видеть. Аккуратный передний двор, а не мерзость запустения за дверью.

Лизетт с отвращением захлопнула ноутбук, положила его на пол, откинулась на подушки и схватила пульт телевизора. Но потом посмотрела на аккуратный прямоугольник ноутбука. И задумалась.

Интересно, как человек, у которого нет Интернета, может вести веб-сайт?

Изабель Лакост не сразу ответила на звонок Лизетт Клутье.

Она строго придерживалась правила оставлять работу позади, по крайней мере до тех пор, пока дети не накормлены и не уложены в постель. Исключения она делала только для месье Гамаша и Жана Ги.

К тому же у нее был отпуск.

И только с третьей попытки Изабель ответила:

– Oui, allô?

– Извините, что беспокою вас, patron.

Голос звучал чуть-чуть взволнованно. Никакого заикания. Напротив, все слова произносились подчеркнуто четко. Слишком четко.

– Чем могу помочь?

– У Карла Трейси есть веб-сайт. – Клутье издала какой-то звук, то ли смешок, то ли фырканье.

– И что?

– Но у него нет Интернета. Еще у него аккаунт в «Инстаграме». Активный. Как он это делает?

Лакост задумалась. Как он это делает? Ответ мог быть только один…

– У него есть администратор сайта, – сообщила Клутье. – Какая-то женщина по имени Полина. Вероятно, она за него все и делает. Пишет за него посты.

– Хорошо, – сказала Лакост.

Она села за свой ноутбук и ввела в поисковик имя Карл Трейси.

– Обедать, – позвал ее муж.

– Сейчас иду.

– Вы едете сюда? – с испугом спросила Клутье, посмотрев на почти пустую бутылку вина и пустой пакетик из-под чипсов.

– Нет, я говорила с мужем. – Закрыв рукой микрофон на трубке, она сказала: – Начинайте без меня. – Потом вернулась к разговору с Клутье. – Есть на этих сайтах что-нибудь компрометирующее?

– Ничего такого я не увидела, но там, вероятно, есть закрытый аккаунт в «Инстаграме», которым они пользуются, только они двое.

– И никто другой его не видит? Такое возможно?

– Да.

– Как мы об этом узнаем?

– Никак, разве что спросим, а она ответит.

– А как получить доступ на закрытый аккаунт? – спросила Лакост.

Она уже нашла открытый аккаунт. Довольно стандартный, явно предназначенный для маркетинга его гончарных изделий.

– Нужно получить приглашение.

– Зачем им нужен закрытый аккаунт? – спросила Лакост.

– Не знаю. – Клутье задумалась. – Для обмена частными посланиями, вот зачем.

Голос ее прозвучал торжествующе и немного удивленно, ведь она смогла найти ответ.

– Для того, что они не хотят делать достоянием гласности, – уточнила Лакост.

– Кто-то прячет свой интим, – пропела Клутье. А потом отчетливо фыркнула.

Лакост посмотрела на телефон. В день перевода этой отчаянно сопротивлявшейся женщины в отдел она стала наставником Клутье. Ни разу за все время пребывания в отделе бывший бухгалтер не фыркала. Даже не шутила. И почти не улыбалась.

«Она выпила», – сообразила Лакост. Но почему Лизетт Клутье выпила?

– С вами все в порядке?

– В полном, – обиженно произнесла Клутье. – Я думала, вы будете довольны. – Ее голос звучал уязвленно и немного раздраженно.

– Я довольна. Слушайте, день был долгим, трудным. Вы хорошо поработали. Оставьте все, а завтра утром со свежими силами возьметесь за дела. И пожалуйста, не связывайтесь с этой женщиной, договорились? Мы не хотим, чтобы Трейси узнал о нашем интересе к его закрытому «инстаграму». Хорошо?

– Хорошо.

Лизетт Клутье закончила разговор, но советом не воспользовалась.

А следовало бы.

Клара включила уличные светильники на задней стороне своего дома.

В теплые летние вечера они с друзьями часто сидели здесь в саду за выпивкой и едой. Эти светильники предназначались для освещения клумб многолетних дельфиниумов, флоксов и старых садовых роз.

Клумбы в саду впервые появились более века назад.

Но в этот холодный апрельский вечер Клара забралась на лестницу и перенаправила светильники так, чтобы они пронзали темноту вплоть до того места, где лес встречался с рекой.

Теперь свет падал на полосу влажной земли и стену из мешков с песком.

– Заливающий свет, – сказал Габри, стоя рядом с Мирной в кухне и глядя в окно.

В доме Клары они собрались отчасти по привычке, отчасти из потребности быть вместе, отчасти потому, что отсюда лучше всего было наблюдать за поведением Белла-Беллы, оставаясь в безопасности.

А отчасти (хотя об этом не говорилось) из страха, что это может быть в последний раз.

Соседи положили принесенную еду на кухонный островок, наподобие шведского стола. И собрались у окна, пытаясь что-то разглядеть.

Но сама Клара покинула их и вернулась к дверям своей мастерской, где к ней присоединилась Рейн-Мари:

– Как самочувствие?

– Телом я крепка, – сказала Клара. – А вот дух мой изрядно помят.

Рейн-Мари рассмеялась, сразу же узнав строки из книги «Энн из Зеленых Крыш», которую так любили она, ее дочь, а теперь и внучки.

Она взяла Клару под руку:

– К счастью, ты среди родственных духов.

Клара сжала ее пальцы, продолжая разглядывать мастерскую.

– О чем ты думаешь? – спросила Рейн-Мари.

– О том, что, если нам придется уехать, я не смогу взять все свои картины. Так какие мне выбрать? И брать ли вообще?

– Вообще?

Клара повернулась к Рейн-Мари:

– Они и правда отстой?

– Почему ты так говоришь?

– Знаешь почему.

– Не забивай себе голову этими комментами. Их пишут невежественные люди…

– Об этом писали в «Нью-Йорк таймс». И в «Арт уорлд». Слава богу, хоть «Оддли рипорт» промолчал.

– Кто-кто? – спросила Рут, которая почувствовала боль и подошла, чтобы насладиться ею, а если повезет, то и усилить. – «Оддли рипорт»? Это что?

– Единственный крупный интернет-журнал об искусстве, который никогда не рецензировал мои работы. Ты разве не знаешь? Самый крупный и престижный журнал. Большинство читателей называют его просто «Одд».

– И наверное, самый умный, – заметила Рут.

– Теперь я рада, что они меня игнорировали, – сказала Клара, выключая свет.

Однако, повторно пройдясь взглядом по своим миниатюрам, она еще больше воодушевилась и одновременно смутилась. Она чувствовала, что они на самом деле очень хороши. Даже исключительны. Почему другие не видят то, что видит она?

Клара вернулась к друзьям, столпившимся у кухонного окна, а Рут тем временем прошла в гостиную и встала за спиной единственного человека, который не смотрел на Белла-Беллу.

Омер Годен смотрел в окно, выходящее на другую сторону. На лес.

Отражение Рут, как призрак, витало в окне над его плечом. Дождь стекал по отраженным лицам обоих.

– Она где-то там. – От его дыхания оконное стекло запотело. Глаза его отражения встретились с глазами Рут. – Прошу вас, помогите мне.

Где-то на заднем плане радиостанция Си-би-си непрерывно передавала последние данные о паводке.

Сведения поступали из Онтарио, Квебека, Приморских провинций[21]21
  Приморские провинции – регион Восточной Канады, состоящий из трех провинций: Нью-Брансуик, Новая Шотландия и Остров Принца Эдуарда.


[Закрыть], и все это время отец Вивьен смотрел на мать Розы.

Она прикоснулась к его руке.

Омер плотно сомкнул веки:

– Пожалуйста. Помогите.

Арман проинспектировал стену из мешков с песком.

По обоим берегам были установлены прожектора. Одни – направленные вниз по течению, другие – вверх по течению. Так жители деревни могли видеть, что происходит. С того места, где он стоял, были видны и светильники в заднем саду Клары.

Ледяной дождь лил как из ведра, и Гамаш втянул голову в воротник куртки, когда порыв ветра хлестнул его по лицу.

Каждые полчаса после возвращения он ходил проверять высоту воды в реке. Рут ясно дала понять, что это его обязанность. То малое, что он мог сделать.

– Ты ведь не думаешь, что будешь нежиться, как лебедь, и расслабляться у камина, после того как мы весь день корячились, возводя эту проклятую стену? – сказала Рут.

Роза в ее руках взъерошилась. Она не любила лебедей.

– Квебекская полиция явно считает, что от тебя мало проку, иначе ты бы не приехал. И не заставляй меня цитировать тех дубин, что пишут в «Твиттере». Не то чтобы я была с ними не согласна.

– Рут! – одернула ее Рейн-Мари.

– А что такого? Это все истина.

– «Все зловредные истины», – произнес Арман.

– Но все равно истины, – сказала Рут.

Рейн-Мари отвела Армана к двери:

– Слова про истины – это из «Моби Дика»?

Роза повернула голову и посмотрела на Рут, которая успокаивающе прошептала утке:

– Дик. Не дак[22]22
  По-английски duck, что означает «утка».


[Закрыть].

– Да, – ответил Арман. – Кто-то цитировал сегодня. Застряло в памяти.

– Смотри, какое совпадение, – сказала Рут Кларе. – Ты тоже об этом говорила.

– Что у тебя со слухом? Я говорила о моем искусстве, а не о книге.

– Ты говорила о твоих критиках и о самом крупном, который улизнул, – сказала Рут. – О твоем белом ките.

Арман отправился за своими тяжелыми резиновыми сапогами и тут понял, что впопыхах взял не ту пару. Он огляделся – на всех были почти одинаковые сапоги из магазина месье Беливо.

– Не выпускай Омера из поля зрения, – велел он Рейн-Мари, надевая куртку. – И что бы ни случилось, он не должен заполучить ключи от какой-либо машины.

– Ты же не хочешь посадить его под замок, – удивилась Рейн-Мари.

Он кивнул. Под замок было бы самое лучшее.

Арман шел по слякоти, наклонив вперед голову, когда услышал позади какой-то плеск. Он повернулся и увидел бегущего за ним Оливье.

Этот худощавый человек так закутался, что его могли узнать только те, кто хорошо его знал.

– Я подумал, что вам может понадобиться помощь, – объяснил Оливье, перекрикивая рев воды.

– Чтобы посмотреть на реку?

– Ну ладно, ради компании. – На лице Армана появилось вопросительное выражение, и Оливье исправился: – Ну ладно, просто там пришло время мыть посуду.

Арман рассмеялся. Он знал, что на самом деле Оливье вышел в эту студеную ночь, чтобы предложить помощь. На всякий случай.

– Merci.

У стены Арман протянул Оливье руку:

– Подержите меня за руку.

– Это так внезапно, – сказал Оливье. – Но не неожиданно.

– Балда, – со смешком сказал Арман. – Подержите, чтобы я не свалился.

Оливье вцепился в его руку и рукав, и тогда Гамаш забрался на стену и посмотрел вниз, включив фонарик.

Он увидел, что, несмотря на лед и мусор в реке, она, по крайней мере, течет.

Они проверили еще несколько мест вниз по реке.

На последней остановке Арман задержался дольше. И свешивался дальше.

– Эй, хватит! – крикнул ему Оливье. – Мне вас не удержать.

– Секундочку.

Свет из домов сюда не доходил, и Гамаш обшаривал бурлящую воду лучом фонарика.

– Что там? – спросил Оливье напряженным от усилий голосом.

– Начинает скапливаться мусор. В излучине. Вижу лед и ветки.

Он провел там еще несколько секунд, пытаясь разглядеть получше, хотя снег с дождем бил ему в лицо и приходилось то и дело смаргивать с глаз влагу.

– Вам лучше вернуться обратно. И побыстрее.

Напряжение в голосе Оливье было очевидно, и Арман чувствовал, как слабеет его хватка.

Он перебрался назад через крепкую стену мешков с песком. Нахмурился, размышляя.

Протерев глаза от дождя, он посмотрел вверх по реке. За каменный мост. За дом Клары. За церковь Святого Томаса, освещенную внутри, так что он видел трех мальчиков на витражном стекле, вечно идущих по земле в далекой чужой стране.

– Нам нужен Билли Уильямс, – прокричал Гамаш.

– Зачем?

– Еще немного – и Белла-Белла выйдет из берегов. Мешки продержатся какое-то время, но воды поступает слишком много, а в излучине скапливается лед.

– А что сможет Билли? Разбить затор?

Гамаш снова посмотрел вверх по реке, вспомнил осликов в поле и рев Белла-Беллы за ними.

– Он сможет прокопать канаву.

Странность в отношениях Армана с Билли состояла в том, что между ними образовалась довольно близкая связь, но Арман не понимал ни слова из того, что говорил Билли. Всех других понимал, но только не Билли Уильямса, говорившего на невнятном английском диалекте канадской глухомани.

Таким образом, Билли оставался для Армана одновременно загадкой и доверенным лицом.

Оливье поспешил в дом Клары и привел с собой Билли. Теперь они втроем стояли рядом с Белла-Беллой.

– Какая нужна помощь? – спросил Билли.

Арман услышал только ряд гортанных звуков, заканчивающихся восходящей интонацией. Он посмотрел на Оливье, и тот перевел.

Арман сказал ему, что надо сделать. Билли задумался.

– Бога ради, поторопись и скажи уже нам! – взмолился Оливье, стуча зубами от холода.

– Мне понадобится мой экскаватор, – сказал Билли, показывая на землеройную машину, с помощью которой он днем сдвигал кучи песка. – Но он тяжелый. По такой грязи ему на холм не подняться. Место, о котором вы говорите, в нескольких километрах отсюда.

Оливье снова перевел.

– Этого я и опасался, – сказал Арман, который уже получил сегодня неприятный опыт с подъемом по холму.

Билли выдал еще ряд шумов и жестов.

– Когда? – спросил Оливье.

Новые звуки от Билли.

– А результат будет? – спросил Оливье.

Билли задумался, кивнул и издал звук, о значении которого Арман догадался.

– Значит, такое возможно?

– Но нужно дождаться, когда температура понизится и земля затвердеет, – пояснил Оливье. – Он думает, это случится вскоре после полуночи.

Арман посмотрел на реку. Потом на свои часы. Они показывали почти десять.

– У нас есть столько времени? – спросил Оливье.

– Не знаю, – ответил Арман.

Они вернулись в дом и рассказали о том, что видели, протирая полотенцами лицо и волосы, потом протянули руки к огню.

Остальные молча слушали. Добавить к сказанному было нечего. И сделать они тоже ничего не могли. Только ждать.

Жан Ги позвонил из Монреаля и сообщил, что решено взрывать ледяные заторы на Святом Лаврентии:

– Они выступят с предупреждением и закроют мосты на это время.

– Хорошо. Дай мне знать, что получится.

– Непременно.

Арман понизил голос:

– А что с плотинами?

– Ни слова. Даже по закрытым каналам про них не говорят.

Гамаш глубоко вздохнул и произнес бессловесную молитву.

– Как там у вас дела? – спросил Жан Ги.

– Мы сделали Святой Томас эвакуационным центром. Большинство жителей переведены туда. Но некоторые остались.

– Это ты с тупицей говоришь? – раздался у него за спиной знакомый голос.

– Ведьмы не тонут? – спросил Жан Ги.

– Кажется, не тонут, – ответил Арман.

– Какая жалость.

– Я вижу, он предпочитает оставаться там, где тепло и безопасно, – сказала Рут. – Ничего меньшего я и не ожидала. Или большего.

– Сука, – пробормотал Жан Ги.

– Ублюдок, – откликнулась Рут. – Да, и скажи ему, пусть передаст от меня привет моему крестнику. Пусть скажет Оноре, что у меня есть для него несколько новых слов и специальный ручной сигнал.

Когда Рут отошла, Арман поделился с Жаном Ги своими планами относительно речки Белла-Белла.

Наступила пауза.

– Это значит ждать еще два часа. Мешки выдержат?

– Трудно сказать.

Арман выдохнул, и Жан Ги услышал напряжение в его голосе.

– Анни и Оноре здесь в безопасности, а я просто сижу в управлении, засунув палец в…

– Понятно.

– Все, я еду к вам на помощь, если… – Жан Ги посмотрел на часы, – если удастся покинуть остров до того, как перекроют мосты. Скоро увидимся.

– Но…

Однако Жан Ги уже отключился.

– Жан Ги едет на помощь, – сообщил Арман остальным.

– Дубина, – сказала Рут.

Но он увидел облегчение на ее старом лице, освещенном пламенем из камина.

– Извините, сэр, но вам придется вернуться. Мы закрыли мост.

Бовуар показал ему удостоверение, и полицейский отошел в сторону, махнув другим, чтобы пропустили эту машину.

Как только Бовуар съехал с моста, раздался оглушительный взрыв. Он вздрогнул и инстинктивно пригнулся. В зеркале заднего вида отразился взлетевший в воздух фонтан снега и льда.

Несколько минут спустя, проехав какое-то расстояние по шоссе, Бовуар услышал еще один приглушенный звук взрыва.

Лед собирался в затор, Святой Лаврентий начинал выходить из берегов. Если взрывы не дадут результатов…

По дороге он прослушивал защищенные полицейские каналы, а динамит продолжал работу в кольце вокруг острова и по всему Квебеку.

Слава богу, Анни и Оноре были в безопасности на высокой части острова. А к рассвету он вернется. Даже если для этого придется переплыть реку Святого Лаврентия.