Текст книги "Очень храбрый человек"

Глава тринадцатая

Рут пришла к решению – явно проконсультировавшись с уткой и бутылкой виски, – что на мосту нужно поставить часовых, чтобы они объявили тревогу, если Белла-Белла прорвется через стену мешков.

Рейн-Мари и Арман первыми встали на дежурство.

У дверей Рут проверила, надежно ли застегнуты на них плащи.

– У вас есть свисток на всякий случай?

– Есть, – ответила Рейн-Мари.

– И «Большая книга наводнений для мальчиков»?

– Всегда со мной, – отрапортовал Арман.

– Тогда все будет хорошо, – сказала старая поэтесса.

– Хреново, – сказал Габри.

– Отвратно, – сказал Оливье.

– Разрушительно, – сказала Клара.

– Омерзительно, – сказала Мирна.

– Шаляй-валяй, – сказал Арман.

– И Одиозно, да-да-да, – завершила Рут. – Никаких там чтобы обнимашек, это я вам двоим, и домой к полуночи.

– Хорошо, мамочка.

Дождь со снегом ударил им в лицо, и Рейн-Мари крикнула мужу:

– Ну и свиданьице!

В доме у камина началось обсуждение. Что брать с собой, если объявят эвакуацию.

– Я возьму Габри, – сказал Оливье.

– Я возьму кофемашину, – сказал Габри. – И немного круассанов.

Они остановились на мосту спиной к ветру, вобрав голову в плечи и накинув капюшоны. Рейн-Мари включила фонарик и навела луч на Белла-Беллу.

– Продолжает подниматься, – прокричала она.

– Oui.

– Я возьму мою «Канадскую кулинарную книгу Жанны Бенуа», – сказала Мирна. – Альбом с фотографиями. Вазу «Лалик». Индийский ковер ручной вязки…

– Постой, – перебил ее Габри. – У тебя что, есть фургон? Нам нужно немного места. Я возьму викторианский диван моего дедушки.

– Ничего ты не возьмешь, – возразил Оливье. – Если наводнение, которое уносит все наши жизни, прихватит и твой диван-чудовище, то от него будет хоть какая-то польза.

Арман и Рейн-Мари прошли по каменному мосту. Вернулись. Снова перешли на другую сторону. Туда и обратно. Останавливаясь каждые несколько минут, чтобы проверить уровень воды в реке Белла-Белла.

Потом они шли дальше.

Как стражники на безлюдной границе.

Туда и обратно. Туда и обратно.

Арман почти не слышал собственных мыслей за ревом воды внизу и стуком ледяных капель по их плащам.

Расхаживая туда-сюда по мосту, он думал только об одном – о Вивьен, которая была где-то там. И об отце Вивьен. И об Анни.

Он пытался исключить дочь из происходящего, зная о том, как опасно персонифицировать расследование. Но вероятно, его сопротивляемость понизилась от холода, от постоянных стрессов, от наступившей усталости, и ему никак не удавалось прекратить ставить себя на место месье Годена.

Что, если бы Анни пропала? А все, к кому он обратился бы за помощью, при всем их сочувствии ничего толком не делали? Если бы он умолял их, просил, а они в ответ только улыбались бы и предлагали ему бульон?

Это было бы кошмаром. Он бы с ума сошел от беспокойства.

В очередной раз остановившись на мосту, Арман взял Рейн-Мари за руку, внезапно ощутив потребность в утешении.

Вода в свете луча фонарика бурлила и пенилась, будто бешеная. Она неслась вровень с кромкой берега. Поднималась быстрее, чем они рассчитывали. Вероятно, затор внизу по течению, за пределами Трех Сосен, становился все непроходимее.

А потом…

Арман услышал низкий звук, почти стон, сорвавшийся с уст Рейн-Мари. На их глазах Белла-Белла вырвалась из берегов.

И теперь она несла свои воды вдоль нижних мешков в стене.

– Они выдержат, – сказала Рейн-Мари. – Прежде чем река до нас доберется, ей придется еще здорово подняться.

– Да.

Впрочем, они оба знали, что дело тут не только в высоте воды, но и в силе потока. Опасность состояла не в том, что вода перевалит через стену, а в том, что обрушит ее.

Стена в ширину была два мешка. Так что должна выдержать.

Но Белла-Белла не должна была подниматься так высоко.

Происходило много такого, что не должно было происходить.

Достаточно спросить Омера Годена, переживающего самое немыслимое из того, что не должно было происходить.

Рейн-Мари подняла голову и за пеленой дождя увидела огни в церкви Святого Томаса на холме. Там волонтеры присматривали за детьми, которые крепко спали и ничего не боялись. Волонтеры устанавливали новые койки, организовывали доставку еды, свежей воды, генераторов и компостных туалетов. На всякий случай.

Потом она перевела взгляд на лес:

– Где Вивьен, Арман?

– Не знаю.

– Ее…

– Не знаю.

– Но ты подозреваешь. Ты говорил с мужем?

– Сегодня днем. Тот еще мерзавец. Сотрудники полиции не раз приезжали в их дом. Алкоголик. Может, наркоман.

– Склонный к насилию?

– Oui.

Накопление проблем, которые в конце концов вышли из берегов, подумала Рейн-Мари. И молодую женщину унес поток.

– Она беременна?

– Oui.

– Но как кто-то мог…

Бесполезно было заканчивать вопрос. И ответа на него не существовало.

Они продолжили ходьбу. Туда-сюда. Туда-сюда.

Этот вопрос не давал покоя.

Но как кто-то мог?..

– Ты можешь заставить его сказать тебе? – прокричала Рейн-Мари, чтобы он услышал ее за ревом воды.

– Разве что приставить ему пистолет к голове или выбить из него признание кулаками.

Она замолчала, и он понял, что она чувствует, даже если не думает.

Может быть, всего один раз…

Может быть, в некоторых случаях это оправданно. Пытка. Избиение. Может, даже убийство бывает оправданным. Иногда.

– Ситуативная этика? – спросил Гамаш.

– Оставь свою надменность, – отрезала Рейн-Мари. – Нам всем это свойственно. Даже мне. Даже тебе.

Она, конечно, была права.

Жила такая гадюка в груди каждого порядочного копа. И полководца. И политика.

Любой матери, любого отца.

Любого человека.

Может быть, всего один раз…

– Я возьму Рут, – сказал Оливье.

– Спасибо, – буркнула старая поэтесса.

– Потому что она ведьма и не тонет? – спросила Клара.

– Конечно, – ответил Оливье. – Мы будем за нее цепляться.

– Я лучше утону, – усмехнулся Габри.

Все посмотрели на Билли.

– Я думаю, вы знаете, что бы я взял, – сказал он.

– Твой трактор? – спросила Мирна.

– Значит, вот как ты это делаешь, – пробормотала Лизетт Клутье, глядя на ай-пи-адрес. – Ах ты, говнюк.

Она более пятнадцати лет проработала в бухгалтерии Квебекской полиции и редко допускала непотребства в языке. И редко их слышала.

Но в отделе по расследованию убийств ей пришлось их слушать, и она открыла в себе целый новый словарь. Она рассматривала это как форму вербального насилия в противовес тем ужасам, которые они видели каждый день.

Вместо того чтобы хлестать плетью, они использовали слова.

И все же, подумала она, вводя новые команды в ноутбук, от старшего инспектора Гамаша она редко слышала бранные слова. Да и слышала ли их вообще?

Может быть, поэтому он и начальник. Что там он сказал Камерону? У народа есть право надеяться, что люди с полицейскими удостоверениями и оружием будут себя контролировать.

Наверное, его самоконтроль сильнее, чем у большинства других.

Но что он сдерживает? И что случится, если то, что он сдерживает, вырвется на волю?

Боб Камерон сидел в машине. Мокрый снег перестал сыпаться с небес. Тучи исчезали. Температура падала.

Лобовое стекло его машины замерзло, но он видел звезды, Млечный Путь. И единственное светлое окно в доме.

В спальне.

Лежал ли Трейси в кровати, на одеяле с яркими розовыми и зелеными цветами, оставленном матерью Вивьен ей в наследство?

Или напивался до бесчувствия?

Полного.

Или он собирал вещички, планируя сбежать?

Камерон надеялся на это. Он этого ждал. На это рассчитывал.

Уповал.

«Давай же. Давай, говнюк. Садись в свой пикап и попытайся».

Камерона сняли с поисков Вивьен Годен и направили на оборудование временного приюта. Потом его отпустили домой отдыхать, но вместо дома он приехал сюда.

Камерон знал: Трейси слабый человек. Из тех, кто попытается сбежать.

«И что я тогда буду делать?»

Но он знал ответ на этот вопрос. Он задержит Трейси. Потребует, чтобы тот вышел из машины.

И сделает то, что должен был сделать давным-давно.

Он взглянул на часы: почти час ночи. Ему пора домой. Жена, наверное, беспокоится. Но уйти он не мог. Пока не мог.

«Давай, ты, дубина. Выходи. Иди ко мне».

Билли Уильямс стоял на дороге, ведущей из деревни. В руке он держал длинную корявую палку и на глазах Рейн-Мари и Армана ткнул ею в землю. Последние два часа он делал это каждые двадцать минут.

Проверял, насколько глубоко уйдет палка. И, наклонив голову набок, прислушивался к звуку, исходящему из земли. Словно ждал разрешения.

Мокрый снег прекратился час назад, и температура упала. Ровно то, что ему требовалось.

Может быть, теперь…

– Ну? – спросила Рейн-Мари в тот самый момент, когда Арман увидел свет на холме.

Свет фар. Кроме Жана Ги, никто не мог приехать.

Билли заговорил.

– Слава богу, – сказала Рейн-Мари, поворачиваясь к Арману. – Билли говорит, что замерзло.

Глава четырнадцатая

Они стояли на замерзшем поле в нескольких километрах выше по течению от Трех Сосен и смотрели, как ковш экскаватора вгрызается в берег Белла-Беллы.

Сильный луч прожектора на крыше кабины освещал лед, землю и камни, в которые вгрызался ковш.

Рейн-Мари держала телефон в поднятой руке. Вдали от леса и в ясную морозную ночь сюда приходил слабый сигнал. Приходил и пропадал. Но сейчас он был здесь. Пока.

Жан Ги находился на берегу, а Арман, стоя на подножке кабины, руководил рытьем канавы. Рейн-Мари слушала сообщения из Трех Сосен.

Клару и Мирну они оставили на мосту. Уровень воды в реке поднялся до второго мешка.

Рут сидела в коттедже Клары на ее проводном телефоне. Выдавала информацию.

– Река все еще поднимается, – прокричала Рут в телефон.

Кричала она отчасти для того, чтобы ее было слышно за ревом реки, а отчасти потому, что она всегда кричала в телефон.

– Ты видела это? – прокричала Мирна в ухо Клары.

«Черт ее побери», – подумала Клара, которая изо всех сил притворялась, что ничего не видит.

Но Мирна редко отворачивалась от ужасных истин. Предпочитала знать, но не жить в блаженном, чтобы не сказать опасном, неведении. Это было одним из худших ее качеств.

– Они сдвинулись. – Мирна повернулась и завопила в сторону Рут: – Скажи им, пусть поторопятся. Они сдвинулись!

– Что-что?

– Они сдвинулись!

– Сама ты сдвинулась!

Габри, стоявший рядом с Рут в кухне, выхватил у нее трубку:

– Ну-ка отдай мне ее. Рейн-Мари? Мешки начинают сдвигаться.

– Merde.

– Эй! Эй!

Они повернулись и увидели приближающийся луч фонарика.

– Продолжайте копать, – крикнул Арман в ухо Билли и спрыгнул с подножки.

– Что вы делаете? Это моя земля, – раздался голос человека.

Арман сделал Рейн-Мари знак оставаться на месте и пошел на источник света и крик:

– Квебекская полиция. Кто вы?

Но он знал ответ. Потому что знал, кому принадлежит эта земля.

Жан Ги заторопился на помощь Арману. Человек был уже в двадцати шагах. В одной руке он держал фонарик, в другой – какой-то предмет.

– У него ружье, – сказал Жан Ги, не спуская острого взгляда с человека, который, поскальзываясь и спотыкаясь, приближался к ним.

– Oui, – сказал Арман и загородил собой Рейн-Мари.

– Черт, – пробормотал Жан Ги, качая головой.

22-й. Малый калибр. Но дел наделать может. Если попадет в суслика. В лису. В человека.

– Это частная собственность! – прокричал Трейси. – Убирайтесь!

Ветер, дунувший с его стороны, принес запах виски. Осликов он загнал на ночь в сарай, так что в поле оставались только люди.

– Месье Трейси, это Арман Гамаш. Мы встречались сегодня.

– Мне плевать, кто вы. Вы на моей земле. – Трейси остановился в десяти шагах от них и поднял ружье. – Убирайтесь.

– Арман? – сказала Рейн-Мари, шагнув вперед.

– Все в порядке, – ответил он и вытянул руку, чтобы мягко задвинуть ее себе за спину.

Видимо, его представление о том, что значит «все в порядке», было не совсем таким, как у нее.

– Что происходит? – раздался слабый голос Габри в телефоне. – Рейн-Мари?

– Бросайте оружие, – потребовал Бовуар.

– Оружие? – переспросил слабый голос в трубке. – Алло?

– Убирайтесь с моей земли, черт побери! – заорал Трейси, не опуская ружья.

Билли перестал копать. Арман повернулся к нему и крикнул:

– Что бы ни случилось, продолжай копать.

– Угу.

Экскаватор снова заработал, а Трейси пошел вперед, чуть поскальзываясь на снегу и грязи.

Главная опасность теперь состояла не в том, что он выстрелит прицельно, а в том, что он поскользнется, упадет и произведет случайный выстрел.

– Я сказал, прекратите! – завопил Трейси.

– А я сказал, бросайте оружие, – скомандовал Бовуар, становясь перед Арманом. Прямо перед стволом.

– О господи! – прокричал Арман, показывая рукой на реку.

Рейн-Мари испуганно повернулась.

Трейси тоже.

Единственный, кто не повернулся, был Бовуар, который ждал от Гамаша чего-то в таком роде. Отвлечь внимание Трейси хоть на секунду.

Жан Ги прыгнул вперед и выхватил ружье из руки Трейси.

Когда тот попытался отобрать у него оружие, Бовуар развернулся и сбил его с ног.

Гамаш нагнулся и поставил пьяного Трейси на ноги.

– Мы отводим реку, – объяснил он. – Чтобы предотвратить…

– Вы не имеете права. Это частная земля! – прокричал Трейси. Он дернулся, вывернулся из рук Гамаша и побежал к экскаватору, размахивая руками и крича: – Arrêt! Arrêt! Стоп!

Но Билли, конечно, не остановился.

Он не видел, как Бовуар разоружил Трейси. В понимании Билли на него бежал вооруженный человек. Который вполне мог выстрелить в него.

Но Билли было все равно. Там находилась Мирна. Мешки сдвигались. И только он мог предотвратить катастрофу.

Он вонзил ковш поглубже и сломал перемычку в тот самый момент, когда Гамаш догнал Трейси, ухватил его за пояс и развернул в другую сторону.

Белла-Белла со всхлипом хлынула в поле.

– Алло? – прозвучал слабый голос в трубке.

Обманывать себя и дальше не имело смысла.

Стена начала обрушаться.

Клара поняла, что пора уходить. Не только с моста, но и из дома. Из деревни. Пора предоставить Три Сосны судьбе.

Мирна и Клара быстро спустились с моста шагом, переходящим в бег.

Последние жители деревни вышли из дома Клары, из деревни и направились в церковь.

Оттуда они смогут наблюдать за разрушением.

– Постой, – сказала Клара, хватая Мирну за руку.

Каждая частичка Мирны была устремлена вперед. Требовала, чтобы она бежала. Немедля.

Но Мирна остановилась. Замерла на секунду. Потому что остановилась Клара.

Боясь даже говорить, она уставилась на круг света от фонарика Клары. Луч остановился, подрагивая на перекосившейся стене мешков с песком. Некоторые мешки упали, некоторые готовились соскользнуть под напором воды.

Она должна была убедиться.

– О черт, – услышала она собственный шепот.

Арман силой удерживал Карла Трейси, обхватив его за пояс, но тот продолжал лягаться и выворачиваться.

Жан Ги поспешил на помощь тестю, однако не успел он подойти, как Трейси перестал сопротивляться и мгновение спустя замер, прижатый к телу Гамаша.

Оба смотрели на что-то перед собой.

– Стой! – прокричал Гамаш, обращаясь к Биллу.

Прожектор на крыше экскаватора высвечивал груду мусора, которую Билли вывалил на поле рядом с потоком воды, вытекающим из Белла-Беллы.

– Что такое? – спросила Рейн-Мари, подходя к мужу.

И тут Бовуар понял, почему Гамаш остановил рытье отвода. Почему Трейси перестал сопротивляться. И почему он так истерически требовал прекратить работу.

– Что там? – крикнул Габри Кларе и Мирне, стараясь подавить панические нотки в голосе. – Что вы говорите?

Обе женщины махали руками и вопили что-то насчет реки. Если бы Габри мог предположить – а что еще ему оставалось делать? – то он бы сказал, что в этом крике нет ничего обнадеживающего.

Билли хотел было спрыгнуть с экскаватора, но Арман махнул ему, чтобы оставался на месте. То же самое он сказал и Рейн-Мари.

Потом они с Жаном Ги медленно подошли к канаве.

– Арман, Габри что-то говорит. Что-то случилось.

– Что? – прокричал Билли из кабины.

– Что? – снова крикнул Габри, совсем забыв, что у него на линии Рейн-Мари.

– Что? – раздался слабый голос из трубки.

– Уровень воды падает!

Габри и Рейн-Мари услышали это одновременно. Крик Клары. А потом до Рейн-Мари донеслись радостные восклицания. Даже Рут ликовала. По крайней мере, она полагала, что гогот выражает ликование.

– Уровень воды падает! – сообщила Рейн-Мари. – Получилось! Падает!

Билли испустил вопль. Но Арман и Жан Ги лишь на миг взглянули на Рейн-Мари – Арман облегченно улыбнулся, Жан Ги кивнул – и сразу повернулись обратно.

В резком свете, бьющем с крыши экскаватора Билли, виднелось что-то розовое, лежащее в грязи.

Арман опустился на колени и протянул руку.

Оказалось, что это ярко-розовая дорожная сумка. С бейджиком. А на нем единственная рельефная буква.

«В».

Глава пятнадцатая

– Что вы с ней сделали? – спросил Гамаш.

– Ничего. Ничего не сделал. Может, это не ее сумка.

– Ее, – сказал Гамаш. – Это сумка Вивьен, вы прекрасно знаете.

Трейси узнал сумку. Но Гамаш узнал кое-что еще. Выражение лица Карла Трейси. Он уже видел такое прежде, когда обнаруживалось убийственное доказательство, спрятанное преступником.

Это было безошибочно узнаваемое выражение страха.

Гамаш остался с Трейси и сумкой, а Бовуар отправился к реке и пошел вдоль берега. Он светил себе фонариком, чтобы проверить, не найдется ли что-то еще. Кто-то еще.

Пока он шел, сердце колотилось у него в груди, в висках стучало. Кожу покалывало. Лицо раскраснелось, но не от холода.

Немалую часть своей взрослой жизни он провел в поисках трупов, рядом с трупами. То, что он мог увидеть, не пугало его.

Его пугало совсем другое. То, что было внутри его самого. Та темная сущность, которая возникла, проснулась, когда он понял, что находится в обществе того, кто почти наверняка бросил свою жену и нерожденного ребенка в ледяную воду. Умирать.

Это было все, что Жан Ги Бовуар мог сделать, чтобы не повернуть назад. Чтобы не подходить к Трейси. Не просить Армана, Рейн-Мари и Билли отвернуться, пока он швыряет Трейси на колени и достает пистолет. Приставляет оружие к основанию черепа этого монстра. И стреляет…

Жан Ги шел дальше. Обшаривал тьму фонариком. Пытался успокоить мысли и сосредоточиться на конкретной работе.

Он видел перед собой обломки льда, камни, вывороченные корни. Мусор. Несущуюся воду. Но не Вивьен.

По просьбе Бовуара Билли поставил экскаватор так, что его прожектор освещал берег реки.

Билли Уильямс из кабины наблюдал за Бовуаром. Он чувствовал душевные муки, когда видел чужие.

Потом он посмотрел на Армана. Тот стоял рядом с Карлом Трейси. Не бок о бок, а лицом к нему, в самой непосредственной и жуткой близости.

Билли Уильямс знал, что это проявление любви. Не к Трейси, конечно, а к Жану Ги.

Арман отослал зятя делать то, что с виду могло показаться самой грязной работой. Искать тело женщины и ее нерожденного ребенка. Но на самом деле Арман спасал Жана Ги от самого Жана Ги.

Гамаш стоял вплотную к Карлу Трейси, чтобы рядом с ним не пришлось стоять Бовуару.

Когда Трейси отступал, Гамаш делал шаг к нему, не позволяя этому пронырливому типу отдаляться. Гамаш был не менее чем на два дюйма выше, на двадцать фунтов тяжелее и на двадцать пять лет старше Трейси.

Он имел преимущество высоты, веса, самообладания и трезвости.

Но преимущество Трейси было значительнее. Он знал, где искать Вивьен.

Сапоги Гамаша увязли в грязи, когда он подошел к Трейси совсем вплотную.

– Скажите нам, – повторил Гамаш, не сводя глаз с Трейси. – Где Вивьен?

– Не знаю. Она уехала, – сказал Трейси. – Убежала с каким-то типом, с которым она…

– Хватит, – оборвал его Гамаш. – Что вы с ней сделали? – Он с трудом подавил свой гнев и заставил себя сменить тон. В его голосе зазвучали неестественные в данной ситуации рациональные нотки. Он уговаривал негодяя хоть раз поступить порядочно. – Скажите нам, Карл. Давайте дадим ей немного покоя.

У них за спиной бежала в раскисшее поле Белла-Белла. Ночной воздух потрескивал от мороза и ненависти.

– Я понятия не имею, где она. Может, напилась и свалилась в реку. А может, ее столкнул тот, кто ее обрюхатил.

Краем глаза Арман увидел, как Рейн-Мари шагнула ближе, сжимая в руке телефон, словно бейсбольную биту.

Этот гнусный тип сумел вызвать у Рейн-Мари гнев, грозивший перерасти в насилие.

Дыхание вырывалось из ноздрей Гамаша протяжными теплыми клубами. Как у быка, готовящегося к атаке.

Он едва обратил внимание, что Билли Уильямс что-то говорит у него за спиной.

– Никаких ее следов, – сказал Бовуар. – Билли думает, что сумку принесло по реке сверху.

– Есть старая лесная дорога приблизительно в километре отсюда. – Билли махнул рукой себе за спину. – Там перекинут мост через Белла-Беллу. Он закрыт уже какое-то время, но осенью охотники им иногда пользуются.

Жан Ги перевел сказанное.

Гамаш повернулся и посмотрел на ружье калибра.22, прислоненное к экскаватору. Охотничье ружье.

– Можешь нам показать? – спросил он.

– Угу.

– А что делать с сумкой? – спросила Рейн-Мари.

– Мы возьмем ее с собой, – сказал Гамаш.

– Не имеете права, – запротестовал Трейси.

– Тогда мы откроем ее прямо здесь, – сказал Бовуар.

Гамаш попросил Рейн-Мари снять на телефон осмотр содержимого сумки Вивьен, а Билли на это время постоять рядом с Трейси.

– Нет, – сказал Трейси. – Прекратите. Она не принадлежит вам. Это моя собственность. Она принадлежит мне.

– Она принадлежит вашей жене, – возразил Бовуар, расстегивая сумку.

Внутри обнаружились вещи, какие обычно кладет в сумку женщина, собирающаяся уехать на несколько дней из дома. Футболки, пара джинсов. Шорты. Пижама. Нижнее белье. Туалетные принадлежности.

– Это что? – Гамаш достал пузырек с таблетками и прочитал название: – «Мифегин».

Все недоуменно помотали головой, и Гамаш показал пузырек Трейси.

– Откуда мне знать? Может, наркоту какую купила на улице…

– Хватит! – Бовуар вскочил и шагнул к Трейси.

– Жан Ги! – рявкнул Гамаш.

Холод, усталость, неожиданная находка, растущая уверенность в том, что молодая женщина погибла и убийца им известен, – все это действовало на нервы.

Бовуар смерил Трейси ненавидящим взглядом, но сдержался.

– Мы закончили, – сказал Гамаш и застегнул сумку. – Мы возьмем ее с собой, а вам дадим расписку.

– Мне не нужна расписка. Мне нужна сумка.

– Вы едете с нами, – сказал Бовуар и показал ему на машину, к которой они и двинулись по полю, оставив экскаватор утопать в грязи.

Когда они подошли к машине, Бовуар сунул сумку в багажник, а Гамаш извлек патроны из магазина и положил туда же ружье.

Трейси стоял рядом с машиной.

– Садитесь, – сказал Гамаш.

Он протянул ключи подошедшему Бовуару.

– Будешь вести машину. А ты садись на переднее сиденье, – сказал он Рейн-Мари, когда она остановила запись и спрятала телефон в карман.

Гамаш и Билли сели на заднее сиденье справа и слева от Трейси.

– Слушайте, она вовсе не мертва. Морочит вам всем голову. И меня пытается подставить. Готов спорить, она сама и выкинула эту сраную сумку в реку. Вот подождите, когда она появится с каким-нибудь забулдыгой, я вас засужу.

– Будем надеяться, – сказал Гамаш.

Бовуар повел машину к старой дороге, следуя указаниям Билли.

Они подъехали к узкой просеке в лесу. Бовуар свернул туда и, почувствовав, как уходят в грязь колеса, остановил машину:

– Отсюда придется пешком.

Они впятером пошли по просеке, освещая дорогу фонариками.

Нависающие над головой деревья образовали туннель из мертвых веток. Лучи фонариков создавали такие дикие тени, что даже Бовуар, не склонный к фантазиям, чувствовал, как мурашки бегут у него по коже. Так начинаются фильмы ужасов. Или заканчиваются.

А потом стало еще хуже.

Более сильный луч фонарика в руке Бовуара высветил что-то впереди. Что-то стоящее на дороге. Машину.

– Оставайтесь здесь, – велел остальным Гамаш, а сам с Жаном Ги пошел вперед.

Это была машина Вивьен.

Гамаш кивнул Бовуару, и тот осторожно обошел машину сбоку и посветил фонариком в заднее окно, Гамаш тем временем смотрел через переднее.

Ничего.

Гамаш открыл переднюю дверцу, стараясь ни к чему не прикасаться, и посветил фонариком на сиденье. На руль. В нишу для ног. Там валялись разнообразные обертки, мелкие монеты. В салоне пахло застоялым сигаретным дымом. Он проверил пепельницу – она была полна окурков.

Той же марки, что курил Трейси.

На рулевом колесе и на рычаге коробки передач виднелись следы засохшей крови. У Гамаша встали дыбом волосы на загривке. Здесь произошло что-то ужасное.

Он потянул за рычаг и открыл багажник.

– Здесь ничего нет, – доложил Бовуар.

Гамаш закрыл дверцу машины, и оба направились к деревянному мосту.

– Не волнуйтесь, – прокричал Трейси. – Мост прочный.

– Нет, – возразил Билли. – Он, возможно, прогнил.

Бовуар успел схватить Гамаша за руку, прежде чем тот ступил на деревянные доски. Арман слышал крик Билли, но не разобрал слов.

Бовуар повернулся и свирепо уставился на Трейси. Тот рассмеялся:

– Стоило попробовать.

Его глаза смотрели холодно. Расчетливо.

Рейн-Мари отошла на шаг от этого существа, а Бовуар спросил себя, удастся ли им всем пятерым выйти из леса.

Стоя на безопасной твердой земле, Гамаш и Бовуар стали водить фонариками по старому мосту. Потом прекратили. Два круга света остановились в одной точке.

Часть деревянных перил отсутствовала. На ее месте зияла пустота.

Гамаш направил луч фонаря в провал. Внизу под мостом, футах в двадцати, бурлила вода. Она захватывала, тащила за собой, проглатывала все, что попадало в нее.

Они поводили фонариками по обоим берегам, но ничего не увидели. Потом луч Бовуара замер.

– Постойте. Кажется, я что-то вижу.

Гамаш посветил на дальний берег.

– Что там? – раздался голос Рейн-Мари. – Нашли что-то?

– Нет, ничего, – с облегчением ответил Бовуар. – Только ветки. На секунду мне показалось, что это тело.

Он увел фонарик в сторону.

– Мы не можем сейчас осматривать мост или берег. Слишком опасно. Подождем до утра.

Но Гамаш не спешил отводить фонарик. В круге света он видел то же, что видел Бовуар. Ветки дерева, слабо шевелящиеся в потоке. Ничего более.

Он понимал, почему ошибся Бовуар…

Неожиданно Гамаш резко втянул ртом воздух.

– Что такое? – спросил Бовуар. – Вы что-то увидели?

Он снова направил луч фонарика в это место, соединив его с лучом Гамаша, и внимательнее вгляделся в холмик мусора на противоположном берегу. Но по-прежнему ничего не увидел. Определенно ничего такого, что объясняло бы появившееся на лице у его тестя выражение.

Это было удивление. Даже потрясение.

– Вивьен тут нет, – сказал Гамаш и посмотрел на Бовуара. – Но думаю, я теперь знаю, где она.