Текст книги "Славы притяженье"

Венок для Рубена

Кто бывал в «Артеке», наверно, помнит знаменитую мемориальную доску. На ней имена бывших артековцев: Тимур Фрунзе, Иван Туркенич, Гуля Королева, Володя Дубинин. И еще одно имя – Рубен Ибаррури. Портрет этого черноволосого юноши с озорной улыбкой можно встретить на одном из станков в инструментальном цехе завода Лихачева в Москве. А сколько российских музеев в своих экспозициях рассказывают о нем: Центральный музей Советской Армии, Музей-панорама «Сталинградская битва» и совсем небольшие – Зал воинской славы Волжского, музей Волгоградской сельхозакадемии. А еще его имя начертано на гранитной стеле братской могилы – той, что на Аллее Героев в Волгограде.

Рубен Руис Ибаррури – испанец, гвардии капитан Красной Армии – разделил участь тысяч воинов, отдавших жизнь за российский город Сталинград.

После многих дней нестерпимой жары на рассвете 25 августа стал накрапывать мелкий дождик. Со стороны города тянуло гарью, не замолкала канонада. Позади был самый страшный из всех страшных дней – 23 августа 1942 года. На окраине Сталинграда, возле большой палатки, где размещался военный полевой госпиталь 4187, остановилась пароконная бричка, сопровождаемая двумя солдатами и командиром. На носилках лицом вниз лежал раненый. Он был в сознании и на вопросы отвечал сам:

– Имя?

– Рубен.

– Фамилия?

– Ибаррури.

– Возраст?

– 22 года.

– Должность?

– Командир отдельной пулеметной роты.

– Домашний адрес?

– Москва. Коминтерн.

Принимавший его доктор Хазанский вспоминает, что необычного раненого сразу же отправили в операционную. Но хирурги очень скоро поняли, что совершенно бессильны – у него был поврежден позвоночник в нижней части грудной клетки, задет спинной мозг, парализованы ноги. Ранение было столь обширным, что плевру зашить не удалось. Рану продезинфицировали, сверху наложили повязку.

Вскоре в госпиталь приехал начальник санитарной службы армии. Он хотел знать, будет ли жить капитан Ибаррури. Хазанский ответил определенно:

– Надежд никаких.

Было решено эвакуировать раненого за Волгу, в военный госпиталь деревни Средняя Ахтуба.

Жить Рубену оставалось лишь несколько дней. Жгучая боль то уводила его в забытье, то вновь возвращала к действительности. Память словно прощалась с жизнью – такой короткой и такой долгой, богатой событиями, переживаниями. Вот он, маленький мальчик, в родной Испании. Селение Соморростро, недалеко Бискайский залив, вокруг горы. Здесь живут шахтеры, они добывают железную руду. Серо и тоскливо. Хочется есть. Ночь. Стук в дверь. Голоса. А, это снова жандармы, что они ищут? Мать отвечает, что ни запрещенной литературы, ни оружия у них нет. Сестра Амайя плачет и хватает за рукав отца – жандармы уводят его в тюрьму.

А вот ему тринадцать лет. Мать привозит его в Мадрид. Он уже взрослый и все понимает. Он гордится своей матерью. Долорес Ибаррури – известная революционерка, коммунист. Она и ее товарищи мечтают, что наступит время, когда испанцы будут равноправны и счастливы. Сколько воспоминаний связано с улицами Мадрида! Маленький домик на Бласко-де-Гарай, где они жили. Редакция газеты «Мундо обреро», где работала мать. Весело и бесстрашно обманывал он полицию, продавая на улицах города партийную газету. А когда проходили демонстрации, Рубена невозможно было оставить дома. Он шел в колонне вместе со взрослыми, вместе с ними пел «Интернационал» и «Замучен тяжелой неволей». Тогда Рубен не знал, что эти песни некогда были любимы еще одним известным всему миру революционером в далекой стране России.

К середине тридцатых годов жизнь коммунистов в Испании сделалась невыносимой. Их преследовали, сажали в тюрьмы. Наступил день, когда арестовали Долорес. Руководители компартии решили отправить ее детей в Советский Союз. Это был май 1935 года. Рубена приняли в свою семью старые большевики Лепешинские. В памяти возникает фотография: Ольга Борисовна, Пантелеймон Николаевич, их родственники. И Рубен, которому недавно исполнилось пятнадцать лет. Общительный и веселый, он всегда был в центре внимания. Быстро освоил русский язык, полюбил Москву. Жизнь только начиналась. Дух борьбы, знакомый Рубену с детства, жил в доме Лепешинских. Пантелеймон Николаевич, участник двух революций, много рассказывал о тех событиях. В Москве Рубена окружали особые люди. Они так же, как и его мать, свято верили в идеалы коммунизма. Причем это были не только старые революционеры, но и молодые рабочие, комсомольцы, рядом с которыми трудился он на заводе Лихачева.

Так продолжалось чуть больше года. Рубен собирался учиться, ему хотелось получить какую-нибудь военную специальность. Он поступил в Сталинградское авиационное училище. Но закончить его не пришлось. Летом 1936 года в Испании началась гражданская война. Газеты сообщали, что военно-фашистский мятеж, возглавляемый диктатором Франко, стремится уничтожить Испанскую республику. Долорес писала сыну: «Быть может, мы все погибнем в этой борьбе, но ты, мой сын, будь силен. Помни о нашем идеале, будь готов… пожертвовать собой за наше дело. Никогда не сомневайся в том, что коммунизм – единственный идеал, которому стоит посвятить свою жизнь»[1]1
  Из фондов Музея-панорамы «Сталинградская битва».


[Закрыть].

Ну конечно, он должен быть там, на родине, среди испанских республиканцев. Вот только примут ли в армию, ведь ему еще нет и семнадцати? Рубен уезжает в Испанию. Скрыв свое имя и возраст, становится рядовым Народной армии. Бои в Каталонии, на берегах Эбро. Юный Ибаррури получает звание капрала, затем – сержанта, командует разведывательным отрядом. Долгая кровопролитная борьба, увы, не увенчалась победой республиканцев, и в 1939 году в Испании установилась фашистская диктатура во главе с генералом Франко. Оставшимся отрядам Народной армии пришлось перейти границу Франции. Рубен в числе других бойцов попал в концентрационный лагерь Аржелес. Через некоторое время ему удалось бежать и вернуться в Советский Союз. Долорес как видный деятель коммунистической партии Испании тоже была вынуждена покинуть родину. Начались долгие годы эмиграции.

Для Рубена путь в жизни был ясен – он будет военным. Он уже воин! Он видел смерть. Он ценит жизнь. И он, как никто, знает: нет святее и благороднее цели, чем борьба с ненавистным фашизмом. Ради этой борьбы, ради победы он готов отдать жизнь. Рубен Ибаррури поступает в военное училище имени Верховного Совета РСФСР. Шел 1940 год. Прежние знакомые, московские друзья не узнавали Рубена. Это был уже не тот мальчик – юный, смешливый, озорной. За годы сражений в Испании он возмужал, стал не по годам мудрым. Девушки считали его красавцем: высокий, черная как смоль шевелюра, страстный взор. Сам же он относился к себе с юмором, и лишь когда речь заходила о возможной войне с германскими фашистами, природная веселость изменяла ему, глаза загорались ненавистью.

Вот строки из книги Долорес Ибаррури «Воспоминания Пассионарии»: «Было воскресное июньское утро 1941 года. Я с семьей находилась в Пушкино, недалеко от Москвы… Мой секретарь услышала по радиоприемнику голос бесноватого Гитлера, объявившего о том, что немецкие войска перешли советскую границу, нарушив все ранее подписанные договоры. Не дослушав воинственные вопли фюрера, она тут же бросилась к нам, чтобы сообщить эту страшную весть.

Сын мой Рубен, курсант военного училища, был дома, в увольнении. Он сразу же собрался и сказал мне, что пойдет добровольцем. Мы обнялись»[2]2
  Из фондов Музея-панорамы «Сталинградская битва».


[Закрыть].

Через несколько месяцев, осенью 1941 года, когда на фронтах шли тяжелые оборонительные бои, в Москве, в Колонном зале Дома Союзов состоялся антифашистский митинг советской молодежи. Среди других на нем выступал уже принимавший участие в боях черноволосый лейтенант. Путая русские и испанские слова, горячо взывал он к борьбе с величайшим злом современности – фашизмом. На груди лейтенанта красовался орден Красного Знамени. Испанец заинтересовал присутствующих: совсем молодой, а уже имеет такую награду!

А было это в первые дни войны. После ускоренного курса училища Рубена направили в 1-ю мотострелковую дивизию, бывшую Московскую Пролетарскую, известную своими славными походами. Его назначили командиром пулеметного взвода. 30 июня подразделения дивизии получили приказ занять оборону на восточном берегу Березины и не допустить прорыва противника к белорусскому городу Борисову. О тех событиях рассказывает военный историк Г. Баранов. Взорвать мост через Березину было нельзя – по нему отходили разбитые советские части из района Минска. Дивизия ожесточенно сопротивлялась, хотя противник был значительно сильнее.

На участке, где оборонялся пулеметный взвод Ибаррури, немцы уничтожили последний пулемет. Командир взвода поднял пулеметчиков в атаку. В живых осталось лишь несколько человек. Тяжело раненный Рубен очнулся в санитарном поезде. Потом были долгие дни лечения в Орле, в эвакогоспитале, и заключение врачей: к военной службе не годен. Но он-то знал: все равно любыми путями пойдет на фронт. Фашистское наступление продолжалось, и впереди еще были Волга и Сталинград.

А тогда, после госпиталя он получил отпуск и поехал в Москву. Он помнит счастливый день, когда на вокзале его встречали мать и сестра. Как давно они не виделись! Потом было приглашение в Кремль, где Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин вручал офицерам, отличившимся в боях, боевые награды. Ему, Рубену Ибаррури – орден Красного Знамени.

После ранения в плечо плохо слушалась рука, но он скрывал это. Пришлось немало постараться, чтобы вновь добиться назначения в действующую армию. Он добился. Было лето 1942 года. Планы Гитлера обратились к югу. В это время под Москвой шло переформирование 8-го воздушно-десантного корпуса в легкую стрелковую дивизию, получившую наименование 35-й гв. сд. Вот туда-то командиром роты станковых пулеметов в 100-й стрелковый полк и был направлен Рубен Ибаррури. В это время на подступах к Сталинграду с юга шли тяжелые сдерживающие бои. Несколько стрелковых дивизий, в том числе и 35-я, были направлены для укрепления обороны. 10 и 11 августа эшелоны дивизии прибыли к Сталинграду, выгрузились на станциях Бекетовка и Сарепта. А 13 августа Рубен сообщал матери: «Дорогая мама, я не писал тебе, пока не узнал, куда меня назначат. Сегодня я могу сказать: нахожусь в известном месте, которое мне очень дорого. Это город, где я учился на летчика…»[3]3
  Из фондов Музея-панорамы «Сталинградская битва».


[Закрыть] Как потом оказалось, это было его последнее письмо к Долорес. Правда, через несколько дней, накануне своего последнего боя, он начнет писать еще одно письмо – Амайе: «Родная сестра, передай маме, что я учусь у советских воинов бить врага по всем правилам мастерства. Советские солдаты храбрые, умные и выносливые. На них вся надежда в деле освобождения народов от фашизма. Под ударами Красной Армии фашизм будет разбит»[4]4
  Из фондов Музея-панорамы «Сталинградская битва».


[Закрыть]. Но закончить это письмо он не успел. И не узнал, что то, о чем писал, действительно сбылось.

Части дивизии маршем перебрасывались к Россошин-ским холмам, к знаменитой высоте 137.2 близ станции Котлубань. Нужно было остановить продвижение противника к Сталинграду. Вперед на автомашинах был выслан отряд в составе стрелкового батальона под командованием капитана Столярова и пулеметной роты капитана Ибаррури. Как это было? Вот строки из воспоминаний упомянутого Г. Баранова: «Остановились на привале. Развернув карту, Столяров и Ибаррури прикидывали, как лучше двигаться дальше. Кругом степь, все видно как на ладони, и конечно, фашистские самолеты заметят отряд. Решили идти расчлененными группами, а при налете авиации развертываться в цепь.

Позади десятки километров. Бойцы измотаны. Жара нестерпима. Особенно достается минометчикам – у них на плечах тяжелые вьюки.

Южнее станции Котлубань на отряд налетают вражеские бомбардировщики. Светлое утреннее небо становится черным от дыма. На линии совхозных построек, среди подбитых наших танков появляются танки противника. Гвардейцы не успевают окопаться, начинается бой. Неожиданно над позицией артиллеристов появляются двенадцать юнкерсов. После первого же захода разбиты два орудия. Столяров ранен, он передает командование батальоном Ибаррури.

Еще трижды налетают фашистские самолеты. И вдруг две мощные колонны танков одна за другой выползают с обеих сторон высоты. Команды теперь излишни. Сквозь пулеметную трескотню Рубен слышит гулкие выстрелы бронебоек и минометов. Загораются несколько немецких танков, остальные поворачивают назад.

Небольшая передышка. Рубен отдает команду срочно окапываться. Вновь начинается перестрелка. Сколько атак противника отразил передовой отряд капитана Ибаррури, теперь неизвестно. Под вечер 23 августа гитлеровцы подтягивают свежие силы и вновь, уже в который раз, атакуют батальон. Рубен приказывает ответить огнем оставшихся пулеметов и минометов, но понимает, что этого недостаточно. И тогда, взмахнув флажком, он поднимает бойцов в контратаку. Отбросив врага, оставшиеся в живых уже в сумерках отходят на свои позиции. А где капитан Ибаррури? Его находят среди убитых и раненых, он еле дышит»[5]5
  Из фондов Музея-панорамы «Сталинградская битва».


[Закрыть].

Лишь через несколько часов, когда позволила обстановка на передовой, Рубена отправили в полевой госпиталь, а затем – через Волгу, в Среднюю Ахтубу. Части 35-й дивизии с боями двигались к Сталинграду. Впереди было еще 8 сентября, бой под Верхней Ельшанкой и гибель комдива Глазкова. И далеко впереди было 2 февраля 1943 года. Но ничего этого Рубен уже не узнал.

Среднеахтубинский военный госпиталь располагался в небольшом деревянном доме – бывшей школе. Раненому испанцу отгородили отдельный уголок. Возле него постоянно дежурили медицинские сестры, а чаще всего одна – хрупкая русая волжаночка Зоя Яницкая. Первые дни, приходя в себя, Рубен видел ее ободряющую улыбку, пытался шутить и все спрашивал, сможет ли потом танцевать. Зоя отвечала, что непременно сможет и что война скоро кончится и наступит другая, мирная, счастливая жизнь. По утрам она ставила на табуретку возле кровати Рубена свежие цветы – незатейливые полевые колокольчики, мохнатую кашку. Он открывал глаза, улыбался грустно, через силу. Здесь же лежали его вещи – часы с дарственной надписью, блокнот. И еще два маленьких платочка – голубой да розовый. Зоя удивлялась, как же удалось их сохранить, пронести через все бои и походы. Однажды спросила, что это за платочки? Рубен ответил, что голубой подарила ему испанка, провожая на войну, а розовый – русская девушка, москвичка.

Стояли последние дни августа. 2 сентября состояние Рубена резко ухудшилось. Он умер на рассвете 3 сентября 1942 года.

Вся Средняя Ахтуба собралась у могилы молодого испанца – советского офицера. Не было слез, не было слов. Было горе – огромное, одно на всех. За Волгой лежал разбитый Сталинград, и каждый день гибли сотни других солдат.

Утром, идя в госпиталь, Зоя Яницкая, как всегда, нарвала полевых колокольчиков. Нежный сиреневый венок лег на могилу Рубена.

Через несколько дней Долорес Ибаррури получит известие о гибели сына. А еще через несколько лет весь мир узнает, что гвардии капитан Рубен Руис Ибаррури за боевой подвиг в дни Сталинградской битвы удостоен звания Героя Советского Союза.

…Прошла Великая Отечественная война. Прошла, оставив раны, потери, подвиги, ошибки. И память. Жителям Средней Ахтубы памятно еще одно событие, состоявшееся спустя годы после Победы. О нем вспоминает Т. Приказчикова, учительница той самой школы, в здании которой располагался военный госпиталь: «Однажды жителям сообщили, что состоится траурный митинг по поводу перезахоронения Рубена Ибаррури. Гроб, обитый красным полотнищем, установили на площади в центре поселка. Приехала и мать Рубена – Долорес Ибаррури. Она так сердечно говорила, что все собравшиеся плакали навзрыд. Стоном стояла Ахтуба»[6]6
  Из фондов Музея-панорамы «Сталинградская битва».


[Закрыть].

Прах Рубена Ибаррури ныне покоится в братской могиле на Аллее Героев, у знаменитого тополя – свидетеля небывалой битвы. Несколько раз приезжала Долорес на могилу к сыну. Обращаясь к ровесникам Рубена, она признавалась: «Если есть на земле место, где трудно говорить, то это ваш город Сталинград». На могиле всегда цветы – алые революционные гвоздики или нарядные розы. Но иногда на гранитных плитах можно было видеть скромный венок из полевых колокольчиков.

Товарищ генерал-полковник

Среди почетных гостей, посещающих наш город по случаю памятных торжеств, часто можно видеть народного артиста СССР Василия Ланового.

– У меня особое отношение к Сталинграду, – говорит он. – Много раз бывал на Мамаевом кургане, невозможно забыть волнение, которое охватывает душу на этом святом месте. Хочу непременно привезти сюда своих сыновей, пусть они тоже испытают столь трепетное чувство. Приятно бывать и в нынешнем Волгограде, где у меня много друзей, знакомых, есть даже одноклассник, прежде руководивший одним из крупных заводов города.

Недавно волгоградские зрители имели возможность насладиться игрой В. Ланового и Ю. Борисовой в известном спектакле «Милый лжец». А немного раньше, когда праздновалось 60-летие Победы в Сталинградской битве, жители области видели несколько концертных программ, в которых В. Лановой рассказывал о жизни и о себе, читал поэзию военных лет.

Сказочный романтик Артур Грей и убежденный революционер Павел Корчагин, мятущиеся, неоднозначные толстовские персонажи Алексей Вронский и Анатоль Курагин, обаятельный противник Карл Вольф и, конечно, благородный представитель советского офицерства Иван Варавва. Разве можно забыть эти яркие образы, талантливо воплощенные на экране актером Василием Лановым?

Родился он в 1934 году в Крыму. Перед самой войной родители, бывшие крестьяне, переехали в Москву. В 1941 году семилетнего Василя и его сестер отправили на каникулы к деду на Украину. Было обычное лето. Но один день останется в его памяти навсегда. Неожиданно послышался страшный, все нарастающий гул – зачем столько самолетов летит в сторону Одессы? Это было утром 22 июня. Несколько дней земля содрогалась от грохота. В хате деда поселился немецкий офицер, который часто доставал фотокарточку своих детей, подолгу рассматривал ее и плакал. Однажды он подарил Василю ремень, тот надел его – еще бы, такой подарок! А через несколько дней возле хаты остановился автомобиль, другой немецкий офицер увидел на мальчике ремень, приказал отдать. Василь отказался. Фашист рванул автомат и – р-раз, очередь над головой! Может быть, в то смертельное мгновение он вспомнил свою жизнь, которую могла оборвать безумная пуля.

«Помню, как колонны вооруженных фашистов шли и шли через нашу деревню на восток. Дед стоял у тына и причитал: всэ, погибли кацапы, погибли москали! Когда же через три с половиной года эти, уже обшарпанные, побитые вояки той же дорогой возвращались восвояси, дед так же стоял у тына и не мог поверить своим глазам: тю-у, дывысь, Василь!». В 1943 году в оккупации он впервые услышал слово «Сталинград», которое шепотом, но с радостью и благоговением передавалось из уст в уста. Слухи не обманули: к долгожданной радости, война пошла вспять. Василий Семенович хорошо помнит, как в ночь на 9 мая 1945 года Ю. Левитан сообщил о капитуляции поверженной фашистской Германии. Люди высыпали на улицу, обнимались и плакали – это была великая радость и великая гордость каждого и всех.

Прошли годы. И вновь «Великая Отечественная» – двадцатисерийный советско-американский документальный фильм. Кинолетопись величайшей из войн озвучена голосом Василия Ланового. Он встал лицом к экрану, чтобы еще раз взглянуть в лицо войне. «Адская работа – полгода стоять с микрофоном и состязаться с военной хроникой, выше которой ничего нет. Главным для меня было соответствовать этой бескомпромиссной правде. Когда я озвучивал картину, достаточно было вспомнить лишь годы моего военного детства – события, которые невозможно стереть из памяти. В эти двадцать серий, наверно, вошли все не сыгранные мною военные роли».

Автор фильма кинорежиссер Роман Кармен сам всю войну прошел с репортерской кинокамерой. Приступая к работе над «Великой Отечественной», он искал голос, который бы заставил заговорить немые кадры киноновостей на языке, понятном всем зрителям – и пережившим войну, и рожденным в мире. Он остановил свой выбор на Василии Лановом – возможно, он считал его, мальчишку военной поры, своим посланцем будущим поколениям, тем, кому посчастливится увидеть эту войну только на экране. Создатели фильма удостоились Ленинской премии, которую Василий Семенович считает высшей, непревзойденной наградой за свое творчество.

Но это было значительно позже. Известность же пришла к нему с другой ролью. Имя актера Ланового еще не было на слуху, но его начали узнавать как Павку Корчагина. Он получал тогда множество писем, люди так и писали: Павке Корчагину. Василий Семенович часто вспоминает письмо от одной девушки, которое начиналось словами: «Дорогой Павка, я слышала твой фильм. Я очень хочу видеть и завтра иду на операцию. Помоги мне вынести это!» Он тут же написал ответ, а через некоторое время еще одно письмо: «Дорогой Павка, я вижу, вижу, вижу!»

Кстати, сначала на эту роль был утвержден Георгий Юматов, и возможно, он смог бы более точно воплотить замысел Островского. Но режиссеры Александр Алов и Владимир Наумов сомневались. Видимо, уже почувствовали, что в шестидесятые годы, когда ушли железные сталинские принципы, появилось какое-то другое понимание героя. А тут еще впервые опубликовали воспоминания Андрея Жида о Николае Островском, о котором он сказал: «Это ваш коммунистический Иисус Христос». Василий Лановой вспоминает: «Режиссеры вдруг начали искать нечто соответствующее этой фразе, даже не героическое, а возвышенное, духовно отрешенное от бытовой стороны жизни. Это было на Киевской киностудии, я снимался в соседнем павильоне. Смотрю, они ходят, наблюдают. Подошли ко мне:

– Не хочешь попробоваться?

– А чего пробоваться? Играть должен я, ребята!

– А почему ты такой наглый?

Тогда я рассказал им одну историю. В сорок первом, в оккупации у немцев, в нашей школе стали преподавать румынский язык. Мне было всего семь лет. Однажды, когда тот румын заболел, наш учитель закрыл дверь в классе на ножку стула и тайно показал нам книжку «Как закалялась сталь». Вот тогда я ее и прочитал. И это осталось на всю жизнь. Павка Корчагин стал каким-то моим, не как литературный персонаж, а как живой человек! А они: не хочешь попробоваться? Мне и пробовать нечего: именно я, и только я могу это сделать! Так и получилось. После выхода картины были принципиальные споры. Одни говорили: ну совсем уж какой-то далекий от реальной жизни этот Павка. Другие же, наоборот, считали, что именно такие люди – бескорыстные, не думающие о себе – и могли победить в революции».

Фильм «Алые паруса» на сюжет А. Грина открыл зрителю другого Ланового. Вчерашний солдат Гражданской войны и мужественный романтик под алыми парусами стали героями миллионов зрителей. Казалось, и самому актеру это откроет путь к дальнейшему головокружительному успеху. Талантливого выпускника Щукинского театрального училища заметил художественный руководитель театра им. Вахтангова Рубен Симонов. Впрочем, для него кинопопулярность актера не имела большого значения. Он принял Ланового в труппу с оговоркой: «Делайте что-нибудь со своим украинским акцентом!» Семь лет Симонов не выпускал его на вахтанговскую сцену. И Василию приходилось зарабатывать на жизнь, озвучивая радиопередачи голосами собак и прочих персонажей. Эпоха рождала новых героев, впереди был ренессанс театрального искусства. Рубен Симонов замыслил постановку, которой в истории отечественной сцены было суждено стать открытием. Премьера спектакля «Принцесса Турандот» в 1963 году породила целое созвездие новых имен: Михаил Ульянов, Владимир Этуш, Юрий Яковлев, Юлия Борисова, Людмила Максакова. В шутовском наряде рождался новый театральный актер Василий Лановой. Но это не означало заката его карьеры в кинематографе, скорее – наоборот. Возникали новые роли – неожиданные, яркие, интересные.

Постепенно формировалось творческое кредо актера Ланового, в каждой работе он отстаивал собственное понимание личности героя, его эпохи. Например, он согласился сниматься в роли Анатоля Курагина в фильме С. Бондарчука «Война и мир», но, прочитав сценарий, поставил режиссеру ультиматум – вернуть сцену, где Курагину в госпитале после Бородинского сражения отнимают ногу. По мнению актера, эта сцена несла свою смысловую нагрузку: в тот момент его герой понял, какую подлость совершил в жизни. Режиссер оценил силу этого эпизода, потому что крупный план лица актера поведал миру о войне едва ли не больше, чем тысячи солдат, задействованных в невиданной доселе массовке. Не каждому актеру дано пройти испытание крупным планом, где невозможно скрыть душевную фальшь.

А какой спор был с Даниилом Граниным! В фильме «Иду на грозу» Сергей Микаэлян предложил Лановому сыграть Тулина – этакого абсолютно положительного, принципиального человека. Но актер считал, что это более сложный образ, противоречивый. Он допускает компромиссы в отношениях между людьми, но это не делает его плохим человеком. Ведь без поиска компромисса невозможно ничего добиться. Герой должен любым путем обойти чинуш, чтобы потом сделать доброе дело. Когда картина вышла, Гранин сказал: «Сдаюсь, ты был прав!»

Или Карл Вольф – фашистский офицер, враг: «Можно было сыграть его грубее, – говорит актер, – но мне хотелось показать не примитивного ненавистного врага, а достойного противника. Можно не разделять идеологию человека, но при этом уважать его как личность. Разумнейший человек был этот генерал Вольф! Именно он способствовал тому, чтобы ни одна картина итальянских мастеров в годы войны не была перевезена в Германию, ибо был убежден, что это достояние всего человечества, а не рейха. Вот такой характер нужно было показать объективно и убедительно.

Еще пример. Весьма неоднозначная личность Михаил Яровой. Он противник революционной идеи, но при этом замечательный человек, любит свою жену. И это она доводит его до смерти, а не он ее. Одним словом, показывая в человеке отрицательное, можно тоже творить добро, то есть вызывать в людях ответные чувства – антипатию, неприязнь. В этом великая сила искусства и нашего актерского ремесла».

Совершенно особое место в творчестве Василия Ланового отводится образам военных. Дважды играл он Дзержинского. Кстати, как и многие россияне, он сожалеет, что в Москве сняли его памятник: «Это часть нашей истории, а к ней нужно относиться внимательно и благодарно, как и подобает потомкам. История была, есть и будет. Кромвель в Англии стоит уже несколько столетий, невзирая на то, какие оценки давали ему и его миссии разные поколения». Василий Семенович часто вспоминает, как, читая сценарий фильма о Дзержинском, он обратил внимание на такой факт его биографии. В самый разгар Гражданской войны Дзержинский, этот суровый, железный человек, обращается к Ленину с просьбой отпустить его на неделю в Швейцарию: «Я хочу увидеть Софи и сына!» – «Но это немыслимо! Вас опознают и арестуют на границе! За вашу голову объявлена награда – гигантские деньги».

Дзержинский гримируется, делает другое лицо, выправляет документы. Удачно добирается до Швейцарии. А через несколько дней возвращается счастливый и вдохновленный. «Для меня в этой истории, – говорит Лановой, – железный Феликс несравнимо более человечен, чем многие нынешние варвары, свергающие памятники с пьедесталов».

Недавно он снялся в роли Юрия Андропова в четырехсерийном фильме о Брежневе, который был поставлен по заказу Первого канала. Брежнева замечательно сыграл Сергей Шакуров.

Люди в военных чинах часто обращаются к Василию Лановому: «Товарищ генерал-полковник». И он с юмором отвечает: «Извините, я и маршала играл!» Действительно, за полвека жизни на экране он создал множество образов военных, причем разных армий: от красноармейца Павла Корчагина из Конной армии Буденного до маршала Советского Союза Георгия Гречко, роль которого исполнил по его личной просьбе. И все же генерал-полковник Иван Варавва не сравним ни с кем. Кстати, к созданию фильма «Офицеры» маршал Гречко тоже причастен. Это он предложил прозаику Борису Васильеву и сценаристу Михаилу Рапопорту написать сценарий о жене офицера, о ее многотрудной миссии во все времена. Они подготовили сценарий, по которому и был поставлен фильм. По истечении многих лет можно признать, что у этого фильма потрясающая, легендарная жизнь – бесспорный успех и абсолютное обожание зрителя, не проходящие уже тридцать пять лет. Причем, что самое важное, появляются новые поколения зрителей, но герои фильма «Офицеры» по-прежнему близки всем.

Часто Василия Ланового спрашивают, с кем из известных людей сводила его жизнь. Он охотно рассказывает – ведь действительно, таких встреч было немало. Из этих воспоминаний родилась книга «Счастливые встречи», которая вышла еще в 1985 году. Это знаменитые киношники – Борис Андреев, Алиса Фрейндлих. Он дружил с Фаиной Раневской, его партнерами были Людмила Чурсина, Юлия Борисова, Ирина Купченко. В театре – Николай Гриценко, Евгений Вахтангов, Николай Плотников, а позже – Михаил Ульянов, Юрий Яковлев, Владимир Этуш. Судьба одарила его замечательными знакомствами – с Дмитрием Шостаковичем, Тихоном Хренниковым, Ростиславом Пляттом, Самуилом Маршаком. В его гримерную, оказывается, приходил Борис Пастернак. Он приходил потому, что в его переводе ставили «Ромео и Джульетту» и «Антония и Клеопатру», где Лановой играл Цезаря.

Особенно теплые воспоминания сохранились у него о Галине Улановой: «С ней связана такая трогательная история. Она подарила мне ботинки – шикарные, белые, английские. Конечно, она везла их из Англии не для меня. Но узнав, что я окончил школу с золотой медалью, сделала мне такой подарок. Я их долго носил белыми, потом перекрасил в черный цвет. Через много лет Галина Сергеевна пригласила меня и мою супругу Ирину Купченко вести торжественный вечер по случаю ее семидесятилетия. Мы с удовольствием вели этот вечер, приятно было смотреть на юбиляршу – счастливую, с цветами. Когда торжество закончилось, она позвала меня и хитро так спрашивает: Вася, когда ботинки вернешь?»

На праздновании 60-летия Победы в Волгограде

Очень дружил Лановой с известным композитором Марком Фрадкиным. Однажды он попросил своего друга наиграть любимую «украинскую народную» песню «Ой, Днипро, Днипро!». Фрадкин разразился хохотом: «Народную? Это ж моя песня!» И рассказал такую историю. В 1943 году, перед 7 ноября вызвал Фрадкина, уже тогда известного композитора, командир дивизии и приказал немедленно сочинить песню по случаю взятия Киева. Рояля, конечно, не было, дали гармошку. И он сочинил! В восемь вечера 7 ноября 1943 года в разбитом Киеве на Крещатике расположились хор и оркестр, и над городом полилась только что написанная величественная мелодия: