Текст книги "Славы притяженье"

 
Ой, Днипро, Днипро!
Ты велик, могуч,
Над тобой летят журавли.
 

Удивительный факт. Артист с мировым именем Василий Лановой, в биографии которого только киноролей более сорока, все же считает, что самый короткий путь к сердцу человека – это художественное слово. Профессор, заведующий кафедрой сценической речи Щукинского училища, он мечтает о том, что когда-нибудь в центре столицы появится литературный театр «Слово». Но уже сейчас для этого сделано немало. Подготовлены несколько программ по творчеству Толстого, Маяковского. И, конечно, Пушкина. К 300-летию Санкт-Петербурга на радиостанции «Орфей» он записал поэму «Медный всадник». Причем это не просто художественное чтение. Исполнение положено на музыку П. Чайковского – взяты фрагменты из Пятой и Шестой симфоний и музыкальной фантазии «Франческа да Римини». «Я и сам не предполагал, – говорит Василий Семенович, – что текст так замечательно ляжет на музыку. Трагические фрагменты с этими обрывающимися аккордами – замечательно легло! А еще именно в связи с юбилеем города я записал целый цикл стихотворений «Дары Петербурга» – там и Блок, и Ахматова, и Маяковский, и Ольга Берггольц. И, конечно, Пушкин. Премьера состоялась накануне юбилейных торжеств, я очень рад, что сделал это».

Он всегда обращается к слову поэта – о чем бы ни говорил, ни думал, ведь Пушкин действительно «наше все». Это настолько любимые им, многократно прочитанные, пропущенные через сердце строки, что слушатели не сомневаются: словами поэта артист говорит о себе:

 
Я вас люблю! – хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам…
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей.
 

Свою роль в судьбе артиста сыграл Санкт-Петербург, и он часто признается в особой, «первозданной» любви к этому городу. Неизбежно возникает ассоциация с личностью великого русского императора Петра Первого. А вот художественный образ царя актеру Лановому создавать пока не приходилось: «Даже не знаю, какими свойствами нужно обладать самому актеру, чтобы сыграть Петра. Конечно, темпераментом, взрывным характером, умением видеть через столетия. Царь Петр, которого в российской истории не зря называют великим, был в большой степени явлением общественным, жил интересами своей родины. Это качество близко и мне как человеку и актеру и, я думаю, многим россиянам. Еще в позапрошлом веке было сказано: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!» Да и в советские времена чувство принадлежности к обществу было национальной чертой и сидело в каждом человеке грандиозно. Кстати, без этого крепкой державы не бывает, не может быть!»

Есть и другие места, куда Василий Лановой приезжает часто и с удовольствием. 2 февраля 2003 года он принял участие в праздновании 60-летия Победы в Сталинградской битве. Это было организовано Межрегиональным общественным фондом содействия сохранению и развитию патриотических и культурных традиций «Армия и культура», который возглавляет артист. Целая актерская команда гастролировала по Волгоградской области. «Что интересно, – вспоминает Василий Семенович, – до 2 февраля неделю стояли туман и непогода. А в этот день вдруг яркое солнце, самолеты один за другим со всех концов страны – в Волгоград. Вечером проводим заключительное торжество, а утром 3 февраля – снова туман. Просто и природа, и сам Всевышний способствовали благородному делу».

Те концерты проходили с потрясающим успехом. Соскучившись по настоящему искусству, благодарная волгоградская публика жадно внимала любимому артисту. Вот фрагмент одного из его выступлений.

– Лет двадцать пять назад снимался фильм «Сильнее врага», где звучали стихи Михаила Светлова. Мы жили в одной гостинице полмесяца, встречались каждый день, общались. Он по обыкновению сидел за столиком с бокалом сухого вина, длинный его нос, казалось, касался дна бокала. Однажды я спросил:

«Знаете, какое военное стихотворение у меня любимое? – «Небось, симоновское какое-нибудь?» – «Нет, ваше. Оно называется „Итальянец"».

Я прочитал ему, он слушал с вниманием, как будто слышал первый раз:

 
Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца.
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый.
 

Молодой итальянец, одержимый захватническими идеями фашизма, бесславно погибает вдали от родины, в российских степях. Скромный крест на его груди «вырастает до размеров могильного». Рассказывая эту трагическую историю, артист не может сдержать горечи и боли:

 
Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей,
Я стреляю – и нет справедливости
Справедливее пули моей!
 

Надо ли добавлять, какая звенящая тишина стояла в зале в первые секунды после этих строк? Высокая гуманистическая идея, боль за свою Отчизну – характерные приметы искусства истинного, которое способен подарить настоящий мастер. Таков он, Василий Лановой. Артист. Гражданин. Россиянин.

О нем поют в Обдонье соловьи

При этом имени непременно всплывает в памяти еще одно, известное всему миру, – станица Вешенская. Ее улочки, уютные и благоухающие ароматом цветущей жимолости, пересекают улицу Шолохова и сбегают к Дону. Уголок типично казачьего донского Левобережья, где родился, пророс корнями талант писателя, и откуда пошли гулять по свету его герои, неся известность и славу их создателю. Культ этой славы в Вешенской абсолютно безупречен. Подтверждение тому – расположенный здесь Музей-заповедник М. А. Шолохова, обладающий необыкновенно притягательной силой. Но не только. После смерти писателя стало традицией проведение в станице Всероссийского литературно-фольклорного праздника «Шолоховская весна», на который ежегодно приезжают десятки тысяч гостей.

Дон возле станицы широк и разливист. Не торопясь, с особым достоинством несет он воды свои. И молчит, ничего не рассказывает. А ведь многое мог бы рассказать! Зато в самой станице все дышит воспоминаниями. Сверкая яркой синевой, устремился в облака купол собора святого Михаила – украшение главной площади. Собор имеет более чем двухсотлетнюю историю. Увы, герои «Тихого Дона» видели его совсем другим – «старым, посеревшим от времени». Фантазия подсказывает: вот если бы Михаил Александрович сегодня мог зайти в гостеприимно распахнутые врата белой нарядной церкви, то, возможно, подумал бы: нет, не стареют храмы, они лишь могут «посереть от времени», но затем возрождаются вновь.

А вот и сам писатель – здесь же, недалеко от церкви, на набережной Дона установлен его бюст. Знакомый прищур глаз, в усах едва заметная улыбка. Отсюда, с высокого берега, он не устает любоваться видом донских далей. Ему видны и Григорий с Аксиньей – их бронзовое изображение там, у кромки воды. Кстати, композиция, автор которой скульптор из Луганска Н. Можаев, более десятилетия простояла в Ростове-на-Дону. Но Шолохов считал, что ее место здесь, в Вешенской. Желание писателя осуществилось – Григорий и Аксинья наконец прибыли домой. Чубатый казак на коне и гибкая, статная казачка с коромыслом словно только что встретились у воды. Интересно, что и для нынешних станичников шолоховские герои, скорее, не литературные персонажи, а земляки и соседи, с которыми можно общаться и думать на одном языке.

Идем по улице Шолохова к дому № 103. Небольшой казачий курень когда-то принадлежал начальнику Вешенского почтового отделения, затем его сыну. В конце 20-х годов курень и подворье покупает молодой Михаил Шолохов и вместе с женой Марией, матерью Анастасией Даниловной и двухлетней дочкой Светланой поселяется здесь, в первом своем вешенском пристанище. На подворье – небольшой крытый соломой погреб и сарай, в котором хранилось сено и стояли дрожки. Рядом с домом – беленая казачья печка. С другой стороны – увитая плющом беседка, в которой Шолоховы принимали гостей.

Все это и, конечно, сам дом ныне экспонаты музея. Две маленькие комнатки, земляной пол. В красном углу – святой лик, у другой стены – шкафчик для глиняной посуды, прочая утварь и, конечно, стол с самоваром. Здесь семейство нередко пивало чаи, а то и просто собиралось на совет.

А вообще-то в низах жила Аннушка, Анна Долгова. Когда-то молодая женщина из раскулаченной семьи, землячка Марии Петровны по станице Букановской, попросилась к Шолоховым пожить ненадолго, да так и осталась навсегда в роли стряпухи, няни и просто члена семьи. Позже Светлана и Саша, который родился в 1930 году, любили приходить в низы – Аннушка знала много сказок, историй.

Бюст М. Шолохова в Вешенской. Справа – храм архистратига Михаила

В верхах куреня – несколько маленьких комнат. В одной из них, уютной спаленке, жила Анастасия Даниловна. Специально для нее здесь была сложена печка-лежанка. Кованая кровать застелена по обычаю покрывалом с подзором, ковер ручной работы, подушка в кружевной наволочке. Мать Михаила слыла певуньей, замечательно играла казачьи песни.

Музей-усадьба М. Шолохова в Вешенской

Курень по улице Шолохова, 103. Станица Вешенская

Есть в музее экспозиция, которая называется «Семейный альбом». О чем только не поведают старые снимки! В конце XIX века сюда, на Дон, из Рязанской губернии прибыл Михаил Михайлович Шолохов, дед будущего писателя. Семья была купеческой, дед владел мануфактурной лавкой в хуторе Кружилинском, а Александр Михайлович, отец писателя, был в ней приказчиком. Пятилетний Миша бегал в лавку за леденцами. Предки Анастасии Даниловны были крепостными на Черниговщине. Отец Марии Петровны – казачий атаман станицы Букановской. На других снимках – друзья, родственники. Вот Евгения Григорьевна Левицкая, редактор издательства «Московский рабочий» и одна из первых читательниц «Тихого Дона». Именно ей Шолохов посвятил рассказ «Судьба человека». На другом снимке – вся большая семья на крыльце дома.

Особое волнение охватывает, когда переступаешь порог кабинета писателя. У окна – старинный письменный стол, тот самый, за которым создавались третья книга «Тихого Дона» и первая часть романа «Поднятая целина». На столе тоже подлинная, тридцатых годов, настольная лампа. В книжном шкафу – Пушкин, Гоголь, Достоевский, их любил читать молодой Шолохов. На этажерке – журналы, в которых печатался писатель. Рядом небольшой диванчик, на котором, засидевшись за рукописями, Шолохов отдыхал.

В 1932 году в этом доме побывал Александр Серафимович, которого Шолохов считал своим крестным литературным отцом. Нельзя не обратить внимание на патефон, тоже настоящий шолоховский, и пластинки, которые любили слушать в семье.

Итак, первые литературные успехи пришли к Шолохову именно в те годы, когда он прочно обосновался здесь, в Вешенской. А что же было до этого? Как все начиналось? Отправимся опять же по улице Шолохова к главной площади станицы. Здесь в одном из лучших зданий располагается основная часть музея-заповедника – литературная выставка «М. А. Шолохов. Жизнь и творчество». Здание было построено в 1913 году как станичное правление. После революции здесь располагалась гимназия, в которой, кстати, несколько месяцев учился тринадцатилетний Миша Шолохов. В дальнейшем здесь находились различные государственные учреждения, в годы войны – госпиталь. Лишь после смерти Михаила Александровича в 1984 году здание было решено отдать музею-заповеднику, который должен был стать центром изучения творчества писателя. Экспонатов было, конечно, мало. Начались активные поиски знакомых, друзей Шолохова, писем, фотографий и прочих документов, проливающих свет на малоизвестные страницы его жизни.

Экспедиции энтузиастов-собирателей прошли по станицам, хуторам Хопра и Бузулука, побывали во Фролов-ском, Новоаннинском, Кумылженском районах, в Урюпинске, станицах Слащевской и Букановской. Удалось найти часть довоенной библиотеки Шолоховых, записать множество личных свидетельств людей, знавших писателя. Ценные материалы были получены из многих российских архивов, институтов мировой и русской литературы. Лишь через несколько лет литературная экспозиция обрела свое лицо. Однако поиск продолжается и сегодня.

Любопытный читатель «Тихого Дона» и других произведений писателя непременно придет сюда, поднимется на второй этаж, чтобы в тишине музейного зала прикоснуться к истокам шолоховского таланта. Вот уникальные фотографии конца XIX – начала XX веков о жизни и быте казаков. Их автор – краевед-этнограф И. В. Болдырев. Один из снимков – обзорный вид станицы Вешенской, 1904 год. Как тут не вспомнить шолоховские строки: «Вешенская – вся в засыпи желтопесков. Невеселая, плешивая, без садов станица»[7]7
  Шолохов М. Тихий Дон. М., 1971. С. 72.


[Закрыть]. Ну точно, она! Судя по снимку, унылое зрелище… Кстати, подлинники этих фотографий хранятся в библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге.

Шла Гражданская война, но люди жили своими заботами и радостями. Энтузиасты организовали в станице Каргинской драматический кружок. Среди «актеров» был и Миша Шолохов. Ему доставались, как ни удивительно, женские комические роли, которые он исполнял весьма талантливо.

Но через некоторое время юный Шолохов начал приносить в театр небольшие пьески собственного сочинения. Их было несколько, но сохранилась только одна – «Необыкновенный день». Подлинник рукописи находится в музее. Судьба делала причудливые изгибы – от учителя, актера и драматурга к налоговому инспектору, на которого тоже успел выучиться семнадцатилетний Михаил.

В конце 1922 года Шолохов отправляется в Москву. О событиях этого времени – знакомстве с Василием Ку-дашовым, ставшим потом близким другом писателя, участии его в литературном кружке и первых публикациях – рассказывают документы музея. Вот экземпляр первой книги Шолохова «Донские рассказы» с предисловием Серафимовича, отметив образный язык, тот «цветной язык», которым говорит казачество».

А вот с музейной фотографии смотрит на нас лихой казак – это Харлампий Васильевич Ермаков. События его жизни, участие в войне показались Шолохову настолько убедительными, что он практически полностью переносит их на страницы «Тихого Дона». Как мы помним, роман заканчивается возвращением героя домой после долгих и мучительных скитаний и поисков своего места в жизни. Мы не знаем, как сложится дальше его судьба. Но сотрудники музея нашли интересные документы, касающиеся дальнейшей судьбы самого Ермакова. Из материалов архива Ростовского управления ФСБ известно, что в 1924 году на него было заведено уголовное дело именно по поводу участия в вешенском казачьем восстании. Несколько лет он провел в тюрьмах, и в 1927 году был расстрелян. Реабилитирован лишь в 1989 году. Можно предположить, что именно такой могла быть и участь Григория Мелехова.

Персонажи других сюжетных линий и некоторые события романа, конечно, вымышлены. Например, образы женщин. Но они весьма жизненны и написаны тоже на конкретном материале – ведь сотни казачек были похожи на Аксинью, Наталью, Дарью. Да и сам хутор Татарский по описанию очень напоминает станицу Каргинскую, уклад жизни которой, быт и живущие там казаки были хорошо знакомы Шолохову. Многие герои «Тихого Дона» имеют вполне реальных прототипов, более того – сохраняют в романе свои имена. Станичники узнавали в героях Шолохова своих знакомых, соседей, находили лично прожитые события.

В экспозиции музея несколько номеров журнала «Октябрь», в которых еще в 1928 году начинал печататься «Тихий Дон». Первая и вторая книги были опубликованы без всяких осложнений. Третью же, в которой описывается вешенское казачье восстание, «Октябрь» печатать отказался. Шолохову пришлось обращаться за помощью к Горькому, а через него – и к самому Сталину, доказывать, что восстание – действительный исторический факт и умолчать о нем невозможно.

Роман был закончен как раз перед войной, и 15 марта 1941 года автор получил самую высокую награду того времени – Сталинскую премию первой степени, которую в самом начале войны передал в Фонд обороны.

Под стеклом – уникальная фотография: колхозу им. Буденного вручается Акт на вечное пользование землей. Принимает его двадцатипятитысячник Андрей Плоткин, которого в романе «Поднятая целина» зовут Семеном Давыдовым. За это произведение писатель взялся еще в тридцатые годы, отложив работу над «Тихим Доном». Книгу написал очень быстро, за полтора года, о чем говорил так: «Мне не надо было собирать материал, он был у меня под рукой – я взял и сгреб его в кучу»[8]8
  Из фондов Государственного Музея-заповедник М. А. Шолохова.


[Закрыть]. Первую книгу нового романа о коллективизации на Дону Шолохов принес в издательство «Новый мир». Роман назывался «С потом и кровью». Но редакторы предложили изменить название – автор согласился. Рукопись второй книги романа также была закончена до войны, но издать ее он не успел, и она осталась в архиве писателя. В 1942 году Вешенскую бомбили, фронт подходил совсем близко, и Шолохов доверил местному НКВД вывезти свой архив. С той поры следы его теряются. Найти рукопись второй книги так и не удалось, и в пятидесятые годы писатель восстанавливает ее по памяти и немногим сохранившимся черновикам. Только в 1959 году она была издана, в музее есть этот первый экземпляр «Поднятой целины». А в апреле 1960 года за новый роман Шолохов получает Ленинскую премию, которую отдает на строительство средней школы в станице Каргинской. Когда его спрашивали: «Вы построили школу на свои деньги?», – он отвечал: «Государство шило пальто, а я пришил лишь пуговицу».

Человек из народа, из неграмотной гущи его, из глубинки одарен мощным и оригинальным литературным талантом. Впрочем, это неудивительно – подобное нередко встречалось в русской литературе. Удивляет другое, в отличие от многих русских писателей Шолохову выпало редкое счастье еще при жизни, причем на ранних этапах творчества, стать известным и, что самое главное, признанным писателем. И, зная особенности нашей отечественной истории, было бы не менее удивительным предположить, что жизнь такого человека пройдет спокойно и гладко. Разумеется, этого не могло быть. В 1938 году тучи сгущаются над Шолоховым. Комиссариат внутренних дел присылает в Вешенскую своего сотрудника Ивана Семеновича Погорелова, который должен был найти доказательства того, что здесь, на Верхнем Дону, под руководством Шолохова собираются терские, донские и кубанские казаки, чтобы выступить против советской власти. Пого-релов пожил в станице, познакомился с Шолоховым, со многими казаками. Ему стало совершенно ясно, что дело сфабриковано и сведения о готовящемся якобы восстании – чистый вымысел. Он признается Шолохову в своей тайной миссии и предупреждает его об опасности. Писатель решает ехать в Москву, в Политбюро, к Сталину, выбрав окольный путь через Сталинградскую область. Как вспоминала Мария Петровна, на ближайшую железнодорожную станцию в Миллерово ехать было нельзя – там его могли уже ждать, и тогда в столицу он просто бы не попал. И все же он добрался до Москвы, поселился в гостинице «Националь» и, позвонив оттуда Поскребышеву, просил встречи со Сталиным.

Прошло несколько тягостных дней ожидания, пока Сталин дал ответ. Встреча состоялась, к тому времени в кабинет были вызваны главный ростовский энкавэдэшник Гречухин и другие причастные к этому делу. На следующий день состоялось заседание Политбюро, на котором «дело Шолохова» признали несостоятельным.

Со стороны Погорелова это был более чем смелый шаг. К тому же в тот момент он, возможно, спас для русской литературы писателя Шолохова, что само по себе не требует комментариев. Впоследствии они стали близкими друзьями, многие годы Погорелов помогал писателю в его депутатской деятельности.

И вновь – по улице Шолохова, затем в небольшой переулок, к Дону. Здесь теперь тоже музей – мемориальная усадьба М. А. Шолохова. До войны семья жила в этой же усадьбе, но в другом доме, сохранившемся теперь лишь на фотографиях. Дом был разбит во время бомбежки летом 1942 года. Михаил Александрович, как раз приехавший в отпуск с фронта после тяжелой контузии, успел вывезти семью, в которой к тому времени было уже четверо детей. Лишь Анастасия Даниловна не захотела уезжать и погибла на собственном подворье.

В 1946 году правительство приняло решение о возведении известному российскому писателю нового дома, новоселье в котором состоялось в 1949 году. Это небольшой двухэтажный особняк, полностью деревянный, рубленый, оштукатуренный снаружи и внутри. Совсем недавно, в канун большого шолоховского праздника, дом был отреставрирован и открыт для приема посетителей.

А их, как всегда, немало. Гостей встречает кабинет-приемная на первом этаже. Тишина. Все чинно и строго. Совершенно не так было здесь при жизни Михаила Александровича. К нему как депутату Верховного Совета шли люди. Он встречал их в небольшой приемной, где обстановка сохранена с 1949 года: рабочий стол, пишущая машинка и, конечно, письма. Их множество – на полках, этажерках, даже на подоконниках.

Главная комната первого этажа – гостиная, в которой представлены подарки и памятные вещи со всех концов света. Выход на балкон с видом на Дон. В центре – большой стол. Здесь же – рояль. Это старинный инструмент немецкой фирмы «Шредер». Писатель приобрел его еще до войны в Москве, а помогал его покупать композитор Иван Дзержинский, автор опер «Тихий Дон» и «Поднятая целина». Рояль пострадал во время войны, но был отреставрирован и звучит прекрасно до сих пор. Сам Шолохов любил подбирать мелодии, хорошо играли Светлана и Александр, а впоследствии – внуки и правнуки. Все Шолоховы были от природы музыкальны и хорошо пели, часто из открытых окон дома можно было слышать музыку. Кета-ти, на рояле оригинальным сувенир, подарок Михаилу Александровичу от московских писателей – набор русских матрешек, символизирующих большую семью Шолоховых середины семидесятых годов.

Светлана Михайловна Шолохова

Рядом с гостиной – столовая, где любили собираться всей семьей. Стол и сейчас накрыт к вечернему чаю так, как было при жизни писателя.

С особым трепетом поднимаешься на второй этаж. Деревянная лестница, как ничто другое в доме, напоминает о казачьем житье-бытье. На втором этаже несколько спален. В спальне Михаила Александровича и Марии Петровны тоже сохранена первоначальная обстановка. Все подлинное: прикроватная тумбочка с будильником, фонариком, бритвенным прибором, а также книги, фотографии. Еще одна спальня – гостевая. Кто только не ночевал в ней! Были здесь и Юрий Гагарин, и Никита Хрущев.

И, конечно, самая памятная комната второго этажа – большой кабинет. В центре – рабочий стол, но за ним Шолохов никогда не работал с рукописями. Здесь он иногда принимал гостей, отвечал на письма, читал. Последнее время очень интересовался военной темой. Двухтомник «Воспоминания и размышления» Г. К. Жукова, который и сейчас лежит на столе, был его настольной книгой. Здесь же много интересных предметов, дорогих сердцу мелочей. Музыкальная шкатулка – подарок знакомой японки, которая много сделала для распространения шолоховского наследия в Японии. Открываем шкатулку и слышим мелодию из оперы «Тихий Дон». А это письменный прибор, подаренный семьей Косыгиных. Рядом – перекидной календарь из Голландии. В пепельнице – мундштук с недокуренной сигаретой.

За этим столом была написана вторая книга «Поднятой целины»

Но святыня этого дома, конечно, другой кабинет, где Шолохов писал свои произведения. За небольшим скромным столом ему было уютнее, приходило вдохновение. Здесь написаны вторая книга «Поднятой целины», рассказ «Судьба человека». В открытой папке – машинописный текст с правкой писателя. Может быть, он только вышел из кабинета на минутку…

Музеи Шолохова в Вешенской рассказывают об одном человеке, но с разных сторон. Можно сто раз прийти сюда и не просто услышать информацию, а увидеть, потрогать, почувствовать и вновь удивиться тому, чего ты не заметил в прошлый раз. Оказывается, кроме известного фильма «Тихий Дон», поставленного Сергеем Герасимовым, существуют еще два. А сценарий для герасимовского фильма написал сам режиссер, и подлинник его находится в Вешенском литературном музее.

Там же есть одна любопытнейшая фотография – вешенский казачий хор вместе с коллективом Большого театра. Что это за «дуэт»? В 1936 году по предложению писателя хор был приглашен в Большой для участия в постановке оперы «Тихий Дон» – он сопровождал оперу исполнением казачьих песен. В центре снимка – сам Шолохов.

Среди прочих экспонатов выделяется висящий под стеклом черный фрак. Это тот самый, в котором писатель был на церемонии вручения Нобелевской премии. Она состоялась в декабре 1965 года в Стокгольме. А вообще перечисление всех официально признанных достоинств Шолохова составило бы солидный список: академик Академии наук СССР, дважды Герой Социалистического Труда, кавалер Большой Золотой Звезды ГДР «За укрепление дружбы между народами», награжден литературной премией Болгарии и главным призом в области искусств Польши «Золотой колос».

И еще. В четырех витринах музея – книги Шолохова на разных языках. Они переведены на 92 языка народов мира. Правда, глядя на эту экспозицию, неизбежно задаешься вопросом: а возможно ли перевести его книги так, чтобы донести до читателя-иностранца вкус, цвет и запах шолоховской прозы? Однажды японцы задумались, как перевести, например, такую фразу: «Против станицы выгибается Дон кобаржиной татарского сагайдака»? Сделать перевод, конечно, можно. Но передать самобытность и очарование этой неподражаемой метафоры – никогда!

Прикасаешься к судьбе Шолохова и ловишь себя на мысли: чего-то не хватает! Нет привычной богемности, многочисленных увлечений и романов, детей от разных браков и прочего, что обычно сопровождает по жизни людей творчества. Какая-то нетипичная влюбленность в одну женщину на протяжении долгих (и таких коротких!) шестидесяти лет, потрясающее родство душ, умение ощущать друг друга с полувздоха и многое другое, что бывает непонятно человеку со стороны. Сын писателя вспоминает разговор с матерью уже после смерти Михаила Александровича. Она рассказывала о том, как он не любил никуда ездить без нее:

«Ты же знаешь его.

– На охоту?

– На охоту.

– На рыбалку?

– На рыбалку.

– В Москву?

– В Москву.

Он же один ни за что не поедет.

– Езжай сам! – Так нет, разве отстанет, пока не уговорит?.. А как только за ворота выехали, обязательно:

– Ну что за непутевая бабенка в жены досталась! Сидела бы, дуреха, дома, детям бы да мужу носки штопала, так нет же. Ей бы только следом, как хвост, таскаться!»

– Мать светло и грустно улыбалась, вспоминая. Сколько себя помню, столько и шла у них эта игра, доставлявшая обоим видимое удовольствие, – добавляет он».

Шолоховская тропа. По этой тропинке писатель спускался от усадьбы к берегу Дона

Кстати, об охоте и рыбалке. Помните, в «Тихом Доне» Григорий с отцом на рассвете отправляются к реке, чтобы «посидеть зорю». «Редкие в пепельном рассветном небе зыбились звезды. Из-под туч тянул ветер. Над Доном на дыбах ходил туман и, пластаясь по откосу меловой горы, сползал в яры серой безголовой гадюкой. Левобережное Обдонье, пески, ендовы, камышистая непролазь, лес в росе полыхали исступленным холодным заревом. За чертой, не всходя, томилось солнце… Возле баркаса, хлюпнув, схлынула вода, и двухаршинный, словно слитый из красной меди, сазан со стоном прыгнул вверх, сдвоив по воде изогнутым лопушистым хвостом»[9]9
  Шолохов М. Тихий Дон. М., 1971.


[Закрыть].

Ну разве мог написать такое человек, не испытавший хотя бы раз чувства абсолютного и восторженного единения с родной природой? Шолохов не представлял себя в большом городе, ему хорошо дышалось и думалось только на берегу реки или на озере, в засаде, в ожидании перелета гусей. Удивительно, но Мария Петровна, равнодушная к нарядам и магазинам, разделяла охотничье-рыболовную страсть мужа. Рассказывают, что она была метким стрелком и часто удача сопутствовала ей более, чем Михаилу Александровичу. Рыбачили они на Дону, на Хопре, а один раз в год, обычно поздней осенью, когда начинался перелет диких уток и гусей, Шолоховы выезжали в Казахстан, на озеро Чалкар. В небольшом охотничьем домике они хранили еду и одежду, сами же до морозов жили в палатке. Мария Петровна любила вспоминать один случай. Сидели они в ямке в ожидании гусей, и вдруг прямо над ними, довольно низко, показались две птицы. Она вскинула ружье, но Михаил Александрович остановил ее и сам стрелять не стал: «Это же пара, зачем разлучать их?»

Могилы М. А. Шолохова и М. П. Шолоховой

Дорожка в усадьбе Шолоховых через весь сад ведет к Дону. В последние годы жизни писателя супруги уже не предпринимали дальних выездов на природу. Но сюда, на берег, приходили каждый вечер, засиживались допоздна, внимая сумасшедшим птичьим хорам. Фруктовые деревья в усадьбе никогда не опрыскивались. Мария Петровна говорила: «Нам яблоки не так нужны, как птицы».

После смерти мужа она гуляла по саду одна. Часто сидела возле белого камня на могиле Михаила Александровича, вспоминала, мысленно беседовала с ним. Однажды на ветвях молодой ели она нашла птичье гнездо и в нем соловьиху, высиживающую потомство…

Соловьи и сейчас поют в шолоховском саду.