Текст книги "Без тебя никак"

Глава 14

Вика кивает на узкую дверь, и я не глядя иду туда.

Меня выворачивает спиртухой несколько раз. Долго стою под теплыми струями в душе. В этой части земли настолько жарко, что даже холодной воды толком нет. Дождевая и та идет почти горячая. Поворачиваюсь и так, и этак, чтобы уместиться в крошечной душевой, но я не привык жаловаться. Душ в моем случае просто благодать небес. Особенно после наказания в виде Вики. Ищу глазами мыло и натыкаюсь на желтую баночку, закрепленную на мини полочке. Застываю, смотря на лимон на упаковке. Она сколько на себя выливает, чтобы пахнуть вот так. Мыться этим я бы не стал, но больше у нее ничего нет, а мне нужно смыть хоть слой грязи. Правда приходится чуть ли не нос затыкать, потому что этот запах через поры проникает, рождает картинку в голове. Заставляет прокручивать произошедшее.

Целка… Ждала меня…

И что ей говорить? Спасибо?

Но судьба уберегла от этого, потому что Вики в комнатушке не оказалось. Это хорошо. Можно и передохнуть. Подумать ни сердцем, ни членом, а башкой.

Целка. Надо же.

И как с ее темпераментом она столько вытерпела. Когда рядом с ней постоянно ошиваются те, кто хотят ее трахнуть. Сажусь на одинарную кровать и сижу, смотря в одну точку. Даже не потрудился штаны натянуть.

Нормально и в трусах.

Она приходит минут через десять. Ногами еле переступает, словно мой член все еще внутри нее.

Не смотрит на меня. Ставит на маленький столик бидон и термос.

– Будешь есть?

– Давай.

На самом деле я хочу уйти. Тяжко с ней в одной комнате находиться, но пожрать тоже охота. Поем и уйду.

– И держи трусы, – она вытягивает их из своего навороченного небольшого желтого чемодана. Я смотрю на него, как на чудо дивное, потому что он настолько выбивается из общей обстановки, что смешно становится. Так и вижу картину, как эта фифа приезжает сюда вот с этим.

Смешно, но я не смеюсь. Мне вообще теперь не до смеха. Я смеялся последний раз, когда мне двадцать два было. Когда отец был жив.

Трусы свои стягиваю, тут же чувствуя, как член от ее взгляда дергается. Почти встает, словно умоляя о продолжении. Но я тут же его прячу в новое белье. Черное. Дорогое. Я такое и не носил никогда. Но сидят вроде удобно.

Ну раз мы ведем себя как цивилизованные люди, а не как животные, можно и поговорить…

– Что значит, твой отец не знает? – смотрю, как она чемодан под кровать заталкивает и из маленькой прикроватной тумбы тарелку достает.

То, как она все естественно делает, не вяжется с образом, который я создал в своей голове. Который она не раз подтверждала.

Вика, блять, жаловалась на комнату в Сочи, которая была лучше этой раз в сто.

– Я вроде как уехала в санаторий, пока он в очередной командировке. Так что завтра буду ему звонить, и он нас вытащит. Пока ты был за пределами города, я не светилась.

– Не понял, – не доношу ложку до рта. Пахнет так. Что желудок сводит от голода. Вика на меня смотрит, глазами колдовскими хлопает, переступает с ноги на ногу.

Говорят, аппетит приходит во время еды. Наверное, так и с Викой, потому что, смотря на нее чистую, виноватую мордашку, я хочу снова ее трахнуть.

– Ты меня реально ждала?

Она мнется, кивает.

– Я хотела за тобой и туда идти.

– Куда, блять, туда?

– В лес. Но меня не пустили.

– Еще бы тебя пустили, – взрываюсь при одной мысли, что мог увидеть ее под обстрелом, а не здесь в относительной безопасности. – Ты вообще ебанутая?

– Но ты ведь мог не вернуться?! – кричит она в ответ, показывая истинное лицо. – Хватит на меня как на дуру глазеть! Жри свой суп и ложись спать!

– С тобой? – невольно усмехаюсь, пока с аппетитом ем. – Неужели снова сексом готова заняться?

– Сексом? Ой, не смеши меня. Непонятно, чего с ним носятся. Больно, неприятно.

– Так первый раз же…

– А ты знал, но не мог поаккуратнее, у меня теперь все болит. Ходить больно. Отрастил себе удава, как ты вообще женщин себе заводишь.

Вот это да, узнаю Вику. Стерву и суку, которой что-то не понравилось.

– Откуда я знал…

– Я вообще-то говорила!

– Я вообще-то не знал, чем ты месяц занималась, да и тогда не особо верил…

– Потому что долбоеб! – кричит она и в ванной закрывается.

Я же смотрю на дверь, ем суп и как дебил улыбаюсь.

Не, ну любому мужику будет приятно услышать комплимент размеру, хотя с ним порой неудобно.

Всякому мужику будет приятно услышать, что баба за ним в самый ад нырнула.

Осталось узнать, почему. Хотя… Генерал наконец напомнил, кто я такой? Тогда ее подвиги вполне объяснимы. О чем и спрашиваю, стоит ее лимонной заднице появиться из ванной.

– Что, Вик, совесть замучила?

Она застывает на пороге в махровом халате. Дорогая игрушка в этом богом забытом месте.

– Что?

– Ты про отца узнала?

Руки, которыми она волосы взбивала, упали. Она к стене прислонилась.

– Или жалеешь, что сказала про несуществующее изнасилование?

– Знаешь, ты можешь думать, что хочешь, – она снимает халат, надевает новое нижнее белье, даже не смотря на меня. А я как чумной тело ее до мельчайших подробностей запоминаю. Впадинки на пояснице. Родинку на спине. Руки тонкие. Ключицы выпирающие. Охренеть. Это все может принадлежать мне.

Ни какому-то рандомному мажору на спорт каре, а мне, простому работяге. И, конечно, я не приму этот дар, потому что, как только мы выберемся отсюда, снова превратимся в элементы вселенной, двигающихся по разным орбитам. Но сейчас-то мы здесь. Сейчас мы просто женщина с охуенно сексуальным телом и мужчина с каменным стояком.

Думать надо быстрее, потому что Вика уже укомплектовала свои сиськи в кружевной бюст и надела халат медицинский. Думай, Март, думай. Последняя ночь. Она здесь, а я не железный.

Комната маленькая, так что мне хватает всего одного шага, чтобы схватить Вику и на кровать толкнуть.

– Отпусти. Ты что творишь?!

– Ты туда больше пойдешь. Звони отцу прямо сейчас. И будем выбираться из жопы, в которую ты нас с таким энтузиазмом запихала.

– Никуда я не запихивала. Я вообще не знала, что ты здесь.

– Надеялась сдохну в тюрьме?

– Да не так все! – кричит она. – Я не знала, что отец так подумал. Он увидел синяки и все решил за меня. Ничего не сказал мне.

– И я должен тебе поверить? – как она пахнет. Пиздец меня ведет. А я носом по ее шее веду, слышу, как тяжело ей говорить становится, как дышать чаще начинает.

Самый кайф в сексе – чувствовать, что партнёр хочет тебя с той же разрушающей рамки приличия силой. А Вика хочет, хотя и себе сопротивляется. Не слишком успешно.

– Ну, конечно, мне же заняться нечем, как по горячим точкам мира кататься и что-то тебе доказывать! Знаешь, что, Балаев, пошел ты. Слезь с меня!

Нет, сейчас я вряд ли способен на такой правильный поступок. Сейчас я способен только членом думать, который уже сквозь боксеры трется об ее бедро.

– Отпусти, подонок. Не веришь и не надо…

– Верю, верю, – сжимаю в руках юное, притягательное тело, чувствую, как меня снова кроет, как хочется скорее сдаться в тугой плен и просто забыть. Про отца ее, про мать, которая на мозги мне капала столько времени. Про ненависть свою, даже про чувства, которые рядом с Викой рождаются. Дурацки ненужные. Сейчас лучше все смыть похотью, которая рядом с ней как часы. Никогда не утихает.

Глава 15

– Правда веришь? – шмыгает принцесса, и я киваю, губы ее накрываю мягко, по ноге пальцами веду. Пиздец они у нее гладкие. Как шелк А между ними влажный рай, в который так приятно пальцы погрузить. Туго, горячо, гостеприимно.

– Правда верю. Верю, Вик, – говорю ей в рот, а сам думаю, избавляя ее от нижнего белья: «только ноги скорее раздвинь, а то терпеть сил нет».

Крышу от нее рвет, и бесит это. Бесит, что запах этот лимонный в меня проник, бесит, что губы сладкие целовать хочется, бесит, что ненадолго все это. Одна ночь – не больше. Хочу член быстрее в нее вставить, ощутить, как она меня мышцами стягивает. Но Вика сопротивляется, не дает ноги раздвинуть.

– Перестань, мне же больно, – отталкивает она меня, но целовать дает. Более того, начинает обнимать, хотя и сжимает ноги с удвоенной силой. – Марат…

Падаю головой на подушку. Сука… Ладно… Вся ночь еще впереди.

Переворачиваю ее так, чтобы сверху сидела. Даже застываю, охреневая, какая эта зараза совершенная. Волосы распущенны, зеленые глаза огнем колдовским горят.

Глажу руками плечи, провожу кончиками выглядывающие из-за под халата выпирающие ключицы. Она словно похудела за время, пока мы не виделись. Терпеть не могу таких худых, но она особый случай. Чертово исключение.

– О боже, Марат. Мне так хорошо, – даже не скрывает чувств.

Ребром провожу вдоль груди. Другой рукой по шее и к пуговицам, которые порвать хочется.

– Красивая ты, конечно… Хотя и сама ведь знаешь.

– Знаю, – улыбается она так широко, ярко, но не заносчиво, а очень искренне. Как новогодняя гирлянда на детском празднике. – Но мне еще никогда не было настолько приятно это слышать.

Пожалуй, вот в это я поверю.

– Ты просто рада, что взяла свой трофей, верно? – расстегиваю пуговицы, раскрываю полы халата. На ней тонкий кружевной лифчик, который совсем скоро перестает быть преградой.

Так что я могу беспрепятственно рассматривать точенные конусы, увенчанные розовыми сосками. Манящими. Сладкими.

– Так говоришь, словно взамен ничего не получил, – произносит хмуро, но быстро умолкает, потому что стягиваю пальцами правый сосок. Левый при этом поглаживаю. Где-то внутри сидит обиженный сын своего отца, который хочет сделать больно этой суке, но мужчина, познавший идеальную женщину, не дает мальчишке взять верх. Он просто хочет взять все, что предложит эта дрянь.

Хрен знает, сколько раз, спасаясь от очередной пули, представлял в своей руке это совершенство женского тела.

Представлял, как вылизываю соски, как делаю их твердыми.

Хотя этого и не требуется. Вика, несмотря на дискомфорт после не самого приятного лишения девственности, вполне успешно возбуждается, облизывает пересохшие губы.

– Получил, конечно, но я-то этого не хотел…

– Не хотел? – вздергивает она бровь и садится на мне удобнее. Так, чтобы твердый член, все еще упакованный в новые боксеры, лег прямиком между ее охуенных бедер.

На правом, что примечательно, родинка. Очень близко к полоске трусиков. И я провожу по ней кончиком пальца, очень близко с кромкой влажного белья, из которого запах просто потрясающе убийственный.

– Пусть хотел, но отчаянно сопротивлялся, – ночь откровений, ночь секса, а завтра отец заберет ее, извинится передо мной, и я больше никогда не увижу ни его, ни Вику. И всем от этого будет только лучше. Ночь… Одна ночь. Главное, чтобы Вика не испортила ее тупыми разговорами о прошлом.

И стоило только подумать…

– Из-за… – пытается она сказать, а я вспыхиваю мгновенно.

– Закрой рот. Если не хочешь, чтобы я прямо сейчас ушел, то лучше закрой рот, – цежу сквозь зубы, сжимая грудь в тиски. Но Вика не дергается. Головой качает только.

– Нет, нет, – становится смиренной и на меня ложится. В грудь целует, языком проходится по кадыку. Заставляет мурашки по всему телу пройтись. – Я буду молчать, буду целовать тебя и молчать.

Трется об меня, а я бедра ее пальцами сжимаю, в себя вдавливаю. Так трахнуть ее хочется. Но ныть же будет, нахрена мне это. И Вика не дура, понимает все. Так что поиграем пока.

Прохладными пальчиками к боксерам лезет, отодвигает и член обхватывает.

Ебануться… Как током шандарахает, словно в ее руках вся сладость мира.

– Марат… Что мне делать? – может и хорошо, что болит у нее все там. У меня и резинок с собой нет. А дети от Даниленко последнее, что мне в этой жизни нужно.

– Крепче сожми, – глаза даже прикрываю. Сука, какой же кайф быть в ее неумелых руках. – Будешь мне дрочить. Но не руками.

– Это как? – поднимается надо мной, смотря сквозь туман похоти.

Помогаю ей, спускаю боксеры, ее трусы просто рву, чтобы не мешались, а затем усаживаю половыми губами на член.

– Вот так…

Она шумно выдыхает, а я за косточки ее тазовые держусь и двигать ее начинаю, чтобы елозила по стволу каменному.

– Что…

– Тихо. Если не хочешь, чтобы вставил, – дергаю ее чуть сильнее, вдавливаясь стволом в клитор Она вскрикивает, руки на груди опускает, сжимает и царапает меня.

Внутри все сводит, потому что кайфово, потому что эти ногти заставляют какие-то самые внутренние нервы реагировать, так что хочется кончить прямо сейчас. Сжимаю пальцы сильнее, впиваюсь в косточки.

Двигаю ее быстрее. Смазка весь член залила. Из нее потоком вытекает. И пахнет так, что поясницу жжет, а яйца, кажется, лопнут сейчас.

Сука… Эта дрянь еще и стонет так, что слушать хочется. Снова и снова. Слушать. Делать все, чтобы громче была.

Одной рукой сжимаю грудь, чувствуя, как влаги становится больше, а по идеальному телу проходит дрожь.

– Марат, о Господи… – стонет она, сама движения учащает, наклоняется и губы мои ловит. Толкаясь языком, ощущая, как меня самого прошибает.

Пиздец.

От дрочки половыми губами.

Но фантазия работает на сто процентов, и я уже вижу, как я буду толкаться в ее рот, и с каким энтузиазмом она будет меня принимать.

Вика кончает через пару мгновений. Чтобы не орала, пихаю большой палец ей в рот и смотрю, как она сосет, захлебываясь собственными ощущениями. Сам не знаю, что именно. Вид ее. Адреналин. Или вся ситуация дает толчок. Но кончаю за ней, громко рыкнув ей в лицо, словно виновата в чем-то.

Хотя, да, виновата. Особенно в том, что хочу ее как проклятый. Что не хочу, чтобы ночь эта заканчивалась.

Я так и не смог уснуть, продолжая держать Вику в объятиях. Так крепко, словно она моя. Словно если отпущу, то уже никогда вернуть не смогу.

Глупость, конечно. Мне это не нужно, и секс с ней мне не нужен, но яйца ломит так, словно я не кончил два раза.

Еще хочу. Ее хочу. Сейчас.

Бужу ее, как только вижу, что первые солнечные лучи ее волос коснулись. Сделав их похожими на расплавленное золото.

Мне явно в вены его залили, потому что все, на что меня хватает вместо того, чтобы уже спихнуть ее с себя, прошептать:

– В себя впусти… Вик… Детка.

– Больно же еще, – мямлит она, еле губы полные, после сна пересохшие, разлепляя. Невероятная она, конечно. По спине глажу, ягодицу правую сжимаю, а другой рукой губы ее разминаю большим пальцем.

Была бы моей, в рот бы трахнул…

– Потерпишь ради меня. Пиздец в тебя нужно…

– Прямо-таки нужно? – усмехается она, глаза наконец открывает. Розовые губы в развязной улыбке растягивает. И меня как пацана кроет.

Я ловлю эту похоть, пью ее, жадно глотаю, пока она телом обнаженным об меня елозит.

Хочется натянуть ее на себя до упора, хочется ее картинкой на всем теле, чтобы всегда была рядом.

И хочется никогда не знать ее… Совсем мозги запудрила.

– Нужно, Вик. Ты же спасти меня приехала. Спасай, а то умру.

– Ну если нужно, – посмеивается она, шею язычком задев.

Три слова, а я уже как в вакууме. Ловко переворачиваю ее на спину, на кулаках поднимаюсь выше, смотрю в расширившиеся глаза.

От возбуждения.

От восторга.

Бля, она так смотрит, как будто реально любит, как будто реально со мной быть хочет. И я бы хотел. В другой реальности своей бы сделал.

– Ноги шире, – требую, направляя бойца в атаку. Заходит, конечно, с трудом, но влага обильная помогает, да и Вика сама словно бедрами насаживается на меня. – Теперь меня обхвати и замри.

– Марат, мне уже…

– Что, – задыхаюсь так, что больно…

– Мне уже не больно, – целует губы, а я вою, начиная вколачиваться в тугие, влажные глубины. Сильнее. Грубее. В последний, сука, раз! Подыхаю от того, как все внутри сжимается, как по телу волны жидкого металла кровь разгоняют.

И сердце бешеным тамтамом, и похоть пульсом бьет.

Еще. Еще. Еще.

– Еще, – она мне вторит, сжимая меня руками и ногами так, словно потерять боится. – Еще, пожалуйста, еще! Марат!

Всего несколько ударов, словно автоматной очередью, всего один развратный поцелуй как взрыв, и вот я уже чувствую, как член душит пульсация влагалища.

– Охуеть, Вик, – только и могу выговорить, смотря, как ее спазмы накрывают, как она рот в беззвучном крике раскрывает, как застывает вся и дрожит подо мной. – Кончай, кончай для меня.

Догоняю в пару толчков, заливая ей живот и грудь. Долго потом отдышаться пытаюсь, смотря, как на сосках белесые капли в солнечных лучах светятся.

Как жаль, что это последний раз.

Поднимаю взгляд и вижу, как она раскрывает глаза и смотрит серьезно-серьезно, словно проснулась ото сна.

Нет. Я же не мог это вслух сказать…

– Последний раз?

– Вика, я выразился неправильно…

– Это все не по-настоящему, верно? Отец заберёт нас из ада, и уже завтра ты будешь строить свою жизнь без меня. Забудешь, потому что ненавидишь, забудешь, потому что никогда не простишь, что я убила твоего отца.

– Ты не убивала, – вру и ей, и себе, потому что от того, как она все это говорит, пламя в груди адское, словно не она передо мной, а я перед ней виноват.

– Убила. И ты никогда не сможешь этого забыть. Даже, если я костьми перед тобой лягу, даже, если с обрыва с тобой брошусь.

– Вик… – я даже не знаю, что сказать, впервые не знаю, что ответить, потому что врать сейчас кажется преступлением. Хоть и хочется ее успокоить, убедить, что все нормально будет. – Мы же с тобой на разных параллелях, блять. Ты – дочка генерала, перед тобой весь мир на ладони, ты, блять, можешь то, чего никогда не смогут обычные люди.

Поднимаюсь и рядом сажусь, она тоже подняться хочет. Но я ее живот накрываю. Живот, который никогда не будет носить моего ребёнка.

– Вокруг тебя мужики всегда крутиться будут, комплименты, цветы, подарки. А мне для такого вкалывать надо, как проклятому. Я и так твоему отцу по всем фронтам должен, и я верну все. Потому что сам хочу себя сделать. Сам хочу всего добиться.

– Но зачем? – руку мою откидывает и садится, грудью прижимается. Обнимает так, как, наверное, никто и никогда не обнимет. Как обнимает ребенок игрушку, которую у него заберут. – Ты бизнес свой хочешь, папа поможет. Люди с нуля медленно поднимаются, а ты быстро поднимешься, и все ему потом отдашь. А я рядом буду. Хочешь, даже готовить научусь.

– В этом вся разница, Вик. Кто-то по жизни легко идет, порхая как птичка, а кому-то надо работать. И я всегда буду работать.

– Понятно. И, конечно, твой отец тут ни причем.

– Не начинай.

– Ну и ладно! – сразу вскакивает она, обнаженная, прекрасная фурия. – Ты просто слабак, который боится любви, и не говори, что ты ко мне ничего не чувствуешь!

– Не кричи, Вик, – устало тру глаза. – Я же не железный и, конечно, чувствую. И мы с тобой разные, не буду я бегать за тобой по вечеринкам…

– Все это дерьмо можешь лить кому-нибудь другому в уши, а мне правду скажи. Просто скажи, что никогда меня не простишь! Скажи, скажи, скажи, ублюдок!

– Я никогда тебя не прощу! – вырывает она из меня признание. – Это ты хотела услышать?

Она поджимает губы и кивает.

– Это. Мне нужно это знать, чтобы я больше никогда не надеялась на встречу с тобой.

– Мы еще здесь, Вик. Еще неизвестно, когда твой отец приедет. Возможно, уже днем на город нападут и мне придётся…

На что я надеюсь, что после этой обоюдной атаки она сама на мой член прыгнет?

– Не придется… Я еще ночью отцу позвонила. Думаю, уже скоро он будет здесь. И, конечно, извинится перед тобой. Медаль там, новое звание, – фыркает она и к ванной идет, а я запах ее в себя втягиваю. За руку хватаю и к себе прижимаю.

– Молодец. А медаль за то, что девственности тебя лишил, будет? – блять, как от запаха ее отказаться…

– Отпусти, – вырывается она, но я не отпускаю. Возможно, последние секунды держу. Возможно, последний раз. Не возможно. Так и есть. – Отпусти!

Она в ванной закрывается, а я бегло натягиваю вещи свежие, что она еще вчера принесла, все по размеру, и на кровать сажусь ее ждать. Просто еще раз посмотреть на нее. Просто увидеть в глазах тот всплеск эмоций, на который я, кажется, подсел.

Она выходит спокойная и собранная. Сразу к выходу. На меня даже не смотрит.

– Молодец. Я почти поверил, что ты не будешь скучать.

– По чему скучать? По сексу, который я забуду, как только пересплю с кем-то другим.

Нутро сворачивает от мысли об этом. Так легко представить ее с другим, так легко представить, как ее красивое тело извивается и губы раскрываются в стоне. Сука она, конечно… Уйти достойно мы не можем, кинем последнюю гранату.

– Это не поможет, Вик. Ревность ничего не изменит.

– Знаю, – устало опускает она голову на дверное полотно, дергает щеколду и выходит, оставляя меня одного. А я следом, как привязанный. Иду, чувствуя взгляд бойца в спину. Но смотрю только на то, как бедра Вики двигаются, как перебирает стройными ногами. Почти не чувствую ничего. Только глаза слепит от солнца. Еле разглядываю генерала, который рассыпается передо мной в извинениях. Сыпет презентами, о которых и говорила Вика. Она сама уже в представительного вида вертолете, сидит, на меня не смотрит.

Отец ее оборачивается.

– Втемяшила себе в голову, что любит тебя… – на меня внимательно смотрит. Словно признания ждет. Ну уж нет, еще раз со мной это не прокатит.

– Это у нее пройдет.

– Я тоже так думаю. Это от чувства вины… Сам понимаешь…

– Конечно.

– Ты еще раз извини за все, Марат. Я уверен, все у тебя будет отлично.

– Даже не сомневайтесь, – у меня вся жизнь впереди. Без нее. – У нее тоже.

– Вика боец. Она столько пережила, вряд ли сломается из-за одного неудачного романа. Прощай, Марат.

Боец. Продолжаю смотреть на нее через стекло, хотя меня самого уже в свой вертолет зовут, плотно загруженный самыми безнадежными ранеными. Вика боец. Но сейчас плачет как маленькая девочка. Наверняка потому что игрушку отобрали. Ничего, новую найдет.

Отворачиваюсь и в вертолет иду, а дурацкий голос в голове шепчет: «Она-то найдет, а ты такую же, которая за тобой в самое пекло, никогда больше не найдешь».