Текст книги "Оборотная сторона холста"
Автор книги: Любовь Шапиро
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
1980 год
Интересно, почему за дневником Энни охотятся. Кто, кроме детей знал о его существовании? Откуда информация о каком-то загадочном портрете? Существует ли он вообще?
Моя работа шла ни шатко, ни валко. Мысли были далеко. Всё время хотелось бежать домой и разбирать дальше документы, которые, то запутывают меня окончательно, то проясняют ситуацию. Сведения, которые таятся в материалах прошлого, как снежный ком катаются в голове. Она распухает и перестает соображать.
– Аня, – моя начальница взяла лист, на котором я пыталась изобразить оформление обложки книги, которую, по-моему, ещё на прошлой неделе должны были обсуждать на художественном совете. – Что это? Какое отношение эти лица имеют к книге, которую ты никак не сдашь?
Я посмотрела на рисунок и обомлела. На нём были изображены те люди, о которых я всё время думаю, с которыми «живу».
– Никакого. Мне так легче думать. Я рисую отвлеченные предметы или людей, а сама соображаю, что нужно для оформления книги, – соврала я. Начальница недовольно положила листок на стол, и, не произнеся ни слова, застучала громко каблучками, удаляясь, прочь от нерадивой сотрудницы. Теперь она появится не раньше, чем завтра. Для виду я ещё несколько минут порисовала картинки для будущей книги. Как ни странно, что-то вырисовывалось. Вполне удовлетворенная своим вкладом в общее дело, я вытащила дневник Энни, но читать его не стала. Мои мысли крутились вокруг разгрома в мастерской и в квартире. У меня появилось ощущение, что у нас дома ищут отнюдь не дневник. Тогда что? Отец мой не был знаменитым художником. Воровать его картины никто не станет, или я чего-то не знаю.
Ко мне подошла Катюша.
– Ань, смотри, какая у меня прикольная кепочка и шарфик. Выменяла у Элки на курточку, от которой давно хотела избавиться.
Я подняла глаза, машинально запихивая дневник Энни под кипы бумаг, высившихся на моем столе. На Кате была точно такая же кепочка, как у моего отца. Только расцветка не красно-зеленая, бежево-чёрная.
– Здорово, – машинально похвалила я Катино приобретение. Носи на здоровье.
– Ань, что с тобой? Ты меня будто вовсе не видишь. Ты смотришь сквозь меня.
– Что ты? Я просто боюсь, что опять заявится начальница, а у меня работа не клеится.
– А ты отложи и займись чем-нибудь другим. Когда голову освобождаешь, то быстрее соображаешь, – Катюша засмеялась своей невольной рифме. – Ладно, работай. Про субботу не забудь.
Кепочка и шарфик. Как они появились у нас дома. Допустим, привез кто-то. Когда?
Я открыла дневник Энни и стала листать его.
* * *
Энни 1948 год
Я надеялась все эти годы исполнить твою мечту. Ты помнишь, как я тебя спросила, что тебе не хватает для полного счастья?
– Шотландской шапочки в клеточку и шарфика. Шапочка обязательно должна быть с помпончиком. Получится настоящий Мурзилка, только очень стильный.
Ты тогда, как всегда, отшутился. Ты назидательно ответил, что вопрос мой риторический, и смысла не имеет.
Всё же мне хочется восполнить хотя бы часть твоей мечты. Есть люди, которые поедут в Москву и передадут тебе посылочку. Если ты будешь носить мой презент, то для меня это уже счастье. Пожалуй, теперь я могла бы ответить тебе. Я знаю, что, если мы когда-нибудь сможем увидеться, то это и есть счастье…
* * *
1980 год
Получается, что некий посланец принес подарок. Я не помню, чтобы папа носил шапочку и шарфик. Почему они так и остались завернутые в крафтовый пакет? Он так и не получил его? Значит, кто-то другой из семьи получил посылку и спрятал? Где-то же должна быть запись об этом. Но пока я ничего не нашла. У меня шевельнулось нехорошее предположение, но прежде чем делать выводы, я решила проверить.
Вообще, у меня накопилось больше вопросов, чем ответов. К счастью наступали выходные. У меня будет время постепенно, не спеша, во всём разобраться.
Как, оказалось, я была далека от истины…
* * *
Юрий 1941 год
Мы очень медленно продвигаемся. Нас маловато, чтобы быстро оттеснить немцев.
Попали в какое-то село. Ни названия, ни людей, ни одного целого дома. Пока вся наша рота пыталась отдохнуть. Решил пройтись по развалинам. Хочу запомнить всё до мельчайших подробностей. Захожу в каждый сожженный дом. По всей видимости, люди либо успели убежать, либо спрятаться в лесах. Вещей почти нет. Что сгорело, что унесли. Ходил, бродил и наткнулся среди пожженных деревяшек на фотоаппарат «Лейка». Обрадовался как родной вещи. Такой же есть у моего отца. Взял, повертел. Думал, что он сломан. А в нем даже пленка есть.
Вот мой первый кадр. Он самый дорогой. Я ведь почти не умею выстраивать правильно ракурс и кадр. Сколько раз папа предлагал мне научиться. А я всё отбрыкивался. Мне казалось, что ничего интересней живописи нет. Сейчас понимаю, что вряд ли смогу писать картины пока воюю, может, после войны. Фотография дает возможность запечатлеть момент мгновенно. Потом пригодится и для картин. Нужно возвращаться.
Анечка, если пройду следующий бой, то я везунчик. Где ты?
* * *
1980 год
Я посмотрела на фотографию, на обороте которой была эта запись. Гора обгоревших дров и кирпичей создавали ощущение памятника, который уже поставлен тем, кто жил в мертвом селе. Зря папа на себя клеветал. Он прекрасно умел выразить, то, что хотел, даже подсознательно, интуитивно.
Надеясь за выходные, до конца разобрать завал, который оставил инкогнито, я не знала, за что браться раньше. От рассматривания фотографий кидалась к холстам. Уставала, садилась читать дневник Энни и мамин альбомчик. Опять уставала. Голова гудела как улей. Никак не могла создать стройную картину их бытия.
Внезапно вспомнила, что хотела поискать список всех папиных работ. Помню, что он готовился к выставке, а мама печатала список для того, чтобы сделать каталог.
Где он может быть? Я спустилась в квартиру. Прошла в кухню, налила себе кофе, закурила и стала соображать, где его искать. Почему мне так необходим список? Я задавала себе этот вопрос с того момента, как разгромили мастерскую и квартиру. Чувствовала, что список как-то связан с поисками незнакомцев.
Взяла кружку с собой и стала обходить все комнаты. Просмотрела для очистки совести гостиную, выдвинула все ящики, но кроме посуды, ложек, вилок, прабабушкиного сервиза, которым пользовались только на Новый год, скатертей с мережкой, вышитыми бабушкой, не нашла ничего. Даже перевернула все статуэтки, может в отверстие их был спрятан запасной список. А зачем? Смутно припоминала разговоры отца и матери, что нужно спрятать обязательно до поры, до времени. Время ещё не пришло, настаивала мама.
Вот что спрятать и куда, не помнила. Мне тогда было лет пятнадцать. Меня не очень интересовали тихие разговоры взрослых. Но та беседа была явно особенной. Как только я зашла в комнату, родители, как по команде, посмотрели на меня и замолчали.
Я пошла в кабинет деда и стала выдвигать ящики письменного стола. Дед был невероятно педантичен. Даже если родители что-нибудь теряли, то дед ходил и подбирал за ними и складывал в стол. Но, осмотрев абсолютно всё, я не нашла списка. Отчаявшись, я пошла и легла в столовой на диван.
Телефонный звонок я услышала не сразу. Задремала. Протянула руку к торшеру и нащупала трубку.
– Ань, ты что забыла, мы же сегодня идем в гости, – заныла на том конце провода Катя. – Ты мне обещала.
– Я была в мастерской. Возможно, там аппарат не работает, – я врала, потому что сама его отключила, чтобы никто не мешал. – Кать, а без меня никак нельзя? Я совершенно не готова к общению. Пока я выслушивала Катины обиды, мой взор упирался в огромную картину, висевшую на противоположной стене. Картина принадлежала прадедушке. На ней был изображен он в возрасте восьми лет. Он был в матроске и прижимался к женщине в шикарном кружевном платье, к своей маме. Мне много раз с гордостью рассказывали, что она была фрейлиной последней Императрицы. Ещё у неё была потрясающая коллекция золотых чайников и самоваров. После революции мой прадед сам сдал коллекцию большевикам. За это ему оставили квартиру, никого не подселили. Катя всё продолжала меня уговаривать, а я, не знаю почему, встала с дивана. Меня словно пронзил электрический ток, лоб покрылся испариной. Волоча за собой длинный шнур от телефона, я встала на кресло и заглянула за картину. На меня посыпались пыльные свалявшиеся комки. Видимо, картину не трогали очень давно.
– Катюш, можно я позвоню тебе через десять минут.
Не дожидаясь ответа подруги, я смотрела на картину и судорожно соображала, как снять картину, чтобы не разбить стекло. У меня дрожали руки, потому что я вспомнила, что стекло было венецианское, привезенное специально из Венеции. Очень осторожно, дождавшись, когда ладони перестанут трястись и, вытерев пот с них, я сняла картину и положила себе на грудь. Тяжесть была неимоверная. Одна рама ручной работы весила, наверное, килограммов десять. Но любопытство победило. Я, бережно перебирая руками, перехватывала края рамы и спускала раритет на диван. Наконец, дело удачно завершилось. Теперь картину нужно было стащить на пол. Тем же способом, только ещё подталкивая коленкой, картина плавно спускалась на пол. Ура! Мы вместе с прабабушкой и дедушкой были на полу. У меня дрожало всё тело. Я взглянула на стену и увидела маленькое отверстие. В нем, наверняка, был сейф. Когда и куда он делся? Разочарованная я сидела около картины. Может, её следует перевернуть и там тоже найдется надпись? Но сил на это не было.
Опять зазвонил телефон. Что мне ответить Кате? Не хочется её подводить, но и идти уже сил не было.
– Привет, я не помешал? – в трубке слышался приятный баритон Juri. Хотел проверить, как у тебя дела?
– Всё также. А у вас? – я разговаривала осторожно, абсолютно уверенная, что нас подслушивают. Я была не рада звонку молодого человека. Он что не понимает, где я живу?
– У нас всё странно. Я пытаюсь выяснить, откуда стало известно про мамин дневник. И что за портрет, который всех взбудоражил.
– Удалось продвинуться в изысканиях, – я надеялась, что быстро закончу разговор, но Juri был явно настроен на длинную беседу.
– Пока нет. Но есть мысли…
– Ты знаешь, мне сейчас должны звонить, – хотя это была чистая правда, я чувствовала себя неловко, так как пыталась быстрее свернуть разговор. – Перезвони мне через несколько дней. Пожалуйста.
– Я понял, – жестко ответил собеседник. – Пока.
Мне было и неловко и в то же время, я с облегчением вздохнула.
– Ты приняла решение, – поинтересовалась обиженная Катюша.
– Хорошо, пойдем.
Я одной рукой клала трубку на аппарат, а другой водила по обратной стороне картины. Мне показалось, что я нащупала какую-то неровность. Может, от времени холст вздыбился или…. Я не успевала перевернуть картину, не успевала придумать как добраться до холмика на обороте. Нужно было собираться. На всякий случай, я залезла ещё раз на диван и поводила рукой по отверстию, открывшемуся после снятия картины. Как в кино, я простучала все стеночки. В одном месте почувствовала пустоту. Я вся обмякла…
* * *
Галина 1941 год
Наташе пришлось взять меня с собой в Джамбул. Мамы больше нет. Мы с сестрой, всё больше молчим. Каждая из нас знает, что нужно делать. Только бы добраться до теплого города. Очень холодно и есть хочется.
Я не знаю, что мне больше хочется, встретиться с отцом или больше никогда его не видеть. Всё время прокручиваю в голове, чтобы я ему сказала при встрече. Куда он исчез? Пошел ли на войну или отсиживается где-то? Не хочу делиться с Наташей своими соображениями, ей и так тяжело. Она всё время сидит с учебниками, выписывает что-то, шепчет непонятные медицинские термины. Значит, она твердо решила стать медсестрой и пойти на фронт. А я? Если честно, то никак не могу победить страх. Но знаю, что сумею. Во имя мамы.
* * *
Энни 1941 год
Мы доехали до Алма-Аты. Ближайшее время наш институт будет располагаться здесь. Климат ужасный. Днем жара, ночью холод собачий. Есть хочется. Мы каждую ночь бежим на арбузную бахчу, и как кролики выгрызаем середину спелых и ещё не созревших ягод. Несколько раз нас застукали. Мы бежали как те самые кролики, только пятки сверкали. В общежитие многим стало плохо. Незрелые фрукты свалили половину курса.
Вчера была смешная история. Наш профессор запретил нам ходить без чулок на занятия. А где их взять? Мы решили разрисовать ноги в сеточку. Сидя друг напротив друга девчонки, кто, как мог, выкрашивал ноги партнерши. Получилось здорово, только краска жгла и чесалась.
Вечером нужно было стирать краску. Вот тут наступил кошмар. Она не отиралась. Что мы только не пробовали. Ноги только краснели и появились волдыри. Позвали мальчишек. Кто-то всё же догадался, чем можно оттереть «неземную» красоту. Решили больше не экспериментировать. Пусть профессор выгоняет.
Юрочка, знаю, что если бы ты был с нами, ты бы быстро догадался, как расправиться с ненавистной сеточкой. Где ты?
Буду писать твоим в Москву, сообщу, где я. Может, узнаю про тебя.
* * *
1980 год
Весь вечер в гостях для меня прошел как во сне. Ни лиц, ни разговоров, ни что ели не помню. Всё время думала о тайнике. Неужели придется ломать стену? А если там ничего нет? Очень не хотелось и картину вскрывать, но холмик, который нащупала на обороте, волновал.
– Анют, как тебе понравился Володя? – Катя покраснела и пристально посмотрела на меня.
– По-моему, замечательный, – соврала я, потому что даже не помнила, кто из присутствующих Володя.
– Как тебе кажется, я ему нравлюсь? – подружка затаила дыхание, в ожидание моего «приговора».
– Трудно сказать. Я же специально не следила за вами, – я надеялась, что на этом вопросы закончатся, и я вернусь к своим загадкам, которые ждут меня дома.
– Ань, да ты вообще, что-нибудь помнишь? Ты всё время витала в облаках. Скажи, что с тобой происходит. Я, между прочим, заметила, что с тебя Кирилл не сводил глаз. Даже несколько раз подходил, наверное, хотел пригласить танцевать. Что ты ему отказала?
– У меня голова болела, – я опять обманула Катю, потому что вовсе не помнила ни Кирилла, ни его ухаживания.
– Ты ко мне пойдешь ночевать? Мы почти у моего дома, – Катя надеялась продолжить разговор ночью.
– Нет, спасибо, но мне нужно хотя бы половину работы в понедельник показать, а у меня ещё конь не валялся.
Подъехал троллейбус, и я быстро вскочила на ступеньку, уже не слыша, что говорит Катя. Видела только, что она показывает рукой, что созвонимся. Нужно отключить телефон вовсе.
Почему-то я не зажгла свет в прихожей, не сняла пальто, только туфли и тихонько, тоже не включая свет в гостиной пошла к картине. Фонарь, который находился напротив окна в комнату, осветил дорожку, по которой я двигалась. Добравшись до полотна, лежащего на полу, я почувствовала, что в комнате, по всей видимости, за шторами кто-то есть.
Мне показалось, что не дышали мы оба – я и непрошеный гость. Так и не двигались.
Нужно ли зажечь свет? Или просто уйти в другую комнату, дав возможность воришке выйти из квартиры. Я вспомнила, что впервые за последнюю неделю оставила дневник Энни дома в мастерской. Опрометью выскочила из квартиры и понеслась наверх. Дневник был на месте. Опять тот же ребус. Приходили не за ним. Дверь была открыта, а не взломана. Нужно звонить в милицию. Но мне почему-то совсем не хотелось объясняться с представителями правопорядка. Те, кто за мной следит, прекрасно знает, что дневник у меня. Не знаю, почему, но я была уверена, что следят КГБэшники. Но если не дневник Энни, что они могли ещё искать у меня? Может, я иду по ложному следу, и ищут какую-нибудь ценную вещь у нас дома, о которой я не знаю. Я металась по мастерской, то садилась, то вставала и не знала, могу ли я спуститься вниз, не получив при этом по голове?
Я пыталась рассуждать разумно и последовательно. Сын Энни упоминал о каком-то «Двойном портрете», который пропал, но представляет большую ценность. Почему он должен быть у нас? Как Энни, а главное, зачем переправила его отцу, или она не делала этого?
Голова шла кругом. Я подождала ещё несколько минут и, приняв «храброе» решение, пошла вниз, в квартиру…
* * *
Юрий 1942 год
Я стал многостаночником. Наконец, я добыл в честном бою автомат и могу бить немцев. Учусь попадать в цель, чтобы убивать наповал. Но после боя я ещё должен сфотографировать бойцов и, если мы отбиваем какой-нибудь населенный пункт, то и его тоже. Если есть жители, то и их фотографирую. Мой командир взвода очень доволен, что у него есть я, а я счастлив, что оказываюсь всё время на передовой. Ещё я пишу заметки. Мы освободили маленькую деревушку. Все дома разрушены, только яблони цветут и вишни, словно ничего не произошло. Некоторые жители вернулись в посёлок и живут в землянках. Некоторые из них обладают удивительным чувством юмора. Один старик, который прошёл Первую Мировую Войну, назвал свою землянку, «Гостиница Победы» и в знак благодарности, всё время даёт нам спирт и молоко. Где берёт – не говорит. Другой предприимчивый односельчанин нашего старика, из оставшихся досок, быстро соорудил барак и назвал его «Ресторан Мира». Мы, наверное, здесь надолго. Пока нет никаких распоряжений от командования. Я ещё успею порисовать, чтобы не забыть, как вообще, держать карандаш.
Анечка, знаю от своих, что ты уехала в эвакуацию. Знаю, что твой курс в Алма-Ате. Сейчас сяду писать тебе, только слов не хватает. Я всегда был насмешливым с тобой, нов данный момент, хочется быть нежным, а слов подобрать не могу. Пока не научился. Время для меня странное, злое, жёсткое. Боюсь, начну писать нежности и рассироплюсь, а позволить себе такой роскоши не могу. Помни, что я тебя люблю. Не флиртуй. Вернусь, ведь узнаю, а у меня теперь есть автомат и нож, добытые в честном бою…
* * *
Энни 1942 год
Ты, Юрочка всегда говорил, что я никогда не научусь рисовать. Что это не мое. Всё время пытаюсь доказать тебе, что умею. Но, если честно не очень получается. Сейчас опять корплю над очередной работой, а выходит только твой профиль или наши с тобой лица. Патефон играет у кого-то в комнате. Мне хочется плакать. Я помню, как мы с тобой ходили в «Ударник». Еле билеты достали. Шел фильм «Веселые ребята». А перед показом были танцы в фойе. Ты презрительно взирал на танцующих, а я вторила тебе, что они все мещане. Ты не представляешь себе, как мне хотелось, чтобы ты меня пригласил, хотя я знала, что у тебя нет слуха. Пела Изабелла Юрьева – песню «Саша, ты помнишь наши встречи». Не знаю, что на меня нашло, но я запела и затанцевала, благо одна находилась в комнате. У нас здесь, несмотря на всё, бывают и танцы, и весёлые дни рождения. Так мы пытаемся победить голод, холод и неопределенность положения. Села за стол и сквозь льющиеся потоки слёз рисую тебя и себя, будто мы танцуем. Пошлю твоим, в Москву, если они ещё там.
* * *
1980 год
Я вошла в квартиру и почувствовала, что в ней кто-то есть. Наверное, мне пришел конец…
Тихо стою в прихожей. Нужно уйти в кабинет, тогда неизвестный сможет покинуть квартиру, если он или они, конечно, собираются уходить.
Стоит полная тишина. Я не дышу, и мои «гости» тоже не двигаются. Решаюсь заглянуть в гостиную. Пусто. На цыпочках обхожу все комнаты, ванную и заглядываю даже в туалет. Темно, только свет от фонаря мерцает в разных уголках квартиры. Слава Богу, одна.
Раздеваясь на ходу, бегу в гостиную. Картина лежит на полу, как я её и оставила. Включаю свет. На подрамнике нет больше холмика. Что там было. Рядом с полотном валяется коробочка от пленки. Вот, что они искали. Что на ней было? Может, сохранились фотографии, сделанные с этого негатива.
Бегу наверх в мастерскую. Мне кажется, что я постепенно схожу с ума. Думала, что буду просто спокойно разбирать архив своих родных и читать дневник Энни, а получается какая-то криминальная история, в которую меня втягивают. Кто? Море вопросов и опять ни одного ответа…
* * *
Юрий 1942 год
На этой фотографии маленький городок. Если когда-нибудь этот снимок попадет к тебе Анюта, то ты сразу поймешь, почему я сделал фотографию. Ты посмотри, как эти улочки похожи на арбатские переулки, по которым мы гуляли. Я тогда страшно пыжился, рассказывая тебе – провинциалке, историю каждого дома, особняка. Родители мне не стали писать, что бомба в 41-м попала в зрительный зал Вахтанговского театра, прямо в зрительный зал. Наш дом стоит рядом с театром. Боялись меня волновать. Помнишь, я тебе говорил, что меня пригласили в театр помощником художника-постановщика. Именно, в Вахтанговский и позвали. Где теперь мои эскизы с белой эстрадкой? Закрываю глаза и вижу, как мы с тобой катаемся на коньках, прямо на сцене. Бред, конечно. Но красиво, чёрт побери!
Я всё время всматриваюсь в лица разных девушек, надеясь увидеть тебя. Глупо, но вдруг.
* * *
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?