Текст книги "Созвездие близнецов. Мифы и легенды"

Глава 25 Артемида рассказывает

– Не знаю, как, но им удалось вытащить Елену из Спарты. А Афродите пришлось исполнить обещание, украли Елену, пока ее муж Менелай был в отлучке. Но мало им показалось этой вздорной девицы, они еще и казну с собой прихватили. А это для гордого царя показалось последней каплей, чаша ненависти его переполнилась, стерпеть такого он не мог.

Менелай прихватил с собой хитрейшего из владык – царя Итаки Одиссея, они и отправились вместе в Трою, чтобы вернуть то, что ему принадлежало по закону.

Но о каких законах можно думать, если ты с богиней любви рядом оказался. Вот и всей хитрости Одиссея не хватило, чтобы миром все это решить. Так уже на обратном пути, когда вернулись они ни с чем, и стало понятно, что не избежать этой войны.

Афина добилась своего. Они жестоко заплатят за то, что ее предпочли Афродите. Ради этого она и любимца своего Одиссея немного приостановила, и прочь его отправила. Но тогда все встало на свои места – того, что записано в книге судеб еще никому избежать не удавалось.

– А что же дальше? – встрепенулся Пан.

– Потом ты узнаешь финал этой истории, – как всегда неудачно ускользнула от ответа Артемида.

И у Пана не хватило духа с ней спорить. Лучше подождать немного, чем вообще ничего не узнать.

Богиня тут же исчезла. Только взглянув на него, Жрица поняла, что хотя он и беседовал с богиней, но ему все еще неизвестно ничего нового. Как же долго и тяжко длилось ожидание, оно казалось невыносимым, если нас что-то и убивает, то неизвестность.

Пан бессильно развел руками и беззащитно улыбнулся.

Теперь эти двое молча каждый думал о своем. Пан остановился около старого дуба на обрывистом берегу, где так любила сидеть в одиночестве Жрица. Она подошла к нему и уселась на пригорок, заросший мягкой зеленой травой.

Пан незаметно рассказал ей все, что ему стало известно от богини – все равно пока им нечего было делать, и хотя слушала она его очень внимательно, не пропуская ни слова, но вдруг что-то знакомое возникло в этой истории. Словно бы она вспомнила сон, который ей приснился накануне, но вспомнила как-то отрывочно, не в силах представить себе полную картинку, а только какие-то ее куски.

Весь мир должен страдать и умирать, только потому, что какой-то глупец отдал яблоко одной, а не другой богине. Но кому бы он его не отдал, все равно бы началась война, потому что богини никогда не согласятся уступить избраннице этого молодца.

– Парис, его зовут Парис, – услышала она голос Пана рядом.

– Его зовут Парис, – медленно повторила Жрица.

Но вдруг ей стало жаль Елену, оказавшуюся пленницей, виновницей этой жуткой войны, ведь никто не посмеет обвинить богиню раздора Эриду, пусть кто-то осмелиться.

Виновата Елена, словно она могла воевать с Афродитой и со всеми, кто был давно втянут в эту историю. И никому не известно, чем все это еще завершится.

№№№№№№№№№№№

Артемида, бродившая по своему любимому лесу, между тем вспомнила об Афине, Пан своими расспросами заставил ее вспомнить многие неприятные вещи. Они всегда не по-родственному прохладно относились друг другу, хотя и были сестрами – у них был один отец.

Афина гордилась тем, что она была дочерью Зевса, матери ее никто не ведал, и потому она не собиралась дружить с дочерью какой-то никому не ведомой Титаниты. Хотя более родственные души трудно представить.

Лето успела заполучить на миг ее отца. Но умудрилась родить ему сразу двух детей. Хотя это время давно миновало, о нем почти все забыли. И все они теперь были взрослыми и серьезными детьми Зевса.

Только кто же отрицал первенство Афины, у которой не было матери. Она всегда об этом стремилась напомнить. Только несколько раз в жизни сама Артемида видела Зевса, и боялась, что он даже имени ее не вспомнит. Это было преувеличением, но не таким уж и большим. Но по злой иронии многие из них, а особенно проказник Гермес, все время их сравнивали. Артемида не противлюсь этому, порой даже провоцировала Вестника, грозясь разгневать воинственную богиню. А потом она легко могла ускользнуть, словно ее тут и не было.

У Артемиды было много преимуществ перед Афиной. Она была далека от Олимпа и свободна от всех условностей и сплетен. Она не страдала от вспышек ревности Геры, и ярости самого Громовержца. Она ценила тот мир, в котором оказалась и никогда не рвалась на Олимп.

Артемида вспомнила, как столкнулась с Афиной в последний раз. Той казалось, что все только и говорили о том, что Прекраснейшей стала Афродита, и яблоко досталось ей, хотя она менее всего его достойна. Даже вспоминать о том Афине было мучительно больно.

Когда Артемида усмехнулась, вместо приветствия, Афина вспыхнула, словно молния на небесах.

Артемида молчала, она не понимала, как можно было яриться из-за такой ерунды.

– Ты решила устраниться от войны? – спросила Афина с вызовом.

– Со слабыми быть я не собираюсь, это глупо и бесполезно, – спокойно отвечала воительница. – А с вами против них нет никакого смысла, не велика важность победить, это все равно не моя, а чужая победа.

Афина молчала. Это чертовка еще более дерзка и несносна, чем ей казалось. Но когда все втянуты в войну, ей не удастся оставаться в стороне, ей придется сделать выбор.

– Конечно, тебе уже жертву принесли. Ты ее милостиво оставила в живых и сделала своей жрицей.

– Но я позволила вашим кораблям отправиться к Трое, тебе не на что жаловаться, а как поступит с жертвами, я и сама могу решить.

Но откуда обо всем стало известно Афине, вряд ли она и близко к Пану подходила. Тогда откуда она обо всем узнала?

– Служила бы она тебе, да и ты сама осталась бы так спокойна, если бы знала, что и как там произошло? – усмехнулась Афина.

И она исчезла, не давая возможности ей возражать. Победа и последнее слово на этот раз оставались за ней.

Артемида от такого поворота пришла в ярость, но бежать за ней не собиралась. Она застрелила коршуна, парившего поблизости и слышавшего их разговор. Птица камнем свалилась к ее ногам. Ярость немного стихла. Но бесспорно, сопернице удалось задеть ее за живое, потешить собственное самолюбие. Она отыгралась за недавнее.

Часть 3 Война и мир

Глава 1 Убитая птица

Наверное, Афина на этот раз торжествовала. Не сумев разделаться недавно с Афродитой, не получив заветное яблоко, с нею она вполне легко справилась. Она еще к тому же и уличила ее во лжи, это казалось самым важным. Да убийство птицы не нужное и неоправданное дело. С какой стороны не посмотри, она проиграла во всем. Но хоть что-то можно исправить? Артемида подхватила мертвого коршуна и понеслась с ним к Цирцее. Волшебнице не составит труда его оживить. И следовало бы вернуть девушке память, чтобы Афина больше ни в чем не могла ее упрекнуть. Больше нет смысла ее щадить, тем более, что теперь дело касается самой Артемиды. Когда Афина перед всеми станет ее обвинять, выяснится, что лгала и заблуждалась она сама. Еще неизвестно, чья тогда возьмет. Ей придется все принять, как есть. От этого богине охотнице стало немного легче. Она убедилась, что многое можно исправить, найти выход.. Но лучше вообще с ней не сталкиваться, тогда и в затруднительные ситуации не будешь попадать. Артемида видела, сколько всего ей еще сделать придется. Она уже опустилась на острове Цирцеи. Она сюда заглядывала нечасто, только в случае крайней необходимости.

Гадес пока обойдется без ее жертв. Она уже вырвала из его рук девушку, и птица эта ему совсем не нужна, зачем в лабиринтах тьмы коршуны?

– Надо быть спокойнее, – говорила она.

Цирцея усмехнулась, сумев прочитать эти мысли богини.

№№№№№№№№

Жрица напрасно надеялась провести этот вечер в покое и одиночестве.

Царь, которого она видела пока только мельком, окруженный многочисленной свитой, прислал ей коршуна для жертвоприношения богине. Птица была невероятно хороша (он приказал выбрать самую лучшую) Она никак не хотела убивать такого красавца. Дело это, хотя и обязательное для жрицы, было для нее привычным, бессмысленным.

Пан, как обычно, было тогда рядом с ней, он сразу же угадал ее помыслы. Это было совсем не трудно.

– Ты должна это сделать, – мягко говорил он, – они ожидали появления жреца. Пусть Артемида лучше не ведает о твоих желаниях и стремлениях. Гнев богов страшен. А они уже обратили на тебя внимание. Наш царь знает, что делает. Они с богиней понимают друг друга, лучше не вставать у них на пути. Человек слишком слаб перед богами, а ты призвана им служить, так исполняй все, что требуется.

Старик слышал этот монолог. Он во всем был согласен с Паном, только дивился тому, как заговорил грозный, ко всему равнодушный Пан. Что-то в этом мире неуклонно менялось, уж к добру или нет, но жреца обижало то, что нужно было уходить. Он почувствовал себя рядом с ними немощным, ненужным.

Жрица подчинилась Пану. Она ему доверяла больше, чем остальным. Пусть птица погибнет для этого мира, но живет рядом с богиней, разве не это главное для них, для всех?

№№№№№№№№№

Все было как обычно. Только кажется, сам Гипнос к ней на этот раз спустился и обволок ее облаком сна. Но что же она увидела в тот странный миг? Она не могла вспомнить этого потом. А ведь пока только сны могли возвращать ее в прошлое, позволяли оказаться в неведомом мире. И потом, из туманного прошлого она возвращалась назад. Пан тихонько тронул ее за плечо своей волосатой рукой.

– Что с тобой? Что ты там видела? – спросил он.

– Ифигения, – произнесла она, – я ничего не помню, но они называли меня Ифигения.

Он хотел спросить ее о чем-то и выразить радость, но не успел. Из воздуха соткалась богиня Афина в своих блестящих одеждах, зеркальных доспехах. Она предстала перед девушкой во всем гордом величии.

– Я давно хотела на тебя взглянуть, бедное дитя, – заявила богиня.

Пан не выдержал и скрылся за кустами, считая, что не стоит трогать Лихо, пока оно спит. С Афиной он не хотел никогда и нигде сталкиваться. И это было самым благоразумным решением, на какие он только был способен.

Рядом с такой воинственной красавицей, самому себе он казался еще страшнее и ничтожнее. А как убивала его ее снисходительная усмешкаРасчет, холод, презрение ко всем, вот что отличало богиню Афину, из-за этого она никогда не будет считаться прекрасной. Парис был совершенно прав, вероятно, он думал о другом, когда отверг ее, не задумываясь.

Но мы всегда судим со своей колокольни. Парис сделал свой роковой выбор, и началась эта жуткая война.

№№№№№№№№№№

Артемида тем временем с телом убитого коршуна опустилась на остров Цирцеи. Та поняла, что от нее требуется помощь. Она уже объявилась здесь, когда убили ее любимую лань, теперь пришла с мертвой птицей. Красавица, наводившая какой-то мистический трепет, приветливо усмехнулась. Она видела в своем волшебном зеркале ее столкновение с Афиной. Та была дерзка, эта упряма.

Цирцея не любила деву-воительницу, но и эта не лучше, что они могли знать о жизни, не познав мужчин, гордиться этим было величайшей глупостью. И они были зеркальным отражением одна другой. Вот потому обе вечно враждовали с верной Герой и неверной Афродитой.

Глава 2 На острове

Цирцея не скрывала своего раздражения, но она произнесла:

– Ты успеешь вернуть ей память вовремя. Афина там, а ей нечего о себе сказать, хотя сказать она хотела много. Ее триумфа не получилось, и это замечательно. Но теперь берегись, она не простит тебе такой дерзости.

Заклятие коршуну не было сложным. Он встрепенулся в руках Артемиды, и словно освобожденный от чего-то, полетел дальше. Но богиня уже думала о другом. Стоило ей только уладить что-то одно, как тут же возникало другое. И в ее бессмертии всему этому не было конца и края.

Пан, спрятавшись в кустах, внимательно следил за происходящим на берегу. Это быстро привлекло его внимание, хотя страх перед Афиной был сильнее других чувств.

– Ты не знаешь свое имя и все, что с тобой произошло? – удивленно спросила богиня. О чем же тогда говорят все мои нимфы.

– Но почему я не могу ничего вспомнить? – пожала плечами жрица.

Она почувствовала в этой великолепной богине врага, противника, и не собиралась ей раскрывать какие-то секреты.

Наверное, благом было бы многое забыть, но разве нам это дано? И в глазах ее появилась такая тоска и боль, что можно было разрыдаться, глядя на нее, но Афина была уверена, что все не так, как кажется. Непонятно было, кто и зачем ей лгал, какая ему от этого польза? Уж она постарается все это выяснить. Скорее всего, Артемида даже не понимала, о чем она говорила накануне. А ведь она была уверена, что из-за сострадания Артемида лишила ее памяти

– А может быть до поры до времени, это она сама всех обманывала. Но девушка так мало была похожа на коварную незнакомку. Хотя, кто не ведает, что в тихом омуте черти водятся, и при желании можно много кого отыскать.

– Ну что же, -согласилась она, – здесь спокойнее. Скоро все переменится, и ты тоже будешь к этому причастна, – на прощание пообещала она.

Богиня исчезла в тот момент, когда немного сконфуженный Пан вышел из своего укрытия. Он раздумывал, как бы объяснить всем, как он там оказался, чтобы звучало это убедительно. Но жрица не требовала от него никаких объяснений. Она была поглощена своими думами, теперь все воспоминания разом нахлынули на нее. Она знала, все знала, только хотела как-то разобраться, выстроить все по порядку. Но они смешались в клубок, путались в ее душе, и ничего толком не прояснялось. Для начала их было слишком много.

– Ну и что же было? – нетерпеливо спрашивал Пан, – тебе удалось провести Афину или ты на самом деле все вспомнила? Если тайна была раскрыта, то ему хотелось знать это первому.

Она и сама хотела все рассказать. А он для этого подходил лучше других. И стоило только Пану сесть поудобнее и вникнуть во все, что она ему поведала. Он уже знал, что будет вознагражден за лишение последних дней.

№№№№№№№№№

Вот в тот момент жрица и заговорила.

– Мой отец – царь. Самый могущественный из всех царей и зовут его Агамемнон. Это его корабли я видела в море в том сне. Вместе с моим дядей Менелаем он отправился в Трою, для того, чтобы спасти мою тетушку Елену.

Она моя родственница, хотя и не по крови, потому что она дочка Зевса, – прибавила тихим шепотом девушка. Отец слишком обижен, а уж о дяде и говорить нечего. Он стал полководцем всех эллинских дружин и воинов, а кому еще было вести их туда? Это самое большое войско, ему нет конца и края. Он долго ждал этого сражения и всегда хотел воевать. И Аякс, и Ахилл, и Одиссей – все они пошли вслед за ним, подчинились его воле, хотя они не хотели отправляться в это сражение. Я видела царя Одиссея, когда он был у нас – он так умен и хитер. Но он никогда не воевал. Я была тогда еще маленьким ребенком, но так хорошо его помню, все его хитрости, фокусы, которыми он поражал не только детей. Я помню Ахилла, он был так силен и прекрасен, что я сразу влюбилась в него без памяти.

– Но говорят, что Ахилл чертовски самолюбив, и свои интересы ставит всегда выше всех остальных, – обиженно произнес Пан.

Теперь ему этот вздорный парень стал нравиться еще меньше, после того, когда она рассказала о том, что была влюблена в него. Но Ифигения готова была броситься на его защиту, такие странные чувства теснились у нее в душе.

– У него есть на это право, – говорила Ифигения. Отец подозревал, что Ахилл станет его соперником. Но это его не сильно волновало.

Пану показалось, что Агамемнон вообще редко о чем задумывается. Но чувствовалось, что жрицу царь приводил в восторг, хотя ведь такого не должно было быть, а было. Ведь это из-за него у царевны было так много огорчений. Пусть она сама все для себя решила, но так не должно быть.

Жрица замолчала, закрыла нетерпеливо глаза. Теперь было понятно, что она знает значительно больше, чем говорит. Но он чувствовал, что она слишком напряжена и переживает все, что творится вокруг. Пан не мог на нее давить, он вообще ни на кого не давил никогда. Но решил, что ждать слишком долго, если подождет еще немного, то ничего страшного не случится. Жрица молчала. Он ждал. Но все рано или поздно кончалось. Тогда все завертится.

Глава 3 Перед отплытием

Теперь Ифигения помнила все, что с нею случилось

Уже несколько дней стояли в бухте эллинские корабли. Они были неподвижны, потому что не дул даже самый легкий ветерок, на море был полный штиль.

Воины вместе с вождем их грозным Агамемноном, напрасно ждали и надеялись, что все переменится. Часы шли за часами, а они не двигались с места. Царь прохаживался по палубе своего корабля. Оставалось надеяться на чудо и милость богов, но ни того ни другого не случалось.

Как долго Агамемнон не хотел обращаться к прорицателю, видно боялся услышать то, что должно было прозвучать. Дурные предчувствия его не оставляли ни на минуту. Но должны же были боги, наконец, отступить перед ним, разве недостаточно долго они его мучили?

Гробовое молчание было и среди богов. Для воинов, готовых двинуться в сражение, такое промедление было смерти подобно. Кажется кто-то (богиня любви) старалась защитить этого негодяя Париса, а он и прежде и теперь потешался над ними, заручившись поддержкой своей богини.

Афродита может быть и не так могущественна, как Афина, только кто же перед ней устоит, и молодой воин и грозный царь одинаково покорно сносят все ее капризы.

Но Афина была с ними, она требовала от царя Микен, чтобы он двигался вперед и не перед чем не останавливался. Так он бы отправился в путь, только даже она не говорила ему, что нужно для этого сделать, возложив все на прорицателя.

№№№№№№№№

Агамемнон понимал, что и люди и боги требуют и ждут от него какого-то решения. Тогда он отправился в храм, больше не теряя ни минуты.

Старик не казался дряхлым. Он еще мог бы с ними отправиться на войну, если бы в том была необходимость.

Калхант величественно восседал на своем кресле, похожем на царский трон. Еще в юности он привык к почтительному отношению к себе. Теперь же, когда он многое пережил и узнал, он ждал величайшего полководца и грозного царя.

Усмехнулся, увидев, как тот медлил и робел, это или сам Агамемнон, или он послал кого-то вместо себя? А ведь в безрассудной храбрости с ним мало кто сравнится. Он еще надеялся на лучший исход, думал, что не придется прибегать к крайностям, за которые потом придется дорого заплатить.

Но жертвовать приходилось самым дорогим, без этого не могло быть никакой победы, разве с детства он не усвоил этого, и страшное проклятие не висело над его родом?

– Тебе не уйти от меня, – самодовольно думал прорицатель. И сидел он невозмутимым и отрешенным перед героем грядущего.

Наконец он встрепенулся и очнулся:

– Добро пожаловать, рад, что моя помощь нужна тебе, – говорил он приветливо, порой и самому храброму из воинов может помочь не только меч.

Агамемнон напряженно прислушивался к его словам. Он был уверен, что тот таит что-то странное в душе. Но насмешка прозвучала в словах так явственно. Он молил небеса о том, чтобы старик не потребовал слишком большой платы, хотя как знать, какая плата окажется слишком большой? Он остановился и замер перед собственной судьбой в лице этого мудрого и странного прорицателя.

№№№№№№№№№

Богиня Афина наткнулась на него почти случайно. Кажется, бог всех муз тоже был удивлен.

– Чему ты улыбаешься? – спросила она сердито.

– Рад тебя встретить, – отвечал Аполлон, хотя можно было усомниться в том, что он и на самом деле радовался.

Никакой радости, даже слабой улыбки не появилось на его лице.

– Ты кажешься такой яростной, кто же из несчастных глупцов так разозлил тебя?

– Оставь свои штучки для нимф и дриад, они слушают тебя, открыв рот, всему верят, а меня это не волнует.

– Но я на твоей стороне, – говорил Аполлон, – Афродиту давно следует наказать за все ее проделки. На этот раз она позволила себе слишком многое.

– Ты не Афродите, а царевне Кассандре хочешь отомстить, – наконец усмехнулась Афина, – желаешь сделать ей больно.

– А разве я уже не отомстил ей? – начал злиться Феб, – она все знает, но ее пророчествам никто не верит, как она должна от этого страдать?

– Но это не месть для той, которая отвергла самого Аполлона, – усмехнулась Афина, – даже вопреки всему она не могла в тебя влюбиться и не влюбиться никогда, какую бы войну ты не вел с ее миром.

– А когда он узрит свой мир разрушенным, полностью уничтоженным, – глаза Феба странно сверкнули, – а сама достанется последнему из воинов, подлому и трусливому, вот тогда возможно я и буду доволен тем, что творится.

Афина впервые взглянула на своего брата пристально, и поняла, что он еще более жесток, чем о нем говорят, он и на самом деле этого хочет. А ведь в отличие от сестрицы своей казался таким мягким и спокойным, бесхребетным. Но скрывалось у Аполлона за этой внешностью совсем иное, воительница в том окончательно убедилась, и была очень удивлена такому неприятному открытию. И теперь богиня гадала, чего от него можно было ждать. В этом разговоре с ним Афина не упомянула о его сестре и о жрице. А ведь они обе привели ее в ярость. Феб догадывался, до него доходили слухи о том, что там что-то случилось, нимфы все время о чем-то таком говорили.

Теперь он видел, что Артемиде удалось как-то провести и разозлить Афину, она играла с огнем, но делала это не в первый раз. Она была жестока не только к жертвам, но и к более сильным соперницам, это его пугало и тревожило.

Он отвел глаза, чтобы Афина не прочитала его мыслей. Но богиня считала, что Аполлон должен узнать о том, что его сестра (самое близкое для него создание) становится слишком похожей на эту деву, которую он с трудом переносит. Это его приводило в ярость.

Но может быть, Артемида опомнится и в один прекрасный день расстанется со своей девственностью и познает все прелести иной жизни?