Текст книги "Затерявшаяся во мгле"

Глава 4. Свидетель или обвиняемый?

А между тем предварительное следствие по делу Филатовой шло своим чередом. Машина дознания, получившая от матери пропавшей такую нужную новую информацию, работала по привычному для нее шаблону.

Уже через три дня после того, как отчет Владимирова лег на стол подполковника Ковалева, сам Ковалев гордо возвышался над подчиненными со своим докладом на совещании. В докладе указывалось, что органы следствия установили, что близкий друг пропавшей Филатовой в ночь ее исчезновения приезжал к ее дому на личном автомобиле. Мужчина проник в подъезд и находился около квартиры пропавшей. Более того, он несколько раз звонил самой Филатовой по сотовому телефону, и дважды она ему отвечала. Данный факт нашел подтверждение в компании сотового оператора, услугами которого пользовалась пропавшая. Затем данный мужчина через весь город отправился в ночной клуб на окраине столицы, где и пробыл до утра.

К слову сказать, подозреваемый и был тем самым «френдом», который и стал писать в Интернете о пропаже «снежной Флори» и взывать к органам правопорядка. Данного человека уже задержали.

После задержания во время допросов свою вину он отрицал, поясняя в показаниях, что познакомился с Филатовой в сети, начал переписку и около полугода назад предложил ей личное знакомство, та долго отказывалась от реального, а не виртуального общения. Однако три месяца назад на личную встречу все-таки согласилась. Между ними завязался роман, однако сама Филатова вела себя достаточно сдержано, часто отказываясь от свиданий. Вечером 29 ноября мужчина, по его словам, позвонил Филатовой около десяти вечера, та от разговора уклонилась, сославшись на усталость, однако добавила, что их отношения завершены. Опять-таки по словам подозреваемого, он поехал на машине к пропавшей, так как уже знал улицу и дом, в котором она проживала. Вновь позвонил, она ответила ему еще на один звонок, далее связи уже не было. Он вошел в подъезд, поднялся на третий этаж, однако, поняв, что не знает номера ее квартиры, еще раз позвонил по телефону и, не получив ответа, вернулся, сел в машину и поехал в ночной бар топить свое горе в вине.

Но это были только показания самого подозреваемого, которым следствие в лице подполковника юстиции Ковалева не поверило.

– Следствие установило, – грозно рапортовал на совещании Ковалев, – что у подозреваемого Смирнова Олега Николаевича было достаточно времени, чтобы войти в квартиру потерпевшей или как-то выманить ее из дома. Факт того, что Филатова была без верхней одежды, свидетельствует только о том, что никуда ехать она не собиралась. Однако он мог силой или уговорами довести ее до своей машины, там между любовниками могла произойти ссора, которая и послужила причиной убийства. Мотивом убийства как раз и стала ревность и нежелание Смирнова по-хорошему расстаться с Филатовой. Далее Смирнов мог легко избавиться от тела. К сожалению, камеры видеонаблюдения, установленные около близлежащих магазинов, машину Смирнова не обозревали, поэтому установить с помощью видео факт встречи Смирнова и Филатовой не удалось. Однако маршрут его машины определен, что как раз позволяет установить, что он проезжал через мост. Река еще до конца не замерзла, поэтому он без труда мог опустить труп в воду или выбросить его в лесополосе, или сделать еще что-то подобное. Точное время его появления в ночном клубе также не определено, хотя и сам факт пребывания там нашел свое подтверждение, но это не меняет сути дела.

– Вы неплохо поработали, – отозвался начальник, с довольным видом выслушав доклад Ковалева. – Ваша версия выглядит весьма правдоподобно. У нас появился весьма реальный подозреваемый, и заметьте – каков наглец – ведь сам, желая от себя отвести подозрения, раструбил на весь мир, что ищет свою девушку, переживает… Есть ли у кого-то из присутствующих свои замечания или добавления?

– Товарищ полковник, разрешите обратиться, – отозвался Владимиров.

Слушая доклад Ковалева, он мысленно взвешивал на весах собственной совести, стоит ли ему выступить или лучше будет промолчать. Несмотря на то, что он приблизительно знал, что скажут ему, все-таки решил, что молчание в данном случае невозможно.

– Говорите, Владимиров, что вам удалось раскопать? Что-то опять по части психологии? – обратился к нему полковник.

– Да, Анатолий Александрович, вы правы, именно по части психологии, – начал Владимиров. – Дело в том, что подполковник Ковалев поручил мне изучить публикации в Интернете Филатовой и ее личные записи в ноутбуке. Внимательно ознакомившись с данными материалами, я предполагаю, что пропавшая находилась в состоянии глубокой депрессии. Ее вымышленный образ, созданный в сети для пользователей, расходился с ее реальной жизненной ситуацией, что и вызывало у нее суицидальные настроения.

– Что вы этим хотите сказать, майор, – прервал его Ковалев. – Что Филатова думала о самоубийстве? Так ведь она могла думать об этом сколько угодно, но ее могли убить. Одно другому не мешает.

– Подождите, Ковалев, не перебивайте, мы обязаны рассмотреть все версии, – оборвал его начальник. – К тому же я все-таки здесь пока еще решаю, кому говорить, а кому можно и помолчать. Депрессия у одинокой женщины тридцати шести лет – явление объяснимое. Как это у вас в психологии – кризис среднего возраста? Так?

Владимиров кивнул.

– Так вот, – продолжил начальник, довольный тем, что смог продемонстрировать свою эрудицию. – Эта женщина, как там ее звали? Да, Филатова. Так вот, она могла сколько угодно депрессировать, искать себе мужчин, встречаться, расставаться, писать по этому поводу всякие жалостливые посты в Интернете. Но это не мешает тому, что один из кавалеров мог запросто ее убить из той же ревности. Если бы это было самоубийство, то нам бы вообще ничего делать бы не пришлось. Приехали, увидели бездыханное тело, зафиксировали инцидент и все. Но самого главного – тела ее – нет. Одно дело, если любовник убил, а тело спрятал. Это еще можно доказать, он в конце концов признается, но совсем другое – говорить о самоубийстве и не найти того способа, которым это самоубийство было выполнено. Единственно, можно более внимательно проверять все неопознанные тела, мать приглашать на опознание, может, эта Филатова взяла и бросилась под поезд или еще что-то. Хотя таких случаев зафиксировано не было.

Начальник вновь обратился к Ковалеву.

– Но пока ваша версия мне кажется наиболее реальной. Так что, думаю, что нам хватает улик, чтобы было вынесено постановление о помещении этого, как его там… френда Филатовой в СИЗО. Готовьте материалы дела для передачи в суд и работайте с подозреваемым. Глядишь, и признается нам, куда он упрятал тело своей жертвы.

На этом совещание было закончено.

Владимиров уже спускался к себе по лестнице вниз, когда его окликнул Ковалев.

– Завтра будете присутствовать при допросе Смирнова, – без лишних вступлений распорядился он. – Как я вижу, вы сомневаетесь в его виновности, можете посмотреть на эту птицу, может, ваши сомнения и отпадут.

Владимиров кивнул в знак согласия.

Глава 5. Тяжелый допрос

На следующий день, как было и оговорено заранее, Владимиров в 12 часов по полудню поднялся в кабинет Ковалева. Тот указал своему коллеге на стул в углу около железного сейфа и распорядился ввести подозреваемого Смирнова.

Через несколько минут в комнату под конвоем был доставлен мужчина лет сорока, в потертых джинсах и длинном свитере, несколько осунувшийся, с пробивавшейся на щеках щетиной.

– Здравствуйте, Смирнов, ну как вам наши условия проживания? – не без иронии начал разговор Ковалев. – Может быть, сегодня вы будете со мной более откровенным?

Мужчина в ответ нахмурился. Однако само его лицо выразило какую-то бессильную злобу.

– Мне нечего больше сказать, – вздохнул он, присаживаясь на предложенный ему стул. – Я не убивал Марину. Более того, в тот злополучный вечер я просто ее не видел. Что звонил – не отрицаю, но говорила она со мной немногим более минуты в первый и во второй раз. Может, и дурака я свалял, что в подъезд вошел с этим парнем, номера квартиры я все равно не знал. А адрес ее знал, потому что до дома подвозил.

Ковалев слушал своего собеседника молча.

– Вы зря упорствуете, Смирнов, – продолжал он. – Следствие располагает достаточным количеством улик, чтобы суд вынес обвинительный приговор, отказываясь сотрудничать со следствием, вы только усугубляете собственное и без того незавидное положение.

– Я еще раз повторяю, что Марину я не видел, – настаивал Смирнов. – Ведь в машину она ко мне не садилась, вы не можете доказать того, чего не было.

– Владимиров, – обратился Ковалев к майору, – можете и вы задать свои вопросы подозреваемому. Видите, он не хочет чистосердечным признанием облегчить свою участь.

Владимиров, поняв, что Ковалев пригласил его сюда, чтобы лишний раз продемонстрировать свое превосходство, начал с вопроса, который вызывал у подполковника усмешку.

– Скажите, пожалуйста, Олег Николаевич, как вы могли бы охарактеризовать Марину Филатову? Насколько ли серьезны были ваши с ней отношения?

Было видно, что и Смирнова этот вопрос застал несколько врасплох.

– Странная она была. Ну как ребенок, что ли, – отозвался он, слегка задумавшись. – Я очень долго добивался от нее реальной встречи. Она все темнила, от разговоров уклонялась. Уж решил, что уродина какая-то. Так себя и настроил. А тут вошла. И я прямо обмер. Красавица. И такая женщина непростая, вроде как с загадкой какой-то. Думаю, что я увлекся ею сразу. А что касается серьезности отношений, ну как тут сказать. Времени прошло еще очень мало, да к тому же наши отношения были какие-то нерегулярные, будто тяготило ее что-то сильно. Думал, что, может, еще кто-то у нее есть. Вот она и выбирает между нами. Тем вечером я так и решил, что она променяла меня на другого. Вот и помчался к ней, как оглашенный, о чем теперь жалею. Да вы проверьте, может, этот второй и сделал с ней что-то нехорошее, а вы меня держите в СИЗО. Тут в их разговор вмешался Ковалев.

– Не было никого второго, Смирнов, ты и не надейся. А в СИЗО ты оказался, потому что улики против тебя неоспоримые есть. Нечего нам голову морочить.

– А что сказала вам Филатова в тот вечер в разговоре по телефону? – продолжил Владимиров.

– Что сказала? – отозвался Смирнов. – Дословно мне трудно воспроизвести. Что-то вроде «Не ищи меня, не звони больше, я теперь для тебя умерла». И трубку положила. Я перезванивать стал. Она не брала. Вот я и поехал.

– Во сколько вы оказались около дома Филатовой?

– Точно сказать не смогу, ехал медленно. Тогда снег пошел прямо валом, а я резину зимнюю еще не поставил, прошляпил как-то. Поэтому не спешил. Думаю, прибыл часов в одиннадцать вчера, может быть, чуть позже.

– Что же вы делали дальше?

– Опять звонить стал ей по телефону, думал, может быть, она меня к себе пустит или спустится, чтобы поговорить. Она ответила, сказала, чтобы я ее больше не беспокоил. Но как-то вяло сказала. Меня аж злость взяла. Я из машины вскочил, подошел к подъезду, тут как раз парень дверь открывал, я и вошел с ним. Вошел, а куда идти не знаю. Тут и злость моя взяла. Думаю, все, бросили меня. Что уж теперь. Вернулся к своей машине. Поехал в бар. Там пробыл до утра.

– А как вы узнали о том, что Марина пропала?

– Да об этом мне ее друзья в сети рассказали. Я же был подписан на ее страницу. Через два дня ее друзья мне и написали, мол, вышла из общения, все связи оборвала. А контактов у нее было много. Я ей снова позвонил. Мне сын ее ответил, что мама пропала, ее в розыск объявили. Тут-то я забеспокоился, по сети клич поднял.

– Ну да, – вновь вмешался Ковалев. – Решил огородить себя от возможных подозрений. Не выйдет. Ты еще нам расскажи, куда ты труп дел. Куда его сбросил? Да и как ее убил? Когда убивал, страшно небось было?

– Не убивал я Марину! – закричал Смирнов. – Да и не докажите вы ничего, зря меня на понт берете. Ведь следы ее пребывания должны были бы остаться в машине, пятна крови там или еще что-то, а ведь ничего же нет. И ничего не было. Не было ее у меня в тот вечер. Бессмысленно это все.

Владимиров понял, что ничего нового от Смирнова добиться уже не удастся. Подозреваемый не производил на него впечатление человека, способного убить в порыве ревности кого бы то ни было. Не тот тип личности. Такой был способен после расставания на день-два погрузиться в депрессию, запить свое горе вином, а еще через недели две-три почти забыть о произошедшем.

Однако майор понимал, что Ковалев крепко ухватился за свою добычу, поэтому будет копать в нужном ему направлении. Обязательно доведет дело до суда. Ну а суд? Суд может принять любое решение. Смирнов висел на волоске от возможного обвинительного приговора.

Спустя еще полчаса Ковалев, несколько подустав от упрямства подозреваемого, вызвал конвой для его сопровождения в СИЗО. Владимиров же, вежливо попрощавшись, молча удалился в свой кабинет.

Глава 6. Вечерние мысли

Однако дело пропавшей Филатовой и арест Смирнова не давали покоя Владимирову. Он мысленно постоянно возвращался ко всем обстоятельствам, понимая, что пока не будет найдено тело пропавшей (на благополучный исход он уже не надеялся), его версию о ее возможном самоубийстве никто из его коллег всерьез рассматривать не будет. Да и сам он толком не понимал, как было совершено это самоубийство.

Он прекрасно знал, что тело пропавшей тщательно искали около дома, на его крыше, в подъезде, на чердаке, также на крышах, чердаках соседних домов, но нигде не было ни малейшего следа. Допустим, она решила броситься вниз с моста. Но ведь из дома-то ушла без зимней одежды, а ночью ударил мороз. До ближайшего моста через реку было километров пять. Она просто бы замёрзла в дороге. Не было рядом и каких-нибудь посадок, лесополос, где можно было бы совершить задуманное. Везде места были людные, и решись кто-нибудь на добровольный уход из жизни, это было бы сразу известно полиции.

В воскресенье Владимиров, сидя за домашним компьютером, невольно вышел на страницу снежной Флори. Теперь он видел эту страницу не изнутри, а как обычный внешний пользователь. Там ничего не изменилось. Тот же сказочный, манящий к себе зрителя дизайн, те же волшебные эльфийские рисунки главной героини, пейзажи, стихи, посты.

Задумавшись, он не заметил тихое появление жены за своей спиной.

– Ты стал увлекаться этим? – с улыбкой произнесла она.

Владимиров не любил говорить дома о своей работе. Слишком непростая была у него работа. Боялся причинять лишнее беспокойство жене, не хотел травмировать психику детей, но в этот раз он почувствовал, что нуждается в совете.

– Да нет. Хозяйка этой страницы пропала около месяца назад. Вот ищем теперь.

– Какая-нибудь девочка-подросток? – спросила жена. – Родители, наверное, переживают сильно.

– Да нет. Не подросток. Взрослая женщина тридцати шести лет с мамой-учительницей и сыном-школьником.

– Странно, – произнесла Надя. – Понимаешь, такие странички создают именно девочки лет до двадцати, часто пережившие какую-то семейную травму. Здесь какая-то незащищённость, погружённость в мир эмоциональных переживаний, рассказ о своей боли и инфантильность.

– Инфантильность, – задумался Владимиров, казалось бы, услышав важное для него слово.

– Да, – продолжила жена. – Но ты знаешь, для взрослой женщины такие рисунки – это знак нежелания преодолевать свою детскость, как бы застревание в детстве с его травмами. Такие, если и взрослеют, то долго не живут.

– Долго не живут, – повторил ее мысль Владимиров и осекся. Но постепенно сменил тему разговора. Говорить дальше о своих подозрениях относительно суицида, возможно, совершённого этой пропавшей женщиной, ему не хотелось.

Он посмотрел на красивое тонкое лицо своей жены, на ее полноватую фигуру и вспомнил, как она сама пила горстями успокоительные и не могла спокойно спать по ночам. Тогда после свадьбы они в страхе перед возможной беременностью переборщили с контрацептивами, а потом лет через пять, когда уже всерьёз задумались о детях, вдруг поняли, что забеременеть Надя никак не может. Тогда она работала менеджером в какой-то крупной фирме. Получала неплохо, но работа её изматывала до крайности. Возраст её приближался к тридцати годам, желание родить ребёнка всё возрастало, а так как результата не было, то начались болезни, бесконечные тревоги, слёзы по вечерам, признания в нежелании жить и так далее.

Положительный тест на беременность стал настоящим спасением. Несмотря на то, что впереди были ещё 8 напряжённых месяцев ожидания, страхов, непростых прогнозов врачей, тех же самых слёз, Степан появился на свет вполне здоровым малышом, который вылечил свою маму от душевной непогоды. Надежда преобразилась и с радостью посвятила себя материнству. Ещё через четыре года родилась Настя. Именно с дочерью, когда ей исполнилось три годика, Надя ушла работать воспитателем в детский сад, а затем перешла на должность штатного психолога.

И всё-таки Владимиров помнил, как непросто было их семье, когда они мечтали о детях, поэтому ценил покой жены и старался оберегать своих близких от лишних жизненных треволнений.

Глава 7. Развязка

А между тем время шло своим чередом. Как-то незаметно подкрался Новый год с привычными застольями и напряженной для сотрудников органов внутренних дел работой. Дальше пришло время всевозможных отчетов и совещаний, на которых было нужно кого-то слушать, что-то говорить. Каждый день возникало еще множество обязанностей, поэтому история о пропавшей женщине в многомиллионной Москве стала уходить в сознании Владимирова на второй план.

В конце марта его свалил неожиданный грипп. Он понял, что получил небольшую временную передышку, и ушел на больничный. Вернулся в свое отделение уже в начале апреля. Его встретил, как всегда, жизнерадостный Егор Левин.

Левин еще с порога воскликнул:

– Ты, Дима, всегда пропадаешь тогда, когда о тебе больше всего говорят!

– А что обо мне говорить? – заметил Владимиров. – Или случилось что?

– Да так, ничего особенного. Но расскажу. Помнишь дело об этой пропавшей? Ну, Филатовой? Дело Ковалев вел?

Владимиров кивнул.

– Так вот, ее нашли! То есть нашли ее тело! И знаешь где? Ни за что не догадаешься! Тело лежало на козырьке аптеки, что была внизу ее дома. Снег растаял, соседи увидели, вызвали полицию, а там она. При ней маленькая сумочка, в ней паспорт, записка предсмертная. Как ты и говорил, суицид. Только мы ее искали внизу, на асфальте, а она как-то смогла упасть на этот козырек, тело снегом и занесло. Вот и пролежала до оттепели.

Владимир слушал своего товарища внимательно и молча.

– А дело об ее убийстве Ковалев в суд уже передал. Поспешил. Заседание суда было назначено как раз через день после этой находки. Заседание провели, дело вернули обратно к следователям в связи с появлением новых фактов. Его и классифицировали как самоубийство. Мужика того – подозреваемого – отпустили. Еще легко отделался, а то мог и срок схлопотать.

– Ну что же, – отозвался Владимиров, проходя к своему рабочему столу. – Значит, оно все-таки и разрешилось. Мать погибшую опознала?

– Да, сразу. Тело ей передали. Но ты знаешь, совсем я не понимаю этих баб, – вдруг яростно продолжил Левин. – Что ей в жизни было надо? С чего с двенадцатого этажа вниз бросаться! Мать, сын, работа, личная жизнь даже была! И мужик этот попал ни за что! Вот дура-то!

Владимиров не стал отвечать на вопрос Егора. Впрочем, тот уже перевел тему.

– Жаль, что тебя не было на совещании. Там начальник наш на Ковалева здорово наехал. Прямо обвинил его в халатности. Мол, сначала должен был все проверить, труп везде поискать, а потом уже дело на этого мужика шить. Припомнил даже, что ты говорил о возможном суициде. Сказал, что твоя версия не была им досконально проверена. Но ты знаешь, вопрос, видимо, не в тебе. У нас говорят, что наш начальник-то побаивается Ковалева, ведь хитер парень, подсидеть его может. Поэтому так и разъярился. Долго он ему еще не простит такого «прокола». Знаемо ли, дело вернулось на доследствие, теперь у Ковалева жирный минус в его блистательной карьере. Но ты сам – будь с ним поосторожнее, он теперь на тебя будет зуб точить, – закончил Егор.

Владимиров кивнул. Он понял, что мучавшие его вопросы нашли свои ответы, но ощутил не облегчение, а какое-то сожаление. Он понимал мотивы, толкнувшие Марину Филатову на самоубийство, но внутренне все равно не находил оправдание ее поступку. Возможно, она не хотела иного разрешения своего жизненного пути, но сколько людей рядом оказались вовлеченными в эту историю! Владимиров не хотел думать о том, что теперь будет с ее матерью и сыном, другими людьми, которые ее окружали, но вдруг понял, что маленькая Флори могла простым фактом своего существования в сети внушать кому-то надежду, помогать советом, дарить радость, а теперь даже этого не будет.

Не будет никогда.