Текст книги "Сага о Луисе и Лилиане. Книга первая: «Клятва Луиса»"

– Вы украсили собой эти предметы, – мягко сказал сэр Луис.

Ляля покраснела – комплимент ей польстил.

– Горничная Жюли уверяет, что даже у графини Тулузской вряд ли найдется столь драгоценная сетка для волос, – сказала Ляля.

Сэр Луис приподнял бровь, и девушка покраснела снова – без слов он дал ей понять, что в обществе благородных людей негоже повторять сплетни, разносимые служанками. "Но я же хотела ему сказать, как ценю его подарок!" – вскричала Ляля про себя, но тут же осеклась. "Надо было ответить рыцарю в изящных, учтивых выражениях, а не пытаться исподволь очернить графиню!"

С изумлением осознала Ляля, что попала в общество хорошо воспитанных людей, цвета рыцарской культуры. Благородный человек – пример для подражания во всем – следит за своими поступками, высказываниями, жестами, внешним видом… Горячая краска залила щеки Ляли. Она поняла, что сейчас очень далека от идеала средневековой дамы, покровительницы искусств, вдохновлявшей рыцарей на красивые подвиги.

– Прошу вас, леди Лилиана, – сэр Луис подвел смолкнувшую девушку к замковой церкви и распахнул дверь. Капелла родового гнезда графов Тулузских построена еще в романском стиле и отделана распилами светлого мрамора, как было модно при византийском императоре Юстиниане. Колонны, поддерживающие тяжелый свод, взяты из античных сооружений. Несколько оживляют строгий интерьер капеллы церковные сосуды из золота, красивые светильники и знамена побежденных мусульман, привезенные прежними графами из крестовых походов. Первый крестовый поход возглавил Раймонд Тулузский, предок нынешнего графа. С тех пор у аристократического семейства появились владения в Святой земле – Триполи и другие. Дочь того Раймонда Мелисанда вошла в историю литературы как принцесса Греза – под этим именем вывел ее Эдмон Ростан в знаменитой пьесе, ставшей знаменем символизма и возродившей в начале двадцатого века мечту о рыцаре, преданном Прекрасной даме.

Сэр Луис подал Ляле святую воду. Она дотронулась тонкими пальцами до жесткой ладони рыцаря, улыбнулась, перекрестилась по православному. Сцена из "Трех мушкетеров" всплыла в ее читательской памяти – Портос оказывает миледи такую же услугу. Чтение классической литературы порой может заменить жизненный опыт! Сэр Луис повел Лялю ко второму ряду сидений. В первом ряду располагались места хозяев – роскошно отделанные бархатом кресла с вышитыми фамильными гербами. Рыцарь помог даме занять отведенное ей место. Ляля грациозно опустилась на обтянутую бархатом скамью. Девушка все еще пребывала в молчаливом потрясении от своего нежданного открытия – если в двенадцатом веке ее принимают за знатную даму, значит, и вести себя нужно, как дворянке, хорошо воспитанной, обладающей изящными манерами и возвышенной, как у Эниды, душой.

Капелла наполнялась верующими. Дамы входили чинно, с опущенными глазами, с молитвенниками в тонких руках. Сэр Луис встал, приветствуя дам и графиню. Властители Тулузы, благосклонно улыбаясь, прошли на свои места. Началась месса, красивое католическое богослужение. Ляля прикрыла глаза, слушая ангельское пение хора мальчиков. С органом европейцы познакомятся лишь в 1204 году, после взятия Константинополя в ходе четвертого крестового похода. Орган помещался в тронном зале константинопольского дворца и звучал, когда базилевс занимал место на золотом троне. В Европе же орган стал частью церковной службы. Сэр Луис, вежливо наблюдая за своей спутницей краем глаза, отметил, что золотая сетка очень подходит к бледному золоту волос леди Лилианы. Внимание рыцаря разделилось между торжественной службой и прекрасной спутницей. Девушка внимала мессе с сокрушенным сердцем, и рыцарь позволил себе немного отдохнуть после переговоров со своим владетельным родственником. Граф Тулузский не хотел отпускать графа де Монсегюра в новый опасный поход так скоро, как он об этом просил. Сэру Луису стоило большого труда рассказать графу Раймонду, что обет доставить юную красавицу домой сейчас для него важнее всех прочих обязательств. Граф Тулузский понял и обещал помочь. Сэр Луис горячо возблагодарил небеса за удачно окончившиеся переговоры. Месса кончилась. Прихожане направились к выходу. Их ждал праздничный пир.

Парадный зал украшали цветочные гирлянды и щит с гербом графа де Монсегюра. Граф Тулузский пригласил героя с дамой за свой стол, и Ляля опять оказалась рядом с гостеприимным хозяином. Гости заняли предназначенные им места, и пир начался. Угощение подали роскошнее и обильнее, чем вчера, вина – изысканнее. Но Ляля помнила об озарении, постигшем ее в церкви, и старалась соответствовать образу прекрасной дамы – есть поменьше, чтобы недоброжелатели не могли распустить слухи о невоздержанности в еде прекрасной ладожанки. Девушка почти не пила вина, чтобы иметь ясную голову и не опозорить себя, сэра Луиса, графа Тулузского. Любезный хозяин провозглашал тосты, славя воинскую славу своего родственника. Подали десерт – красивые торты, украшенные сладкими фигурками, фрукты, фиалки и лепестки роз, сваренные в меду.

Граф Тулузский поднялся с золотым кубком в могучей длани и провозгласил:

– Дорогие друзья, мой родственник сэр Луис скоро продолжит свой квест. Он обещал доставить домой, в Ладогу, нашу прекрасную гостью, – и поклонился Ляле. Она вежливо склонила голову благодаря любезного хозяина.

– Так вот, друзья мои, – продолжал сеньор:

– Сэр Луис примет участие в турнире, который начнется через два дня на рыночной площади.

Зал взорвался приветственными криками. Сэр Луис встал благодаря графа:

– Я буду краток. В Святой земле мы, воины-крестоносцы, доказывали свою веру и преданность Богу ратными делами. Пусть и сейчас победит самый достойный!

Ляля обмерла. Турнир! И сэр Луис будет сражаться! Но она строго прикрикнула на себя и ничем не выдала своего волнения. "Он победит, он герой-крестоносец!" – успокаивала себя Ляля, приятно улыбаясь мужчинам, обсуждавшим условия турнира. Пажи, прислуживающие за столом, подали кусочки торта и фрукты. Ляля с удовольствием попробовала сладкие лепестки цветов. О таком лакомстве она читала в книгах по истории средневековых садов. После омовения рук пирующих розовой водой музыка заиграла громче – начались танцы.

Сэр Луис и графиня Тулузская шли в первой паре. Граф Раймонд и Ляля – во второй. Девушка очень боялась сбиться с такта, но наблюдая за графиней Тулузской, повторяла ее движения и достойно протанцевала медленный средневековый танец. Это вам не на дискотеке дергаться! На второй танец сэр Луис пригласил леди Лилиану. Она собрала всю свою волю и грациозно станцевала, не опозорив своего рыцаря. Средневековый бал продолжался. Ляля танцевала с разными рыцарями. Неожиданно она оказалась самой популярной дамой при дворе графа Тулузского. Все кавалеры хотели потанцевать с прекрасной ладожанкой! После танцев настал черед певцов – они вспомнили подвиг Роланда в Ронсельванском ущелье, любовь Тристана и Изольды. Голоса певцов звучали красиво, музыка, исполняемая на виоле, Ляле тоже понравилась, но вот еще один певец вышел к помосту сеньора Тулузы, и восхищенный шепот пронесся по залу:

– Золотой голос Тулузы!

– Он сейчас споет!

Певец поклонился сюзерену и провел рукой по струнам виолы. Ляля заинтересованно посмотрела на него – высокий, стройный, темноволосый, темноглазый, как все южане. Сэр Луис просиял, отодвинул свое кресло и спустился к трубадуру:

– Друг Пейре, я рад видеть тебя живым и здоровым!

– Монсегюр! – радостно вскричал певец, обнимая рыцаря в белом колете. Сам южанин носил великолепный красный бархатный наряд. Ляля с удивлением увидела, что трубадур всего на полголовы ниже сэра Луиса.

– Пойдем, я представлю тебя своей спутнице, – сказал сэр Луис и подвел к Ляле вновь обретенного друга:

– Позвольте вам представить, донна Лилиана, трубадур Пейре Видаль. Мы вместе высадились на Кипр, но там наши пути разошлись!

– Я рада знакомству, мессир, – ответила Ляля, улыбаясь обоим рыцарям – она успела разглядеть на высоких сапогах Пейре золотые шпоры.

– Спойте нам, мессир Видаль, нежную песню, – попросила графиня.

– Желание госпожи – закон для бедного певца, – ответил трубадур и тронул струны. Сэр Луис вернулся к Ляле, а Пейре спустился в пространство между богато сервированными столами и запел:

Любовь со мной на радости щедра,

Любовь дарит бесценными дарами…

Первые же звуки проникновенного баритона потрясли Лялю. "Действительно, только так должен звучать Золотой голос", – растроганно подумала она, вытирая глаза. Звучный мелодичный голос трогал сердце и возвышал душу. Ляле показалось, что она уже слышала раньше этот голос. "Граф де Пейрак – не единственный Золотой голос Тулузы, – подумала девушка. – У него должны были быть славные предшественники!" Песня кончилась. Ляля аплодировала вместе со всеми и с потрясенным всхлипом поняла, что голос Пейре напоминает голос Муслима Магомаева. "Великие артисты!" – подумала она и вытерла не прошеную слезу.

Графиня Тулузская поднялась со своего места, давая знак к окончанию вечера. Сэр Луис предложил девушке руку и повел в башню.

– Сегодняшний вечер был очень приятным, – сказала Ляля.

– Вы танцевали красиво, демуазель.

"Снисходительно похвалил, как будто щенка погладил!" – тут же разозлилась Ляля, но, не выдавая раздражения, ответила:

– Благодарю вас, мессир, вы очень любезны и добры ко мне! – и подумала: "Если скажет, что это его рыцарский долг – закричу!"

– Демуазель, ваше прекрасное лицо в несколько раз повышает значение моего квеста в глазах других рыцарей! – произнес сэр

Луис с церемонным поклоном. Ляля открыла рот и закрыла, не в силах постичь всю глубину этого высказывания.

– Я желаю вам удачи на турнире, – наконец сказала она, когда её молчание стало совсем уж невежливым.

– Благодарю вас, леди Лилиана, но за удачей я не гонюсь – это удел слабых, дарованный волей слепого случая, – ответил рыцарь.

– Чего же жаждет ваша душа? – жадно спросила Ляля, радуясь возможности узнать мечты и стремления графа де Монсегюра.

– Я рассчитываю на успех, заработанный предельным напряжением воли, добытый силой и умением воина, – серьезно произнес сэр Луис. Ляля содрогнулась как от порыва ледяного ветра. Впервые ей приоткрылась душа мужчины, мощная и непредсказуемая, как природная стихия.

– Я буду молиться за вас, – прошептала Ляля, испуганная неожиданным взглядом в глубины чужой сильной души.

– Ваши молитвы укрепят мое сердце и руку, – галантно ответил рыцарь.

– А дар дамы вашего сердца сделает несокрушимым, – ласково сказала Ляля, в душе захлебываясь от злости.

– Мы пришли, демуазель, осторожно, высокий порог, – и сэр Луис распахнул перед девушкой дверь спальни. Жюли поджидала Лялю, чтобы помочь ей раздеться.

– Добрый вечер, демуазель Лилиана, ваша светлость мессир граф, – сказала горничная, приветствуя леди и лорда. Вошедшие отозвались в один голос:

– Добрый вечер!

– Леди Лилиана, вода для купания готова!

– Благодарю тебя, добрая Жюли, – сказала Ляля и повернулась к рыцарю:

– Разрешите, мессир, пожелать вам доброй ночи!

– Демуазель Лилиана, я должен сообщить вам нечто важное! – начал сэр Луис, и сердце Ляли замерло, она почувствовала себя девушкой, которой сейчас сделают предложение.

– Присядьте, демуазель, – шепнула Жюли и придвинула ей кресло с высокой спинкой. Ляля опустилась в него, выпрямила спину, положила руки на подлокотники и произнесла:

– Слушаю вас, мессир.

Рыцарь приблизился к креслу и отчетливо сообщил:

– У меня нет дамы сердца!

Жюли вскрикнула, а Ляля сдержанно спросила:

– А как же наша благородная хозяйка, графиня Тулузская?

– Дело в том, миледи, что я принес клятву верности предыдущей графине Тулузской. Она умерла, – печально произнес сэр Луис.

– Господи, прими ее душу! – благочестиво перекрестившись, сказала Ляля. Рыцарь и горничная тоже перекрестились.

– Я свободен от своей клятвы!

– А как же нынешняя графиня Тулузская? Вы не хотите дать клятву ей? – с тенью былой злости спросила Ляля.

– Она образец красоты и изящества, – ответил рыцарь.

– Но клятву я ей не дам.

Ляля пристально посмотрела в глаза рыцаря, стараясь прочитать ответ в их темной синеве. Кого же он провозгласит дамой своего сердца?

– Позвольте, леди Лилиана, пожелать вам доброй ночи, – сказал рыцарь с поклоном.

– И вам доброй ночи, мессир, – отозвалась она ласковым голосом. Рыцарь кивнул Жюли и ушел.

– Госпожа Лилиана, позвольте, я помогу вам раздеться, – произнесла горничная.

– Да, добрая девушка, – отозвалась Лилиана. Изумлению ее не было предела. Она ревновала сэра Луиса, и, как выяснилось, совершенно напрасно! Кровь бросилась ей в лицо, она почувствовала себя идиоткой, и злиться можно только на слишком пылкое собственное воображение, сыгравшее глупую шутку.

– Дорогая Жюли, расскажи мне про графиню Тулузскую. Как ее зовут, давно ли она стала графиней? – осведомилась Ляля.

Горничная причесывала госпожу и с удовольствием посвящала ее в жизнь тулузского двора:

– Госпожа графиня Констанция, первая жена графа Раймонда, скончалась три с половиной года назад – она упала с лошади во время охоты, проболела несколько часов и умерла. Граф был в трауре год, потом сватался и женился два года назад на Клотильде Бургудской.

– Так вот почему у графини Клотильды такие красивые золотые волосы – она из Бургундии! – вскричала Ляля.

– Она очень добра и набожна, – продолжала Жюли.

– Графиня сегодня отнеслась ко мне сердечно, – сказала Ляля.

– Я превосходно провела день в ее саду!

– Она обращается ласково со всеми придворными дамами! – тараторила Жюли, радуясь, что настроение госпожи Лилианы повышается. Женщины остро чувствуют настроение друг друга и пользуются этим – могут поддержать, успокоить, а могут найти болевую точку и нанести тонко рассчитанный удар. И только нравственный закон в душе позволяет остаться порядочным человеком в любой ситуации… Ляля многое поняла за этот длинный день.

– Дорогая Жюли, ты чудесно причесала меня сегодня, – сказала Ляля. – Граф де Монсегюр восхищался моей прической.

Горничная улыбнулась:

– Великолепный рыцарь!

– Через два дня в Тулузе состоится турнир, и мессир граф примет в нем участие, – произнесла Ляля, подавляя зевок.

– И у него пока нет дамы, – хитро усмехнулась Жюли.

– Я устала, – жалобно сказала Ляля.

– Ты разбудишь меня завтра пораньше?

– Конечно, демуазель, – ответила горничная.

– Я приду к вам в семь часов утра, чтобы помочь одеться, и провожу к алхимику.

– Благодарю тебя, – сказала Ляля и встала с кресла. Жюли помогла ей снять блио, расшнуровала манжеты платья.

– Спокойной ночи, леди Лилиана, – и бойкая горничная выскользнула за дверь.

Ляля задвинула мощный засов, надежно отгородилась от ночных опасностей, скинула платье, белье, взяла розовое мыло и ступила в ванну. Вода почти остыла, приятная прохлада освежила утомленную танцами девушку. "Сколько же я танцевала?" – подумала она, смывая дивно пахнущую пену. Наспех вытершись, Ляля еще смогла повесить полотенце на кресло. По ступенькам к ложу она поднималась с закрытыми глазами, шепча молитву, и рухнула на простыню, вскрикнув от острого счастья, что добралась до постели. Сон пришел сразу, девушка не успела даже накрыться шелковым одеялом. Ближе к рассвету, когда предутренний холодок остудил ее разгоряченное танцами тело, Ляля, не просыпаясь, заползла под одеяло. Сны не тревожили ее в эту ночь.

Глава 3

Звонкий голосок Жюли раздался, казалось, через минуту после того, как Ляля заснула.

– Просыпайтесь, госпожа, уже утро!

– Иду, – отозвалась она, и села в постели.

"Сегодня, сейчас поговорю со знаменитым алхимиком!" – вспомнила девушка и вскочила с кровати в радостном возбуждении.

– Сейчас открою!

Быстро накинув платье, Ляля отодвинула засов и спряталась за полог кровати:

– Можешь войти, Жюли!

Горничая вбежала в спальню, бодрая и радостная, как птичка. Одновременно с ней розовый луч рассветного солнца проник в узкое окошко старой башни. Слуги внесли ванну с водой, и ушли, отпущенные властным жестом горничной.

– Позвольте мне причесать вас, леди Лилиана! – сказала она. Ляля вышла из-за кровати и присела к зеркалу.

– Ты свежа, как майское утро, Жюли, – сказала она, улыбаясь.

Горничная перехватила ее взгляд в зеркале и хитро улыбнулась:

– Вы же сами просили разбудить вас пораньше, демуазель!

– Сколько сейчас времени? – осведомилась Ляля.

– Восьмой час, – ответила Жюли.

– В десять часов госпожа графиня вместе с дамами посещает мессу.

– Значит, нам нужно управиться до десяти, – решительно сказала Ляля.

– Сьер Гастон Карбонский – знаменитый алхимик и предсказатель, – таинственно говорила Жюли, причесывая Лялю.

– А что он требует за разговор? – осведомилась девушка.

– Госпожа, возьмите с собой немного золота.

Ляля вздрогнула от предчувствия неясной угрозы, но быстро успокоилась, рассматривая в зеркале свою прическу. На этот раз Жюли заплела ее волосы в косу и уложила надо лбом, как царский венец. Венец… Корона… Пурпур!

– Жюли, ты не знаешь хорошего портного или швею? – осведомилась девушка.

– Конечно, знаю.

– У меня есть драгоценный шелк, и я хочу иметь красивый наряд к турниру, – продолжала Ляля.

– Но турнир будет уже послезавтра! – вскричала Жюли.

– Скажи, что граф де Монсегюр заплатит за все, – усмехнувшись, произнесла Ляля.

– А что вы хотите сшить, демуазель? – спрашивала Жюли, помогая Ляле собирать мыло и полотенце.

– Я скажу тебе, когда мы пойдем вниз, – ответила Ляля.

– Я скоро вернусь, госпожа, – произнесла Жюли и выскочила из спальни. Ляля заперла за ней дверь, сняла платье и шагнула в ванну. Быстро помывшись, девушка наскоро вытерлась, надела белье, накинула платье и достала из дорожной сумки бархатный кошелек с золотыми монетами – щедрый дар сэра Луиса. Немного подумав, она вытащила из сумки кинжал, подарок рыцаря, который был у нее во время путешествия с итальянцами. Кинжал в красивых ножнах крепится к широкому кожаному поясу, отделанному золотом и серебром. Ляля инстинктивно чувствовала, что предстоящий визит к алхимику будет непростым, но понадеялась, что золото и сталь – достаточно убедительные доводы для разговора с ученым. Стук в дверь прервал ее мысли:

– Леди Лилиана, я вернулась!

– Иду! – Ляля откинула засов, Жюли распахнула дверь и явилась на пороге с подносом в руках:

– Ваш завтрак, демуазель!

На керамическом подносе стоит серебряная чашка с парным молоком, теплая, свежая, воздушная булочка лежит на серебряной тарелке. Аппетитный запах выпечки распространился по комнате.

– Как мне благодарить тебя, дорогая Жюли! – воскликнула Ляля, сразу почувствовавшая голод.

– Ешьте, демуазель, – ласково сказала Жюли, ставя поднос на туалетный столик.

– Ты сама уже завтракала? – уточнила Ляля, присаживаясь к туалетному столику.

– Да, демуазель, – ответила горничная.

– Ты ранняя пташка, – похвалила Ляля. Ей страшно хотелось откусить большой кусок от мягкой булочки, но она перекрестила пищу и начала аккуратно есть. Утонченное окружение графини Тулузской стояло перед ее внутренним взором, и Ляля кушала, соблюдая хорошие манеры. Позавтракав, она спросила:

– Какое блио ты посоветуешь мне одеть сегодня?

– Вчерашнее, демуазель, и вуаль, – ответила горничная.

– Да, у тебя тонкий вкус, дорогая Жюли, – сказала Ляля и встала, чтобы горничная закончила одевать ее. Жюли зашнуровала рукава платья, накинула сверху бледно-зеленое блио и стянула его на тонкой талии Ляли широким поясом с кинжалом. Девушка взглянула в зеркало:

– Ну что ж, я достаточно хороша, чтобы уговорить прорицателя заглянуть в мое будущее! – произнесла она с усмешкой и подумала:

"Если он действительно прорицатель, то увидит немало интересного!"

– Идем, Жюли!

Девушки вышли из спальни. Сбегая вниз по винтовой лестнице, горничная почтительно спросила:

– Леди Лилиана, что бы вы хотели сшить к турниру?

– Блио и платье из византийского шелка, – ответила Ляля.

– Я бы сшила сама, но боюсь не успеть.

– Я помогу вам, демуазель, – решительно сказала Жюли.

Девушки вышли во двор замка. Здесь еще царили предутренние сумерки. С третьего этажа высокой башни можно поприветствовать восходящее светило, а у подножья башни все еще витает полумрак раннего утра. Но девушку, привыкшую к полетам на сверхзвуковых самолетах, не могла удивить такая смена точек зрения на солнечный восход.

– Сюда, домна Лилиана, – пригласила Жюли, подводя Лялю к северной башне.

– На каком этаже живет сьер Гастон Карбонский? – осведомилась она.

– На третьем! – ответила Жюли. – Но лаборатория его еще выше!

"Высоко вознеслась наука!" – и Ляля подобрала платье, приготовившись к долгому восхождению. "Сейчас мы выйдем из сумрака!" – подумала она, улыбнувшись шутке, понятной в двенадцатом веке только ей одной.

Подъем на северную башню показался девушке не таким уж и трудным, предчувствие чуда манило её. Добравшись до третьего этажа, где располагались апартаменты придворного мага, Ляля приняла изящную позу, расправила складки тончайшей зеленоватой вуали и сделала знак Жюли стучать. Дверь из дубовых досок, окованных причудливыми медными узорами, привлекла внимание гостьи из будущего, и многое поведала о характере тулузского ученого, черпающего знания из разных источников. Ляля разглядела эллинские пальметки, кельтские мотивы и сцены терзаний в варварском стиле. Пока будущий искусствовед занималась сравнением орнаментов различных культур, горничная схватила медное кольцо, укрепленное на двери, и грохнула им о медную пластинку. Чистый звонкий звук разнесся по башне. Девушки подождали, но никто им не открыл.

– Постучи еще раз, Жюли, – попросила Ляля.

– Да, демуазель, – и горничная опять стукнула кольцом о медную пластинку.

После пяти минут ожидания стало ясно, что алхимик открывать не собирается.

– Поднимемся в лабораторию сьера Гастона, – решила Ляля и, сопровождаемая Жюли, поднялась выше еще на два этажа. Каменные ступеньки привели девушек к похожей двери – дубовой, окованной медью в виде узора, сочетающего элементы орнаментов разных народов – кельтский крест, свастику, звезду Соломона, знаки Зодиака. "Звериный круг" составляли знаки, выполненные в египетском стиле. Ляле очень захотелось развернуться и убежать – ей всегда претило механическое смешение разных культур. Но девушка твердо решила, что выполнит все, зачем пришла сюда. Успокоив дыхание, она ясным голосом сказала:

– Жюли, пожалуйста, постучи еще!

Горничная схватила медное кольцо и ударила им о медную пластину. Дверь распахнулась почти сразу же. Жюли испуганно ойкнула, но Ляля усилием воли удержалась от вопля. На пороге возник высокий худой человек в черной одежде. Утренний свет проник в бойницу старой башни, и Ляля смогла четко разглядеть странного человека. Лицо его, изможденное, бледное, поражало сосредоточенным выражением, черные глаза горели яростным блеском, тонкие бледные губы непреклонно сжались в прямую линию. Увидев красивых девушек, стоявших на пороге его рабочей комнаты, он усмехнулся и произнес:

– Доброе утро, сударыни! Чем вызван ваш интерес к моей скромной персоне?

Ляля почувствовала сарказм в голосе хозяина и приготовилась ответить, поставив на место дерзкого колдуна, но Жюли произнесла холодно и звонко:

– Леди Лилиана Ладожская прибыла посоветоваться по важному делу.

– Я весь внимание, миледи, – шутовски склонился перед Лялей черный человек.

– Имею ли я честь видеть перед собой сьера Гастона Карбонского? – осведомилась она елейно-ласковым голоском, от сладкого звука которого ее саму слегка замутило.

– Гастон Карбонский – алхимик, к вашим услугам, миледи, – еще раз поклонился ученый.

– Я желаю войти, – заявила Ляля.

– Нельзя говорить о важных делах на пороге.

– Следуйте за мной, – алхимик придержал дверь перед Лялей и горничной. Девушки чинно прошествовали в помещение на самом верху башни – огромную комнату с круглыми стенами. На столах громоздится медная, стеклянная, глиняная посуда, непонятные инструменты, идут процессы перегонки, возгонки и т. д. В маленьких жаровнях сияют, как рубины, угли, обеспечивая осуществление химических процессов. "Место труда и молитвы" – вспомнила Ляля значение слова "лаборатория" по-латыни.

– Что хочет узнать леди, прибывшая издалека? – елейно ласково осведомился ученый. Ляля вздрогнула от едва завуалированного оскорбления – он передразнивает ее и даже не предлагает даме присесть.

– Я хочу узнать, смогу ли вернуться домой, – просто ответила она. Сьер Гастон шагнул к непрошеной гостье и уставился ей в лицо мрачными горящими глазами. Девушка достойно встретила испытующий взгляд ученого, хотя он и возвышался над ней. Ляля вспомнила любимую стойку Екатерины Великой и вытянулась, развернув плечи, глядя прямо перед собой. Алхимик был вынужден наклониться, чтобы посмотреть в ясные зеленые глаза девушки. Лаборатория выходит окнами на север, и утренний свет просачивается через узкие бойницы, борясь с кровавыми отблесками горящих в жаровнях углей.

– Подойдите к окну, миледи, – более вежливо сказал алхимик.

– Я не могу при этом свете увидеть знаки судьбы на вашем челе.

– Так лучше, мессир? – произнесла Ляля, неторопливо подходя к окну.

Алхимик шагнул к девушке и вгляделся в ее лицо. Красота чужеземной гостьи поразила его. Не лгали трубадуры, воспевшие ее на вчерашнем пиру! В чистом утреннем свете он увидел свое отражение в девичьих глазах. Зрачки чужеземки расширились, и ученый с ужасом понял, что его затягивает иная реальность… вот он уже идет по широкой площади, вымощенной гранитом и булыжником, небо темное, падают хлопья снега, как в непогоду на вершинах Пиренеев, но здесь, на площади, светло так, как будто ясный день остался под покровом темной ночи. Ярким сиянием горит фасад огромного трехэтажного дворца, построенного в стиле Римской империи. Площадь охватывает полукруг высокого желтого здания с прозрачным куполом и огромной, во всю высоту здания, аркой, на самом верху которой скачет в «неведомое» упряжка, влекомая шестью конями…

– Сьер Гастон, вернитесь, – услышал он нежный взволнованный голос, и теплая рука коснулась его судорожно сжатых пальцев. Он почувствовал, что побывав в неведомом месте, возвращается в привычную жизнь. Ляля отпустила руку алхимика. Вроде бы он пришел в себя. Когда он заглянул ей в глаза, девушка вспомнила родной город и страстно пожелала вернуться домой.

– Уходите, демуазель, я ничем не могу помочь вам, – хриплым от пережитого страха голосом сказал алхимик.

"Я всегда считала алхимию лженаукой!" – подумала Ляля, повернулась к двери и вышла из лаборатории.

– Прощайте, мессир, – произнесла она на пороге. Жюли поспешила следом за госпожой. В молчании девушки преодолели два этажа.

– А где живет арабский ученый? – спросила Ляля, справившись с разочарованием.

– Почтенный ибн Джубейр? – уточнила Жюли.

– Да, астроном, математик, о нем рассказывали дамы графини Тулузской в саду наслаждений.

– Он живет в красивом саду у западной башни, – ответила Жюли.

– Как ты думаешь, дорогая Жюли, мы успеем навестить арабского ученого и не опоздать на мессу? – осведомилась Ляля.

– Я провожу вас, демуазель.

Девушки вышли из башни. Во дворе замка уже стало светло. Ляля гордо выпрямилась и пошла следом за Жюли. Слуги расступались перед гостьей графа Раймонда, удивленные дворяне кланялись. Обычно в этот ранний час дамы еще не выходили, но Ляля, по утрам спешившая в университет, привыкла вставать не позже семи и отсыпалась только на каникулах. Девушка вежливо отвечала на приветствия встречных дворян, лица многих ей уже были знакомы по пирам графа Раймонда. Жюли быстро привела Лялю к западной башне, открыла маленькую деревянную дверь, почтительно взяла Лялю за руку, провела по нескольким ступенькам каменной лестницы и вывела на свет. Девушки очутились в маленьком дворике, вымощенном галькой, окруженном полукруглыми полосатыми, белыми с красным арками. "Как в мечети Кордовы", – подумала Ляля, видевшая слайды на лекциях о стилях средневековой архитектуры. Дворик поражал своей миниатюрностью, где-то журчала вода.

– Сюда, демуазель, – Жюли потянула Лялю в тень аркады, распахнула перед ней маленькую дверцу, окованную бронзовыми узорами из причудливых арабесок. Ляля прошла в эту дверь и очутилась в удивительном саду. Он напоминает восточный ковер, разделенный дорожками на четыре части, в узких арыках с нежным журчанием струится вода, дорожки, вымощенные белыми с голубыми узорами плитками, уходят вдаль, и Ляля почувствовала себя на пороге сказки. В воздухе висит водяная пыль от фонтанов, бьющих в центре сада. "Вода – неотъемлемая часть арабской архитектуры" – вспомнила студентка Лукина, любуясь пестрыми клумбами и благоухающими кустами роз, окружившими стройные кипарисы. Они обозначали границы райского сада, и, подобно колоннам природного храма, возносились к синему небу Тулузы.

– Ах, как тут красиво!

– Пойдемте, демуазель, – пригласила Жюли, и девушки углубились в сад по дорожке, вымощенной белыми и голубыми керамическими плитками. Цветочные клумбы были устроены по бокам дорожки, создавая впечатление многоцветного восточного ковра. Сердце Ляли радостно встрепенулось в предчувствии чуда. Девушки пересекли сад по бело-голубой дорожке, и подошли к аркаде, замыкающей этот кусочек восточного рая. Не успела Жюли постучать, как резная деревянная дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий пожилой человек в полосатом шелковом халате и белом тюрбане. Ляля вздрогнула от неожиданности и пролепетала первые слова, пришедшие ей на ум:

– Салям алейкум!

– Алейкум салям! – после паузы отозвался араб.

– Имею ли я честь видеть почтенного ибн Джубейра? – продолжала Ляля.

– К вашим услугам, – поклонился ученый, сложив руки перед грудью. Ляля повторила его жест:

– Для меня большая честь, улем, обратиться к вам!

Арабу приятно услышать такое обращение, ведь по-арабски "улем" значит – ученый.

– Прошу вас, красавицы, посетите мое бедное жилище, – пригласил хозяин и отступил на шаг. Первая комната восточного дома почти пуста – небольшая, вымощенная бело-голубой плиткой. Вторую, более просторную, украшают ковры на полу и стенах. На ковре лежат подушки, небольшой керамический столик занимает центр комнаты. Ляля узнала большой кожаный футляр для Корана, покоящийся на ковре. Свитки, рукописные книги занимают полки, лежат на ковре, а на керамическом столике источает божественный аромат кофе старый медный кофейник. Ляля с наслаждением вдохнула знакомый запах и прикрыла глаза – она и не думала, что так соскучилась по кофе. Ах, семейный воскресный завтрак, кофе в фарфоровом кофейнике, толстый слой взбитых сливок, медленно растекающийся в горячем напитке, налитом в большую прозрачную чашку… Ляля любила пить кофе из большой чашки, презирая маленькие кофейные…