Текст книги "Кровь ниори"

Шум и взрывы смеха становились все более частыми. Храп тоже частенько прорывался сквозь дверь. Ждать больше нечего. Страж тихонько ушел тем же путем, тем более что лестница вновь заходила под чьими-то тяжелыми сапогами. Он нырнул в знакомую дверь, повернул ключ. Выглянул в щелку в ставнях. Улучив момент, мягко спрыгнул на землю под окном и растворился в темноте.

Леки снова очнулся. Уже несколько дней он пребывал в полузабытьи, выныривая только для того, чтобы выпить воды или подобрать те скудные крохи, что бросали ему люди тэба Айгару. И то достучаться до него удавалось не часто. Есть не хотелось, только пить и пить, словно жажда поселилась в нем навсегда вместе с горем и пустотой. Его вновь связали по рукам и ногам, и тела своего он не чувствовал уже давно, но Леки было все равно. Только бы коварная пустота не стучалась в его голову, не пыталась пробраться в сердце, только бы ушла! Только бы Триго вернулся…

Леки толком не помнил, как его схватили, как тащили, как вязали, что визжал тэб Айгару, увидав, что второй пленник убит. Единственное, что он еще понял, совсем не вслушиваясь ни в вопли тэба, ни в оправдания стражников, это то, что стрела случайно вонзилась в спину ниори. И от этого куда больнее. Незадачливые стрелки хотели лишь припугнуть беглецов, они сами тряслись от страха, опасаясь теперь уже за свои жизни, пока человек Истармы в бешенстве прыгал над телом Триго, сваленным в пыль. Ниори так и оставили здесь. Зачем тащить с собой мертвеца? Зарыли прямо рядом с дорогой. И тронулись в путь.

К тому времени Леки уже не понимал, что вокруг. Пустота цепко держала его за горло, не желая отпускать. Уже зная, как с нею бороться, Леки просто замирал, таился, ожидая, что она отступит сама, и пустота сдавалась. Но зачем-то возвращалась снова и снова, наполняя Леки ужасом. Он старался больше не проваливаться в виденья. Лишь в спасительное забытье. Только это избавляло от пустоты, от боли, от ненависти к себе.

Да кто он такой? Один из всех, из многих. Ведь только из Кобы выбрался, только первый сон чудесный увидал – и невесть что себе вообразил! И главное, даже в голову не пришло, что дурак! Сын олду бездумный! Подумаешь, Дар! Взять тех же ниори, ведь каждый из них не просто так рожден, каждый какой-то дар имеет. Он вспомнил Триго. Почти каждый… Так что ж? Что, у каждого назначенье секретное есть, что ли? Судьба своя особенная? Так с чего ж ему, Леки, неймется? Больше никто вперед не лезет, героя из себя не корчит, носа не задирает! Кроме мага проклятого, конечно.

Леки аж зубами скрипнул от злости, как скрипел каждый раз, когда в голову стучалось воспоминанье о маге. Все с него пошло! И Дэйи заманил, и Леки из-за него попался. А Триго… и вовсе мертв… Только он-то как раз из-за Леки пропал… Из-за дурости его несусветной.

Получается, глупость тоже убивает. Если не себя, так других.

«Я ведь обещал идти за тобой, значит, пойду», – никак не мог отделаться Леки от слов ниори. Крутился в путах, хрипел, пугая стражников, но эти слова не отпускали его. Лишь спасительное забытье выручало. А ведь Триго говорил, советовал, ведь даже упрашивал в деревню не соваться. Ночь не спал, стерег его, дурака, и себя заодно. И потом упрашивал тропы не держаться, не упрямиться, послушаться рассудка, а не дурости своей. А когда понял, что не переупрямишь, то ведь не бросил. Берег, как мог. «Ты будешь моей путеводной звездой!» Леки б фыркнул, если б не было так горько. И если разобрать, кто чьей звездой-то оказался путеводной? Кто кого берег?

«Кто кого берег? – яростно шипел Леки сквозь зубы. – Кто кого тащил, я тебя спрашиваю?! Куда меня несло? Незнамо куда! Что ж за путь это такой, кривой да извилистый… куда первое дерево веткой качнет? Что за дорога? Только-только мир другой увидал, со всеми этими штучками, со всеми знаками, луини этими, так сразу туда и провалился! Решил, раз что-то узрел, что другим не дадено, то, ясное дело, для меня уж и назначенье великое припасено! Прав ты был, ой как прав!» – разговаривал он в полузабытьи то ли с собой, то ли с погибшим ниори, не видя, как мимо проплывают поселки, проносятся повозки и всадники.

«Может быть, во сне ты хорошо видишь. А вот то, что под носом, никогда не замечаешь», – снова говорил ниори, в который раз повторяя свои слова, и Леки соглашался. Теперь-то уж соглашался, да только сегодня какой с того прок? Да, кивал он про себя, ты сначала вокруг смотреть научись, а потом уж куда-то внутрь… и то если нужно.

«На людях больше не используй свой дар, – говорил ниори, – пока ты не умеешь владеть им…» Не буду, не буду больше, отвечал Леки в бреду, и учиться даже не стану, ни за какие деньги, ни за какие посулы. Теперь он соглашался с каждым словом, что помнил. А вспоминалось на редкость легко, словно ему нарочно такие картинки подсовывали. Он опять и опять видел, как падает Триго, и самой страшной и непонятной в этот миг была прощальная улыбка ниори. Он и вправду улыбался, Леки не показалось. Эта улыбка застыла навечно и осталась с ним, когда он лежал со стрелой в груди у зарослей акади, когда валялся в пыли у ног тэба Айгару. Будто в последний миг не в лицо смерти глянул, а куда-то…

И лишь один раз Леки вспомнил погреб в Аносе: «Так и должно было случиться…» – говорил ниори. – Теперь лучше знаю Большую землю… И понимаю. Полжизни прожил в Кромае, а ничего не знал… что вокруг».

Как будто прощался. Как будто знал.

Скорей, скорей в спасительное забытье!.. Теплое, мягкое, обнимавшее точно мать, ограждавшее от скорбей и тревог, от воспоминаний. Скорее… Там Леки спасался от того, о чем боялся даже думать. А больше всего он боялся, что когда-нибудь ему вдруг случится встретиться с Имой. Чтоон ей скажет? Какпосмотрит в глаза? Он знал, что ни за что на это не решится. И даже если ему суждено остаться в живых… разве это важно теперь… если только доведется остаться в живых, то, даже встретив ее ненароком, увидав краем глаза, он спрячется от стыда куда подальше, давя в себе мечты о ней, как бешеных пеев, жалящих в сердце.

Столько всего… Он то и дело нырял в забытье, не считая дни, пребывая все еще в «сегодня», не зная, что путь их близок к завершению. Но когда повозка с валявшимся, как безвольная кукла, пленником достигла Танака, Леки почти уже не выныривал наружу, изредка открывая глаза, мутным взглядом окидывал мир и тут же вновь засыпал, устав от горя. Он больше не говорил с Триго, лишь с пустотой. Вот она не давала сбежать, не то что Триго или Има. Когда она приходила, такая же тягучая и липкая, как на Белой Поляне, в сладкое забытье нырнуть уже не удавалось, только туда, к ней. Поначалу Леки сопротивлялся. Но скоро он перестал различать, что хуже: беспрерывное мельканье Триго в снах и мыслях, укоризненный взгляд Имы или пустота, в которой можно скрыться, если не дергаться, конечно…

Так они и поладили. Чем больше знаешь врага, тем меньше боишься. Теперь Леки приходилось с ней куда больше бывать, чем с друзьями. Ей тоже тоскливо. Наверное, сама кого-то загрызла или перекрутила не в меру. Вот и тоскует. А еще она боялась всего. Только к Леки уже привыкла, не шарахалась теперь, пытаясь отхватить голову или еще что-нибудь, вывернуть, разъять, смять, расплющить. Так она и жила, в тоскливом страхе, страшась неизвестного и потому его истребляя. Однажды Леки даже спросил, не опасаясь уже, что его задавят или расплющат в порыве нового ужаса – уж слишком он обвык, да и смерть не пугала его так сильно, – чего же она хочет, эта пустота.

Но вместо этого провалился в новое виденье, видел Кобу, свой старый, милый сердцу дом, так и оставшийся в памяти, несмотря на все желание забыть о прошлом, об отце и не вспоминать. Увидел мать, вынесшую младенца на крыльцо, нежно баюкая. «Это же я!» – сообразил Леки. А женщина ходила и напевала, покачивая ребенка на руках. Хорошо-то как! И тут же провалился куда-то в подземелье, сырой каменный подвал без окон и дверей, освещенный робким светом чадящего факела. Он с натугой ударялся в стены, пробуя вырваться, но лишь разбивал себе в кровь лицо, пальцы, кисти, колени, ступни… кровь была повсюду, и он с ужасом сбежал из этого виденья, чтобы никогда не возвращаться.

В этом полусне-полубреду его и привезли в Кус-Танак. Он не видал ни тяжелых ворот, способных выдержать хороший таран, ни узкого подворья, стиснутого высокими, толстыми, очень древними стенами. Не видал Истармы, взиравшего на пленника из убранного решеткой оконца, когда телега, грохоча по крупным булыжникам, замостившим двор, проезжала рядом с аркой башенного круга. Не видал ни темных сырых коридоров и лестниц, по которым волокли его бесчувственное тело, ни узкой комнатенки без окон, глубоко под землей, где его и бросили. Не помнил, как какие-то люди поили его водой из кувшина, без труда раздвинув его безвольный рот, как некоторое время спустя те же люди вернулись и разрезали почти все веревки, только руки снова скрутили сзади упругой бечевой.

Он все еще плавал в своих снах, теперь почти заменивших явь, не давшую ничего, кроме горя. Но сны перестали струиться плавно, и Леки обеспокоился. Тело задергалось, картинки понеслись водопадом, не его, чужие, жуткие, то и дело ярко мелькая, заставляя вздрагивать, как от удара. Наконец он открыл глаза, не в силах больше видеть эти ужасы. Очнулся. Окинул темницу мутным взглядом.

Тело болело, кололо иголками, но когда Леки с удивлением сообразил, что уже не в пути, а в каком-то сыром каменном мешке, да еще почти целиком свободен от пут, то попытался встать, но всего лишь слабо забарахтался в соломе. Тело слишком затекло и не желало слушаться хозяина. Да еще голова… Он отвык от яви. Виденья были такими четкими, резкими, а настоящая жизнь вокруг расплывалась, как краска на воде. Стены тюрьмы то расползались, отодвигаясь далеко-далеко, то вновь подступали, спирая дыхание. Или это факел так играет пламенем? Нет, вроде нет… Или это сон? Куда же он попал?

Леки принялся «ожесточенно» тереть ноги одна о другую, о соломенный тюфяк, колотить ими по полу, сгибать и разгибать колени. Выходило не очень-то бодро, тело все равно не отвечало ему. Кроме боли, появилась еще и непонятная истома, уже не так хотелось овладеть измученным телом. Пусть его… Не хочет, и не надо.

Леки заметил кувшин и неуклюже подполз к нему, опираясь на бок. Ничего, широкий. Сжав зубами край, потянул его к земле. Вода залила шею, ворот, грудь, промочила рубаху, но Леки жадно пил, не замечая этого, почти не чувствуя. Вода! Прохладная, восхитительная! Хотелось еще и еще, и он пил и пил. Однако вскоре она закончилась, как и все хорошее в его жизни. Он больше вылил, чем выпил, но и этого оказалось достаточно. Он отполз к стене, оперся на нее спиной, с трудом повернул голову и прижался щекой к холодному шершавому камню. Не скользкий, не так уж тут и сыро. Холод отрезвил его, и Леки принялся оглядывать свою темницу, пытаясь все-таки заставить глаза смотреть яснее и припомнить, откуда ему так знакомы эти стены…

Сердце упало. Виденье. То самое. Сначала дом, мать на крыльце, он сам. Потом каменная клетка, похожая на эту. Неужто та самая? Неужто он видел свой конец? Так же ясно, как плененье стража!

Вот оно! Он ясно припомнил все с самого начала: они с Триго отправились Дэйи искать. Он должен… упредить был, сказать… про мага этого треклятого, чтоб ему жизнь укоротило! Он снова прижался щекою к камню и зарыдал, припомнив все. Нет, он не разговаривал с Триго дорогой… потому что тот умер. И в который раз перед Леки застыла последняя улыбка ниори. Как проклятие на его голову. Он вспомнил все разом, как сполох пламени ворвался в голову, но мысли опять начали путаться, сплетаясь в причудливые узоры. Он вроде бы попался лишь вчера. Неужто его так скоро довезли? Так это замок Истармы, великого и ужасного? Так же, как недавно горько плакал, он расхохотался. Великий и ужасный Истарма! Эта мысль его необычайно позабавила.

Смех несколько раз сменялся слезами и наоборот, ему чудилось то одно, то другое, будто с головой случилось то же, что и с телом. Она затекла и так же онемела и обессилела, как и шея, грудь, руки, ноги. Он постепенно отпустил из памяти и Триго, и стража, и даже Иму, словно и дела теперь до них не было. Их больше нет. Есть только он. И он остался один в этой каморке где-то глубоко под землей. И сгниет здесь, если захочет Истарма, великий и ужасный. Теперь эти слова совсем не веселили его, даже наоборот. А захочет – и прикажет узника убить. Вот войдут его люди и прикончат. «И хорошо, если сразу», – текли его мысли как сквозь тягучее сладкое варево.

Завизжал засов, и Леки сжался, из последних сил стараясь выглядеть безразличным. Кажется, удалось. Эти стражники, однако, принесли всего лишь воду, а не смерть. Леки успокоился. Без слов поставили, ушли. Он подполз и вновь жадно выхлебал все, что смог. Снова полез к стене, обдирая локти о шершавый камень.

Прошло еще немного времени, и мысли вовсе смешались. То неслись обрывками, то ползли, никак не заканчиваясь. Он забывал, о чем они, а те все ползли и ползли… Тело замерло, не хотелось ни одним пальцем шевелить, было все равно, что и с кем случится. Только выбраться б самому, но это потом… «Это все вода», – запоздало понял Леки. Это она творила с ним такое, непонятное. Разве это его думы, разве это он? Он всегда боролся!.. Он хмыкнул. Против сорняков на отцовских огородах. Это у него хорошо выходило. Вот там бы и сидел. А теперь?

«А что потом?» – вопрошал далекий голос, слишком далекий, чтобы Леки услыхал, как надо. А ничего, жил бы, женился со временем, детей обихаживал, свой дом поставил подальше от отцовского. Понесла нелегкая в дорогу. И имя у нее есть… Леки встрепенулся: какое это имя? Что нужно припомнить? А, Има… Он мельком увидел девушку. Тьфу ты, нет! Не ее имя, а той нелегкой!.. Белая Птица. Может быть, такие ко всем приходят, людей смущать понапрасну? Да только никто им не дается. Не ведется на их манящий зов. А Леки не вытерпел. Правы они все, правы… Воля слабая, вот что, не хватило ее, чтобы дурости своей не поддаться. Вот ведь как… А как? Леки попытался вспомнить. О чем это он?..

Иллири рассматривал Кус-Танак. Утро было уже в разгаре. Слишком много времени ушло на поиски. Раньше ему не приходилось здесь бывать. Да и путь не близкий. Тэб Тандоорт, чтобы прибыть сюда к вечеру, должен изрядно погонять своих людей. Он оглядел замок, но не обнаружил ни малейшей лазейки. Стены мощные, как у крепости, никаких изъянов.

Сначала он глядел издалека, потом подобрался поближе, но близкий осмотр тоже не принес ничего утешительного. Охрана за стенами могла спорить с неприступностью самой твердыни. Там явно ждали и готовились со всем мыслимым тщанием. До темноты нечего было и думать проникнуть сюда. Он зря спешил. Но и с темнотой…

Иллири напряженно перебирал разные варианты, но ничего не выходило. Сюда пробраться куда тяжелее, чем в Королевский Дворец в Эгросе или Княжеский предел в столице Игалора. Это крепость, готовая к нападению извне, ожидающая его. Здесь не справиться в одиночку. И какой толк, если он переполошит весь Кус-Танак? Ведь Бритт его ждет не за этим. А он не может просочиться сквозь каменные стены! Ведь он всего лишь страж. А тут, наверное, и магу так легко не справиться.

Крепость ждала. Чего? Войск тэба Тандоорта? Истарма, похоже, придумал хитрую ловушку. Ему надоело ловить колдунов, и он решил схватить их тогда, когда они пожалуют к нему сами. Теперь подойдут три тэйра, скроются в крепости, будто их и не было. А когда по всему Кромаю пройдет слух, что пойманы «заговорщики», да не простые, а колдуны, найюмы устремятся сюда, как скруты в силки. Конечно, поймать хотя бы одного стража не так уж просто, но возможно… да, вполне возможно. А Истарма искусен в этом, как никто. Изловил же он когда-то мага…

Нет, до темноты туда не попасть. Но к вечеру здесь уже будут войска под началом тэба Тандоорта. Иллири покачал головой. Может, этого и опасался маг? Этого и ожидал? Может, план Истармы совсем не в этом? И когда крепость наводнят войска, произойдет то, чего Бритт так страшился, из-за чего позвал? И наконец, может, все-таки кто-то пойман?

Страж решительно направился прочь от замка. Что бы ни случилось, а он должен попасть внутрь и найти Бритта, любой ценой. И попасть туда раньше тэба Тандоорта. Или же отсрочить его приход. Любой ценой. Иллири кивнул своим мыслям, намереваясь испробовать самое очевидное средство. В своей жизни он прибегал к этому не раз, а жизнь все еще продолжалась.

Он быстро вернулся к коню и поклаже и отправился обратно на запад. К счастью, низкие холмы вокруг замка обильно поросли приземистым лесом, сродни самой крепости, широкой, надежной, с толстыми стенами, приспособленными к любой осаде. Ее строили в древние времена. Оставалось только гадать, кем были предки Истармы, которые не один цикл воздвигали эту твердыню в столь пустынном месте. Однако заброшенность замка сейчас была на руку стражу.

Верхом он изрядно отдалился от логова Истармы, оставил Туири в подходящей лощинке и там же прикопал все свои припасы и оружие, оставив себе лишь трубку ивуи и шипы, еще немного порошка нэи. А потом быстро зашагал наперерез тэйрам тэба Тандоорта, что должны были усердно маршировать сейчас по направлению к Танаку, куда севернее того прибежища, где страж оставил четвероногого. Времени мало. Он ускорил шаг, а потом побежал.

В середине дня наперерез аккуратному строю личного тэйра благородного тэба Тандоорта Ай Дар из лесу вышел человек.

Будь то простой путник, бредущий навстречу по тракту, никто бы не всполошился. Никто бы и не подумал цепляться к одинокому человеку, оказавшемуся среди толпы солдат, вооруженных до зубов. Но этот не пришел по дороге, а выскочил из-за деревьев, притом неожиданно, будто прятался и ждал. Кроме того, он оказался у дороги как раз в тот момент, когда к этому месту приблизился благородный тэб Тандоорт. К тому же именно в его сторону преспокойно направился незнакомец, выйдя из лесу.

Чтобы перехватить его, от строя отделилось несколько человек.

– Кто таков?

Странный чужак послушно остановился на окрик.

– Человек, – ответствовал он, усмехнувшись совсем не к месту.

– Вижу, что не зверь лесной, – проворчал кандар, подошедший вслед за своими людьми. – Кто таков будешь?

Тэйр тем временем шествовал мимо, предоставляя добровольному дозору разбираться с чужаком. Совсем рядом показался сам тэб Тандоорт.

– Я вольный трей. Мое имя Дэй! – Незнакомец намеренно возвысил голос. – И благородный тэб Тандоорт Ай Дар ожидает меня!

Тэб Тандоорт сдержал коня, услышав свое имя, зазвучавшее со стороны, из-за солдатских спин, а еще слишком знакомый голос, упомянувший его так некстати.

– Да кто ты таков, чтоб Королевский тиган с тобой разговоры разговаривал!.. – В голосе кандара Иллири почувствовал неуверенность. И тем увереннее, напористее надо быть ему.

– А ты доложи, и увидишь. – Страж тяжело глянул на кандара. – И поскорее. У меня срочные вести большой важности, и, если они опоздают, тебе может крепко не поздоровиться.

Кандар еще раз смерил взглядом подозрительного чужака.

– Ладно, – наконец выдавил он. – Эй, Гриб, доложи-ка тэбу Кайбику, что здесь какой-то… имеет спешное дело к самому благородному тэбу Тандоорту. И еще скажи, – кинул уже в спину солдату, – подозрительный больно!

– В чем дело? – донесся сзади повелительный, нетерпеливый возглас.

Солдаты мгновенно расступились, выстроившись по сторонам.

– Дэй?! – Более несказанного удивления в голосе тэба Тандоорта трудно было и вообразить.

К удивлению примешивалась явная досада. Очевидно, он все-таки надеялся, что ошибся и голос лишь показался ему таким знакомым.

Иллири неглубоко, но очень почтительно склонился.

– И что… – Тэб замялся. – Что привело тебя на Теркский тракт?

Он обернулся и взмахнул рукой. Заминка возникла не только в голосе тэба. Тэйры стали. Вперед по цепочкам следовал приказ: остановиться и ожидать.

– Меня привело только одно: исключительно желание повстречать благородного тэба Тандоорта Ай Дар. И, в свою очередь, искать у него помощи и совета. Поэтому я и направился на Теркский тракт.

Тэб помрачнел, сразу уловив недвусмысленный намек на то, что у него должок перед этим треем. И не простой, долг чести. И в любое другое время он расплатился бы, не колеблясь! С радостью! Но сейчас… Королевский тиган не привечает врагов Короны, каким бы вздорным это обвиненье ни казалось ему самому. Он напустил на себя крайнюю строгость.

– Я был и остаюсь благодарным человеку, спасшему мне жизнь, Дэй. Но, как верный слуга Короны и Королевский тиган, я должен немедленно взять тебя под стражу. И ты не можешь не понимать, что теперь я не могу отпустить тебя, даже если ты попросишь об этом… в счет той услуги, что оказал мне.

Страж чуть заметно улыбнулся.

– Я ведь уже под стражей. – Он оглядел недоуменно-суровые лица кандара и его людей, столпившихся рядом.

Сзади, нарушая порядок, но не осмеливаясь приблизиться без приказа, собралась еще группка, готовая в любой момент броситься на защиту Четвертого Королевского тигана.

– И я пришел сам, – продолжал Иллири, – без оружия, чтобы предупредить благородного тигана об опасности, что неминуемо угрожает ему.

Тэб насторожился.

– О какой опасности ты говоришь?

Страж снова склонился, выражая свое крайнее почтение, призванное смягчить дальнейшие слова.

– Вот об этом я могу рассказать лишь благородному тэбу и никому другому, – произнес он почтительно, но твердо.

Солдаты задвигались.

– Об этом не может быть и речи! – Из-за плеча тигана навис возмущенный начальник личной охраны тэба. – Это наверняка ловушка! Этот обманщик может напасть на благородного тэба прежде, чем мы что-либо успеем…

– Он безоружен! – резко и зло перебил его тэб Тандоорт.

Охранник осекся. Тэб Тандоорт был храбр, иногда даже не в меру, поэтому сама мысль о том, что безоружный человек способен повредить ему, была оскорбительна. Да еще чужак подлил масла в огонь:

– Я сказал, что пришел один! И пришел с открытым сердцем и пустыми руками. Мне уже приходилось служить благородному тэбу охраной, и если бы я хотел причинить ему какой-нибудь вред, то, уж поверьте мне, нашел бы лучшую возможность.

– Обыскать его! – рявкнул главный охранник, не знавший, как ему поступать после досадной оплошности.

Солдаты рьяно кинулись выполнять. Иллири не препятствовал, время от времени позволяя себе легкую улыбку. Оружия не было. Он посмотрел на тэба, будто вопрошая: я честен перед тэбом, а вот как же благородный тэб? Где его слово?

Тэб снова нахмурился. Выслушивать врага Короны неумно и опасно… Не выслушать… А что же за опасность может угрожать ему, Королевскому тигану? Неужели этот трей явился бы сюда так запросто, если весть его не стоит и косточки от съеденного акалита? Ведь он же не глуп, совсем не глуп, чтобы рассчитывать на то, что тэб отпустит его, повинуясь лишь своему слову? Вопреки Королевскому приказу, то есть приказу Истармы, снабженному, однако, Королевской печатью? Ну что же это за опасность такая, что за угроза, мучился тэб Тандоорт.

– А какой тебепрок, Дэй, в том, что ты принес мне весть, о которой говоришь столь уверенно? – задал он справедливый вопрос. – Ты ведь теряешь больше, чем получаешь… Свою свободу ты уже потерял, – добавил он тоном, не терпящим возражений, не оставляющим надежд.

Страж ничуть не растерялся.

– Я обрету ее потом, когда рассеется вздорное обвиненье, которому, к сожалению, есть простая причина. А в том, что я принес эту весть, есть польза для меня, и немалая. Благородный тэб поймет это сразу, как только соблаговолит меня выслушать. А потом я спокойно отправлюсь под стражей в Кус-Танак, так что благородный тэб не сможет себя хоть в чем-то упрекнуть. И никто другой не сможет. Даю в этом слово, а оно так же крепко, как и моя рука.

Тэб заерзал в седле от нового напоминания о слове. Что же он попросит, этот трей? Чем придется расплачиваться за обещание, данное столь опрометчиво, в глупом порыве? Конечно же, взять его под стражу до самого прибытия в замок спокойнее всего. Но тогда… в чем же угроза для него самого? В чем тайна? И еще… не может же благородный тэб, Королевский тиган, проявить меньше достоинства, чем простой трей? Такого урона честь его не выдержит. Он решился.

– Возвращайтесь в строй, – голосом, не терпящим возражений, отрезал тэб Тандоорт.

Даже начальник охраны не осмелился что-либо сказать. Он позволил себе только взгляд, но уж тот-то был гораздо выразительнее слов, что он думает обо всей этой затее.

– Если ты замыслил что-нибудь недоброе, – торжественно провозгласил тэб, – ты пожалеешь! Следуй за мной!

Он отъехал от края дороги, оказался меж деревьев, оглянулся несколько раз, проверяя, виден ли он своим людям и будет ли слышен их разговор. Остановился. Спешился, оказывая неслыханную честь врагу Короны, на самом же деле желая говорить негромко и тем сохранить тайну вблизи своих людей, не решаясь забираться далеко в лес с загадочным спутником.

– Я жду! – поторопил он трея.

– Знает ли благородный тэб истинную причину охоты на меня и моего недавнего знакомца Леки, с которым благородному тэбу приходилось встречаться?

– Нет, – отрезал тэб и прибавил, вопреки желанию. – И меня она не заботит совершенно. Я воин, а не дознатчик! И привык смотреть врагу в лицо, а не выслеживать его в лесах и степях Кромая!

– Совершенно напрасно! – заявил Иллири прямо ему в глаза. – Ведь мы с другом попали в число врагов Короны лишь оттого, что имели счастье (или несчастье) повстречаться с благородным тэбом Тандоортом.

– Как это? – потребовал объяснения тэб. Интерес его к этому делу значительно возрос.

– Ведь я очень давно не бывал в Кромае, благородный тэб знает об этом. И не мог иметь никаких дел с врагами Кромайской Короны. А мой друг – он и вовсе из крестьян, что захотел вольной жизни трея. Однако, прибыв в Эгрос, я с удивлением обнаружил лишнее внимание к себе тех людей, что в народе зовут «длинными руками Главного тигана»…

Тэб Тандоорт глядел все еще подозрительно, но история, что складно плел ему страж, уже завладела его вниманием.

– Мое удивление возросло еще больше, когда выяснилось, что приятель, звавший меня в Кромай не первый год, на второй же день отказался иметь со мной дело, отговариваясь какими-то пустяками. Но предупредил, что мной интересовались те же люди. «Длинные руки». Знает ли благородный тэб человека по имени тэб Симай?

– О да! – процедил тэб Тандоорт сквозь зубы. – Эту гадину я раздавил бы, как только случится повод! Он везде! И он хитер! И его мне навязали даже в Айсинский поход! Не для моей охраны, надо полагать… – Он спохватился, встревожено глянув на Дэйи, но тот продолжал как ни в чем не бывало.

– Я решил покинуть Эгрос и снова вернуться на юг, – невозмутимо продолжал страж. – Леки, с которым я встретился не так давно, увязался вслед. Но нас и в дороге продолжали преследовать какие-то люди! Дважды приходилось браться за оружие. Один из них после… Словом, этот человек признался, что он не кто иной, как охотник тэба Симая. Я не привык бежать от опасности, и коль она меня не оставляет сама по себе, то я опять вернулся в Эгрос, чтобы встретить ее лицом к лицу. Леки остался в небольшом городке. Ожидать вестей. Как его? Кажется, Мея… Так вот. Вернувшись в Эгрос, я еще раз пошел к тому же приятелю и теперь уже не дал уйти ему от ответа. Этот человек влиятелен, хоть и совсем не в той мере, как благородный тэб Тандоорт. Ради спокойствия благородного тэба и безопасности моего приятеля я не назову его имени. Он не хотел иметь со мной никаких дел, и я сказал, что в случае, если меня схватят по неизвестной для меня причине, укажу его, как моего сообщника. Если только он не разузнает для меня кое-что. Средства у него есть.

Тэб Тандоорт скривился презрительно.

– Не спорю, – Дэйи совершенно спокойно кивнул, – способ не хорош и бесчестен, но могу уверить благородного тэба, что делать этого я бы не стал. Какой же прок тянуть в свою беду еще кого-нибудь? Но без этого он и пальцем бы не пошевелил, боялся чего-то, потому мне и пришлось прибегнуть к угрозам. Так я потерял друга, зато узнал много нового и странного. Я повторяю еще раз, что давно уже не бывал в Кромае, и смысл многих слов, что приятель доверил мне, остался темен. Он заплатил немалые деньги, чтобы купить одного из людей самого тэба Симая и выведать, что каких-то «заговорщиков» против Короны, обвиненных в колдовстве, вокруг которых в Кромае много разговоров, на самом деле никто почти и не искал, хотя бучу вокруг этого подняли изрядную.

– Как же, – недоуменно протянул тэб, – их искали вплоть до последних дней, посылали войска. Но… – он осекся, – правда… никого так и не изловили. Все в недоумении, Король тоже, Истарма в ярости… Так прямо и сказал в последнем Большом Собрании тиганов, при Короле, что дворец наводнен предателями Короны, но он вычистит всех до одного, чего бы это ему ни стоило.

Он презрительно ухмыльнулся. Неудача Истармы нескрываемо радовала его.

– Разве благородный тэб не направляется в Кус-Танак с той же целью? Поимки заговорщиков? – невинно поинтересовался Иллири.

– А тебе откуда известно? – резко спросил тэб.

– Весь Эгрос гудит, это известно всем. Эта новость распространилась мгновенно, как только благородный тэб покинул столицу. Или ее распространили. – Тэб нахмурился, тайна его миссии таяла на глазах. – И если благородный тэб Тандоорт вернется ни с чем… – Лицо тэба мрачнело все больше, он яростно принялся щипать пальцами тонкую молодую веточку. – А ведь никого до сих пор не поймали… – продолжал Иллири сыпать в огонь солому. – И откуда врагам Короны, – сделал он упор, – взяться в Кус-Танаке, твердыне самого Истармы? Их не могли изловить так долго, ни одного, а потом они сами решили передать себя в руки Главного тигана? Так получается? А если их изловили где-то далеко отсюда, то почему не доставили в Эгрос, переполненный стражей, войсками Короны?

– Ты не ведаешь, что говоришь, – гневно перебил тэб. – Есть план, но тебе не дано его знать! Великолепный! Превосходный!

– Но зачем же тогда Главному тигану, что так долго гонялся за врагами и упускал их от раза к разу, понадобилось делить честь удачи с благородным тэбом Тандоортом Ай Дар, если план так хорош? – коварно заметил Иллири. – Я всего лишь простой трей, но в своем деле кое-что смыслю. И если после длительных поражений приходит победа, ее не хочется делить ни с кем. Потому что язаслужил ее, своей кровью, а не кто другой! Быть может, он как раз опасается неудачи и дальновидно хочет свалить ее на чужие плечи? Если только…