Электронная библиотека » Людмила Новикова » » онлайн чтение - страница 15


  • Текст добавлен: 22 марта 2015, 18:06


Автор книги: Людмила Новикова


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Продовольственное обеспечение

Попытки Северного правительства закрепить достижения революции в области рабочего законодательства и улучшить положение рабочих опирались на его общие представления о модернизаторской роли и социальных обязательствах государства. Руководство области считало своей обязанностью заботиться о нуждах жителей губернии, об их пропитании, здоровье и просвещении, чтобы помочь населению выжить в трудных условиях Гражданской войны, но также способствовать превращению «темных» и «отсталых» северян в полноценных граждан нового российского государства. В этом отношении оно, как и большевики, являлось действительно пореволюционной властью.

Пропитание населения Архангельской губернии, никогда не снабжавшей себя полностью хлебом, оказалось одной из главных задач северного правительства. Практика централизованных закупкок продовольствия появилась уже в годы мировой войны, когда Архангельский губернатор, городские думы и крестьянские кооперативы направляли своих агентов в Сибирь и южные губернии России. Теперь же эта задача осложнилась многократно. В крае, отрезанном фронтами от хлебных районов страны, лишь государственная власть имела возможность организовать широкомасштабные морские поставки хлеба из-за границы, и Северное правительство должно быть взять эту обязанность на себя. При помощи союзного отдела снабжения была организована закупка продовольствия, распределявшегося среди населения при посредничестве кооперативов и земств. Недоедание в годы революции и Гражданской войны стало нормой для жителей нехлебородной Архангельской губернии. Поэтому, не имея возможности довести питание до довоенного уровня, правительство прилагало усилия, чтобы по крайней мере предотвратить голодовки и обеспечить население хотя бы небольшим, но регулярным продовольственным пайком. Его размеры были меньше в сельской местности, где население могло получить дополнительное питание от промыслов и сельского хозяйства. В городах же, как предполагалось, паек должен был учитывать всю потребность жителей в продовольствии. Впрочем, из-за трудностей морского сообщения и недостатка денег питание населения не было ни обильным, ни даже достаточным[588]588
  О продовольственных поставках и системе распределения см.: Вестник ВУСО. 1918. 24 сент.; ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 14. Л. 115–119 (меморандум ВПСО союзным послам, 26 декабря 1918 г.); Ф. 16. Оп. 1. Д. 76. Л. 56–57 об. (доклад Архангельской губернской земской управы, 13 января 1919 г.); British Documents on Foreign Affairs. Part II. Series A. Vol. 1. Doc. 24. P. 160–169.


[Закрыть]
.

Помимо организации продовольственных, в первую очередь хлебных, поставок из-за рубежа, уже с конца 1918 г. правительство регулярно выделяло денежные ссуды потребительским кооперативам и продовольственным отделам земств. Средства предназначались для выкупа пайка для населения, не имевшего денег даже на оплату нормированного продовольствия. Ссуды были беспроцентными и выдавались на срок от двух месяцев до двух лет, что в условиях переменчивой военной обстановки и быстрой инфляции было равнозначно безвозмездной помощи со стороны казны голодающим волостям[589]589
  См., например: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 9. Л. 167, 238, 243; Д. 34. Л. 185–185 об., 265 (постановления ВПСО о продовольственной помощи населению, 10 и 24 февраля 1919 г.; 2 и 16 февраля 1920 г.).


[Закрыть]
. Казенные ссуды и продовольственные пособия поступали также жителям волостей, пострадавших от военных действий, и нескольким тысячам беженцев с территорий, занятых красными войсками[590]590
  См., например, постановления ВПСО о помощи беженцам: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 10. Л. 26, 111, 152 об.; Д. 12. Л. 172–172 об.; Д. 30. Л. 341–343.


[Закрыть]
.

Если продовольственные и денежные пособия наиболее нуждающимся группам населения правительство рассматривало как чрезвычайную меру, то помощь белой власти солдатам и их семьям была регулярной и планомерной. Забота о военнослужащих и их семьях в Северной области была организована на широком уровне и являлась прямым продолжением возросшей заботы государства о рекрутах в годы Первой мировой войны[591]591
  О государственной политике в отношении призываемых в армию в годы Первой мировой войны см.: Sanborn J. Drafting the Russian Nation, в частности главы 1 и 3.


[Закрыть]
. Помимо того что солдатам на Севере полагалось 100 руб. жалованья в месяц и надбавки за пребывание на фронте и службу в отдаленных уездах, семьи солдат и белых партизан также получали бесплатный продовольственный паек и, начиная с весны 1919 г., денежное пособие. Семьям призывников из числа государственных и земских служащих полагалось до 3/4 прежнего содержания кормильца. Государство также брало на себя обеспечение инвалидов и семей солдат, попавших в плен или погибших как в Гражданской, так и в Первой мировой войне[592]592
  Собрание узаконений и распоряжений ВУСО/ВПСО. 1918–1919. № 1, 6, 7, 9. Ст. 80, 288, 312, 357, 383; ГАРФ. Ф. 29. Оп. 1. Д. 2. Л. 322 (приказ помощника генерал-губернатора Ермолова, 25 августа 1919 г.); Вестник ВПСО. 1919. 21 и 26 февр., 13 мая; Добровольский С. Борьба за возрождение России в Северной области. С. 70.


[Закрыть]
. Особое внимание Северного правительства к нуждам солдат и широкие масштабы помощи их семьям видны из того, что казенные расходы только на продовольственное пособие семьям военных летом 1919 г. составляли около половины всего бюджета военного ведомства Северной области[593]593
  ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 26. Л. 56–56 об. (доклад начальника губернии о продовольственных кредитах, 11 сентября 1919 г.); Д. 11. Л. 275–277 об. (расписание расходов Архангельского казначейства, июль – сентябрь 1919 г.).


[Закрыть]
.

Помимо денежных выплат и бесплатного пайка солдаты и их семьи пользовались и другими льготами. Северное правительство, так же как и имперская власть в годы мировой войны, установило взаимосвязь между выполнением солдатами своего гражданского «долга» в борьбе с большевиками и правом на землепользование. Так, северяне, участники мировой и Гражданской войн, получали преимущественное право на лучшие участки казенных и национализированных церковных земель, передаваемых в пользование населению. Тем временем правительство и земские органы ставили в обязанность крестьянским общинам помогать семьям призывников обрабатывать земельные наделы[594]594
  ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 10. Л. 95 (журнал заседания ВПСО, 4 апреля 1919 г.). О взаимосвязи воинской повинности и права на землепользование в позднеимперской и советской политике см.: Sanborn J. Drafting the Russian Nation. Р. 100–103.


[Закрыть]
.

Положение солдатских семей, обеспеченных бесплатным продовольственным пайком и денежным пособием, было привилегированным по сравнению с другими жителями губернии, многие из которых из-за остановки промыслов и развала хозяйства зависели от нерегулярных государственных пособий. Оно также отличалось в лучшую сторону от положения военнослужащих на других белых территориях, где офицерское жалованье было минимальным, а солдаты и их семьи часто вовсе не получали или получали лишь незначительные пособия от казны[595]595
  Сравни, например, с положением офицеров и солдат на белом юге России, см: Федюк В.П. Белые. Антибольшевистское движение на юге России. 1917–1918 гг. Ярославль, 1996. С. 86, 100, 111; Kenez P. Civil War in South Russia, 1919–1920. P. 27.


[Закрыть]
.

Продовольственный паек и денежные пособия помогали Северному правительству поддерживать если не боеспособность, то по крайней мере значительную численность северной армии. Семьи дезертиров и перебежчиков лишались правительственной помощи, что в условиях хозяйственной разрухи могло оставить их без средств к существованию[596]596
  См. приказы Миллера от 23 августа и 24 октября 1919 г. в: Борьба… на Мурмане. Док. 203, 292.


[Закрыть]
. Вероятно, небывалый успех мобилизации в северную армию, составлявшую к осени 1919 г. примерно 55 тыс. человек, или около 10 % всего населения края, был во многом связан с той поддержкой, которую оказывало правительство призывникам и их семьям.

Медицина и борьба с эпидемиями

Забота Северного правительства о благосостоянии населения проявилась также в его акциях по борьбе с эпидемиями. В годы Гражданской войны эпидемии не различали линий фронтов и широко распространялись в связи со всеобщим недоеданием и нехваткой врачебной помощи. Они повлекли за собой небывалое количество жертв, унеся вместе с голодом значительно больше жизней, чем боевые действия противоборствующих армий[597]597
  Об изменении численности населения и роли эпидемий в Гражданской войне см.: Население России в ХХ веке. Т. 1: 1900–1939. М., 2000. С. 91–107; Adamets S. Guerre Civile et Famine en Russie: Le pouvoir bolchevique et la population face à la catastrophe démographique 1917–1923. Paris, 2003.


[Закрыть]
.

В Северной области недостаток питания, приток беженцев при перемещении линии фронта и постой войск в крестьянских домах способствовали распространению эпидемий. Тем временем медицинская помощь населению сократилась до минимума. Почти все имевшиеся на Севере земские врачи, влючая женщин-врачей, были мобилизованы для обслуживания нужд армии. В результате к концу 1919 г., например, в Архангельском уезде из семи земских врачей остался только один, в Холмогорском уезде работал один врач вместо пяти. В Онежском, Пинежском и Печорском уездах врачей не было вовсе и помощь населению изредка оказывали находившиеся там военные врачи. Схожее положение наблюдалось и с фельдшерами. В уездах действовало меньше половины фельдшерских пунктов, в большинстве из которых не имелось почти никаких лекарств и медицинских принадлежностей[598]598
  См.: ГАРФ Ф. 16. Оп. 1. Д. 101. Л. 4 об. – 7 об., 9, 11 об. (сообщения уездных представителей на губернском земском собрании, 4 февраля 1920 г.). Постановления о мобилизации врачей см.: Собрание узаконений и распоряжений ВУСО/ВПСО. 1918–1919. № 1, 7. Ст. 40, 310.


[Закрыть]
.

Не встречая противодействия, эпидемии стремительно распространялись по губернии. Вначале пришла «испанка», которую осенью 1918 г. занесли на Север союзные солдаты. Быстро охватив все уезды, эта разновидность гриппа поразила в Северной области в общей сложности около 30 тыс. человек. В некоторых уездах болело до 15 % всех жителей. Население нередко заболевало целыми деревнями и умирало семьями. Северное правительство, узнав о масштабах эпидемии, при содействии земств стало создавать летучие эпидемические отряды. Как правило, они состояли из врача и нескольких фельдшеров, которые переезжали из одной пораженной местности в другую, пытаясь оказать населению посильную помощь. Но, несмотря на усилия врачей, болезнь унесла в губернии около 2,5 тыс. жизней[599]599
  Эпидемические сводки см.: ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 631. Л. 104–105 (доклад медико-санитарного отдела губернской земской управы, май 1918 г.); Вестник ВПСО. 1918. 11, 12, 18, 29 и 29 окт., 8, 13, 17 и 28 нояб., 17 дек.


[Закрыть]
.

Как только в конце 1918 г. отступила «испанка», Северную область охватила эпидемия сыпного тифа. Смертность от тифа достигала 25 % от числа заболевших вместо обычных по тем временам 12–15 %. Наученное опытом борьбы с «испанкой», Северное правительство немедленно выделило на борьбу с эпидемией около полумиллиона рублей, занялось организацией эпидемических отрядов и наладило посылку лекарств в пораженные районы. В итоге к концу апреля 1919 г. удалось сбить эпидемическую волну[600]600
  См. постановления ВПСО по борьбе с эпидемией тифа и эпидемические сводки: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 9. Л. 126 об., 178, 217, 238; Д. 10. Л. 1 об., 83, 95, 105, 177–178; Северное утро. 1919. 8 марта; Русский Север. 1919. 9 марта.


[Закрыть]
. Но и потом по Северной области продолжали ходить массовые заболевания, в частности цинга, вызванная плохим питанием и отсутствием свежих овощей. Особенно страдал от цинги самый северный Мурманский край. Белое руководство создало для цинготных специальные поселки, где заболевшим полагались увеличенный паек и наблюдение фельдшера[601]601
  ГАРФ. Ф. 29. Оп. 1. Д. 2. Л. 116–116 об. (приказ Ермолова, 12 марта 1919 г.).


[Закрыть]
.

Хотя Северное правительство быстро реагировало на появление эпидемий, эффективность его мер была не очень велика. В губернии по-прежнему не хватало врачей и медикаментов, а эпидемические отряды могли оказывать населению огромной Архангельской губернии лишь точечную помощь. Кроме того, на Севере почти отсутствовала профилактика болезней, за исключением попыток Архангельского союза кооперативов наладить выпуск листовок с описанием симптомов болезней и мер предосторожности в обращении с больными[602]602
  См., например: ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 28. Л. 15–17 (листок союза кооперативов № 20 «О сыпном тифе»).


[Закрыть]
. Тем не менее действия северного правительства в борьбе с эпидемиями показывали, что оно в не меньшей мере, чем советское руководство, считало заботу о здоровье населения обязанностью государства и пыталось выполнять эту обязанность даже в критических условиях Гражданской войны.

Если северному правительству не удалось предотвратить голод и эпидемии, то, по крайней мере, его меры способствовали тому, что общие потери населения Архангельской губернии в годы Гражданской войны были относительно невелики. В то время как население Европейской России сократилось с 1914-го по 1920 г. на 5,5 млн. человек, причем в первую очередь за счет северных и центральных губерний, число жителей Архангельской губернии осталось неизменным. Это напоминало положение на других территориях, находившихся под контролем белых правительств, и являлось резким контрастом с соседними «красными» Вологодской, Вятской и Олонецкой губерниями, где население стремительно сокращалось[603]603
  Сводные данные о численности населения см.: Население России в ХХ веке. Т. 1. С. 104–107.


[Закрыть]
. Таким образом, устойчивая численность населения в несельскохозяйственной и экономически слабой Северной области, вероятно, была в определенной мере результатом политических шагов белой власти.

Просвещение

Наверное, мало что пользовалось бóльшим вниманием Архангельского правительства, чем дело народного просвещения. Как и политическая элита 1917 г., предпринимавшая масштабные просветительские усилия, белое руководство связывало с ростом образованности масс надежду на пробуждение в населении политической «сознательности» и гражданственности[604]604
  Подробнее о просветительных кампаниях 1917 г. в провинции см.: Badcock S. Politics and the People in Revolutionary Russia. Ch. 5.


[Закрыть]
. Также просвещение должно было помочь массам «отрезвиться» от веры в несбыточные обещания большевиков, способствовать восстановлению страны и победе белых в Гражданской войне. Как суммировал эти настроения в своей резолюции финансово-экономический совет при Северном белом правительстве: «Если будет образование, только тогда будет государство»[605]605
  ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 17. Л. 335–336 (доклад финансово-экономического совета ВПСО, 12 февраля 1919 г.).


[Закрыть]
.

Взаимосвязь образования и политики лежала и в основе большевистских усилий по «политпросвещению» населения. Однако белые просветительские акции значительно отличались от красной политической пропаганды. Антибольшевистские политики и военные, имевшие часто противоположные политические взгляды, так и не смогли выдвинуть единой четкой политической программы, которая легла бы в основу пропагандистских кампаний. Кроме того, белые офицеры, наученные опытом революционного развала армии, не могли преодолеть своего отвращения перед прямой политической агитацией среди населения и солдат. Поэтому не удивительно, что действовавшее с осени 1918 г. агитационно-информационное бюро печати при Северном правительстве около полугода не могло наладить даже выпуск собственных печатных изданий[606]606
  См.: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 3. Л. 42 об. – 43; Ф. 17. Оп. 1. Д. 18. Л. 1–5; Ф. 19. Оп. 1. Д. 2. Л. 76 об. (постановление ВПСО о бюро печати, 14 октября 1918 г., и доклады начальника бюро печати С.Н. Мацкевича о деятельности бюро).


[Закрыть]
. Отделение военной пропаганды при белом штабе было создано только весной 1919 г. в ответ на резкое усиление большевистской пропаганды за линией белого фронта и восстания в белых частях. Оно начало рассылать в полки газеты и листовки, открыло в Архангельске солдатский клуб и организовало поездку на фронт передвижной актерской труппы. Однако штаб предпочитал информационные материалы агитационным листовкам, а концертная труппа во главе с бывшим актером столичного Александринского театра В.Н. Давыдовым ставила исключительно довоенные водевили и классический репертуар[607]607
  ГАРФ. Ф. 5867. Оп. 1. Д. 23. Л. 18 (инструкция штаба по организации пропаганды, 28 августа 1919 г.); Ф. 19. Оп. 1. Д. 40. Л. 17–18 об. (доклад начальника Бюро печати А. Драшусова, не позднее 5 сентября 1919 г.); Марушевский В.В. Год на Севере // Белое дело. Т. 2. С. 39; Добровольский С. Борьба за возрождение России в Северной области. С. 79–80.


[Закрыть]
.

Но даже эти полумеры разбились о сопротивление местных военачальников и чиновников. Направлявшиеся в уезды и полки пачки газет и листовок, лишенные, по гордому заявлению главы бюро печати А. Драшусова, всякой «партийной линии», часто не выходили «из недр получающих их учреждений» и оставались нераспакованными. Тем временем на курсы агитации и пропаганды, открытые осенью 1919 г. при белом штабе Северной области и предлагавшие аполитичные лекции по истории, государственному праву, об армии и дисциплине, аграрном и рабочем вопросах, фронтовые начальники направляли наименее способных подчиненных, чтобы не лишать фронт боевых командиров и надежных солдат[608]608
  ГАРФ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 40. Л. 17–21 (доклад Драшусова, сентябрь 1919 г.); Д. 42. Л. 1–1 об. (письмо Драшусова начальнику ополчения, 24 октября 1919 г.); Ф. 16. Оп. 1. Д. 35. Л. 327–327 об. (объяснительная записка Драшусова к положению о бюро печати); Ф. 5867. Оп. 1. Д. 23. Л. 15–16, 27 (переписка Миллера и командующего железнодорожным фронтом Мурузи, октябрь 1919 г.).


[Закрыть]
. Таким образом, пока большевики занимались строительством «пропагандистского государства», пределом белой агитации были разрозненные попытки наладить рассылку информационных изданий и привить населению «ясные понимания о ценности для человечества государственных форм бытия»[609]609
  Добровольский С. Борьба за возрождение России в Северной области. С. 78–79. О термине «пропагандистское государство» см.: Kenez P. The Birth of the Propaganda State: Soviet Methods of Mass Mobilization, 1917–1929. Cambridge, 1985. О масштабах и содержании красной пропаганды на Севере см.: Парфенов Н.Н. Газеты и листовки на Северном фронте (1918–1920 гг.) // Журналистика и жизнь. Л., 1967. С. 119–144.


[Закрыть]
.

Отвергая политическую пропаганду, белые власти направили все усилия на широкое просвещение населения. Просветительская политика Северного правительства не только учитывала все реформы 1917 г., но и шла параллельно с большевистским законодательством. Так, при правительственном Отделе образования в августе – сентябре 1918 г. действовало совещание из учителей, представителей земств, кооперативов и Общества изучения Русского Севера, которое оставило в силе большинство большевистских реформ в сфере образования, отказавшись лишь от насильственных методов их проведения[610]610
  См.: ГАРФ. Ф. 5235. Оп. 1. Д. 4 (протоколы совещания по народному образованию, 22 августа – 2 сентября 1918 г.). См. также: Шипчинский В. О постановке в Архангельске внешкольного образования и воспитания // Голос Отечества. 1918. 31 авг., 5 сент.; Бриммер А.М. Об организации внешкольного образования в земстве // Возрождение Севера. 1918. 19 сент.


[Закрыть]
.

В сентябре 1918 г. циркуляры Отдела народного образования, разосланные в школы области, отменили экзамены при переходе из школ низшей ступени в гимназии, рекомендовали совместное обучение мальчиков и девочек, исключили из списка обязательных школьных предметов Закон Божий, а также подтвердили переход преподавания на новую систему русской орфографии. Они лишь подчеркивали, что переход этот должен быть постепенным, чтобы не допускать насильственного переучивания[611]611
  ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 45. Л. 315–316, 320–321 (циркуляры и положения Отдела народного образования ВУСО, сентябрь 1918 г.).


[Закрыть]
. Северное правительство поддержало и введение трудового обучения школьников как новейшего метода в педагогике. Помимо этого, оно учредило автономию средней школы. Составление учебных планов, выбор пособий и выработка школьного устава, а также все внутреннее управление школой стали делом педагогических советов с участием родителей и представителей местного самоуправления[612]612
  Вестник ВУСО. 1918. 23 сент.; Собрание узаконений и распоряжений ВПСО. 1919. № 5. Ст. 275.


[Закрыть]
.

Несмотря на постоянный дефицит бюджета, казна выделяла на нужды образования значительные средства, которые к лету 1919 г. занимали первое место среди невоенных бюджетных ассигнований. Учителя были приравнены к государственным служащим и взяты на казенное обеспечение. Правительство даже погасило задолженность советской власти перед учителями губернии за первую половину 1918 г. Оно отпустило средства на открытие новых школ, в частности четырех новых гимназий в уездных городах, шести высших и 23 низших начальных училищ, а также трех ремесленных училищ[613]613
  См.: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 10. Л. 78 об., 80 об.; Д. 11. Л. 276 об.; Д. 16. Л. 173 (расписания кредитов казначейства, январь – август 1919 г.); Д. 28. Л. 133–151 (смета расходов по народному образованию на 1919 г. и доклад финансово-экономического совета, 28 октября 1919 г.); Собрание узаконений и распоряжений ВУСО/ВПСО. 1918–1919. № 1, 3. Ст. 77, 96, 123, 225.


[Закрыть]
. В этом отношении белое правительство продолжило политику Временного правительства 1917 г., при котором численность школ в губернии начала быстро расти. Одновременно уездные земские управы предпринимали усилия, чтобы улучшить внешкольное образование. Действовали земские вечерние и воскресные школы для взрослых, работали библиотеки, читальни и клубы. В целом, по мнению земских представителей, во внешкольном образовании наметились значимые перемены[614]614
  ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 101. Л. 7 об. – 8 об. (протокол губернского земского совещания, 4 февраля 1920 г.).


[Закрыть]
.

Однако никакие усилия правительства и северной общественности не могли спасти школу от упадка в условиях Гражданской войны. Несмотря на открытие новых школ, число учебных заведений губернии уменьшалось из-за нехватки помещений, занятых под постой войск, и отсутствия учителей, массово мобилизованных в армию. Так, в Печорском уезде в 1919 г. пришлось закрыть 28 из 66 начальных школ, а в трети школ губернии обучение прерывалось хотя бы на короткое время. Школы страдали от отсутствия учебных принадлежностей и пособий. Ученики порой были вынуждены писать в старых тетрадях между строками, а в качестве учебных пособий использовались единичные экземпляры уцелевших учебников. Пособиями оказался обеспечен только Печорский уезд, так как при наступлении белых войск был захвачен ценный трофей – партия советских учебников для начальных училищ, которые тут же были пущены в дело[615]615
  Там же. Л. 8 об. (протокол заседания губернского земского совещания, 4 февраля 1920 г.); Д. 35. Л. 112–112 об., 195–195 об. (доклад управляющего Отделом народного образования и журналы заседания правительства, 9 и 17 января 1920 г.).


[Закрыть]
.

Школам Северной области недоставало не только учителей, но и учеников. Гимназисты старших классов массово записывались добровольцами в армию или пополняли ряды ополченцев. Тем временем крестьянские дети бросали начальную школу, оставшись после мобилизации отцов, наряду с женщинами, главной опорой домохозяйств. Улучшить положение не могло ни то, что начальное образование было бесплатным, а гимназическая плата – символической, ни бесплатные школьные завтраки, которые предлагала детям из бедных семей миссия Красного Креста. В итоге около половины учеников бросали школу до окончания полного курса[616]616
  Вестник ВПСО. 1919. 28 марта. О плате за обучение и школьных завтраках см. сметы и переписку Отдела народного образования и ВПСО: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 29. Л. 396 об., 425–426 об.; Д. 58. Л. 38 об., 46 об.; Ф. 5235. Оп. 1. Д. 24. Л. 2–2 об., 41–42.


[Закрыть]
.

В целом, хотя Северное правительство обращало на народное просвещение особое внимание, его надежды на быстрый рост образованности населения и на ведущую роль просвещения в преобразовании общества не оправдались. Уровень грамотности в губернии продолжал повышаться, увеличившись с 23,3 % в начале века до 41,6 % от общего числа жителей губернии в 1920 г. Однако белой власти не удалось добиться здесь резкого скачка. Также не смогла она и устранить различия в уровне грамотности между жителями центральных и отдаленных уездов, города и села, между женщинами и мужчинами, в то время как нерусское население губернии оставалось почти поголовно неграмотным[617]617
  Статистический сборник по Архангельской губернии за 1917–1924 годы. Табл. 6. С. 60–65; Абакумов А.А. Начинали с ликбеза… (Из истории народного образования на архангельском Севере. 1917–1937 гг.) Архангельск, 1988. С. 9–15.


[Закрыть]
. Еще меньшим успехом увенчались расчеты правительства на то, что просвещение заставит население освободиться от большевистского влияния и поддержать белую власть. Хотя жители губернии использовали возможности, чтобы пополнить свое образование, просвещение не имело прямого политического эффекта. Исход борьбы решался не за школьной партой, а на лесистых заставах и полях Гражданской войны.

В конечном итоге Северное правительство уступило большевикам не из-за неудачной социальной политики. В подходах белого и советского правительств к просвещению, здравоохранению и социальной помощи населению было много общего. Белый архангельский кабинет, так же как и его противники, считал заботу о благосостоянии населения обязанностью государственной власти и, несмотря на недостаток ресурсов и средств, во многих отношениях строил то же социально ориентированное государство, к созданию которого призывали большевики.

Земельная политика и поземельные конфликты

Намерение северного правительства закрепить основные достижения революции и улучшить положение простого населения нигде не было так очевидно, как в области земельного законодательства. Радикализму реформ способствовало то, что на Севере не стоял столь остро терзавший либералов вопрос о правах частных земельных собственников. Здесь отсутствовало не только помещичье землевладение, но и отрубные хозяйства столыпинского типа, так как столыпинская аграрная реформа Архангельскую губернию практически не затронула[618]618
  См.: История северного крестьянства. Т. 2. С. 36, 165, 169–174. В годы столыпинской реформы землеустроительные комиссии были созданы только в Шенкурском уезде, где укрепили землю в собственность 0,6 % всех хозяйств.


[Закрыть]
. Главным собственником земли являлась казна, к которой также перешли после революции удельные земли. Кроме того, земледелие играло в губернии только подсобную роль в крестьянском хозяйстве. В результате противоречия в землепользовании на Севере не были настолько остры, как в центральной и черноземной России. Земельные конфликты и в годы первой русской революции, и в 1917 г., и в годы Гражданской войны касались в первую очередь споров казны и крестьян о пользовании государственными лесами и угодьями, а также тяжб между соседними сельскими обществами и крестьянами внутри одной общины. От способности Северного правительства урегулировать конфликты внутри деревни во многом зависели его популярность и контроль над сельской местностью. Так как радикальное земельное законодательство было одной из наиболее ярких отличительных черт политики архангельского кабинета, стоит остановиться несколько подробнее на условиях его появления и на предыстории земельного вопроса в губернии.

Хотя на Севере отсутствовали острые земельные противоречия, а земля не имела большой ценности, споры о землепользовании в крае возникали регулярно и были крайне запутанными и трудноразрешимыми. В Архангельской губернии не было проведено даже предварительное межевание крестьянских и государственных земель, начатое в стране после крестьянской реформы 60-х годов XIX века. Землемерные работы, начавшиеся только в 1912 г., были свернуты с началом мировой войны[619]619
  ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 8. Л. 576–578 (отношение заведующего землемерно-технической частью К.А. Угрюмова управляющему Отделом земледелия ВПСО, 18 декабря 1918 г.).


[Закрыть]
. Пользуясь неясными границами владений, в 1917 г. крестьяне не только перестали платить пошлины за пользование казенными и монастырскими угодьями, но и стали произвольно расширять общинные владения. В своих резолюциях и наказах Учредительному собранию крестьяне требовали закрепить за ними все прежние арендные земли и передать дополнительные участки в бесплатное пользование[620]620
  См., например: Борьба за установление… на Севере. Док. 44, 170; ГААО. Ф. 2703. Оп. 1. Д. 8. Л. 41 (протокол собрания Печорского уездного земского комитета, 18 июня 1917 г.); Д. 4. Л. 213–213 об. (протокол Крушевского волостного совета крестьянских депутатов Пинежского уезда, 19–20 ноября 1917 г.). См. также: История северного крестьянства. Т. 2. С. 289–290; Шумилов М.И. Октябрьская революция на Севере России. С. 86.


[Закрыть]
.

Революция, приведя к расширению крестьянского землепользования, также ожесточила поземельные споры внутри самой деревни. Например, в Печорском уезде с лета 1917 г. шла борьба за пользование рыбными тонями на реке Печоре между крестьянами Пустозерской волости, настаивавшими на своем традиционном праве владеть угодьями, и жителями Усть-Цильмы, которые, используя революционную риторику, настаивали на равном доступе всех граждан к земле и ресурсам[621]621
  ГААО. Ф. 2703. Оп. 1. Д. 8. Л. 39, 41 (протокол собрания Печорского уездного земского комитета, 17 и 18 июня 1917 г.).


[Закрыть]
. В Онежском уезде споры крестьян Кожской волости и деревни Кривой Пояс Пудожской волости вокруг земель соседнего Кожеозерского монастыря дошли до открытых кровавых столкновений[622]622
  ГАРФ. Ф. 18. Оп. 1. Д. 29. Л. 23–23 об.; Д. 39. Л. 181–182 (представление прокурора окружного суда, 24 октября 1918 г., и справка управляющего Отделом юстиции); Пятков М. Кожеозерский монастырь // Октябрьская революция и гражданская война на Севере. Вып. 2. С. 42–45.


[Закрыть]
.

Враждовали не только соседние волости, но и крестьяне внутри одного общества. Во многих общинах шли переделы земель, связанные с возвращением домой солдат-фронтовиков, увеличением числа вдов, которые после гибели мужей возглавили домохозяйства, и притоком в деревню оставшихся без работы отходников. Революционная риторика равенства повлияла на бóльшую уравнительность при переделах. Однако переделы затронули не все общины губернии и редко были полными. В период с 1917-го по 1919 г. они прошли лишь в 153 из 665, или менее чем в четверти, поземельных общинах губернии, причем преобладали частичные прирезки и поравнения земель[623]623
  Саблин А.В. Аграрная революция на Европейском Севере России. 1917–1921. (Социальные и экономические результаты). Вологда, 2002. С. 58–59.


[Закрыть]
. Таким образом, архангельская деревня не была накрыта волной «черного передела», и значительная часть крестьян продолжала ждать законодательного урегулирования земельных отношений. Например, как сообщал Архангельскому губернскому земскому собранию в сентябре 1918 г. гласный от Шенкурского уезда, во многих местах крестьяне «ждут разрешения земельного вопроса от центра и только делают поравнения»[624]624
  ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 152. Л. 15 (доклад представителя Шенкурского уезда губернскому земскому собранию, 12 сентября 1918 г.). Отсутствие «черного передела», по-видимому, было типичным для северных губерний, о подобных наблюдениях на материале Вятской губернии см.: Retish A. Russia’s Peasants in Revolution and Civil War. Р. 14–15.


[Закрыть]
.

Чем дольше длилось ожидание, тем туже затягивался узел земельных конфликтов. Одной из причин этого были непоследовательные решения властей. Так, уездные земельные комитеты в 1917 г., а позже земельные отделы исполкомов советов часто предоставляли решение вопроса о нормах землепользования самим волостям и общинам. Тем временем губернские органы власти предписывали общинам собственные нормы, которые противоречили друг другу. В частности, это касалось пользования так называемыми расчистками, а именно участками казенных лесов, переданными крестьянским хозяйствам для разработки в пашню.

К расчисткам прибегали треть всех крестьянских хозяйств, и они, как правило, значительно превышали площадь наделов. Расчистки требовали большого вложения труда. Поэтому крестьянские хозяйства раньше получали их от казны в бесплатное пользование на сорок лет, после чего расчистка поступала в общинный земельный фонд и могла сдаваться в аренду[625]625
  Мартынов М. Расчистки в Архангельской губернии. Архангельск, 1919. Средняя площадь расчистки почти втрое превышала средний размер надела, составлявший всего 1,3 дес.


[Закрыть]
. Стихийные переделы расчисток, по которым еще не истек срок пользования или которые превышали средние размеры расчисток, привели к противостоянию между старыми хозяевами, затратившими на их разработку значительный труд, и новыми претендентами на уже облагоображенные участки. Два принципа, регулировавшие землепользование внутри общины, а именно право на равный доступ общинников к земле и угодьям, вышедшее на первый план в годы революции, и трудовое право на пользование результатами вложенных усилий, имевшее особенно долгую традицию на Севере, вошли в противоречие друг с другом.

В 1917 г. вопрос о расчистках в каждой волости и общине решался по-своему. В одних волостях были перераспределены только расчистки, превышавшие среднюю волостную норму, или те, по которым истек срок пользования, в других в передел пошли все расчистки, а в третьих переделы расчисток вовсе не производились. Конфликты были еще более острыми из-за отсутствия четких планов земельных участков, а часто и докуметов о границах, размерах и сроках пользования расчистками. Поэтому, как только право фактического владения было оспорено, тяжбы о расчистках становились бесконечными и едва ли разрешимыми[626]626
  Голос Отечества. 1918. 5 сент.


[Закрыть]
.

Постановления губернских органов власти еще больше запутали вопрос о землепользовании. Так, в феврале 1918 г. четвертая сессия Архангельского губернского земельного комитета и первый Архангельский губернский съезд советов, постановив передать земельным комитетам казенные, монастырские, церковные и частновладельческие земли, оставили расчистки прежним владельцам, если они не превышали «трудовую норму». Однако в июле 1918 г. второй губернский съезд советов решил отобрать все расчистки и поделить по количеству едоков[627]627
  Борьба за установление… на Севере. Док. 124; Саблин А.В. Аграрная революция на Европейском Севере России. С. 109–111.


[Закрыть]
. В сельских общинах сторонники и противники переделов отстаивали свои права, апеллируя к соответствующим решениям властей. В итоге, придя к власти в августе 1918 г., антибольшевистское Северное правительство получило в наследство крайне запутанные земельные нормы. Оно встало перед необходимостью не только решить общий вопрос о крестьянском пользовании казенными и церковными землями, но и всерьез вмешаться в поземельные споры в самой деревне.

В первое время северное правительство не считало нужным принимать радикальные решения до созыва будущего Учредительного собрания. Заявив о необходимости обеспечить права «трудящихся на землю», оно передало разрешение местных споров о землепользовании земельным отделам земств. Крестьяне на Севере получили свободный доступ к лесным ресурсам при общей регулирующей роли земских самоуправлений[628]628
  Верховное управление проигнорировало майский 1918 г. декрет большевиков о централизации лесопользования. Управление государственных имуществ в Северной области могло осуществлять только самый общий надзор над крестьянским пользованием лесами. См.: Собрание узаконений и распоряжений ВУСО/ВПСО. 1918. № 1. Ст. 115. О большевистском законодательстве, ограничившем крестьянское лесопользование, см.: Bonhomme В. Forests, Peasants, and Revolutionaries: Forest Conservation and Organization in Soviet Russia, 1917–1929. Boulder, 2005.


[Закрыть]
. Также земства распоряжались казенными сельскохозяйственными землями, находившимися в пользовании населения, и дополнительным фондом государственных земель, которые шли на удовлетворение нужд малоземельных крестьян. В качестве общих правил земства должны были руководствоваться положением прежнего Учредительного собрания о бесплатной передаче земель в пользование крестьянам, а также созвучным ему постановлением февральской 1918 г. сессии губернского земельного комитета. Более сложные споры между общинниками предполагалось передавать на третейское разбирательство из волостной управы в уездный земельный отдел, дальше – в губернское земство и наконец, в качестве высшей инстанции, – на рассмотрение Архангельского правительства[629]629
  Собрание узаконений и распоряжений ВУСО/ВПСО. 1918. № 1. C. 6–7. Ст. 82, 115; Сессия губернского земского собрания // Голос Отечества. 1918. 5 сент.; Саблин А.В. Аграрная революция на Европейском Севере России. С. 101–102. О проекте Учредительного собрания см.: Партия социалистов-революционеров. Т. 3. Ч. 2. Док. 29, 30; Radkey O. The Sickle under the Hammer: The Russian Socialist Revolutionaries in the Early Months of the Soviet Rule. New York, 1963. Р. 318–321, 406–409.


[Закрыть]
.

Однако такая схема решения конфликтов не удовлетворила никого. Крестьяне продолжали направлять многочисленные жалобы земствам и мировым судьям, указывая на несправедливое распределение участков, на «незаконное» наделение землей женщин и «пришлого элемента», на изъятие трудовых расчисток и тому подобное. В свою очередь земства, и суды настаивали перед северным правительством на том, что надо наконец ясно определить правила и нормы землепользования в губернии, так как иначе они не могли разрешать споры. Все это вынудило кабинет приступить к разработке земельных законов[630]630
  ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 152. Л. 15 (доклад представителя Шенкурского уезда губернскому земскому собранию, 12 сентября 1918 г.); ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 49. Л. 15–17 об. (доклад управляющего Отделом юстиции ВПСО, ноябрь 1918 г.); Саблин В.А. Аграрная революция на Европейском Севере России. С. 114. Примеч. 233.


[Закрыть]
.

Уже с конца сентября 1918 г. при губернской земской управе действовала земельная комиссия, разрабатывавшая рекомендации по нормам землепользования. А 20 ноября 1918 г. при земельном Отделе правительства открыло работу специальное совещание из представителей земств, агрономов, юристов во главе с председателем кабинета и управляющим отделом Н.В. Чайковским. Оно собрало имевшиеся земельные законы, постановления земельных комитетов и крестьянских съездов, а также прошения и жалобы населения и выработало три законопроекта, которые были представлены на утверждение правительства[631]631
  Собрание узаконений и распоряжений ВПСО. 1919. № 2. Ст. 211. О работе земской комиссии см.: ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 630. Л. 98–98 об., 100 (материалы Губернского земского собрания, май 1919 г.). См. также: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 16. Л. 276–277; Д. 17. Л. 360–361 (протоколы заседаний совещания по вопросам землепользования при Отделе земледелия ВУСО/ВПСО); Д. 74. Л. 17 (отчет о деятельности Отдела земледелия, декабрь 1918 г.).


[Закрыть]
. Чайковский считал принятие законов неотложной необходимостью и торопил работу комиссии[632]632
  Об этом см: Добровольский С. Борьба за возрождение России в Северной области. С. 92.


[Закрыть]
. В итоге первый и самый главный из законов, регулирующий пользование расчистками, был принят правительством уже 13 января 1919 г., за несколько дней до отъезда Чайковского в Париж. Под руководством П.Ю. Зубова, заместившего Чайковского во главе кабинета и Отдела земледелия, 19 февраля и 4 апреля 1919 г. Северное правительство утвердило остальные законы – о пользовании арендованными казенными землями, а также участками, находившимися во владении монастырей и церкви.

Вместе взятые, эти постановления подтверждали передачу в распоряжение земств казенных и церковных земель, находившихся в пользовании крестьян. Также они впервые ограничивали размер участка, находившегося в пользовании одного домохозяйства. Максимальная площадь расчистки или арендованной земли определялась в 11 десятин на крестьянское хозяйство. И только излишки должны были поступать в передел и распределяться волостными земствами среди нуждающихся. Норма была гибкой, и в виде исключения хозяйства могли сохранять за собой избыточные площади, внося за них поземельный сбор. Главным условием владения землей была обработка ее собственными силами и использование в земледельческих или промысловых целях. Схожий принцип применялся и к церковным землям. В собственности причтов и монастырей оставались лишь земли в размере «трудовой нормы», соответствовавшей среднему крестьянскому наделу в данной волости или уезде. Остальные земли поступали в распоряжение земств для равного распределения среди нуждавшихся крестьян[633]633
  Собрание узаконений и распоряжений ВПСО. 1919. № 6, 9, 12. Ст. 279, 361, 398.


[Закрыть]
.

Как отмечал Чайковский, главной целью законов было «поддержать трудовое хозяйство»[634]634
  ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 9. Л. 36–36 об. (журнал заседания ВПСО, 13 января 1919 г.).


[Закрыть]
. Поэтому трудовой принцип землепользования был центральным стержнем аграрного законодательства Северного правительства. Наемный труд разрешался только в исключительных случаях, например в пользу вдов, солдаток и сирот, не способных самостоятельно обработать надел, но не имевших других средств к существованию. Трудовой принцип обусловил и довольно низкий земельный максимум. Хотя норма в 11 десятин примерно в три раза превышала среднюю по площади расчистку в Архангельской губернии, правительство едва ли ставило целью создать крупные крестьянские хозяйства «столыпинского типа»[635]635
  Утверждение о том, что Северное правительство стремилось создать «столыпинские» хозяйства, см.: Саблин А.В. Аграрная революция на Европейском Севере России. С. 118; Голдин В.И. Интервенция и антибольшевистское движение на Русском Севере. С. 111.


[Закрыть]
. Суровый северный климат не позволял наладить на таких участках товарное хозяйство. Не случайно во времена столыпинской реформы земельный максимум в Шенкурском уезде был определен в 21 десятину, а в 1919 г. губернское земство добивалось увеличения максимального размера владений до 24 десятин[636]636
  См.: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 49. Л. 114–118 об. (проект инструкции о применении постановления о расчистках, принятый 4-й сессией Архангельского губернского земского собрания).


[Закрыть]
. Но хотя Северное правительство допускало отступления от закона, чтобы обеспечить интересы трудовых пользователей, предельный размер участка увеличен не был[637]637
  Решением от 21 июля 1919 г. ВПСО предоставило управляющему Отделом земледелия право в особых случаях увеличивать максимальный размер расчисток, см.: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 23. Л. 153 об.


[Закрыть]
.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации