Текст книги "Наследник"

Людмила Шевцова
Наследник

Людмила Ивановна Шевцова

Окончила факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова.

Живет и работает в Москве.

Творческая деятельность Людмилы Шевцовой многие годы была связана с работой в детской редакции первого канала телевидения. С ее участием создавались такие передачи для детей, как «С утра пораньше», «До шестнадцати и старше», «Будильник», «В гостях у сказки», «Аукцион чудес».

Людмила Шевцова в качестве художественного руководителя принимала участие в создании совместного российско-американского детского телевизионного проекта «Улица Сезам». Она является автором кукольных персонажей российской версии программ, а также – более 40 игровых, документальных и мультипликационных сюжетов. Лауреат международного фестиваля телевизионных документальных фильмов для детей. Первая премия за фильм «Забор» (автор сценария, 1990 год), он признан лучшим фильмом года.

Многие годы Людмила Шевцова возглавляла театральный отдел Студии литературно-драматических передач на первом канале, она стала автором более семидесяти документальных и публицистических фильмов, творческих портретов известных актеров, писателей, художников.

Андрей Миронов, Мирей Матье, Владимир Высоцкий, Элина Быстрицкая, Юрий Соломин, Николай Сличенко, Юрий Васильев, Валентина Пономарева, Леонид Утесов, Михаил Жванецкий, Александр Михайлов, Олег Басилашвили, Аркадий Райкин, Владимир Этуш, Олег Меньшиков, Булат Окуджава, Борис Пастернак, Корней Чуковский, Михаил Шатров, Илья Глазунов, Михаил Зощенко, Зиновий Гердт, Геннадий Хазанов, история Петровского парка… Это далеко не весь перечень ее работ.

Людмила Шевцова – автор художественного фильма-притчи «Мой тяжкий крест». Показом этого фильма открывался телеканал «Культура». Фильм переведен на иностранные языки и демонстрировался на телеэкранах за рубежом. Она автор документального цикла «Литературное Переделкино» (10 фильмов), который вошел в золотой фонд культуры.

В 2004 году в белорусском издательстве «Тон пик» вышел сборник ее рассказов «Иногда и судьба берет выходной». Книга переиздавалась дважды. На заре своей журналисткой деятельности, будучи спецкором газетных и журнальных изданий, она практически исколесила всю Россию, и ей всегда была интересна судьба простого человека. Многие ее газетные и журнальные очерки были посвящены людям, которые живут в глубинке.

Эти люди и стали прототипами ее литературных героев, к которым она относится с особой любовью, так как именно на них, простых и незаметных, держится Россия. И не только. Главные герои ее произведений – люди из мира искусства. Она прекрасно знает этот мир изнутри: с его блеском, успехами, неудачами и порой трагическими судьбами.

Наследник

Я долго петлял по зигзагам судьбы в поисках прямой дороги к удаче. Но, как оказалось, все дело в ударении. В этой крохотной черточке сверху над последней гласной в моем имени…

Раньше меня звали Витек. Как дворнягу. А сейчас я Виктор. На французский манер. И звучит солидно – как сенбернар.

К ударению, разумеется, нужна родословная. Пришлось покопаться в своем генеалогическом древе и отыскать в нем французские корни. Так я стал Виктором Де Бурже. Последним отпрыском старинного французского графского рода.

– Видите, вот эти окна на втором этаже? Здесь была спальня моей пра-пра, – публика замирала, когда я показывал фотографии своего родового замка с роскошным парадным подъездом и прилегающим к нему английским парком. – Между прочим, к ней нередко заглядывал сам Наполеон! В паутине моих генов, вполне вероятно, завалялась пара его хромосом, – посвящал я их в интимный мир своих предков, рассказывая про забавные интрижки пра-пра с Бонапартом.

Некоторые тут же находили во мне отдаленное сходство с Наполеоном. Я не возражал.

Правда, там, где я родился, французами и не пахло. Но кто знает? Возможно, какой-нибудь шальной, с перепугу, и обронил каплю своего семени. Во всяком случае, говорил я как стопроцентный француз. С изысканной гнусавостью и слегка картавя. Я благодарил судьбу, что в моем родовом гнезде не было логопеда. А то он наверняка лишил бы меня французского шарма. Вот когда я оценил свой хронический гайморит. Он перестал быть болезнью. Он стал «визитной карточкой» французского рода Де Бурже.

– Ума не приложу, что мне делать с этим замком?! – этой фразой я всегда завершал свою «летопись».

Боже мой! Что тут начиналось! Меня мгновенно окружали необычайным вниманием и заботой. Тискали в объятиях и слюнявили поцелуями, нашептывая время и место для «деловой» встречи. Меня хотели и не скрывали этого. Меня обожали, как будто я только что выиграл сражение под Ватерлоо…

Я был Казановой и Бонапартом. Два в одном. Как шампунь от перхоти.

Дальше, как правило, на меня буквально обрушивался шквал советов и предложений, как сегодня наилучшим образом можно распорядиться уникальной недвижимостью и на самых выгодных условиях продать мой замок. Назывались корпорации, холдинги, банки, частные лица. Цены зашкаливали. От миллионов, которые пролетали мимо, у меня кружилась голова и холодели руки. Правда, этот материальный ущерб тут же отчасти компенсировался морально.

– Замок бесценен, господа! – прерывал я разгоряченных покупателей. Потом виновато опускал глаза и, выдержав паузу, небрежно бросал: – Дело в том, господа, что я не нуждаюсь в деньгах.

Это был удар ниже пояса. Многие его не выдерживали и старились прямо на глазах.

Я обожал эти сцены. Как истинный гурман, я смаковал чужую зависть. И испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, наблюдая, как она пожирает их. В этот момент у меня удваивался адреналин…

Я вспоминал Жозефину. У меня был хороший учитель. Дьявол в юбке! Моцарт интриг! Редчайшая стерва и тонкий знаток человеческих слабостей. Вот кто умел виртуозно играть на низменных чувствах. Как Паганини на скрипке!

1

Фотографии замка Де Бурже подарил мне Леха. Давний приятель, еще с детства. Он так же, как и я, мыкался в поисках удачи и приличной родословной. Нас тогда объединяла общая цель. Правда, шли мы к ней разными путями.

Годом раньше Леха приехал в Москву и сразу же, выдержав конкурс, стал моделью одного из салонов на Кузнецком. Он был просто рожден для этой профессии. Его манера двигаться от природы была легкой и грациозной. Едва касаясь, он плыл по подиуму, волнуя и завораживая публику изящными колыханиями своего зада.

Как-то раз во Франции Леха представлял новую коллекцию одного из наших кутюрье. И вот там в молодого красивого манекенщика влюбился крупный владелец модных французских салонов и знаменитых парижских варьете. Дряхлеющий миллионер предложил ему свое покровительство и отеческую заботу. Правда, при этом Лехе пришлось поменять не только имя, но и пол. Вот тогда и зажглась на небе Франции его голубая звезда. С тех пор Алексис, так звали теперь Леху, жил в замке Де Бурже с пожухлым любителем нетрадиционных сексуальных отношений. Лехе повезло…

Мне же не везло с детства. Мое «родовое гнездо» было обнесено тремя рядами колючей проволоки. Я родился в маленьком убогом городке с закопченным небом и перекошенными бараками, наспех построенными зеками. Этот городишко не отыщешь ни на одной карте бывшего Советского Союза. Его специально стерли, чтобы он не мозолил глаза иностранным шпионам своими урановыми рудниками.

Мой отец не дожил двух месяцев до моего рождения, и я стал сыном улицы. Самые первые слова, которые я услышал, – прокуренный до хрипоты мат. Самое яркое впечатление – пьяные драки. Других воспоминаний не осталось.

Я мечтал вырваться из своего «родового гнезда» на мировой простор. Но для этого нужны были деньги. У моей матери никогда не было денег. Работая медсестрой, она едва сводила концы с концами. Хотя мечтать я мог и бесплатно. А вот превратить свою сказочную мечту в быль без денег невозможно. У меня стала развиваться острая до боли любовь к деньгам.

Какой-то римский император сказал, что деньги не пахнут. Он врал. Я знаю, как пахнут деньги. И мог бы написать об этом целый роман. Но люди предпочитают иметь деньги, а не читать про них романы. Поэтому я не стал писателем.

Деньги пахнут. У них миллион разных запахов и запашков…

В детстве они пахли красивыми игрушками, велосипедом, которого у меня никогда не было. Вдыхая их аромат, я часами простаивал у прилавка. Деньги пахли мороженым, когда, зажав в кулачке выплаканную копеечку, я мчался купить сладкую трубочку.

Деньги пахли самым красивым городом мира, как учили нас в школе. Я полюбил этот город до бреда. Я ждал встречи с ним, как Ассоль – алых парусов. Из газет и журналов я вырезал фотографии самого красивого города мира и бродил по его улицам в черном смокинге, широкополой шляпе и с тростью. Как иностранец. Так я себе представлял тогда иностранцев. В нашем городке их никогда не было. Смокинг, шляпа и трость тоже пахли деньгами. У них был особый романтический запах.

Позже деньги стали пахнуть интригами и предательством друзей, дорогими духами и ложью, обнаженными спинами женщин, рулеткой и смертью.

Чтобы я не воротил нос от денег, отец не оставил мне в наследство римскую империю. Он оставил мне вонючую комнату в сыром бараке и клеймо плебея. И еще… Мама говорила, что я очень похож на отца.

– Ой, какой хорошенький! – это я слышал с детства. – Прямо ангелочек!

– Ты так похож на артиста Коренева! – кокетливо заигрывали со мной одноклассницы.

– Ты мне напоминаешь князя Мышкина! – поглаживая мое колено, томно шептали женщины постарше.

В нашем городке их было много. Одиноких и голодных…

Конец этим спорам положила учительница по литературе, потомственная каторжанка.

– Вылитый Овод! – как-то воскликнула она, сложив на груди свои маленькие ручки. – Ну вылитый Овод!

Я пошел в библиотеку, разыскал потрепанную книгу и прочитал ее. Овод мне не понравился. Он жаждал страданий, холодных камер и жутких пыток. А я хотел быть любимым, жить в тепле и иметь много денег.

С внешностью Овода мне, конечно, прочили счастливую судьбу артиста. И я уже представлял себя на театральных подмостках самого лучшего города мира.

Бедная моя мама! Она была единственной, кто не верил, что я стану артистом. Но где-то в глубине души она все-таки надеялась, что, может быть, я устроюсь в каком-нибудь большом городе и заберу ее отсюда. И тогда она будет греться возле моего счастья. Как у камина.

Я же готовился стать артистом и учил «Мцыри». Он, как и я, тоже мечтал о свободе. На этом, правда, наше сходство заканчивалось.

Лучший город мира ошарашил меня шумом, суетой и безмерным количеством желающих откусить от этой сладкой жизни кусочек пожирней…

В театральный я провалился. Оказалось, что у меня нет таланта.

– Молодой человек, «Мцыри» в вашем исполнении звучит просто чудовищно! – вздохнул профессор.

Он мне напоминал засушенный лавровый лист. Театральный мэтр, наверное, мстил мне за то, что природа пожалела на него своих красок.

От ужаса я вдруг заорал:

– Из-за острова на стрежень…

– Достаточно, молодой человек, достаточно! – «лавровый лист» вскочил с места и замахал ручонками. – Простите великодушно, но в вокале вы тоже не Шаляпин. И потом, сказать откровенно, вам очень надо поработать над своей дикцией. Вы же половину букв не выговариваете! – и на его лице отразилась вся мировая скорбь.

– Может, меня кто-нибудь другой послушает?! – этой фразой я уничтожил свою карьеру артиста навсегда.

– А вот это пожалуйста! – обрадовался мэтр и театрально вскинул сухонькую ручку в сторону двери. – Сколько вам будет угодно!

Я гордо повернулся и ушел. Как Мцыри.

«Старый козел! – меня душили слезы. – Речь ему моя не понравилась!» А если честно? Плевать мне было на театральный. Просто я не знал пока, куда можно еще пристроиться с внешностью Овода. На аттестат рассчитывать не приходилось. Так как он лишь подтверждал, что я к тому же еще и не Эйнштейн.

Больше всего на свете мне не хотелось возвращаться домой. Я прекрасно представлял свою перспективу. К тридцати – сопьюсь. К тридцати пяти – загнусь. Статистика. Статистика нашей зоны…

Я же мечтал совсем о другом. С открытым ртом провинциала я останавливался у дверей дорогих ресторанов и завидовал крутым ребятам, которые сидели там, за стеклом, с полуобнаженными девицами. Это стекло казалось мне непреодолимым барьером в фантастическую жизнь.

В нашем городке была одна привокзальная забегаловка. Одуревшие от безысходности мужики мешали там водку с пивом, надрывно матерились, били друг другу морды и мочились тут же, за углом.

Однажды у «Метрополя» я увидел Аллу Пугачеву. Она вышла из своей огромной, как белый пароход, машины и на мгновение задержалась у зеркальных дверей ресторана. Я бросился к ней, хотел попросить автограф. Но двухметровый охранник «слегка» оттеснил меня, и я упал. Звезда лениво посмотрела в мою сторону и скрылась за порогом недоступного мне мира.

Ошеломленный неожиданной встречей, я еще долго стоял у ресторана и не понимал: за что меня пнули, как дворнягу?!

Потом мне объяснили, что нельзя делать резких движений в сторону хозяев этого мира. Вот когда я разозлился по-настоящему. «Почему я должен прожить свою жизнь в подворотне?..»

Я ощетинился! Я уцепился за город своей мечты мертвой хваткой. Как бультерьер. Я хотел доказать всем, что у меня есть талант! И пошел к своей цели честной трудовой дорогой. Как учили в школе. Другой дороги я пока не знал.

Кем я только не был! Дворником, грузчиком на рынке, сторожем на автостоянке, мусоросборщиком, сборщиком мебели, «челноком»…

Откладывая рублик к рублику, я экономил на всем. Мне удалось снять комнату на окраине города с видом на крематорий и получить «корочки» в престижной импортной фирме совкового разлива. За пятьсот баксов эта фирма клепала массажистов широкого профиля, обещая стажировку за границей и перспективу прикоснуться к элитному телу. И моя мечта замаячила на горизонте.

«С такими «корочками» я смогу открыть свой салон. На Тверской или, по крайней мере, где-нибудь на Арбате. У меня появятся связи, богатые клиенты, дорогая машина, красивые женщины. А по вечерам я буду растворяться в объятиях сладкой жизни…»

С этим «международным» дипломом я с трудом устроился в VIP-сауну. Одну из тех, что мелькают на страницах газет в разделе «Досуг».

VIP-сауна была обычным занюханным борделем. И мои деньги запахли потом, водкой и дешевыми проститутками. Они, как и я, тоже мечтали покорить лучший город мира. С тех пор я ненавижу сауну.

Случалось, я напивался, но это не решало моих проблем. Я жил в постоянном противоречии с самим собой и все время чего-то ждал…

Мне казалось, что я получаю от жизни гораздо меньше, чем заслуживаю. Ведь я был молод и красив и был убежден, что молодость и красота тоже чего-то стоят. Только вот чего и сколько? На этот вопрос я не мог ответить.

2

Бог знает, как сложилась бы моя судьба. Но однажды в сауне появился Леха. Он оказался моим клиентом. Как его сюда занесло?! Это было еще до его французской «женитьбы».

– Знакомая моего шефа ищет себе массажиста и помощника, – как-то сообщил Леха. – Если хочешь, я поговорю с ним.

Я согласился. Во всяком случае, был шанс вырваться из этой шарашки.

– Звякни мне завтра вечерком, – сказал Леха на прощание. – Я постараюсь организовать для тебя рекомендательное письмо. У своего шефа.

– Что, он не может ей позвонить? – мне хотелось ускорить этот процесс.

– Э-э! – ухмыльнулся он. – Там свои игры. Без рекомендательного письма тебя туда и близко не подпустят. Документик нужен. Число, подпись… Чтоб знать, кто ей тебя подсунул. На случай, если будешь плохо себя вести! – и Леха погрозил пальчиком. – Иначе моему шефу голову оторвут. Понял? А он – мне!

– Обижаешь, старик!

– Ну ладно, ладно. Это я так. Чтоб имел в виду!

Через пару дней я держал в руках судьбоносный конверт. И тут же набрал указанный номер телефона.

– Немедленно приезжайте! – приказал прокуренный бас таким тоном, как будто я уже совершил прогул. И я помчался на встречу с басом.

«Должно быть, знатная птица моя будущая клиентка», – подумал я, когда остановился перед домом на улице Неждановой. Он весь был увешан мемориальными досками из черного и белого мрамора.

Подойти к подъезду оказалось непросто. У ворот стояла будка с охранником. Меня вежливо спросили, куда и к кому я иду. В подъезде тоже сидел охранник. На этот раз он не только спросил, но и, попросив «документик», записал мою фамилию.

Я поднялся на третий этаж и уперся в массивную дверь «под орех». Наверняка бронированную. Слева сверху на меня смотрела видеокамера.

«Ни хрена себе! – подумал я, нажимая на звонок. – Тут как в зоне…»

Дверь открылась. На пороге стояла полураздетая старуха. Такая страшная, что Баба-Яга по сравнению с ней была Василисой Прекрасной. Нос толстый, глаза навыкате, парик набекрень, а на подбородке редкие седые волосы. Картину завершала массивная трубка во рту. Пуская дым кольцами, старуха причмокивала.

«Ведьма! – оторопел я. – Какой там массаж! Ей впору катафалк заказывать».

– Входи! – кивнула она.

Я вздрогнул, услышав знакомый бас.

Через полутемный холл мы прошли в гостиную. Я мог бы скорее сравнить ее… с небольшим банкетным залом. Сразу в глаза бросался огромный белый рояль. Он отражался в зеркальных стенах, и казалось, что их много. На овальном столе, окруженном двенадцатью стульями, стояла фарфоровая ваза с красными розами. Повсюду висели картины в массивных позолоченных рамах, подсвеченные по бокам канделябрами. В углу, у малахитового камина, размещались массивные кресла, отделанные лайковой кожей.

Старуха уселась в кресло. А меня усадила напротив.

– Значит, ты от Миши? – и она впилась в меня своими черными глазами.

От растерянности я замешкался.

– Ничего. Хорошенький! – видимо, старухе я нравился. По крайней мере, внешне. – От Миши, говоришь?!

– Да, – кивнул я и протянул конверт. – Вам нужен массажист?

– Нужен… Мало ли кто мне нужен, – не отрывая от меня глаз, она взяла конверт и достала письмо. – Хорошенький…

«Запада бабулька, – подумал я. – Вот когда пригодилась моя внешность Овода!»

Старуха изучающе смотрела на меня еще несколько секунд. Потом развернула письмо, мельком взглянула на него и небрежно бросила на камин.

– Прямо херувимчик! – она снова уставилась на меня. – Похож. Как две капли похож! Сволочь, каких свет не видал! Тоже хорошенький был. Как ты, – ее рот скривился в улыбке, обнажив вставные челюсти.

Невольно напомнив старухе какую-то сволочь, я почему-то почувствовал себя виноватым.

– Зови меня Жозефина. И на «ты». Понял?! Я так люблю.

– Виктор, – представился я, чуть-чуть приподнялся и начал было «свою биографию», но старуха оборвала меня.

– Виктор! – она сделала ударение на последнем слоге. – Ты будешь Виктор! Понял? Или просто Вик. Это, пожалуй, даже лучше. Вик! Это была порядочная сволочь. Хотя и француз, – продолжила она свои воспоминания. – Хм… Отчим мой. В посольстве работал. Сто лет назад. Да, ничего не скажешь, хорошенький! – мгновенно вернулась она в день сегодняшний, – Значит, Вик. Понял?!

Я мотнул головой. Мне было все равно, как назовет меня эта сумасшедшая старуха, лишь бы поскорее отсюда слинять. Такую рухлядь я видел впервые. От нее веяло кладбищем.

– Ладно. Беру! – отрезала старуха. – В месяц будешь получать… – и она назвала цифру.

Меня аж вдавило в кресло. За эти деньги я готов был делать старушке не только массаж, но с утра до вечера носить ее на руках, укладывать спать и петь колыбельную. Я готов был свернуться калачиком у ее ног и преданно служить всю оставшуюся ей жизнь. Сейчас она уже не казалась мне ведьмой. Скорее – божьим одуванчиком. Теперь меня беспокоило только одно, что старушке осталось совсем немного…

Мои мозги трещали, как компьютер. Перед глазами мелькали стодолларовые купюры, и я мгновенно подсчитал, что если бабулька продержится хотя бы полгода, то я получу целое состояние…

– Беру на год. С полным пансионом, – Жозефина опять улыбнулась. Но ее глаза совсем не улыбались, пронизывая меня насквозь. – С испытательным сроком. На месяц. А может быть, на неделю. Или на день… – и тут она громко расхохоталась. – Но учти! – старуха резко оборвала смех. – Деньги будешь получать только на карманные расходы. А гонорар получишь по окончании контракта. Через год. И еще. Жить будешь здесь. Ты должен быть всегда под рукой.

«Да она просто ангел!» – я смотрел на нее почти с сыновней любовью и пытался изобразить на своем лице нежность и преданность одновременно.

– Родственники есть? – неожиданно спросила Жозефина. – Где они у тебя?

– Я сирота, – выпалил я в надежде, что бабулька немедленно меня усыновит.

– Терпеть не могу родственников! Вечно просят в долг и никогда не отдают! Бедненький! – она вдруг затрясла головой и захныкала. – Бедненький мой мальчик! Сирота. Как и я!

Бабулька действительно выглядела беспомощной и несчастной. Я даже растерялся. Мне не хотелось, чтобы она скончалась раньше, чем закончится мой контракт. Я готов был признаться, что у меня все-таки была мать…

– Одна я. Совсем одна. На всем белом свете! – хлюпала старуха носом. – Добра-то много. Вот все и норовят обмануть меня. Да обокрасть… Ты будешь любить Жозефину?! – вдруг громко спросила она. – Будешь?!

– Буду, – вздрогнул я. Но, честное слово, в этот момент я был искренен.

– Ну и ладно, – ее рыдания как рукой сняло. – А сейчас сделай-ка мне массаж.

Жозефина с трудом поднялась с кресла и заковыляла в соседнюю комнату.

Судя по всему, эта комната предназначалась исключительно для процедур. Она была в розовых тонах. Посреди комнаты стоял массажный стол. Такой увидишь не в каждом элитном салоне. Рядом на изящной подставке красовался изысканный «букет» кремов, масел, лосьонов и бог знает еще чего. Роскошная японская ширма-витраж разделяла комнату на две части.

Жозефина сняла халат. И я оторопел. Она предстала передо мной в кокетливом кружевном белье для интимных встреч.

– Что, съел?! – захихикала старуха и ущипнула меня за задницу. – Думаешь, я совсем уже рухлядь?! Ошибаешься. Все ошибаются! Умывальник за ширмой. Иди, готовься.

За ширмой оказался не только умывальник. Там была суперкабина с ванной-джакузи и сауной. И овальное зеркало во всю стену, прикрепленное золотыми цепями.

Я включил воду и посмотрел на себя в зеркало.

В моих глазах мелькнула какая-то собачья покорность. И тут я понял, к чему мне надо готовиться…

– Раздень меня, – пробасила Жозефина и прикрыла веки.

Работая массажистом в VIP-сауне, я, мягко говоря, привык к разного рода пикантным ситуациям. Но чтобы столетняя бабулька изображала из себя жрицу любви, не припомню даже в самой крутой эротике. Никто не мешал мне возмутиться, вскипеть, гордо хлопнуть дверью… Но когда тебе обещают такие деньги, совсем не трудно и пофантазировать, представив, что перед тобой Клаудиа Кардинале. Пожилая…

«Насмотрелась старушка порнушки», – подумал я, аккуратно снимая ее кружевной прикид.

– Со мной, милый, все ясно! – она как будто читала мои мысли. – Покажи-ка, на что ты способен.

Чтобы несильно возбуждать бабульку, я решил начать с легкого эротического массажа. Подобрал крем и стал нежно поглаживать ее серо-желтое, сморщенное тело. Я едва касался ее кожи. Мне казалось, стоит чуть посильнее надавить на ее, условно говоря, эрогенные зоны, и они разлетятся на мелкие кусочки, как высохший пергамент.

Через пару минут моих поглаживаний Жозефина захрапела так, что задрожал массажный стол, а японская ширма стала громко позвякивать. Старуха свистела, рыкала, визжала, шипела… Было такое впечатление, что я попал в джунгли в сезон брачных игр.

Я осторожно прикрыл бабульку махровой простыней и присел рядышком, ожидая, пока оно пробудится…

– Да, Витек, – сказал я себе, – кажется, ты вляпался по самое не хочу.

Завязался разговор.

– А ты как думал? Такие деньги за красивые глазки не платят.

– Да на этом секс-кладбище будет покруче, чем в VIP-сауне!

– Но прикинь, сколько ты за это получишь?!

И мой внутренний голос заткнулся.

Жозефина храпела минут пять. Потом открыла глаза, и я снова услышал полюбившийся мне бас:

– Руки у тебя ласковые. А вот массажист ты хреновый!

Я не знал, как реагировать на «комплимент». Но ясно понял, что мой испытательный срок закончился.

– Помоги-ка мне! – закряхтела старуха.

Я с трудом приподнял Жозефину и осторожно поставил ее на ноги.

– Ну, теперь одень меня! – потребовала она.

Я подал ей белье. Она резко швырнула его мне в лицо. Накинула халат на голое тело и зашаркала в гостиную.

Жозефина уселась в кресло и закурила трубку. Я ждал команды «На выход!»

– Садись, – недовольно пробурчала она. – Машину водишь?

– Да. Я работал шофером, – у меня немного отлегло. – Права есть.

– Вечером поедем в «Метрополь», – она ухмыльнулась. – Покажу тебя людям!

Я тут же сообразил, что мой испытательный срок продлен, по крайней мере, до вечера.

– Я сделаю для вас все, что вы захотите, – вырвалось у меня.

– Ты? Для меня?! – Жозефина рассмеялась. – Что ты можешь сделать для меня?!

Милый, что ты вообще можешь делать? – она покряхтела и взялась за свою трубку. – Это я могу все для тебя сделать.

Втянув голову в плечи, я смотрел на нее как кролик на удава.

– Мне от вас ничего не надо, – с трудом выдавил я и хотел встать…

– Сидеть! – пригвоздила меня старуха. – Только покойникам и дуракам ничего не надо. А тебе многое надо. Ты же за этим сюда пришел? Ты хочешь стать богатым? Но не знаешь как? А я знаю! И научу тебя, дурака. Если только будешь любить Жозефину. Понял? – усмехнулась она и откинулась на спинку кресла. – Мне нравятся такие хорошенькие, как ты. Только и всего. Я, милый, не каждому доверюсь, – ласково заворчала старуха и погладила меня по коленке. – Мое время и силы слишком дорого стоят. Вот будешь любить Жозефину – все получишь. Не будешь… – она развела руками. – Но пока ты мне нравишься.

Жозефина резво встала и направилась к комоду. Я был поражен, с какой легкостью она поднялась с кресла. Старуха уже не выглядела такой рухлядью, какой казалась вначале.

– Первое время будешь вилять хвостом, стоять на задних лапах, облизывать меня. А потом скурвишься! Как все. Ты знаешь, какое самое страшное изобретение придумали люди?

Я отрицательно мотнул головой.

– А я знаю, – усмехнулась Жозефина. – Печатный станок.

Она достала из комода деревянную шкатулку старинной работы. Открыла ее. Заиграла музыка. Старуха вытащила из пухлой пачки баксов одну бумажку.

– Ладно. Иди за вещами. Жду тебя к шести. – Потом, немного подумав, добавила еще две. – Это тебе за визит! На тот случай, если ты сбежишь, – она швырнула мне деньги и направилась к выходу, чтобы запереть за мной дверь.

Я пулей вылетел из подъезда с твердым намерением никогда больше не переступать порог этого дома…