Текст книги "Унификация в уголовном праве"

В п. 40 постановления № 2 от 11 января 2007 г. «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» Пленум изменил свою позицию, указав, что в соответствии со ст. 47 УК суд вправе применить упомянутый вид наказания в качестве дополнительного «независимо от того, что указанный вид наказания не предусмотрен санкцией закона, по которому осужден виновный…»[63]63
  Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2007. № 4. С. 13.


[Закрыть].

Выход за верхние пределы санкции соответствующей статьи с усилением наказания мыслим не только в форме применения дополнительных наказаний двух видов при неупоминании о них в санкции, но и в форме избрания более строгих видов основного наказания. Так, в силу ч. 1 ст. 51 УК РФ осужденным военнослужащим, проходящим военную службу по контракту, «вместо исправительных работ, предусмотренных соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса (курсив наш. – Л. К., Л. С.)», суд вправе назначить ограничение по военной службе – наказание более строгое (ст. 44 УК).

Так, военнослужащий, проходящий службу по контракту, осуждается за порчу земли или за нарушение режима особо охраняемых природных объектов (ч. 1 ст. 254, ст. 262) к ограничению по военной службе. Такое наказание в санкциях упомянутых статей вообще не значится, и к тому же оно более строгое, нежели самый тяжкий вид из предусмотренных в санкциях данных статей. Тем не менее, оказывается, суд правомочен поступить таким образом в силу ч. 1 ст. 51 УК.

Усиление меры воздействия – с выходом за верхние пределы санкции – к лицу, совершившему преступления, мыслимо также по основаниям ст. 69 и 70 УК, что непосредственно зафиксировано (правда, в качестве якобы единственного исключения из правила превышения судом пределов санкции статьи) в ч. 2 ст. 60 УК: «Более строгое наказание, чем предусмотрено соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса за совершенное преступление, может быть назначено по совокупности преступлений и по совокупности приговоров…»

Так, суд определяет виновному меру воздействия по делам о совокупности преступлений в два этапа. На первом из них наказание назначается отдельно за каждое совершенное преступление (ч. 1 ст. 60) в пределах соответствующей санкции. На втором этапе – при избрании окончательного наказания – судом предварительно решается вопрос, какую часть статьи надлежит применять – вторую или третью, что зависит от категории деяний, входящих в совокупность. В свою очередь определение части статьи, подлежащей применению судом, важно для определения, в частности, того, каков верхний предел суммарного (окончательного) наказания при частичном или полном сложении. На первый взгляд, законодателем максимальный верхний предел унифицирован. В ч. 1 и ч. 2 ст. 69 УК сказано, что окончательное наказание может превышать верхние пределы санкций преступлений, составляющих совокупность, но не свыше половины максимального срока или размера наказания, предусмотренного за наиболее тяжкое из совершенных преступлений. Значит, если, например, лицо осуждается к лишению свободы по ст. 110 УК к 3 годам, по ч. 2 ст. 117 УК – к 5 годам, суд вправе назначить окончательное наказание виновному путем не только частичного, но и полного сложения сроков (8 лет), поскольку максимальный срок лишения свободы по ч. 2 ст. 117 (7 лет), увеличенный наполовину, составляет 10 лет 6 месяцев.

Вместе с тем при регламентации вопроса об усилении наказания с выходом за пределы отдельных санкций допущен сбой законодательной техники. Так, применительно к менее опасному виду совокупности (преступлений небольшой и средней тяжести) право выхода суда за верхние пределы наиболее строгой санкции статьи наполовину установлено (ч. 2 ст. 69) независимо от вида назначаемого лицу наказания (штраф, обязательные или исправительные работы, содержание в дисциплинарной воинской части или лишение свободы и т. д.), а при совокупности более серьезного вида (ч. 3 ст. 69) возможность превышения наполовину максимального срока предусмотрена лишь при назначении лишения свободы. В связи с этим возникает вопрос, какими пределами наказания следует руководствоваться суду, когда окончательное наказание не связано с лишением свободы: наиболее строгой санкцией; теми же пределами, что и при первом виде совокупности (т. е. ч. 2 ст. 69); установленными в ст. 70 правилами?

Можно, конечно, сослаться на то, что приведенная ситуация нетипична. Однако и нетипичные ситуации требуют урегулирования, к тому же они на самом деле не столь уж и редкие. Например, лицо совершило два преступления – небольшой или средней тяжести (за которое ему назначены обязательные работы в соответствующем размере) и тяжкое (при наличии исключительных обстоятельств, за которое с учетом положений ст. 64 УК судом применяются исправительные работы сроком на 1 год либо ограничение свободы на срок 4 года). Назначая окончательное наказание, суд будет вынужден прибегать к аналогии закона, поскольку данная ситуация ныне в Кодексе прямо не урегулирована. В условиях отказа от аналогии (ст. 3 УК) желательно оперативно устранить существующий пробел, восприняв в законе второй поставленный под вопрос вариант – в порядке и пределах, предусмотренных ныне в ч. 2 ст. 69 УК.

При назначении наказания по совокупности приговоров суд к назначенной мере воздействия по последнему приговору частично или полностью присоединяет неотбытую часть наказания по предыдущему приговору. При этом, если суммарное наказание менее строгое, чем лишение свободы, оно не может превышать максимального срока или размера, предусмотренного для данного вида наказания Общей частью Кодекса, т. е. при назначении штрафа – до 1 млн рублей, при «лишении права» – до 5 лет, обязательных работ – до 240 часов, исправительных работ, ограничения по военной службе и содержания в дисциплинарной воинской части – до 2 лет (ст. 46, 47, 49–51, 55 УК) и т. д.

Смягчение наказания. «Основания для назначения менее строгого наказания, чем предусмотрено соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса за совершенное преступление, – сказано в ч. 2 ст. 60 УК, – определяются статьей 64 настоящего Кодекса». Но, вопреки положениям ч. 2 ст. 60, дело не сводится только к упомянутым в ст. 64 УК случаям. Например, военнослужащему, не отслужившему установленного законом срока службы по призыву, суд вместо предусмотренного санкцией статьи лишения свободы (положим, ч. 2 ст. 342 – нарушение уставных правил караульной службы) определяет отбывание в дисциплинарной воинской части. Такое наказание в санкции статьи не значится, в перечне видов наказания оно обозначено как более мягкое по сравнению с лишением свободы. Тем не менее суд вправе его применить и при отсутствии требуемого ст. 64 основания, в силу дозволения, установленного ч. 1 ст. 55 УК.

Применительно к определенным категориям осуждаемых пределы назначения наказания оказываются более узкими по сравнению с санкцией той статьи, по которой квалифицированы действия лица. Такая ситуация возникает ввиду предусматриваемых в Общей части уголовного законодательства запретов на применение конкретного вида наказания к определенной категории лиц (например, смертной казни – к женщинам, к мужчинам старше 65 лет и т. д.) либо когда установлены ограничения в части размеров, срока наказания (например, срока лишения свободы, ареста – к несовершеннолетним). И в этих случаях, следовательно, имеет место несовпадение законодательных пределов назначения наказания и санкции статьи. Забвение этого положения нередко порождает ошибки в правоприменении.

Смягченные верхние пределы имеют место также при наличии определенных обстоятельств, указанных в уголовном законе, когда срок или размер наказания не могут превышать следующего порога максимума исчислимого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части УК РФ:

– при наличии в деле соответствующих смягчающих обстоятельств (и отсутствии отягчающих обстоятельств) – трех четвертей максимума санкции (ст. 62). Так, Я. был осужден за убийство к 13 годам лишения свободы. Президиум Верховного Суда РФ изменил приговор и кассационное определение и снизил Я. срок наказания за убийство до 11 лет 3 месяцев, указав, что в присутствии в деле указанных в законе смягчающих обстоятельств (в том числе явки с повинной) и отсутствии отягчающих суд не мог назначить срок более трех четвертей максимума санкции (15 лет)[64]64
  Судебная практика к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 2001. С. 250; см. также решение по делу М. (Там же).


[Закрыть];

– при вердикте присяжных заседателей о снисхождении к виновному – двух третей максимума санкции (ч. 1 ст. 65). В силу указанных обстоятельств Президиум Верховного Суда РФ снизил наказание осужденным X. и др., а также К. до двух третей максимального срока лишения свободы[65]65
  Судебная практика к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 2001. С. 268–269.


[Закрыть]. В случае, если санкция статьи предусматривает пожизненное лишение свободы или смертную казнь, эти виды наказания не применяются, а наказание назначается в обычных пределах санкции статьи;

– при неоконченном преступлении: на стадии приготовления – половины, а при покушении – трех четвертей максимума срока или размера наказания по санкции. Ввиду нарушения судами упомянутого положения кассационная и надзорная инстанции вынуждены изменять приговоры, как правило, снижая наказание до нового максимального предела[66]66
  Судебная практика к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 2001. С. 269–271.


[Закрыть].

Наконец, напомним, что в настоящее время практически по каждому второму уголовному делу применяется условное осуждение, которое ни в одной санкции статьи не значится и которое полагается более мягким, чем любой вид наказания, и вышестоящая судебная инстанция не вправе заменить условное осуждение даже к лишению свободы любым реальным (пусть даже самым мягким) наказанием. Судебная коллегия Верховного Суда РФ по делу А. подчеркнула: условное осуждение является освобождением от наказания под определенным условием, поэтому по своей тяжести оно не может сравниваться с реальными мерами наказания, перечисленными в законе[67]67
  Судебная практика к Уголовному кодексу Российской Федерации. М., 2001. С. 303.


[Закрыть].

Из сказанного выше следует, что ч. 2 ст. 60 УК, довольно объемная текстуально, далеко не охватывает всех исключений из правил и в существующем ее виде способна только порождать недоразумения на практике. Если законодатель желал в этой норме отразить идею о допустимости выхода за пределы санкции статьи только в особых случаях, это и следовало указать, записав: «Более строгое либо менее строгое наказание, чем предусмотрено соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса за совершенное преступление, может быть назначено только в том случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Общей части Кодекса».

Таким образом, арсенал уголовно-правовых средств воздействия, могущий применяться судом, как правило, шире того, что назван в санкции статьи Особенной части УК; в некоторой части он может быть и у́же. В конечном же счете практически ни одна санкция статьи не может дать суду всеобъемлющего и точного представления о круге средств воздействия и их границах, о сроках и размерах, которые суд вправе или обязан применить к лицу, совершившему преступление. Тем самым опровергается весьма распространенное в отечественной теории уголовного права мнение о том, что определение наказания в приговоре ограничено пределами, «ясно, четко обозначенными» в соответствующих статьях Особенной части Кодекса.

Иное представление о понятии пределов назначения наказания – отождествление их с санкцией статьи – порождает мнения, с которыми трудно согласиться, например, о том, что назначение судом дополнительного наказания, не указанного в санкции статьи, не есть выход за ее пределы[68]68
  См.: Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. 3. М., 1970. С. 347.


[Закрыть]. Спрашивается, почему же? Ведь поскольку суд подвергает виновного наказанию, не предусмотренному санкцией статьи, налицо выход за ее рамки и появление новых пределов, устанавливаемых уже санкцией нормы – понятием более емким, нежели санкция статьи, типовое наказание.

По тем же причинам спорно мнение о том, что выйти за пределы санкции статьи суд может лишь по основаниям ст. 64 УК, то есть только в порядке исключения и лишь за нижнюю границу санкции; за верхние же пределы санкции суд не вправе выйти ни при каких условиях[69]69
  См.: Курс советского уголовного права: В 6 т. Т. 3. М., 1970. С. 345.


[Закрыть].

При всей внешней привлекательности этого мнения, как было показано выше, оно весьма уязвимо и отвлекает от решения ряда важных для практики вопросов. Один из них – о новых законодательных пределах. Каковы они при выходе за пределы санкции статьи?

Во-первых, как отмечалось выше, закон предоставляет суду право в определенных случаях выйти за верхние пределы санкции статьи Особенной части (ст. 47, 48, 69, 70 УК и др.). Максимальные и минимальные новые пределы применительно к совокупности приговоров в настоящее время четко регламентированы в ч. 2–4 ст. 70, в частности:

– окончательное минимальное наказание «должно быть больше как наказания, назначенного за вновь совершенное преступление, так и неотбытой части наказания по предыдущему приговору суда» (ч. 4);

– максимально возможное окончательное наказание зависит от вида последнего: если оно не связано с лишением свободы, то не может превышать максимального срока или размера, предусмотренного для данного вида наказания Общей частью УК; если связано – не может превышать 30 лет (ч. 2 и 3).

Менее удачно регламентирован этот вопрос применительно к совокупности преступлений, когда используется принцип частичного или полного сложения наказаний. В п. 31 постановления № 2 от 11 января 2007 г. «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» Пленум Верховного Суда разъяснил, что в таких случаях итоговое наказание в части минимума «во всяком случае должно быть более строгим, нежели наказание, назначенное за любое из преступлений, входящих в совокупность»[70]70
  Бюллетень Верховного Суда РФ. 2007. № 4. С. 12.


[Закрыть]. Что же касается верхнего порога, то он обозначен в ч. 2 и 3 ст. 69. Однако в ч. 3 не оговорен максимальный предел лишения свободы – 25 лет, из-за чего статья носит ссылочный характер (см. ч. 4 ст. 56), что само по себе нежелательно.

Аналогичные проблемы возникают относительно назначения наказания ниже низшего предела (ст. 64). В законодательстве новые нижние пределы не регламентированы, а в постановлении Пленума Верховного Суда РФ (п. 8) указано, что при выходе суда за минимальный порог санкции статьи назначаемое судом наказание не может быть ниже установленных соответствующими статьями Общей части УК РФ минимальных срока и размера применительно для каждого вида уголовного наказания[71]71
  Бюллетень Верховного Суда РФ. 2007. № 4. С. 12.


[Закрыть] (т. е. не ниже 2,5 тыс. – при штрафе, 60 часов – при обязательных работах, 2 месяцев – при исправительных работах и лишении свободы, 3 месяцев – при ограничении по военной службе и содержании в дисциплинарной воинской части и т. д.). Это положение следовало бы закрепить непосредственно в законе.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в ст. 64 УК умалчивается и о максимальной границе новых пределов избрания наказания. Если наказание судом назначается ниже низшего предела, то в этом случае, очевидно, верхней границей новых пределов должна быть признана та, которая не достигает минимальных сроков (размеров) обычного предела санкции нормы, находится, по терминологии законодателя, «ниже низшего предела» санкции статьи. При этом суду необходимо не забывать о положениях ч. 1 ст. 72 УК.

2. Опыт истории развития уголовного законодательства России свидетельствует о том, что пробелы в нем были, есть и будут. Но в ч. 2 ст. 3 УК РФ однозначно предписано, что применение уголовного закона по аналогии не допускается. Следовательно, того, чего нет в уголовном законе, не может быть и в уголовном деле. Хотя и дореволюционное, и советское законодательства вплоть до 1958 г. допускали возможность применения аналогии, тем самым признавая наличие пробелов в уголовном праве. Касаясь причин этого, составители проектов Уголовного кодекса 1922 и 1926 гг. указывали на то, что невозможно предусмотреть в УК все вероятные формы преступной деятельности и быстро отреагировать на появление новых, что нельзя создать такой кодекс, в котором были бы предусмотрены все случаи возможных преступлений[72]72
  См.: Уголовное право. История юридической науки. М., 1978. С. 36, 38,40.


[Закрыть]. После отказа от аналогии в уголовном праве (начиная с 1958 г.) довольно распространенным стало мнение о существовании «беспробельного» уголовного права, об отсутствии каких-либо пустот в уголовном законодательстве[73]73
  См.: Пиголкин А. С. Обнаружение и преодоление пробелов права // Советское государство и право. 1970. № 3. С. 52–53.


[Закрыть]. Утверждалось также, что европейские страны социалистической ориентации, «опираясь на опыт Советского Союза, смогли выработать полное, не имеющее пробелов уголовно-правовое законодательство…»[74]74
  Современные тенденции развития социалистического уголовного права. М., 1983. С. 26.


[Закрыть].

О том, что это не так и что в данном случае желаемое выдавалось за действительное, с очевидностью свидетельствует нормотворческая и правоприменительная практика того времени, предоставляющая обширный материал для опровержения тезиса о беспробельности.

Так, насильственное удовлетворение мужчиной половой страсти с женщиной в извращенной форме в качестве вида полового преступления в УК 1960 г. не называлось. Практика пошла по пути применения в этом случае состава изнасилования (ст. 117 УК)[75]75
  См.: Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР по уголовным делам. 1959–1971 гг. М., 1973. С. 241; Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1978. № 8. С. 8.


[Закрыть], хотя такого рода поведение не является половым сношением[76]76
  См. об этом, например: Уголовный кодекс Российской Федерации. Научно-практический комментарий / Под ред. Л. Л. Кругликова и Э. С. Тенчова. Ярославль, 1994. С. 344–345; Научно-практический комментарий Уголовного кодекса РСФСР / Отв. ред. Б. С. Никифоров. М., 1964. С. 275.


[Закрыть] – признаком, обязательным для состава изнасилования. Эта практика продолжалась до появления в новом УК 1996 г. ст. 132.

Недостатки закона еще более проявились в сфере применения нормы об ответственности за получение взятки, которое определялось ст. 173 УК 1960 г. как получение должностным лицом взятки за действие, которое это лицо должно было или могло совершить с использованием своего служебного положения. В приведенной формулировке можно усмотреть по меньшей мере два дефекта. Первый связан со сбоем в законодательной технике, точнее было говорить: «за действия (бездействие)». Второй – более существенный: законодатель связал получение взятки с использованием служебного положения, с должностными полномочиями виновного, к тому же с обязательством совершения за взятку конкретного действия. В связи с этим возник ряд вопросов. Как быть, если лицо получает вознаграждение: 1) за поведение, выражающееся в превышении его должностных полномочий, 2) за использование своего должностного авторитета, 3) за общее покровительство или попустительство по службе? Практика пошла по пути самого широкого понимания текста закона, применяя ст. 173 УК и к случаям взятки за совершение незаконных действий (бездействия), должностного авторитета, за общее покровительство или попустительство по службе[77]77
  См., например: п. 3 и 5 постановления № 3 Пленума Верховного Суда СССР «О судебной практике по делам о взяточничестве» от 30 марта 1990 г. (Сборник действующих постановлений Пленумов Верховных Судов СССР, РСФСР и Российской Федерации по уголовным делам. М., 1999. С. 444, 445).


[Закрыть], хотя такого смысла в норме заложено не было. Дефект закона был ликвидирован лишь с принятием УК 1996 г. (ст. 290).

Пробелы были характерны не только для Особенной, но и для Общей части УК 1960 г. Упомянем только некоторые из них.

Среди обстоятельств, исключающих преступность деяния, отсутствовало упоминание о вынужденном причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление. Практика пошла по пути приравнивания этого обстоятельства к необходимой обороне, что нашло отражение в абз. 2 п. 3 постановления № 14 от 16 августа 1984 г. Пленума Верховного Суда СССР. Действия граждан, причинивших вред лицу в связи с задержанием или доставлением посягавшего в органы власти, должны рассматриваться, по мнению Пленума, «как совершенные в состоянии необходимой обороны», а в случае признания таких действий преступными, содеянное «должно квалифицироваться как совершенное при превышении пределов необходимой обороны…»[78]78
  Сборник действующих постановлений… С. 60.


[Закрыть]. Тем самым признавалось наличие пробела и в Общей, и в Особенной частях Кодекса. Этот дефект был ликвидирован введением в УК 1996 г. ст. 38 «Причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление» и ч. 2 ст. 108, ст. 114 (Убийство, а также причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление).

Аналогично решался судами вопрос и о сложении назначенных по совокупности преступлений разнородных наказаний. В ст. 40 УК 1960 г. он не регламентировался, а поскольку его надо было решать, использовались положения ч. 3–5 ст. 41 «Назначение наказания по нескольким приговорам». Пленум Верховного Суда СССР в п. 5 постановления № 3 от 31 июля 1981 г. указал, что сложение различных видов наказания, определенных судом за преступления, входящие в совокупность, возможно, и руководствоваться при этом следует «правилами замены наказаний, предусмотренных частями 3 и 4 ст. 41 УК РСФСР…»[79]79
  Сборник действующих постановлений… С. 113.


[Закрыть]. В УК 1996 г. этот пробел ликвидирован посредством установления правил сложения разнородных наказаний (ст. 71), общих для совокупности и преступлений, и приговоров.

Перечисление подобных законодательных дефектов можно продолжить, подтверждая справедливость вывода о том, что нормы прежнего УК «содержали пробелы по ряду вопросов»[80]80
  Курс советского уголовного права. Л., 1981. Т. 5. С. 70.


[Закрыть].

Не свободно от пробелов и ныне действующее уголовное законодательство. В пользу такого вывода свидетельствуют, прежде всего, многочисленные изменения и дополнения, уже внесенные (и планируемые к внесению) в УК 1996 г. Так, уже после введения в силу нового Кодекса были ликвидированы частичные пробелы в ряде статей УК. В качестве признаков основного состава названы: страховой взнос в государственные внебюджетные фонды (ст. 198, 199), основные части оружия (ст. 222), аналоги наркотических средств и психотропных веществ (ст. 228, 228¹), органы, уполномоченные к принятию мер по устранению опасности для жизни или здоровья людей (ст. 237), а в п. «в» ч. 2 ст. 126 выделена угроза применения насилия (ст. 126)[81]81
  См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1998. № 26. Ст. 3012; 1999. № 7. Ст. 871, № 12. Ст. 1407, и др.


[Закрыть].

Наиболее показательным примером пробела (уже применительно к Общей части УК РФ) может служить дефект ст. 69 УК, в силу которого стало подчас невозможным с позиции принципа законности вынесение решения по существу. Напомним, что при назначении наказания по совокупности судам предлагалось применять: а) принцип поглощения либо сложения, если совокупность составили преступления только небольшой тяжести (ч. 2); б) принцип сложения, если совокупность составили преступления только средней тяжести, тяжкие или особо тяжкие (ч. 3). Практика оказалась на полтора года в тупике, ибо не была урегулирована ситуация, когда сочетаются деяния небольшой и иной тяжести. Лишь в середине 1998 г. эта тупиковая ситуация была законодательным путем разрешена[82]82
  См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1998. № 26. Ст. 3012; 1998. № 26. Ст. 3012.


[Закрыть].

Примеры можно было бы продолжить, но и без того очевидна ошибочность утверждений о беспробельности уголовного законодательства, которая якобы должна наступить вслед за установлением запрета на применение аналогии. Аналогия – это в определенном смысле последствие пробела, а не его причина, поэтому наличие последнего вызывается не допустимостью аналогии в законе, а иными обстоятельствами.

Подытоживая сказанное, согласимся с тем, что любое, даже самое совершенное, законодательство «обречено» на пробелы если не в момент его принятия, то в последующем. Но если пробелы в уголовном праве – явление неизбежное, то каким образом должно быть построено в этих условиях функционирование правоприменительной системы, чтобы она не давала резких сбоев? Теоретически возможно несколько вариантов.

Первый из них – создать оперативную систему принятия по необходимости изменений и дополнений в уголовное законодательство, подобно тому как это было установлено ранее – издавались Указы Президиума Верховного Совета, подлежавшие позднее утверждению законодательным органом (Верховным Советом). Заметим, однако, что для внедрения данного варианта необходимо создание соответствующей структуры (типа Президиума Госдумы) с наделением ее соответствующей компетенцией за счет сужения полномочий Государственной Думы. Однако подобная реструктуризация вряд ли мыслима в настоящее время.

Второй вариант связан с признанием за постановлениями Пленума Верховного Суда РФ статуса источника права. Некоторые ученые полагают, что и ныне постановления Пленума таким статусом обладают. Так, по мнению В. В. Лазарева, глубоко продуманной в этом вопросе является позиция С. С. Алексеева, согласно которой при наличии пробелов в законодательстве Пленум Верховного Суда вынужден издавать нормы, вносящие определенные дополнения в действующую систему нормативного регулирования общественных отношений, и руководящие постановления Пленума, следовательно, выполняют функцию источника права[83]83
  См.: Алексеев С. С. Общая теория социалистического права. Вып. 3. Свердловск, 1965. С. 106–108.


[Закрыть]. Такого характера указания, считает В. В. Лазарев, представляют собой предварительное восполнение пробела, устраняя несовершенство нормативного акта. Они, «будучи нормативными по существу, со всей очевидностью восполняют имеющиеся пробелы права»[84]84
  Лазарев В. В. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974. С. 139.


[Закрыть].

Нам это мнение представляется небесспорным, противоречащим ст. 126 Конституции РФ.

Вместе с тем надо признать, что подчас Пленум явочным порядком вытесняет законодателя с правового поля, присваивая себе несвойственные функции. К чему это приводит на практике, показывает пример, приведенный нами выше: из-за недопустимо широкой трактовки признаков получения взятки в постановлении Пленума Верховного Суда 1990 г. была заметно расширена сфера криминализации деяний, закон был «подправлен» без внесения в него законодателем каких-либо изменений.

Вспомним также «вклад», который внес высший судебный орган в понимание преступной группы (об этом речь пойдет ниже, в следующей главе).

Добавим к сказанному, что высший судебный орган крайне неоперативен и в даче разъяснений.

Еще один вариант подхода к проблеме пробелов – предоставить право суду как юрисдикционному органу решать дела с помощью аналогии. Известно, однако, принципиальное неприятие идеи аналогии в уголовном праве многими учеными и ранее, и в настоящее время. Так, Н. С. Таганцев полагал, что допущение аналогии противоречит идее законности, ведет к смешению законодательной и судебной деятельности, наносит удар по свободе и спокойствию граждан[85]85
  См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. 1. М., 1994. С. 98.


[Закрыть].

Надо признать серьезность приведенных доводов. Но можно привести и контрдоводы. Да, аналогия и законность находятся в определенном противоречии друг с другом – так же, кстати, как идеи равенства и индивидуализации, законности и целесообразности. Однако на этом основании никто не отвергает, скажем, разумности сосуществования в уголовном праве идей равенства и индивидуализации ответственности. Противоречия идей, принципов допустимы (и даже порой неизбежны), важно лишь, чтобы эти противоречия не стали острыми, антагонистическими. Да, наблюдаются элементы смешения компетенции законодательной и судебной власти (что само по себе не украшает уголовное право), и если подобного нельзя избежать, необходимо установить строгие рамки осуществления судами нормотворческой деятельности. Да, аналогия существенно затрагивает свободы и спокойствие граждан, однако в какой сфере и всегда ли негативно?

В связи с этим заметим, что когда заходит речь о минусах использования аналогии в уголовном праве, все сводится к сфере признания деяний преступными и наказуемыми[86]86
  См.: Наумов А. В. Реализация уголовного права. Волгоград, 1983. С. 69.


[Закрыть]. Когда аналогию пытаются использовать для провозглашения непреступного поведения преступным, принцип nullum crimen sine lege должен оставаться незыблемым и в этой сфере места аналогии не должно быть.

Иная ситуация – с теми нормами, которые более характерны для Общей части, но встречаются и в части Особенной, например в форме примечаний к статьям. Так, примечание к ст. 291 УК РФ предусматривает, что освобождается от уголовной ответственности лицо, давшее взятку, если оно добровольно сообщило органу, имеющему право возбудить уголовное дело, о даче взятки. Ясно, что имеется в виду исполнитель преступления. Но как быть, если добровольное сообщение сделано пособником в даче взятки? Напрямую на него цитированное предписание не распространяется. Однако, думается, в данном случае вполне можно допустить аналогию, ибо расширительного толкования в данном случае недостаточно – норма предполагает наличие не того субъекта.

Нечто подобное имеет место при мнимой обороне, когда лицо ошибочно полагает, что на него совершается общественно опасное посягательство. Пленум Верховного Суда в п. 13 упоминавшегося постановления № 14 от 16 августа 1984 г.[87]87
  См.: Сборник действующих постановлений… С. 62–63.


[Закрыть] ориентировал суды на то, что в случаях, когда лицо не сознавало и не могло сознавать ошибочность своего предположения, его действия следует рассматривать как совершенные в состоянии необходимой обороны (аналогия Общей части). Если же при этом лицо превысило пределы защиты, допустимой в условиях соответствующего реального посягательства, наступает ответственность как за превышение пределов необходимой обороны (аналогия Особенной части). На наш взгляд, применение судом аналогии в таком случае оправданно, даже если оно касается Особенной части, норм-запретов.

Приведенные примеры объединяет то, что применение сходной нормы смягчает положение или влечет освобождение лица от уголовной ответственности либо иным образом улучшает его положение. В этом случае отказ от осуществления правосудия по мотивам неполного законодательного регулирования выглядел бы неубедительным.

Приверженцам жесткой позиции о недопустимости аналогии в уголовном праве нелишне еще раз напомнить ситуацию, возникшую после принятия УК РФ 1996 г. в связи с дефектом ст. 69: наличие преступлений, совершенных виновным, очевидно; однако, строго придерживаясь текста ст. 69 УК, назначить окончательную меру по совокупности преступлений было невозможно ввиду отсутствия в законе правил назначения наказания при сочетании деяния небольшой тяжести с иной категорией преступления. Следуя жесткой позиции, в течение полутора лет (до внесения изменений в ст. 69 УК) суды не должны были принимать по указанным делам каких-либо решений. Однако просматривался и другой возможный путь – применив аналогию закона, руководствоваться правилами ч. 2 или ч. 3 ст. 69. Предпочтительным в этом случае было применение (впредь до ликвидации пробела) ч. 2 данной статьи, исходя из уголовно-процессуального положения о толковании возникающих сомнений в пользу подсудимого (виновного). Практика и шла по такому пути[88]88
  См.: Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1999. № 6. С. 9—10.


[Закрыть].

Подведем некоторые итоги. Пробелы в уголовном праве неизбежны – если не первоначальные, то, по крайней мере, последующие. Они могут возникнуть как в Общей, так и в Особенной частях Уголовного кодекса. Восполнение пробелов является прерогативой законодателя, однако для этого требуется известное (как правило, немалое) время. В условиях, когда состав преступления налицо, а неурегулированы относительно частные вопросы, не должно возникать дилеммы: отказаться от решения дела по существу и ждать, когда законодатель устранит пробел, или действовать. Исходя из требований оперативности, исключения волокиты, необходимости принятия решения по делу, следования принципу неотвратимости ответственности, соблюдения прав и законных интересов граждан, суду в таких условиях должно быть предоставлено право действовать. Поэтому за одним исключением – признанием прежде непреступного поведения преступным, – суд должен быть наделен унифицированными правомочиями преодолевать пробел с помощью аналогии закона или аналогии права[89]89
  Сходной позиции придерживается ряд ученых: В. В. Лазарев, М. И. Бажанов, Ю. В. Баулин, П. С. Дагель и др.


[Закрыть]. При этом необходимо соблюдение следующих правил: сфера уголовной ответственности расширяться не должна; недопустимы ущемление прав и законных интересов личности, противоречие с основополагающими идеями уголовного закона.