Текст книги "По следам апостола Павла"

Возвращение в Сирию

После пятилетних трудов в Галатии оба апостола стали думать о возвращении домой, в ту общину, которая в 45 году по Р. X. выслала их на проповедь. Хотя им оставалось сделать еще очень и очень многое, но как голубка, выпущенная Ноем из ковчега, вернулась с масличной ветвью, так и они спешили принести в Антиохию благую весть об успехах их святого дела.

Удобнее всего было бы им вернуться той большой, прекрасно устроенной, оживленной дорогой, которая вела из Иконии в Таре через Киликийские ворота. Оттуда им оставалось бы не более двух дней и до сирийской Антиохии. Но апостолам хотелось еще раз посетить основанные ими общины в Листре, Иконии, Антиохии, Пергии. Может быть, эти последние даже просили их об этом; может быть, там уже появлялись предвестники тех смут, которые заставили апостола Павла написать свое послание к галатам. Павел и Варнава вынуждены были оставить эти общины так внезапно и неожиданно, что казалось необходимым сделать еще многое для их прочного устройства и не утвердившиеся в вере христиане требовали поддержки в трудные минуты.

Итак, мы не должны удивляться тому, что апостолы в 50 году предприняли такой далекий обход. Христиане везде встречали их с восторгом и любовью как людей много за них пострадавших и без страха появляющихся опять в их среде, в тех самых городах, где им грозило столько опасностей. А они везде повторяли друзьям своим что «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие». Павел сам вполне испытал это за последние годы. Спокойное время его жизни, какое он проводил в Тарсе и Антиохии, по-видимому, прошло для него безвозвратно. Ему предстояли только испытания и невзгоды. Судьба его в мире отныне была такова, что ему приходилось скитаться из города в город. Его гнали, поносили, бичевали, побивали камнями, как преступника, как «сор человечества», от которого не знают как отделаться. Так он сам описывал свои злоключения (2 Кор. 11, 23). Из этого описания мы ясно видим, что повествование о деятельности апостолов, перечисляя одни лишь главные события, передает нам далеко не все об этом первом путешествии и мы очень мало знаем о тех горестях и напастях, которые заставили апостола с такой глубокой грустью вспоминать о них.

Общины оказались в хорошем состоянии; гонения благодетельно влияли в то время на духовное процветание Церкви Христовой. После гроз воздух всегда бывает чище. Апостолы нашли много мужей, твердых верой, богатых опытом, которым они смело могли доверить управление общинами и богослужение. Какие прекрасные плоды на дотоле бесплодной почве Галатии! С молитвой поставили они здесь пастырей, совершили прощальные богослужения и, поручив Богу своих духовных чад, отправились на юг мимо прекрасного озера Егердира, через горные проходы Тавра, в Пергию, откуда они пять лет тому назад, с верою в святость своего дела, шли в неведомые страны. Совершив с успехом и здесь проповедь Евангелия, они пришли в Аттолию, где сели на корабль и отплыли в Антиохию.

Какою радостью были преисполнены их сердца, когда они опять увидели голубое море, знакомые антиохийские горы, Аман и Казий, и, наконец, самый город с его башнями, дворцами, храмами и сверкающей полосой быстротечного Оронта! Поспешно перейдя через Оронтский мост, они вступили в красивые, украшенные мраморными арками улицы, минуя храмы, театры и ипподромы, до той улицы, где жили их друзья.

Возвратившиеся путники были приняты с радостными восклицаниями. Весть об их прибытии мигом облетела христианскую общину. Все собрались вместе и радовались, что опять видят своих дорогих учителей. Апостолы рассказали о своих похождениях, и все внимательно слушали их. Когда они были посланы на проповедь, в Малой Азии не было ни одного христианина, а теперь в Галатии цвела уже широко раскинувшаяся христианская церковь. Для здешних христиан особенно знаменательно было то, что «Господь отверз дверь веры язычникам».

Много пострадали мужественные вестники антиохийской общины. Они возвратились назад, как воины после тяжкой битвы, с разорванными знаменами. Но что до этого? На этих знаменах все же сияли написанные золотыми буквами имена, которые должны были светить и следующим поколениям христиан, имена четырехугольника галатийских укреплений в сердце Малой Азии:

«Антиохия, Икония, Листра, Дервия!»

Год в Антиохии

Итак, после шестилетнего отсутствия, Павел и Варнава опять вернулись в родную им Антиохию. Это был мир совсем иной, чем в пустынных ликаонских степях, в тихих городках и селениях Писидии и Галатии и в необитаемых, поросших елями и пихтами долинах Тавра.

Здесь, в многолюдном городе, на берегах Оронта, каждый день шумела тысячеголосная толпа. Антиохия, теперь третий по величине город в мире, столица покровителей искусства селевкидов, отличалась блеском и великолепием. Постройки ее, по обычаю древних, были расположены не только в долине, но и на склоне горы Сильпия, где находился храм Юпитера, цитадель и много других прекрасных, горделивых зданий. Большие скалы круто возвышались над улицами; террасы и более отлогие склоны были усеяны домами; внизу кипела вся деловая или преданная удовольствиям жизнь. И всюду среди моря домов зеленели роскошные сады: платаны, пихты, лавровые и миртовые деревья.

Мы не знаем, где именно жили первые антиохийские христиане. По преданию, место жительства их находится на востоке, где еще и теперь старые городские ворота носят название «Врата Павла». Здесь же находятся остатки древних христианских святынь. Здесь, в крутой отвесной скале Сильпия, высечено много пещер и коридоров, где собирались христиане в течение нескольких столетий после Павла.

Но хотя для нас и не сохранилось никаких внешних следов от существовавшего здесь христианства, зато тогдашнее его состояние и внутреннее значение вполне перед нами открыты. Судя по всему, Антиохия была именно таким местом, где вернувшиеся из долгого путешествия апостолы могли найти отдых и душевное успокоение. В этом городе, где с самого начала пали национальные преграды в виду высшего единства во Христе, они могли чувствовать себя даже лучше, чем в Иерусалиме; там христиане из иудеев все еще не могли освободиться от национальных предрассудков. Из Антиохии же апостолы могли, как с высокой башни, обозревать быстрые успехи христианства и радоваться им. Прошло не более десяти лет с тех пор, как новое учение скромно и незаметно проникло в эти блестящие улицы, и вот оно не только прочно здесь водворилось, усвоив своим последователям имя «христиан», но распространилось до Кипра, Тавра и самого сердца Малой Азии.

Антиохийцы могли приветствовать своих друзей с тем большей радостью, что они и сами не оставались праздными. Как могла община, впервые признавшая необходимость послать миссионеров к язычникам, оставить без Евангелия свои ближайшие окрестности? И действительно, «Деяния» говорят нам (15, 23), что в Сирии и Киликии в то время уже были братия из язычников.

Год, проведенный апостолами в Антиохии, не был для них временем полного отдыха. Им пришлось выдержать тяжелую борьбу, возгоревшуюся в среде самих христиан, борьбу тем более опасную, что надо было одержать победу над Иерусалимской общиной, особенно всеми уважаемой. Это первое вероисповедное несогласие глубоко потрясло Церковь и, наверное, разрушило бы ее, если б она не была под защитой Самого Господа.

Вопрос заключался в том, равны ли перед Богом христиане иудейские и христиане из язычников. Для нас этот вопрос давно уже решен и вполне понятен, но тогда дело стояло иначе. Учение Христово было прежде всего принято иудеями, воспитанными в том убеждении, что они – любимый и избранный Богом народ, и что им одним предназначено спасение. Иудейские христиане Иерусалима все еще крепко держались этого предубеждения, еще более укоренившегося между ними вследствие того, что в христианство перешли многие фарисеи (Деян. 15, 5), снявшие фарисейскую одежду, но сохранившие фарисейскую закваску. Под их влиянием христианству грозила опасность мало-помалу выродиться опять в иудейство. У многих степень христианской святости определялась строгим исполнением обрядов закона Моисеева. Иудеи, веровавшие во Христа, считались этой партией за народ Божий; но с язычниками, хотя бы и принявшими христианство, они не желали вступать в сношения. Даже такой камень веры, каким наименовал Петра Сам Господь, не в силах сокрушить этого глубоко вкоренившегося предубеждения.

Не удивительно, что иерусалимские кружки, пропитанные подобными воззрениями, сильно взволновались, когда до них дошел слух об усиливающейся новой церкви из язычников, которая скоро могла превзойти их количеством верующих и в конце концов совершенно освободиться от иудейского обрядословия. Для них это явление было равносильно отпадению от христианства. Им и в голову не приходило, что юная Церковь, приняв все мелочные обряды иудеев, каковы: распределение пищи по иудейскому церемониалу, национальная обособленность, обрезание, – стала бы совершенно невозможною для образованного греко-римского мира. Счастье, что это разделение, зародившееся, вероятно, уже раньше, вполне обнаружилось только в тот год, когда успели вернуться в Антиохию смелые борцы за евангельскую свободу – Павел и Варнава. Вскоре после их возвращения прибыли сюда и некоторые иерусалимские христиане. Антиохийцы приветствовали их с особенной любовью и уважением как удостоившихся жить в тех местах, которые были освящены жизнью и страданиями Господа. Но как они были поражены и разочарованы, когда иерусалимляне в ответ на их дружеские приветствия объявили им, что они вовсе не истинные христиане: «Если не обрежетесь по закону Моисееву, то вы не можете войти в Царствие Божие!» И они подкрепили свои слова тем, что перестали сообщаться с христианами из язычников.

Антиохийцы, которых Павел и Варнава уже десять лет называли не иначе, как «святыми и возлюбленными избранными чадами Божиими», не странниками и пришельцами, но присными Богу, как будто упали с неба, где они до сих пор жили так счастливо. Огромное возбуждение овладело ими… Если то, что говорят теперь им, справедливо, то все для них кончено. До сих пор они просто любили друг друга по заповеди Христа, не спрашивая о национальности, а теперь они не смели даже входить в дома иудеев и участвовать с ними в вечерях любви.

Такой важный вопрос не мог остаться нерешенным. Он был поднят тотчас же, как только община собралась в первый раз. Произошли бурные прения. Павел и Варнава возражали, конечно, иудеям, но те не убедились их доводами, на возражения их отвечая возражениями со своей стороны. Дело нельзя было решить одними прениями; требовалось нечто большее, чем минутная победа в споре, требовался апостольский авторитет; надо было решить вопрос по существу и незыблемо. Антиохийцы потребовали, чтобы иерусалимская община прямо объявила, имеют ли они в Церкви право гражданства или нет. Павел разделял их желание и был подкреплен в этом еще чудесным видением (Гал. 2, 2). Проницательный взгляд его усматривал, какие роковые последствия могло иметь для Церкви появление ереси, когда не прошло и двадцати лет со дня ее основания. Если бы опасность не была тотчас же устранена, то угрожавшее разделение могло стать непоправимым.

Итак, в 51 году община отправила в Иерусалим тех самых людей, которых она высылала для служения язычникам. Полезно для дела было то, что и Варнава отправился вместе с Павлом, которому в Иерусалиме все еще не доверяли. Павел взял с собою еще и Тита, который впоследствии сделался его неоценимым сотрудником и который мог быть живым доказательством того, какие благодатные плоды могли произрастать даже и на дереве язычества (Гал. 2, 1).

Апостольский собор

То совещание, которое происходило в 51 году в Иерусалиме, городе воскресения Христова и местопребывания апостолов, получило впоследствии название Апостольского собора. Сперва было созвано торжественное собрание христиан, на котором Павел и Варнава рассказывали о благословенном процветании Церкви в Сирии, Малой Азии и на Кипре.

Но партия бывших фарисеев решительно заявила на это: «Надо обрезать их по закону Моисееву!» Чтобы решить этот трудный вопрос, апостолы признали необходимым созвать собор, в котором участвовали только они, главы общин и посланные из Антиохии (Деян. 15, 6). Обе партии чувствовали важность начавшейся борьбы. Более трудная роль выпала на долю антиохийцев, так как почти вся община была против них. Но мужественному и решительному апостолу Павлу удалось спасти евангельскую свободу. Недаром он был поставлен апостолом язычников. Он был готов на все и скорей потерпел бы разделение, чем уступил бы хотя одну йоту в этом существенно важном вопросе. «Мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у вас», – пишет он впоследствии к Галатам.

Иудейской партии не удалось одержать победу. Ей воспротивились апостолы, энергичному и мудрому влиянию которых мы обязаны тем, что христиане пришли, наконец, к соглашению. Петр, разделявший воззрение Павла, так как и сам имел об этом откровение в Иоппии, смело высказался за безусловное равенство народностей в Церкви. Он указал на то, что Господь сам решил этот вопрос, послав и язычникам Духа Святого. «Что же вы искушаете Бога, – продолжал он, – желая возложить на выи учеников иго, которого не могли понести ни отцы наши, ни мы?» В заключение он подтвердил учение Павла о том, что спастись можно только благодатию Иисуса Христа, а не исполнением каких бы то ни было обрядов.

Речь всеми чтимого апостола Петра произвела глубокое впечатление. В собрании воцарилась тишина, и Павел и Варнава стали рассказывать о том, что сотворил Бог у язычников. Но окончательное решение было произнесено Иаковом, который как брат Господень пользовался в Иерусалиме особенным уважением. Некогда он и сам был неверующим, – тогда именно, когда Иисус ходил с учениками своими по Галилее (Ин. 7, 5), – но страдания Иисусовы и воскресение из мертвых открыли ему глаза. Он строго соблюдал закон и, может быть, именно оттого особенно уважался крайней иудейской партией.

Тем плодотворнее было то, что именно он, проникнувшись царившим с собрании умиротворяющим веянием Духа святого, выступил с предложением, которое легко могло быть принято обеими сторонами. Он предложил освободить язычников от соблюдения всего закона Моисеева и только возложить на них обет воздержания относительно трех предписаний закона, неисполнением которых особенно возмущались иудеи, а именно воздержания от идоложертвенного, удавленины и крови, с присоединением также воздержания от блуда. Наконец, выражена была просьба, чтобы новые общины «помнили нищих» и помогали обедневшим иерусалимским христианам.

Предложенное Иаковом соглашение всеми было одобрено и угрожавшее разделение устранено. Нужно поставить иерусалимской общине в большую заслугу, что она покорилась действию Духа Святого и так охотно отказалась от принадлежавших ей преимуществ. Этим, конечно, еще не было вполне искоренено заблуждение иудейской партии. Мы увидим впоследствии, как много еще пришлось Павлу с ней бороться. Но в принципе победа была на стороне евангельской свободы, и она была тем важнее, что была одержана над Иерусалимом, центром иудейства.

Оба антиохийских апостола охотно обещали взять на себя сбор подаяния для Иерусалима. Варнава и Павел долго жили в святом городе и знали по собственному опыту, насколько здешняя община обеднела благодаря неурожаям, дороговизне, постоянно разраставшимся политическим неурядицам, а также благодаря неудачной попытке всем иметь общее имущество; а в частности Павел, некогда гнавший эту церковь, тем более должен был позаботиться о возмещении потерь, причиненных иерусалимской общине этим гонением.

Новые миссионерские планы

Сильно обрадовались антиохийцы, когда посланные от иерусалимской общины, в числе которых был некто Сильван или Сила, принесли им постановление Апостольского собора.

Итак, христианская Антиохия могла опять бодро идти по проторенному пути и спокойно выполнять свое святое назначение. Эта молодая община, едва просуществовавшая десять лет, уже почти принимала на себя руководство всеми прочими христианами, что было несомненным признаком ее внутренней силы. И действительно, она, должно быть, представляла собой очень светлую картину на темном фоне погрязшего в чувственных удовольствиях города, служившего гнездом чародеев и шарлатанов, магов и колдунов, вакханок и танцовщиц, диких оргий и разврата. Этой общине принадлежало будущее. Она говорила мировым языком, ей был открыт доступ во все римское государство. Во главе ее стояли два светильника первобытной истории христианства – Павел и Варнава. Павел был настолько твердого характера, что не боялся противостать даже Петру, когда тот, посетив Антиохию, не имел достаточно мужества, чтоб на деле провести перед иудеями высказанное им на соборе мнение (Гал. 2, 11–14). Под твердым руководством Павла в Антиохии скоро исчезли последние следы происходившего здесь спора. Кроме того, в сообществе с большим числом других проповедников (Деян. 15, 35) Павел и Варнава могли продолжать здесь дела благовестил.

Когда же мирно истек целый год после возвращения апостолов из Галатии, Павел не мог долее оставаться спокойным в Антиохии. Поэтому он предложил Варнаве посетить основанные ими церкви. Варнава был готов, но пожелал взять с собой своего племянника, Иоанна Марка. Этот последний, вероятно, давно уже сожалел о своем бегстве из Персии, и дядя хотел дать ему случай загладить этот проступок. Но Павел так был недоволен его тогдашним отъездом из Памфилии, что решительно отказался взять его с собой. «Отсюда произошло огорчение», – говорит апостольская история, так что апостолы разлучились – и Варнава, взяв Марка[3]3
  Упоминаемый здесь Марк был писателем второго Евангелия, впоследствии оказавший большие услуги апостолу Павлу в Риме.


[Закрыть], отплыл на Кипр, а Павел отправился в Галатию. Но он отправился не один. Тот член иерусалимской общины, который принес в Антиохию решение Апостольского собора, именно Сила, не вернулся домой, но остался в Антиохии. Встреча с Павлом оказала сильное влияние на его дальнейшую жизнь. Бескорыстный, самоотверженный апостол сильно привлекал его к себе. Поэтому он с радостью согласился последовать за Павлом в предстоявшем путешествии и, как оказалось на деле, более верного друга трудно было и найти апостолу. Будучи мужем неутомимой энергии, Сила оказал великие услуги первым церквам Малой Азии и Греции и был незаменимым для Павла помощником во все время, пока ему суждено было с ним трудиться.

На пути в Киликию

Итак, оба апостола в 51 г. покинули прекрасный город Оронтской долины и отправились в негостеприимные горные дебри Галатии.

Дорога, по которой шли путники, пользуется исторической известностью. Через несколько часов пути по равнине, некогда носившей название каменистой Сирии, она привела их к Антиохийскому озеру, которое образовывали разлившиеся реки Карасу и Африн. Потом пришлось им подниматься на Аманские горы. Слева гордо возвышался красивый замок Пагры, который, по Страбону, защищал вход в Аманское ущелье и развалины которого и теперь еще видны в этом месте. В горах образцово устроенная римская дорога шла по лесистой области. Рядом с пихтами, соснами и дубами здесь зеленели лавры, мирты, остролистные пальмы. После полудня апостолы достигли вершины. Здесь с высоты 900 метров открывался прекрасный далекий вид на оставленную ими Сирию. За величественными цепями Амана блестело антиохийское озеро; еще дальше простиралась прелестная антиохийская равнина, где впоследствии римский император Аврелиан выиграл сражение над отважной царицей Зиновией и отнял у нее престол и царство.

Еще через час пути апостолы достигли дикого ущелья, называемого «Вратами Сирии», где теперь лежит город Бейлан. В то время римская империя наслаждалась глубоким миром, но некогда у Сирийских Ворот происходили кровопролитные сражения. Здесь Дарий со своими персами пытался заградить Александру Македонскому вход в Сирию, и на киликийской равнине произошла между ними решительная битва. Вероятно, и во времена Павла на месте Бейлана, на том пункте горы Рос, который имел важное стратегическое значение и лежал на большой дороге, был какой-нибудь город. До нашего времени на этих горах уцелели остатки римской мостовой. По обе стороны дороги, на скалах, образующих Сирийские Ворота, построены дома. С высоты струится чистая, прозрачная вода и освежает вечно цветущие бейланские сады. Не удивительно, что жители Александретты и Алеппо охотнее всего избирают эти места для своего летнего отдыха. Возможно, что и апостолы остановились здесь для первого ночлега.

На следующее утро пришлось спускаться в Киликию, к которой древние уж причисляли лежащую севернее Алана долину. По склонам горы Рос, теперешнего Джебель Муса, апостолы спустились в широкую равнину Иссы, где Александр выиграл сражение над Дарием в 333 г. до Р. X. И это сражение было звеном в цепи событий, подготовивших мир к принятию Евангелия, потому что, без господства во всем мире греческого языка и культуры и без столь прочного установившегося римского владычества на Востоке, было бы немыслимо и путешествие Павла по всему лицу римской империи.

В память исской битвы на морском берегу был некогда построен город Александрия, теперешняя Александретта или Искандерун. Без сомнения, это чрезвычайно удобное для города местоположение было избрано по гениальному плану самого Александра. Это была не только великолепная царская резиденция, но и превосходная гавань для всего сиро-палестинского берега. И теперь еще маленькая Александретта представляет единственную удобную гавань на всем этом побережье: пароходы могут здесь спокойно приставать прямо к берегу. Она служит портом для торгового города Алеппо; отсюда же отправляются в Месопотамию путешественники и караваны. Но Александретта не выполнила своего первоначального назначения. Ей не суждено было сделаться столицей Сирии, так как преемники Александра перенесли свою резиденцию в Антиохию, несмотря на ее неудобное положение: гавань Антиохии, Селевкия, поглотила огромные суммы на свое устройство и, несмотря на это, все-таки погибла, так как неутомимое море не уставало засыпать песком все воздвигаемые здесь сооружения.

В Александрии на Иссе, вероятно, находилась одна из тех киликийских общин, которые Павел и Сила «утверждали» во время своего путешествия (Деян. 15, 41). Вероятно, они пробыли здесь некоторое время, чтобы сообщить христианам об антиохийских событиях и о постановлении иерусалимского собора. Павел имел для этого достаточный повод, если эти общины и не были им основаны; во всяком случае, он как уполномоченный антиохийских христиан мог передать им поручения последних.

Таким образом, Павел и Сила прошли всю киликийскую равнину: миновали живописные берега Искандерунского залива, перешли через Дели-Джай; заглянули в известный впоследствии, но тогда еще незначительный Мопсуест, нынешний Миссис: вероятно, переночевали в последний раз в Адане, теперешней столице турецкой провинции Карамании и, наконец, через четыре дня достигли Тарса, проходя по тем самым местам, где теперь идет железная дорога. Не подлежит сомнению, что они здесь остановились не только потому, что Таре был родиной Павла, но и потому, что он представлял собою исходный пункт большой дороги, по которой ходили караваны и которая вела через Тавр в Ликаонию. Замечательно, что в описании путешествий великого Тарсянина никогда не упоминается ни о Тарсе, ни о существовании там христианской общины. Это служит как будто молчаливым намеком на то, что и Павлу пришлось испытать, как трудно быть пророком в своем отечестве. По этому самому случаю апостолы, вероятно, недолго здесь оставались, и после короткого отдыха должны были тронуться в дальнейший путь.