Текст книги "Бен-Гур"

– Ты знаешь, где во дворе лежат наши вещи и где стоят верблюды. Пока нас не будет, пригляди за ними до нашего возвращения, если это будет необходимо.

– Ступайте себе спокойно и доверьтесь мне, – ответил служитель.

– Воля царя – закон для нас, – сказал Балтазар, обращаясь к посланнику. – Мы готовы следовать за тобой.

Улицы Святого Города были в те времена столь же узкими, как и ныне, но не такими неровными и грязными, потому что великий строитель, не довольствуясь только красотой города, позаботился и о его чистоте и удобстве для жителей. Странники молча шагали за провожатыми. Хотя неверный свет звезд слабо проникал между высокими стенами домов по обе стороны улиц, они все же смогли понять, что из низменной части города поднимаются на холм. Наконец они оказались у фронтона здания, перегораживавшего им дорогу. При свете факелов, пылавших в двух громадных подставках, можно было различить очертания строения и контуры стражников, недвижно замерших у входа. Без какого-либо вопроса их пропустили внутрь. Затем переходами и сводчатыми залами, внутренними двориками и колоннадами, не всегда освещенными, длинными пролетами лестниц, вдоль бесчисленных галерей и покоев, их провели в высокую башню. Ведший их провожатый внезапно остановился и, указывая рукой на открытую дверь, сказал:

– Войдите. Царь вас ждет.

Воздух царских покоев был насыщен ароматом сандала, убранство поражало своей роскошью. Пол посередине залы был устлан ворсистым ковром, на котором возвышался трон. Вошедшие успели обвести взглядом помещение, и в памяти их остались резные оттоманки и позолоченные кресла, опахала, вазы, музыкальные инструменты; золотые канделябры, отражавшие свет горевших в них свечей; стены, расписанные сладострастными сюжетами в стиле греческих школ живописи, при одном взгляде на которые фарисеи в святом негодовании закрыли бы глаза. Но тут же внимание их сосредоточилось на сидевшем на троне Ироде, облаченном в то же одеяние, в котором он посетил собрание богословов и толкователей законов.

У края ковра, к которому они приблизились без приглашения, мудрецы простерлись перед Иродом. Царь позвонил в колокольчик. В залу вошел служитель и поставил перед троном три кресла.

– Садитесь, – произнес монарх, указав на кресла рукой. – Стража у Северных ворот, – продолжал он, когда мудрецы расселись, – сегодня доложила мне о прибытии трех странников, по-видимому из дальних земель. Вы ли эти люди?

Египтянин переглянулся с греком и индусом и, приветствовав царя почтительным восточным салямом, отвечал:

– Будь мы не теми, кто мы есть, разве могущественный Ирод, которого превозносит весь мир, послал бы за нами? Мы же ничуть не сомневаемся в том, что мы странники.

Ирод нетерпеливо махнул рукой.

– Кто вы такие? Откуда вы пришли? – спросил он и со значением добавил: – Пусть каждый говорит сам за себя.

Каждый из странников по очереди вкратце рассказал царю о себе, назвав город и страну своего рождения и обрисовав маршрут, которым он добирался до Иерусалима. Чем-то разочарованный, Ирод принялся расспрашивать их более подробно:

– Какой вопрос вы задали офицеру, командовавшему стражниками у ворот?

– Мы спросили его: «Где Тот, Кто рожден Царем Иудейским?»

– Теперь я понимаю, почему мои воины так удивились. Да я и сам удивлен не менее их. Что, есть какой-нибудь другой царь Иудейский?

Египтянин бесстрашно ответил ему:

– Тот, Который только что родился.

Гримаса боли перекосила темное лицо правителя, словно эти слова вызвали какие-то мучительные воспоминания в его сознании.

– Не от меня, не от меня? – воскликнул он.

Возможно, в это мгновение перед его мысленным взором чередой прошли образы его убитых детей; но, подавив свои чувства, он снова настойчиво спросил:

– И где этот новый царь?

– Именно это, о царь, мы и хотели бы спросить.

– Вы удивили меня – эта загадка не под силу и самому Соломону, – продолжал монарх. – Как вы сами видите, я в той поре моей жизни, когда любопытство становится неуправляемым, как и в детстве, если шутить с ним жестоко. Говорите же все до конца, и я одарю вас по-царски. Расскажите мне все, что вы знаете об этом новорожденном; и я вместе с вами отправлюсь на Его поиски; когда же вы найдете Его, я сделаю все, что вы пожелаете; я приведу Его в Иерусалим и научу Его искусству правления; я воспользуюсь благосклонностью ко мне цезаря для Его поддержки и славы. Клянусь вам, я не исполнюсь ревности к Нему. Но прежде всего скажите мне, как вы, разделенные морями и пустынями, услышали про Него.

– Скажу тебе всю правду, о царь.

– Говори же, – повелел Ирод.

Балтазар встал, выпрямился и торжественно произнес:

– Такова была Воля Божья.

Ирод был явно напуган.

– Он повелел нам прийти сюда, сказав, что мы должны найти Спасителя мира; что мы должны узреть Его, и поклониться Ему, и стать свидетелями Его прихода; в качестве же знака каждому из нас было дано узреть звезду. Дух Его пребывает с нами. О царь, Дух Его и сейчас с нами!

Неодолимые чувства овладели всеми тремя странниками. Грек с трудом подавил готовый вырваться из горла крик. Взгляд Ирода быстро переходил с одного из них на другого; царь выглядел еще более подозрительным и разочарованным, чем раньше.

– Вы смеетесь надо мной, – сказал он. – Если же нет, говорите все до конца. Что последует за пришествием нового царя?

– Спасение людей.

– От чего?

– От их злобы.

– Каким образом?

– Божественными посланцами – Верой, Любовью и Добродетелью.

– В таком случае, – Ирод на секунду замолк, и по его лицу ни один человек не смог бы сказать, какие чувства им сейчас владеют, – вы и есть вестники о Христе. Это все?

Балтазар низко склонился перед монархом.

– Мы твои верные слуги, о царь.

Ирод снова позвонил в колокольчик, вызывая слугу.

– Принеси дары, – распорядился повелитель.

Слуга вышел, но вскоре вернулся и, преклонив колени перед гостями царя, передал каждому из них накидку из ткани в малиновую и голубую полосы и золотой пояс. Благодаря за оказанную честь, все трое по восточному обычаю простерлись перед царем.

– Еще одно слово, – сказал Ирод, когда церемония была окончена. – Офицеру у ворот вы говорили про звезду, которую видели на востоке, но ничего не сказали сейчас об этом мне.

– Да, – ответил Балтазар, – это Его звезда, звезда новорожденного.

– Когда она появилась?

– Когда нам было повеление прийти сюда.

Ирод поднялся, давая знать, что аудиенция окончена. Сделав несколько шагов к ним, он произнес со всей любезностью, на которую был способен:

– Если, как я верю, вы, о прославленные ученостью мужи, и в самом деле посланы вестниками о Христе, ныне рожденном, знайте же, что нынешним вечером я вопросил знатоков иудейских дел, и они в один голос ответили: Он должен быть рожден в Вифлееме Иудейском. Я говорю вам – ступайте туда, ступайте и неустанно ищите Младенца; и, когда вы найдете Его, дайте мне знать, чтобы я мог прийти и поклониться Ему. На вашем пути туда не будет ни препятствий, ни трудностей. Мир вам!

И, запахнувшись в мантию, он вышел из залы.

Появившийся провожатый провел их темными улицами ко входу в караван-сарай. Прежде чем войти в ворота, грек порывисто воскликнул:

– Направимся же в Вифлеем, о братья, как посоветовал нам царь!

– Да, – кивнул головой индус. – Дух во мне горит огнем.

– Да будет так, – с таким же воодушевлением произнес Балтазар. – Верблюды ждут нас.

Они одарили служителя караван-сарая, сели в седла, узнали дорогу до Яффских ворот и двинулись в путь. При их приближении громадные створки медленно раскрылись, и они вышли из пределов Святого Города, направившись по дороге, по которой так недавно двигались Иосиф и Мария. Когда они вышли на равнину Рефаим, впереди вспыхнул свет, поначалу расплывчатый и слабый. Сердца их забились быстрее. Свет быстро наливался яркостью; вскоре они уже были вынуждены прикрыть глаза: когда же они осмелились вновь открыть их, то звезда, столь же прекрасная, как и любая другая звезда на небе, висела низко над горизонтом и медленно двигалась перед ними. И они сложили перед собой руки и воскликнули, переполняемые одинаковыми чувствами.

– Бог с нами! Бог с нами! – повторяли они в восторге чувств всю дорогу, вплоть до тех пор, как звезда, поднявшись над долиной за горой Мар-Элиас, неподвижно замерла над домиком на склоне холма невдалеке от города.

Глава 14
Мудрецы находят ребенка

Был час начала третьей стражи. Над горами, что к востоку от Вифлеема, загоралась заря, но такая слабая, что в долине еще стояла темнота. Привратник у дверей старого караван-сарая, поеживаясь от ночного холода, прислушивался к первым звукам нарождающегося дня, которыми повседневная жизнь, вступая в свои права, приветствовала рассвет. Тут он заметил свет, двигавшийся по склону холма к стоящему на его вершине дому. Сначала он подумал, что это факел в чьей-то руке; затем решил, что сверкание метеора; свет, однако, становился все ярче, пока не стало понятно, что это звезда. От испуга привратник вскрикнул и принялся тащить всех бодрствующих во дворе под защиту крыши. Явление тем временем, причудливо двигаясь, все приближалось; окружающие скалы, деревья, дорога светились отраженным светом как от молнии; скоро сияние стало ослепительным. Более робкие из числа видевших это пали на колени и стали молиться, закрыв лица руками; более смелые, прикрыв глаза ладонями, склонили головы, время от времени бросая на происходящее полные ужаса взоры. Вскоре караван-сарай и все окружающие его постройки были залиты невыносимым сиянием. Лишь те немногие, кто осмелился всмотреться в происходящее, поняли, что звезда замерла над домом перед входом в пещеру, где родился Младенец.

В кульминационный момент этой сцены появились мудрецы, спешившиеся со своих верблюдов у входа в караван-сарай. Обнаружив, что дверь заперта, они стали громко просить разрешения войти. Когда служитель справился со своим страхом настолько, что обратил на них внимание, он снял запоры и открыл им дверь. В заливающем все вокруг свете верблюды выглядели какими-то призрачными существами, что вкупе с обликом и поведением их хозяев лишь увеличило страх привратника. Он отшатнулся и даже не смог сразу ответить на заданный ему вопрос:

– Это ли Вифлеем Иудейский?

Несколько человек из числа постояльцев приблизились ко входу. Их присутствие несколько приободрило привратника.

Нет, это караван-сарай, сам город расположен чуть дальше.

– Не здесь ли недавно появился на свет ребенок?

Окружающие в изумлении воззрились друг на друга.

– Да, да.

– Проведите же нас к Нему, – нетерпеливо потребовал грек.

– Проведите нас к Нему, – воскликнул и Балтазар, впервые за все время теряя бесстрастие, – потому что мы видели Его звезду, которая встала над Его домом, и пришли поклониться Ему!

Индус молитвенно сложил руки перед собой, восклицая:

– Воистину жив Господь! Поспешите же, поспешите! Спаситель найден. Мы осчастливлены превыше всех людей!

Спавшие на плоской крыше люди спустились вниз и последовали за странниками, ведя их по двору и загону; при виде звезды, по-прежнему сиявшей над пещерой, хотя и не так ярко, кое-кто в испуге повернул назад; но большая часть продолжала свой путь. Когда путники приблизились к дому, звезда поднялась; когда они достигли двери, звезда уже была высоко в небе и продолжала подниматься; когда они вошли в дом, она скрылась из виду. Это убедило свидетелей происшедшего, что существовала какая-то божественная связь между звездой и странниками. Когда дверь распахнулась, они толпой вошли внутрь.

Помещение было освещено светильником, дававшим достаточно света, чтобы странники смогли различить мать и бодрствующего ребенка у нее на коленях.

– Это твой ребенок? – спросил Балтазар у Марии.

Молодая мать поднесла ребенка ближе к свету, произнеся:

– Он мой сын!

И все трое преклонили колена и поклонились Ему.

Они совершенно отчетливо видели, что ребенок ничем не отличается от всех других детей: вокруг его головы не было ни нимба, ни какой-либо короны; губы его были приоткрыты. Ему словно бы не было дела до мудрецов, до их радости, их молитв; подобно всем детям, он куда дольше смотрел на пламя светильника, чем на них.

Спустя несколько минут странники поднялись с колен, возвратились к своим верблюдам и снова пришли в пещеру, принеся в качестве даров золото, ладан и мирру[20]20
  Ладан и мирра – различные виды ароматических смол.


[Закрыть], которые они и возложили перед Младенцем, выразив все преклонение перед Ним в словах, которые нельзя передать на письме, ибо искренний восторг чистого сердца был тогда тем же, что и сейчас, – вдохновенной песней души.

Перед ними был Спаситель, в надежде найти которого они проделали такой длинный путь!

Они без всяких колебаний признали Его.

Почему?

Вера их покоилась на знамениях, явленных им Тем, Которого мы знаем с тех пор под именем Отца; и они были людьми того типа, которым достаточно лишь такого знамения, поскольку они ничего не спрашивали о своем будущем. Мало было тех людей, которые увидели знамения и услышали данные им обещания – Мать и Иосиф, пастухи, трое мудрецов – все они уверовали одинаково. В этот период, в период подготовки спасения, Бог был всем и Младенец ничем. Но взгляни в будущее, о читатель! Наступит время, когда все знамения будут исходить от Сына. Блаженны те, кто тогда уверует в Него!

Давайте же дождемся этого времени.

Книга вторая

 
Ты жил дерзаньем смелым,
Огнем души, чьи крылья ввысь манят,
Ее презреньем к нормам закоснелым,
К поставленным природою пределам.
Раз возгорясь, горит всю жизнь она,
Гоня покой, живя великим делом,
Неистребимым пламенем полна,
Для смертных роковым в любые времена.
 

Чайльд-Гарольд.

Глава 1
Иерусалим под властью римлян

Теперь читателю необходимо перенестись вперед на двадцать один год, в начало того периода, когда римскую власть возглавлял Валерий Грат, четвертый имперский правитель Иудеи, – период, который запомнился спадом политической агитации в Иерусалиме. Это было не лучшее время, чтобы сводить старые счеты между иудеями и римлянами. Иудея претерпевала перемены, затрагивавшие многие стороны ее существования, но ничто не волновало ее так, как политический статус. Ирод Великий умер примерно через год после рождения Младенца – умер столь жалко, что христианский мир впоследствии имел все основания думать: он был сметен Божественным гневом. Подобно всем великим правителям, целую жизнь занятым совершенствованием той власти, которую они создали, он мечтал передать свой трон и свою корону по наследству – стать основателем династии. С этим намерением он оставил завещание, согласно которому разделил все подвластные ему земли между тремя своими сыновьями, Антиппой, Филиппом и Архелаем, из которых последний должен был также унаследовать и его титул. В соответствии с заведенным порядком завещание было представлено на рассмотрение императору Августу, который утвердил все его положения за одним исключением: он воздержался от присвоения Архелаю царского титула до тех пор, пока тот не докажет свою способность управлять государством и свою преданность римской власти; взамен этого он дал ему титул наместника и в этом качестве позволил править в течение девяти лет, после чего за неспособность к управлению и к обузданию тех возмутителей спокойствия, которые укреплялись и набирали силу при нем, Архелай был переведен в Галлию в качестве ссылки.

Цезарь не ограничился устранением Архелая; он нанес удар также и по жителям Иерусалима, унизив их гордость и ранив чувствительность высокомерных обитателей Храма. Он низвел Иудею до статуса провинции Римской империи и ввел ее в состав префектуры Сирии. Таким образом, взамен царя, лояльно управлявшего народом из дворца на холме Сион, оставленного Иродом, город попал во власть второстепенного чиновника, именуемого прокуратором, выходившего на римских царедворцев только через наместника Сирии, постоянно пребывавшего в Антиохии. Чтобы сделать оскорбление еще более чувствительным, прокуратору не было позволено иметь своей резиденцией Иерусалим; он сам и его чиновники расположились в Кесарии. Но унизительнее всего было то, что Самария, самая презираемая всеми в мире Самария – эта самая Самария была присоединена к Иудее в качестве части той же самой провинции! Каких мук стоило правоверным иудаистам встречаться на совещаниях с фанатиками-фарисеями, которые показывали на них пальцами и смеялись над ними в присутствии прокуратора!

В этом море слез и печали униженному народу оставалось одно утешение: верховный священнослужитель воцарился в бывшем дворце Ирода и завел там некое подобие царского двора. О том, какой долей истинной власти он обладал, можно судить по следующему примеру. Смертные приговоры утверждались прокуратором. Правосудие осуществлялось от имени римского императора и по его законам. Еще более знаменательным было то, что царский дворец был забит акцизными чиновниками императора, его дипломатическими посланцами, советниками, регистраторами, сборщиками податей, откупщиками, доносчиками и соглядатаями. Мечтающим о днях вожделенной свободы оставалось утешаться тем, что главным правителем в царском дворце был все же иудей. Одно только его присутствие изо дня в день напоминало им об обещаниях пророков и о том времени, когда Иегова правил племенами через сынов Аарона; для них в этом был определенный знак того, что Бог не покинул их: это питало их надежды и помогало терпеливо дожидаться прихода сына Иуды, которому предстояло взять бразды правления Израилем.

Иудея была римской провинцией более восьмидесяти лет – громадный срок для того, чтобы узнать, до какой степени ее население не выносит римскую власть, и более чем достаточный, чтобы понять: иудеями, при всей их гордости, можно вполне спокойно управлять, если только уважать их религию. Придерживаясь такой политики, предшественники Валерия Грата всячески избегали каких бы то ни было споров с блюстителями священных обычаев и законов их религии. Грат же избрал совершенно другую политику: самым первым своим официальным актом он лишил Анну звания верховного жреца и передал его дворец Ишмаэлю, сыну Фабуса.

Исходила ли идея такого акта от Августа или же была рождена в голове самого Грата, но неразумность ее вскоре стала явной всем. Жалея читателя, мы не будем посвящать его во все тонкости политических процессов внутри самой Иудеи; скажем об этом только несколько слов, которые совершенно необходимы для критического осмысления происходящего. В те времена, оставляя в стороне вопрос об их происхождении, в Иудее существовали партия знати и партия сепаратистов, или народная партия. После смерти Ирода обе эти партии объединились в борьбе против Архелая; они изводили его в Храме и во дворце, в Иерусалиме и в Риме то интригами, а порой и с оружием в руках. Не единожды священные стены монастыря Мориа сотрясались от криков вооруженной толпы. В конце концов они добились ссылки Архелая. Но в ходе этой борьбы союзники преследовали каждый свои собственные цели. Знать ненавидела Иоазара, верховного священнослужителя; сепаратисты же были его рьяными приверженцами. Когда ставленники Ирода пали вместе с Архелаем, Иоазар разделил их судьбу. Анна, сын Сита, был выбран знатью в качестве нового хозяина дворца; вслед за этим пути союзников разошлись. Возвышение ситиан привело к возобновлению жестокой вражды.

В ходе борьбы с несчастливым наместником знать сочла для себя выгодным найти союзников в Риме. Сообразив, что с разрушением существовавших ранее учреждений на смену им должна прийти какая-то форма правления, они предложили преобразование Иудеи в провинцию. Это дало сепаратистам новый повод для нападок; и, когда Самария стала частью провинции, знать превратилась в меньшинство, которое поддерживал только императорский двор и престиж их звания и богатства. Тем не менее в течение пятнадцати лет – вплоть до пришествия Валерия Грата – им удавалось сохранять свои позиции как во дворце, так и в Храме.

Анна, идол своей партии, использовал власть единственно в интересах своего имперского покровителя. Римский гарнизон был расквартирован в Антониевой башне; римская стража несла караул у врат дворца; римский судья отправлял правосудие, гражданское и уголовное; римская налоговая система безжалостно душила город и страну; ежедневно, ежечасно, тысячью различных способов народ попирался и страдал, постигая разницу между состоянием независимости и жизнью в порабощении. Тем не менее Анна держал его в сравнительно спокойном состоянии. У Рима не было более верного друга, и его уход империя ощутила мгновенно. Передав свои ризы Ишмаэлю, назначенцу новой власти, он пересек внутренние дворики Храма и вошел в совет партии сепаратистов, где тотчас стал главой новой политической комбинации, объединившей ситиан и бетусиан.

Прокуратор Грат, оставшись, таким образом, без партии, на которую он мог бы опереться, понял, что то пламя, о существовании которого в течение пятнадцати лет можно было только догадываться по пробивавшемуся дыму, вспыхнуло с новой силой. Через месяц после вступления в должность Ишмаэля римляне сочли, что ему необходимо появиться в Иерусалиме. Когда иудеи с высоты стен города увидели его охрану, марширующую по городу в направлении Антониевой башни, они поняли истинную цель этого посещения: к прежнему гарнизону добавилась целая когорта новых легионеров, так что веревку на шее жителей города можно было затянуть с легкостью. Если прокуратору кажется необходимым дать урок, что ж, тем хуже для его первого обидчика!