Текст книги "Тайная наследница"

Он зазвенел опять, на этот раз ближе. Бидди порывисто приподнялась в постели. Она услышала снаружи тяжелые шаги. Это был тот, кто ходил с колокольчиком. Бидди понимала, что паниковать ни в коем случае нельзя. Она всегда придавала большое значение внешним проявлениям эмоций. Ее сердце испуганно стучало в груди, но Бидди не собиралась сдаваться. Она не была уверена, что в ее положении разумно зажигать свет, но все же решила рискнуть. Девушка нашла коробок спичек, чиркнула одной из них по пустому жестяному баку из-под керосина, служившему ей столом, а затем поднесла пламя к огарку свечи, который засунула в горлышко пустой бутылки в полпинты. Рассеянный свет лишь слегка озарил грубые, заскорузлые стены лачуги. Бидди встала со старых нар, на которых спала, нашла туфли и обулась. Другой рукой, пошарив в старом мусоре, она отыскала сломанное топорище.

Девушка прислушалась, не зазвенит ли вновь колокольчик, но было тихо. Когда колокольчик снова звякнул, она едва не выпрыгнула из собственной кожи.

Бидди поспешила к покосившейся двери, обитой листом жести, и порывисто распахнула ее, вглядываясь в ночь.

– Я слышу тебя! – крикнула девушка. – У меня хороший слух! Тебе повезло, что мой муж, который сейчас спит, глух как бревно. В противном случае ты имел бы дело с ним, а не со мной. Он и без топорища с тобой разберется!

Она напряженно ждала, каков будет ответ. Но было тихо.

Вновь звякнул колокольчик.

– Эй, грязный бродяга, покажись-ка!

Бидди двинулась во тьму. Отбрасываемые импровизированным светильником тени запрыгали и затанцевали вокруг нее, когда она из всех сил замахала вокруг себя топорищем.

– Думаешь, я тебя боюсь? Это ты испугаешься, когда я разбужу мужа!

Вдруг топорище угодило во что-то большое, но в то же самое время податливое. Бидди развернулась, выставив светильник перед собой. Послышалось жалобное мычание, и девушка не устояла на ногах.

– О нет! – вырвалось у испуганной Бидди.

Оказалось, что она ударила топорищем большого теленка, пасущегося возле куста. На шее у животного висел колокольчик, сделанный из листовой стали. Девушка и бычок несколько секунд смотрели друг на друга. Животное снова замычало, так же громко, как и в первый раз, а затем продолжило щипать траву, словно напавшая на него девушка не заслуживала внимания.

– Придурок! – крикнула Бидди, вставая на ноги и поднимая светильник, упавший на землю. – Чего ты шляешься в темноте?

– Думаю, он хочет сказать, что, по его мнению, сейчас самое время перекусить, – прозвучал мужской голос.

Взвизгнув, девушка вновь уронила светильник. На этот раз огарок свечи выпал из горлышка бутылки. Очутившись в сухой листве, горящий фитиль быстро нашел себе пищу, но большой кожаный башмак наступил на него сверху и погасил. Длинные пальцы подняли огарок и водрузили его обратно в горлышко бутылки.

– Так и до пожара в буше недалеко.

Башмак и рука принадлежали говорившему. Бидди едва различала его очертания, пока человек не вытащил из кармана коробок спичек и не зажег свечу снова. Девушка увидела худое загорелое лицо, растянутое в приветливой улыбке, но все равно еще долго оправлялась от потрясения, не в силах что-либо произнести. Ее рот оставался приоткрытым. Оттуда не доносилось ни звука.

– Ты ударила моего лучшего бычка. Зачем ты это сделала?

– Я…

– Что с тобой? Прежде ты, кажется, косноязычием не страдала.

Вспомнив, что топорище все еще зажато в ее руке, Бидди взмахнула им и задела концом мужчину по бедру.

– Ой!

– Держись от меня подальше!

– Что, черт побери, с тобой происходит?

– Не приближайся!

Бидди еще раз замахнулась и попала в то же самое место.

– Господь Всемогущий!

– Я могу хоть всю ночь махать топорищем, если понадобится.

– Понятно, злющая ты фурия, но сперва я, пожалуй, уберу этого малыша от греха подальше.

Только теперь Бидди заметила, что за пазухой у мужчины был спрятан щенок. Незнакомец расстегнул две верхние пуговицы рубахи и извлек на свет клубочек шерсти кремового цвета величиной с дыню – помесь терьера и пуделя. Щенок зевнул, потом жалобно заскулил и сел в пыли, куда хозяин его опустил, а затем, заметив Бидди, заинтересовался ею и принялся нюхать ее туфли.

Девушка опять не знала, что сказать.

– Ну? Чего ждешь? – спросил хозяин щенка. – Теперь поставь синяк и на второй моей ноге.

Бидди разжала пальцы, и топорище упало на землю. Присев, она погладила щенка. Затем посмотрела на мужчину, и он снова ей улыбнулся.

– Синяк! – хмыкнула Бидди. – Думаешь, я тебе синяк поставила? Ну и ну! Что ты за мужик, если позволил девчонке себя побить?

Кроме щенка, у Улыбчивого нашелся хороший цейлонский чай в коричневом бумажном пакете. У Бидди имелся чайник с проволочной ручкой, в котором можно было заварить приятный напиток из сушеных листьев. В дождевой бочке обнаружилась вода. Правда, у нее был рыжеватый оттенок, но, как бы там ни было, они выпили не одну кружку, дожидаясь, когда над землей забрезжит рассвет. Бидди не пила чай с тех пор, как уехала из Мельбурна. Впрочем, она не собиралась сообщать об этом Улыбчивому.

Звали его Льюис Фитцуотер. Он батрачил то тут то там, выполняя черную работу. Среди прочего, он искал заблудившихся бычков, ориентируясь по звону кондаминских колокольчиков.[17]17
  Особой формы колокольчики для домашнего скота, производимые в Австралии.


[Закрыть] Именно этот звук разбудил Бидди. Оказалось, что Льюис куда моложе, чем ей показалось вначале, когда она услышала его глубокий, весьма приятный баритон: парню был всего-то двадцать один год. У него были песочного цвета волосы, а темно-карие глаза светились теплом. Он был высоким, выше Тома, а еще шире его в плечах. Слушая, как Льюис рассказывает о себе, Бидди решила, что он такой сильный потому, что вынужден долгие часы проводить на свежем воздухе, полагаясь лишь на свои руки и ноги. Солнце сделало его кожу смуглой, как у туземца, но загар пристал только к лицу, шее и рукам. Грудь Льюиса под расстегнутой рубашкой была такой же светлой, как шелковистая шерстка щенка, которого он держал на руках.

– Где ты взял этого песика? – спросила у него Бидди.

– Что ты делаешь здесь одна?

– Кто сказал, что я одна?

– А разве нет? Ах да, прежде ты говорила, что у тебя тут муж.

– А с чего ты взял, что его нет?

– Ну, если у тебя есть муж, то он не только глухой, у него еще и заложен нос. В противном случае аромат чая уж точно поднял бы его с постели.

Льюис вытащил из-за пазухи небольшую плоскую коробочку с табаком и пачку папиросной бумаги «Талли-Хо» и свернул себе самокрутку.

Бидди, прищурив глаза, смаковала чай, отхлебывая из старой эмалированной кружки, которую вместе с другими полезными вещами нашла в этой хибарке.

– Кто сказал, что он не ушел по делам?

– Я не вижу здесь ничего, что свидетельствовало бы о присутствии мужчины… Ну, может, он умер, но только очень давно.

Бидди пропустила это замечание мимо ушей.

– Ты не ответил на мой вопрос. Где ты взял этого песика?

Льюис в ответ только улыбнулся. Он, подобно Бидди, предпочитал отвечать лишь на те вопросы, которые ему нравились.

– Я так полагаю, ты вообще не из этих мест.

Возможно, талант Бидди к сочинительству еще спал, поэтому она сказала Льюису правду, вернее нечто очень близкое к правде, чего за ней вообще-то не водилось. Всему виной было его продолговатое загорелое лицо, на которое ей приятно было смотреть, так же как в свое время на лицо Тома. Вот только Льюис симпатичнее, решила Бидди.

– Да, – ответила она, – я нездешняя.

– И еще мне кажется, что ты не деревенская.

– Ты хочешь сказать, что я не добродушная? – приподняв подбородок, спросила Бидди.

Молодой человек понятия не имел, почему она так подумала.

– Ни одна сельская девчонка не стала бы жить в этом грязном шалаше, – объяснил он, – а вот городская… могла бы. Если у нее черная полоса в жизни и она плохо разбирается в том, что это за развалина.

Бидди хотелось с ним поспорить, но добродушное выражение лица парня ее обезоружило.

– Не очень приличное жилье, – признала она.

– По крайней мере, тут много полезной рухляди. Как ты вообще оказалась в этом сарае?

– Я его унаследовала.

Льюис ждал продолжения, попивая чай.

– Я набрела на эту хижину, – призналась Бидди.

Он кивнул.

– Ничего предосудительного в этом нет. Эта лачуга пустует уже многие годы. Почему бы тебе здесь не поселиться, если она не нужна никому другому?

Бидди почувствовала прилив благодарности за то, что он ни в чем ее не обвиняет. Льюис был человеком, которому можно довериться. Возможно, он станет ей другом.

– У меня тяжелые времена, – тихо сказала Бидди.

Льюис кивнул, сочувственно скривив рот.

– Ничего непристойного, – торопливо заверила его девушка, – ничего такого. Просто мои начинания ни к чему не привели и я зашла в тупик.

– Гм-м, – только и произнес парень.

– То, на что я очень надеялась, ничем не закончилось.

– Расскажи.

– Место… Я думала, что получу эту работу, но мне указали на дверь. Я не знала, что делать, куда идти, поэтому просто побрела куда глаза глядят. Вначале я думала, что иду по дороге, но затем ее сменила колея… грунтовка, так, кажется, вы это называете. Я поняла, что иду совсем не по тому пути, по которому привезла меня сюда почтовая карета. Я заблудилась. Первую ночь мне пришлось провести на открытом воздухе. Это было просто ужасно. Вторую ночь я провела уже здесь.

– Тебе хотя бы известно, куда ты забрела? – изумленно спросил Льюис.

Бидди хотела бы это выяснить.

– Ну, когда я увидела эту лачугу и решила пожить тут некоторое время, я вернулась немного назад по дороге, по которой сюда пришла, и осмотрелась. Я вышла к маленькой деревне неподалеку отсюда и узнала, где нахожусь.

Услышанное произвело впечатление на Льюиса.

– Я решила немного пожить здесь. Внутри не холодно, есть нары и даже лохань для купания. Кто бы здесь ни обитал, после него осталось много полезных вещей.

Бидди надеялась, что парень не станет спрашивать ее о том, чем она питается.

– А чем ты вообще занимаешься, Бидди? Ну… По крайней мере, чем ты занималась до тех пор, пока не перебралась в наши края?

– Стряпала, – сказала она, но потом спохватилась, осознав, что вновь начинает завираться. – Ну, я немного умею готовить, не все, конечно…

Но Льюис уже загорелся какой-то идеей. Его глаза блеснули.

– Ты быстро готовишь?

– Ну… может… не совсем…

Льюис порывисто поднялся со ствола поваленного дерева.

– Готов поспорить, что сегодня твой счастливый день!

– С чего бы это?

– Есть тут местечко, где не хватает кухарки!

Бидди тоже встала.

– Ты пошутил?

– Ты совершенно права! Это местная шутка.

– Шутка?

– Ну да, местные над ней ухохатываются. Господи, Бидди! Тебя полюбят, как только увидят. Не тревожься, что ты не умеешь стряпать «всего». Если ты сможешь готовить хоть что-нибудь, они с радостью дадут тебе работу и заплатят хорошие деньги.

Бидди от восторга захлопала в ладоши. Щенок очнулся от дремы и вновь с интересом уставился на девушку.

– Льюис! Я сразу поняла, что ты мне друг!

– Э-э-э…

Молодой человек с подозрением уставился на нее.

– Ну, настоящий друг, тот, кто смотрит на жизнь так же, как я, и понимает, что в жизни всегда есть место надежде!

– Ну, я… в общем-то, такой…

– Ты подарил мне надежду, – просияла Бидди.

Льюис улыбнулся в ответ. В этот миг его осветило восходящее солнце. Бидди он показался похожим на ангела, спустившегося на землю. Солнечные лучи сияли на его песочного цвета волосах и белых зубах. Глаза парня сверкали.

– Мне очень стыдно, что я ударила тебя топорищем.

– Брось. Иногда от москитов больше вреда.

– А бедный бычок?

– Мне показалось, что аппетит ты ему не испортила, – подмигнув ей, сказал Льюис.

Молодой человек порылся в своей холщовой сумке и извлек оттуда потрепанную книгу в картонном переплете.

– У тебя есть чем писать?

Вернувшись в хижину, Бидди вытащила из своей маленькой дорожной сумки огрызок карандаша. Вернувшись обратно, она разглядела, что книга была сборником стихов мистера Патерсона.[18]18
  Эндрю Бартон «Банджо» Патерсон (1864–1941) – австралийский поэт, автор баллад и стихотворений, действие которых происходит в сельской Австралии.


[Закрыть] Льюис намеревался оторвать задний форзац.

– Только не проговорись учителям в вечерней школе, – улыбнувшись, предупредил он девушку.

– Стой! – воскликнула Бидди. – Не порть книгу. Я сейчас найду, на чем можно написать.

И она устремилась обратно в хижину.

Бидди принялась оглядываться по сторонам, выискивая среди пыльного мусора клочок бумаги, который еще не успела скормить огню. В углу комнаты она заметила скомканный, порыжевший, грязный лист писчей бумаги. Подняв и разгладив его, девушка увидела, что одна сторона его исписана, а вот на другой еще можно что-то нацарапать. Она вернулась к костру.

Льюис написал на бумаге, как добраться до места, где так сильно нуждались в кухарке, а еще имя человека, к которому Бидди следует обратиться.

Затем он замер и спросил у девушки:

– Ты ведь умеешь читать?

Бидди кивнула, и он написал на бумажке что-то еще. Она как завороженная любовалась его красивым профилем, освещенным лучами восходящего солнца. Только под конец она взглянула на то, что он пишет, и ее сердце упало.

– Смело ступай туда, – сказал Льюис, с гордым видом протягивая ей бумажку.

Надежда покинула Бидди, но она не стала говорить ему об этом.

– Ты настоящий друг, – заверила она парня.

Девушка заметила, что он покраснел.

– Мне пора, – сказал Льюис.

Бидди улыбнулась, кивнула и опустила взгляд на слова, выведенные карандашом на бумаге. Приподняв голову, она неожиданно ощутила, как ее касаются его губы. В утренней прохладе они показались девушке теплыми и мягкими. Льюис поцеловал ее, а потом они смотрели друг другу в глаза, изумленные случившимся… На самом деле ничего подобного не произошло, просто воображение, подстегнутое желанием, сыграло с Бидди злую шутку. Она покраснела, опасаясь, что Льюис прочел ее мысли.

– Увидимся там, – произнес он, несколько удивленный странным выражением, застывшим на лице у Бидди.

Она коснулась пальцами губ, словно до сих пор ощущала на них его прикосновение. Впервые парень – наяву или всего лишь в ее воображении – позволил себе такое по отношению к ней. Как бы там ни было, ничего предосудительного или скандального она в этом не заметила.

– Увидимся там, – прошептала Бидди.

Льюис распутал привязь и повел бычка к хозяину.

Когда парень исчез из виду, Бидди еще раз взглянула на слова, выведенные на бумаге: Особняк Саммерсби. Спросить миссис Маршал, экономку.

Она бросила записку в потухшие угли костра. Лист приземлился другой стороной, и на секунду взгляд девушки замер на выцветших словах, написанных корявым почерком. Как выяснилось, написано было куда больше, чем ей сперва показалось. Внезапно почувствовав сильнейшее любопытство, Бидди схватила с углей бумагу, от которой уже поднимался дым.

Девушка прижала лист к влажной земле, чтобы он, чего доброго, не загорелся, а затем подняла его и принялась читать:

Дорогая Маргарет!

Жили-были две сестры-близняшки – ты да я. А еще в Саммерсби жил наш отец Генри Грегори, который нас любил. Мы с тобой были похожи во всем, отдавали предпочтение одинаковой одежде и прическам… Мы были похожи во всем, за исключением одного: в младенчестве с тобой случился несчастный случай. Говорят, тебя уронили. Последствия сказались на твоей памяти. Ты вспоминаешь то, что с тобой произошло, но редко именно тогда, когда тебе этого хочется. Вследствие этого происшествия я начала вести для тебя эти записки и складывать их в Памятную шкатулку.

Как все близнецы, в детстве мы получали огромное удовольствие, выдавая себя друг за друга. Вот только разыгрывали мы эту маленькую пьесу немного необычно. Лишь одна из нас занимала место другой. Я, сестра, чей разум здрав, говорила всем в Саммерсби, что я – это ты. Ты, чей разум некрепок, можно сказать, болен, называлась настоящим именем. В результате обитатели Саммерсби имели дело с двумя девочками, сводящими их с ума. Правда, притворялась только я. Слуг легко было одурачить, за исключением одного. На конюшне работал злобный, гнусный по своей натуре юнец, который умел нас различать. Лично меня его способности одновременно интриговали и пугали. В любом случае он ни разу не выдал нас, потому что влюбился в меня.

Когда мы подросли и достигли совершеннолетия, наш отец заболел. Его недуг был затяжным. У отца было достаточно времени, чтобы решить, как наилучшим образом обустроить наше будущее. Он больше любил тебя, вследствие имевшихся у тебя проблем с памятью. Возможно, со стороны может показаться несправедливым, что отец отдавал предпочтение одной из нас, но дело в том, что он не сомневался: я, в отличие от тебя, не пропаду. Я умная и эффектная. А еще хитрая и расчетливая. Ты, напротив, не способна позаботиться о самой себе, следовательно, всегда будешь зависеть от милости таких же бессовестных особ, как я.

Поэтому наш отец составил завещание, согласно которому бо`льшая часть его состояния, а также особняк Саммерсби должны отойти мне, той дочери, за будущее которой он не опасался. Но и о тебе не забыли. Желая оградить тебя от неприятностей, отец поручил заботу о твоем будущем лечебнице для душевнобольных в Готорне. Тебе было запрещено покидать ее, а также жить в Саммерсби. Папа надеялся, что этих мер будет достаточно для того, чтобы защитить твои интересы.

Твоя любящая сестра Матильда.

Бидди заинтересовало то, что она прочла. Даты нигде не было, но по всему выходило, что это написали очень давно. Как бы там ни было, но люди и события предстали перед ней, словно все происходило прямо сейчас. Слова сами по себе казались зловещими, словно предназначались для того, чтобы прокрасться в сердце читающего и убедить его в чем-то отвратительном. В письме говорилось об отчаянии, о скорбной душе и о негодяях, которые не знают никаких ограничений.

Кое-что из прочитанного показалось Бидди смутно знакомым, словно сказка, услышанная однажды, а потом благополучно забытая.

Только когда девушка вновь села, до ее сознания дошло, что Льюис оставил щенка. Растерянность, возникшая при виде маленького животного, спящего возле ствола, на котором недавно сидел его хозяин, заставила Бидди разжать пальцы, и ветер, вырвав листок из ее руки, послал его прямиком на тлеющие угли. Девушка не успела его спасти – бумага вспыхнула и загорелась.

Щенок, проснувшись, понял, что его бросили. Он заковылял к Бидди и слегка лизнул ей руку.

Бидди отдавала себе отчет в том, что, когда пропажа будет обнаружена, обитательницы Саммерсби неизбежно придут в смятение. Не то чтобы она боялась навлечь на себя подозрение – для этого Бидди была слишком хитра. Впрочем, то, что она делала, вызывало у нее чувство стыда. Она опустилась до воровства. Ограничиваясь кражей овощей на огороде и яиц в курятнике, девушка, впрочем, не сомневалась в том, что исчезновение еды не может не воспламенить воображение всякого, кто его заметит.

Бидди предполагала, что люди рассуждают следующим образом: животные тут ни при чем. Лисы время от времени лакомятся яйцами, но только не тогда, когда можно закусить цыпленком. Поскольку все куры остались целы и невредимы, бродячих собак и котов винить тоже не в чем, а вместе с ними – и синеязыких сцинков, ведь эти жадные ящерицы поедают свою добычу на месте преступления, оставляя скорлупу. Бидди боялась, что обитательницы Саммерсби очень быстро поймут: виновато не животное, а человек.

А еще она опасалась, что живущая в Саммерсби девушка (которая, судя по всему, была ее ровесницей) уж слишком сильно интересуется ее злодеяниями. Мисс Гарфилд была гувернанткой этой девушки. Однажды, когда она и ее подопечная сидели на покрывале, разостланном в тени разлогой белой акации, Бидди заметила, как девушка сначала округлила глаза, а потом часто заморгала, глядя в сторону огорода. Бидди постаралась спрятаться, заподозрив, что ее заметили. Но никто не закричал и не бросился за ней вдогонку.

Все же на душе у Бидди было неспокойно. Она надеялась, что незнакомка не смогла хорошо разглядеть ее с такого расстояния. Должно быть, со стороны она представляла собой довольно жалкое зрелище. Впрочем, если не брать во внимание плачевное состояние ее одежды, внешне она очень походила на эту девчонку. Если незнакомка все же увидела ее (а Бидди не была в этом уверена), оставалось молиться, чтобы та смогла разглядеть только то, что они примерно одного возраста и комплекции. Бидди распустила свои темные волосы, и они спадали вниз точно так же, как у незнакомки. И слава богу!

А еще Бидди опасалась, что, если девушка все же ее видела, она теперь будет постоянно об этом думать. На ее месте Бидди размышляла бы об этом день и ночь. Если девушка смышленая, она наверняка поймет, что Бидди знает распорядок дня в их доме и действует тогда, когда легче всего подобраться к особняку незамеченной. Как бы там ни было, в дневное время всегда оставался риск быть пойманной. Из этого вытекал резонный вопрос: почему не действовать ночью, когда все спят и ее никто не увидит? Если девушка сообразительная, она может догадаться, что Бидди боится темноты. Саммерсби стоит далеко от других домов. Решившись на ночную вылазку, Бидди пришлось бы в темноте совершить длительную пешую прогулку через буш.

Если у этой девушки есть мозги, она может догадаться, что в следующий раз Бидди не придет в Саммерсби в то же самое время, когда ее заметили. Девушка может догадаться, что Бидди выберет другое время, но обязательно явится еще засветло. Лето было в разгаре. Дни были длинными – солнце поднималось над горизонтом в пять часов утра и опускалось поздно вечером. Если красть еду на рассвете, добираться до Саммерсби придется еще затемно. А вот если Бидди явится туда на закате, вернее, незадолго до заката, она успеет вернуться в лачугу, когда путь будет освещен лучами заходящего солнца. Бидди опасалась, что девушка достаточно умна и обо всем догадается. Она бы на ее месте обязательно догадалась… Но голод заставил Бидди забыть об осторожности.

Она спряталась у калитки, ведущей в огород, и выглянула украдкой поверх каменной ограды. Бидди увидела, как девушка из Саммерсби ставит небольшую корзинку для домашнего рукоделия, наполненную едой, на каменную скамью у стены. Рядом росли абрикосы и персики, а также выращиваемые на шпалерах овощи. Девушка поставила корзинку под скамьей… потом вернула ее на прежнее место… Наконец, довольная делом рук своих, незнакомка задумалась. Должно быть, она размышляла, где же спрятаться. Изумленная Бидди наблюдала за тем, как она приседает за одной из проволочных высоких пирамид, к которым были привязаны стебли помидоров. Листья вполне надежно скрывали ее от глаз ничего не подозревающего человека.

Бидди вспомнила, что во всех прочитанных ею романах, герои которых сидели в засаде, авторы забыли упомянуть об одном важном обстоятельстве: ждать ужасно скучно. Девушка наверняка не учла этого, полагая, что все произойдет быстро, однако Бидди терпеливо ждала, позволяя секундам сливаться в минуты, которые в свою очередь превращались в часы. Бидди терпеливо ждала, хотя и она, и щенок очень хотели отведать снедь, оставленную в корзинке. Незнакомая девушка не отрывала взгляда от корзинки. Каменная стена нагрелась за день на солнце. Воздух посвежел. Подул ветерок. Спрятавшаяся за кустами девушка, по-видимому, не испытывала особых неудобств: она задремала.

Бидди угостила щенка и настолько увлеклась поеданием вкусностей, что вопрос, прозвучавший из-за кустов, застиг ее врасплох:

– Кто ты и зачем таскаешь у нас еду?

Бидди резко развернулась. Ее рот был набит сэндвичем. Теперь ей удалось разглядеть девушку получше. Она и впрямь была премиленькой. На ней был чудесный летний наряд. Пожалуй, Бидди еще не видела более красивой одежды на столь юной особе, если не считать иллюстраций к объявлениям в газете. Ее взгляд скользил по кораллово-розовой льняной блузке, отделанной бобинетовым шелковым кружевом «клюни», по элегантной юбке более темного оттенка, спадавшей почти до земли, так что были видны лишь носки розовых блестящих туфелек. Потрясенная Бидди таращилась на девушку. О такой судьбе, как у нее, сама Бидди могла только мечтать. Эта девушка жила в огромном доме с садом и огородом. Она словно сошла со страниц дамского журнала, а может быть, даже любовного романа или мелодраматической пьесы.

– Я Бидди… Бидди Мак-Брайд, мисс. Извините, что воровала у вас, просто я очень голодна… А еще этот бедный щенок…

Девушка смотрела на нее без враждебности.

– Ну а я – мисс Сибил Грегори.

Наевшись досыта, Бидди почувствовала прилив оптимизма. Песик тоже был вполне доволен жизнью. Он улегся и засопел, засыпая, пока его хозяйка вела разговор с девушкой, застукавшей ее на горячем. Мисс Сибил Грегори полагалось бы призвать Бидди к ответу, но подобные мысли явно не посещали ее головку. Зато ей не давали покоя многочисленные вопросы.

– Ты уже давно сюда приходишь? – округлив глаза, поинтересовалась Сибил, сидя рядом с новой знакомой на каменной скамье.

Бидди не ошиблась, когда заподозрила, что девушка давно ее заметила. Сибил весьма интересовали совершаемые ею преступления.

– Недели полторы, – ответила Бидди. – Впрочем, я потеряла счет дням. Сегодня среда?

– Четверг, – сказала Сибил. – А почему ты ведешь себя так аккуратно, например, обходишь кустики картофеля?

Бидди даже не осознавала, что поступает именно так.

– Ну… у вас очень ухоженный огород, мисс. Мне было бы неприятно, если бы кто-то подумал, будто я неуважительно отношусь к чужому труду.

Сибил удивленно посмотрела на нее, но удовлетворилась этим странным ответом.

– А тебе понравилась еда?

– Очень, – кивнув, произнесла Бидди. – Фрукты я ела прямо с дерева, а вот из овощей варила суп.

– Варила суп? А где ты себе готовишь?

– В небольшой хижине, – сказала Бидди. – Не могу назвать ее своей. Я поселилась там временно. – Ей в голову пришла неприятная мысль. – Она часом не ваша, мисс?

Сибил не смогла ответить на этот вопрос.

– А где она находится?

Бидди в общих чертах описала местоположение своего временного жилища.

Сибил пожала плечами. Она ничего не слышала ни о какой хижине. По правде говоря, ее этот вопрос нисколько не занимал.

– Полагаю, эта земля принадлежит Саммерсби, но ничего своего у меня пока что нет.

Бидди не поняла, что она имеет в виду, а Сибил не потрудилась объяснить.

– Я развожу костер и ставлю на него котелок, в котором варю суп, – принялась рассказывать Бидди. – Туда идет все, что я сумела раздобыть. У меня всегда была еда, но в тот день, когда вы меня заметили, я испугалась и перестала сюда приходить.

Сибил кивнула.

– Но вскоре я сильно проголодалась, – со стыдом призналась Бидди. – Суп закончился, и мне нечего было есть.

– Ты так мучилась от голода, что у тебя заболел живот? – спросила Сибил, завороженно глядя на нее.

– Ах, мисс, я собиралась когда-нибудь вернуть все, что украла, честное слово! Посмотрите, я даже список составила.

Бидди вытащила из кармана юбки лист писчей бумаги и развернула его. На нем карандашом был нацарапан полный перечень украденного.

Сибил поразило количество «позаимствованной» еды. На поверку оказалось, что рука у Бидди гораздо легче, чем она предполагала.

– Конечно, это будут не обязательно те же фрукты и овощи, что я здесь срывала, – продолжала Бидди, – возможно, похожие на них… И яйца, разумеется… Я воровала их для щенка. Я все верну, когда снова встану на ноги.

– Как по мне, это будет честно, – сказала Сибил, возвращая ей список. – Я правильно поняла: ты не любишь темноты?

– Не могу сказать, что я в восторге от нее, – ответила Бидди.

Она невольно испытала уважение к Сибил: та и об этом догадалась.

– Ты узнала, какой у нас тут распорядок дня, – продолжала высказывать свои суждения Сибил, – когда слуги работают в саду, а когда здесь никого нет…

– Я знаю, что в любом доме есть работа, и ее выполняют в одно и то же время, мисс, – ответила Бидди.

Сибил довольно улыбнулась. Уважение Бидди к этой девушке стало еще сильнее.

– Можно, я еще кое-что угадаю?

– Это что, игра?

– Ну, вроде того, – сказала Сибил. – Только не подсказывай…

Она окинула внимательным взглядом лицо Бидди, ее довольно грязные, как ни печально это признавать, волосы, выгоревшую на солнце блузку и юбку, знававшую лучшие времена. Бидди почувствовала смущение.

– Ты молоденькая, – наконец произнесла Сибил.

– И всего-то? А еще что-нибудь обо мне вы можете сказать? – поинтересовалась Бидди.

– Не старше меня. А если и старше, то совсем чуть-чуть.

– Мне шестнадцать.

Сибил подняла руку, призывая ее к молчанию.

– Я же просила: без подсказок. – Она продолжала внимательно разглядывать Бидди. – Ну да, я бы дала тебе шестнадцать… или около того…

Бидди рассмеялась.

Сибил вновь подняла руку.

– Твоя одежда плохо выстирана.

– Хвала небесам, что у меня вообще есть возможность стирать. Я могу делать это только потому, что отыскала в хижине старую лохань, а неподалеку протекает ручей. А вот мыла – ни кусочка, – призналась Бидди. Она стыдилась пятен на своей одежде.

– Ты любишь чистоту… Теперь я это вижу.

– Конечно, люблю! Надеюсь, вы не приняли меня за неряху, мисс?

– А убирать в доме ты любишь?

– Ну… признаюсь, я не знаю никого, кому бы нравилось заниматься уборкой, но такова уж жизнь. В противном случае мы будем ничем не лучше дикарей.

Сибил продолжала строить предположения по поводу Бидди.

– Ты живешь в хижине одна…

– Это вопрос?

– Утверждение. Ты брала еду только для себя и щенка… и то не очень много. Подозреваю, что у тебя нет семьи, по крайней мере, вместе с тобой никто не живет. Не сомневаюсь, что твои родители умерли.

Брови Бидди взлетели на лоб.

Сибил восприняла ее реакцию спокойно.

– Если они и живы, то находятся далеко отсюда. А может, ты убежала из дома? Если, конечно, тебе вообще известно, кто твои родители.

Вероятно, по выражению лица Бидди Сибил поняла, что игра перестает ей нравиться, и пошла на попятную.

– Ладно, не будем сейчас об этом, – сказала она. – Полагаю, родители – болезненная тема для нас обоих.

Бидди не стала спорить.

После непродолжительных размышлений Сибил продолжила:

– Ты явно не местная. Если бы ты была здешняя, все знали бы о твоих бедах. И кто-то обязательно позаботился бы о тебе. Женщины наверняка принесли бы вам со щенком еды, и тебе не пришлось бы воровать. Я знаю, какие у нас порядки. Да, очевидно, никому неизвестно, что ты живешь неподалеку. Ты одинока и сейчас переживаешь трудные времена. Все идет из рук вон плохо.

В горле у Бидди неожиданно зародился всхлип. Сибил читала ее словно раскрытую книгу.

– Извини, я не хотела тебя расстраивать.

– По крайней мере, у меня есть друг… – произнесла Бидди, однако всплеск эмоций заглушил ее последние слова.

Пытаясь скрыть смятение, она нагнулась и погладила щенка, который, проснувшись, преданно взглянул на нее.

– Вот мой друг, – наконец выдавила из себя Бидди. – Я не одинока. Он неплохой компаньон.