Текст книги "Охотничий Дом"

Миранда

Я обернулась на шаги за спиной. Разумеется, это был Джулиен, вокруг бедер полотенце, босые ноги скользят по грязи.

– Я совершил большую ошибку. – Голос такой серьезный, взрослый. – Я знаю, что сделал большую ошибку. Но у меня был стресс.

– Прости, у тебя был стресс?

– Да. Эта… сделка прошла плохо. И я рассказал Марку. Он не обрадовался.

Я вспомнила, что Марк сказал в первый наш вечер здесь, ворвавшись в ванную. Про «маленький грязный секрет» Джулиена. Слова его мне тогда показались странными. Я отнесла их на счет инсайдерских делишек Джулиена.

– Он знал, да? Про тебя и… – я не могла заставить себя произнести это имя, – про нее.

– Я проболтался по пьяни. Потому что чувствовал себя таким виноватым… Мне нужен был его совет. Он… ведь мой лучший друг. Был. Он предал меня, Мэнди.

Господи, как же он смешон в этой своей жалости к себе. В этот момент я его по-настоящему ненавидела. Не только за то, что он сделал, но и за его трусость, за беспомощную слюнявость.

– Во всем виноват только ты, жалкий придурок. Все потому, что ты всегда хотел большего. Всегда думал, что имеешь право на кусок пожирнее. Я давно предвидела что-то такое. Не сомневалась, что рано или поздно заведешь любовницу. Но я никогда, слышишь, никогда не подумала бы на Кейти. Считала, что вкус у тебя получше.

Он слегка скривился, и мне даже показалось, что он примется защищать ее. Но я слишком хорошо его знала и понимала, что в первую очередь его беспокоит собственная шкура.

– Она соблазнила меня, Мэнди.

Меня передернуло.

– Не смей называть меня так, ублюдок!

– Прости. Но я хочу объяснить. Это все она. Я думаю… думаю, она все спланировала, когда увидела меня в баре. Думаю, она поняла, в каком я состоянии, что я не способен сопротивляться. Это было как тогда на Ибице.

– На Ибице?

– О господи.

Видно, что он сразу пожалел о своих словах. Потер лицо рукой.

– Ты могла бы знать и об этом. Тот отпуск, когда мы поехали все вместе. Последняя ночь. Она пристала ко мне. Это было… сумасшествие. Мне было не по себе, я по тебе скучал… Она вела себя как одержимая, Мэнди… прости. Она просто изнасиловала меня.

Я смотрела на него во все глаза, во рту стоял вкус желчи. Ибица. Когда мне пришлось остаться из-за смерти бабушки… А он переспал с моей лучшей подругой. Мы тогда только начали встречаться, и, значит, эта гнусная тайна всегда была между нами. Джулиен явно сожалел, что рассказал и об этом. Он как-то отчаянно взмахнул рукой, словно пытаясь стереть сказанное.

– Но… все это было не всерьез.

Да это почти смешно. Собственными руками роет себе могилу. Было бы смешно, не будь он моим мужем, человеком, которому я отдала больше десяти лет, всю свою молодость, и не будь жертвой я.

– В любом случае, – торопливо продолжил Джулиен, прочитавший отвращение и недоверие у меня на лице, – когда мы столкнулись в том баре… я думаю, она сразу заметила, что я в депрессии. А ты в последнее время обращалась со мной так, будто я грязь у тебя под ногами. Едва разговаривала со мной. Я чувствовал себя полным неудачником, разочаровавшим тебя. А она… она заставила меня почувствовать себя… желанным. Я сопротивлялся. Пытался положить этому конец. Отправился к ней на следующий день, чтобы прекратить раз и навсегда. Но она не позволила. Да, я показал себя слабаком. Она была как наркотик, зависимость, она…

Я жестом остановила его.

– Что за роль ты тут играешь, Джулиен? Ты что, настолько меня не уважаешь, что думаешь, будто я куплюсь на это жалкое банальное дерьмо?

Он умоляюще дернул руками.

– Я просто пытаюсь объяснить.

– Что ж. Это бесполезно. Ты не видишь? Не желаю больше слушать эту хрень.

Будь при мне оружие, не задумываясь прикончила бы его. Если бы я знала код от сарая, вряд ли бы меня что-то остановило, взяла бы ружье, вернулась в сауну и пристрелила обоих. Интересно, за преступления, совершенные на почве страсти, по-прежнему смягчают приговор? Любое наказание мне казалось сейчас не большой платой за убийство. Никто так не унижал Миранду Адамс. Но ружья у меня не было. Зато имелось иное оружие, и куда более мощное.

Инсайдерские махинации. Да, я тоже замешана. Но хороший адвокат вытащит меня. Родители помогут. И даже если для меня все обернется неудачно, это будет лишь крошечная капля по сравнению с тем потоком дерьма, что обрушится на Джулиена.

– Я знаю, что сделаю. Прямо сейчас. Подключусь к твоему драгоценному сраному вай-фаю и отправлю сраное письмо. Да, прямо сейчас. Только кнопку нажать. Всего один хренов клик. Может, я и не сделала карьеры, но друзья у меня есть, Джулиен, – ты знаешь их всех. Оливия, – ты ведь в курсе, что она работает в «Таймс»? Или Генри, мой бывший, еще до университета встречались? Он теперь в «Мейл» – так и вижу заголовок с твоим именем. И знаешь что? Пожалуй, я сама напишу этот заголовок.

Он сделал шаг назад, еще один. Лицо затерялось в тени. Я еще различала его черты, но не выражение. И уже не в первый раз – но теперь вполне обоснованно – подумала: Я совсем не знаю этого человека. Не знаю, на что он способен.

Сейчас
2 января 2019 г

Хитер

В кабинете сидел Даг. Я уже было открыла рот, чтобы рассказать, что я слышала через стену туалета, как зазвонил телефон.

– Да?

– Здравствуйте, Хитер. Говорит Элисон Квири, отдел уголовных расследований.

– Вы придумали, как до нас добраться?

Я чувствовала взгляд Дага.

– Мы еще работаем над этим. По прогнозам снег должен прекратиться в ближайшие несколько часов, тогда попытаемся воспользоваться вертолетом. Но я звоню сообщить, что меня, к сожалению, отзывают. Расследование возглавит Джон Макбрайд. Он чрезвычайно способный, к этому нечего добавить. Передаю ему трубку.

Мысли обгоняли одна другую. Элисон Квири расследует дело Хайлендского Потрошителя. Если ее отзывают, значит…

Джон Макбрайд представился, но я почти не слушала. Свободной рукой я набрала в Гугле «хайлендский потрошитель» и «сводка новостей». Заголовки едва не выпрыгнули из экрана: «Подозреваемый арестован в своем убежище в Глазго», «Рейд в Глазго, логово “потрошителя”», «Потрошитель найден?». Они кого-то нашли. До Глазго отсюда больше двух часов на машине, по плохой погоде дольше. Это может означать только одно. Если они схватили человека, убившего шесть женщин, он не может иметь ничего общего с теперешним убийством. Это кто-то другой. Кто-то из тех, кто живет здесь.

Сутками ранее
1 января 2019 г

Кейти

Джулиен вернулся в сауну. Я невольно отметила, до чего нелепо он выглядит: голый, член скукожился, босые ноги в грязи. И впервые, возможно, по-настоящему всерьез спросила себя: что я творю?

Все дело в Джулиене? В тайном влечении, которое я испытывала к нему все эти годы? Или в Миранде? До сих пор я даже не пыталась признаться в этом себе. Но, несмотря на все угрызения совести, которые я чувствовала, когда она стояла в дверях, застыв от ужаса, несмотря на весь мой стыд… разве не было чего-то еще? Крошечной искры злорадства? От того, что я наконец-то ее превзошла?

В сауну я пришла только потому, что ужасно замерзла, никак не могла согреться после купания в ледяном озере, ни о каком свидании я даже не думала. Но минут через десять в дверь постучали.

Я открыла, передо мной стоял Джулиен. Он улыбнулся и вошел. И сразу принялся стаскивать с себя одежду.

Сама того не желая, я ощутила прилив вожделения.

– Все в порядке, – сказал он. – Я ее уложил, она в полной отключке. Марк завалился спать в Охотничьем Доме. Эмма ушла к себе в коттедж. Мы одни. Я шел к тебе, когда увидел здесь свет и подумал… что это отличная идея.

– А если Миранда проснется и увидит, что тебя нет?

– Все будет как вчера ночью. А когда вернусь, скажу, что гулял.

От того, с какой непринужденностью он постоянно врал, мне было не по себе.

– И ты думаешь, она поверит? Джулиен, сейчас три часа.

– Да, знаю. Но она понимает, что за последнее время на меня много разного навалилось.

– Ты о том, чем хотел бы поделиться со мной, но о чем не можешь рассказать?

– Да.

Не знаю, почему меня задевает то, что он так упорно отказывается говорить об этом.

– Мы и так делимся кое-чем, – сказала я. – Не понимаю, почему бы тебе не рассказать и об этом.

– Не хочу тебя этим грузить. Да и к чему тебе знать? Если я расскажу, ты сразу станешь соучастницей.

– Но я и так соучастница, – улыбнулась я.

– Конечно. – Он потянулся ко мне, но сначала оглянулся на дверь. – Такая восхитительная соучастница.

– Джулиен… Я думала, мы договорились.

Он закрыл мне рот поцелуем. Пальцы гладили мои руки, спину, зад, он приподнял меня, так что мне не осталось ничего, как обхватить его ногами. Все мое сопротивление растаяло.

– Это было раньше, – пробормотал он. – Мы договорились до того.

– До чего?

– До того, как я понял, что одержим тобой. Эти несколько недель, когда мы не виделись, это Рождество у родителей Миранды…

– Я просто больна от чувства вины, – прошептала я. – Физически больна, Джулиен. В прямом смысле – в поезде меня стошнило в туалете.

Хотя вообще-то причиной тому наверняка открытие, которое я сделала вчера.

– Бедная Кейти.

– Нет, Джулиен. Мы не можем так продолжать. Это несправедливо по отношению к Миранде.

Он отстранился, кивнул:

– Это несправедливо по отношению к Миранде, и поэтому мы должны рассказать ей.

Я хотела возразить, но он продолжил:

– Послушай меня. Мы с ней были почти детьми, когда начали встречаться. Такая уверенная в себе. Такая ослепительная. Мне хотелось обладать этим блеском. Я запал на нее. Но через годы… вся страсть прошла. Она изменилась. Ее желания изменились. Из нее словно весь воздух выпустили, она больше не желала быть лучше всех. Сейчас она думает лишь о шмотках, путешествиях, новых машинах и… о ребенке. Но она же ненавидит детей. Не удивлюсь, если она хочет ребенка, только потому что дети есть у всех. Вот и у нее должен быть. А с тобой… с тобой, Кейти, все иначе. Сложнее. И глубже. И… свободней.

И у меня есть еще одно преимущество. Совсем еще крошечное пока. Но я бы не спешила. Дождалась бы подходящего момента.

– Ты знаешь, кто ты есть. У тебя работа, жизнь. Тебе не нужен я, чтобы самоутвердиться.

Меня захлестнуло странное, внезапное сочувствие к Миранде. Они десять лет вместе. Неужели могут быть отношения глубже, теснее? Но под сочувствием, под ощущением вины… да, под ними таилось темное, запретное удовлетворение. Все эти годы играть роль наперсницы, компаньонки, второй скрипки, дублерши. И вот я оттеснила ее, выдвинулась на первый план.

Даг

Что-то его разбудило. Тело напряглось, готовое атаковать, мозг пытался осознать причину. Что-то вырвало его из алкогольного забытья, сердце бешено колотилось. Он всмотрелся в сумрак. Кругом битое стекло. Вспомнил… прежде чем отключиться, он швырнул стаканом в телевизор, так приятно было слышать звон. Звон, хоть на миг заглушивший шум из Охотничьего Дома. Гремевшая там музыка словно издевалась над его «праздником» – бутылкой виски и гнетущим зрелищем чужого веселья на экране. Он высосал последние капли из бутылки и вскоре с благодарностью отключился.

Стук в дверь. Громкий, как выстрел винтовки. Он замер, насторожился, точно зверь.

Стук повторился. Не послышалось. Нащупал часы. Четыре. Кому он мог понадобиться в четыре утра? Хитер? Наверное, ей нужна помощь.

Он открыл дверь. Блондинка, та, красивая. Только сейчас выглядит так себе, вся какая-то потрепанная: роскошное золотое платье мятое и перепачканное, по лицу расплылась косметика.

– Привет. – Она покачнулась. – Простите, надеюсь, не помешала.

Он был пьян, но она еще пьянее. Эта мысль его отрезвила.

Она заглянула в дом:

– Ух ты. Да тут пусто. К-какой… минимализм.

– Вам сюда нельзя.

Он попытался загородить проход, но она протиснулась мимо него.

– Шампанское! – Она взмахнула бутылкой. «Дом Периньон», действительно шикарная штука. – Вы же составите мне компанию, правда?

Он уловил знакомый дымный запах ее духов, сквозь который пробивалось кисловатое зловоние.

Он был зверем, изгнанным из норы, зверем, у которого отобрали безопасное место. Она поставила бутылку, подошла вплотную, пригнула его голову и поцеловала. Рот был тоже кислым, но дымный запах обволакивал, перекрывал остальные запахи. Ее юркий язык сновал у него во рту, она прижималась к нему всем телом. Как давно у него это было. Он чувствовал, как нарастает желание, смешанное со злостью. Пальцы ее нашли ширинку, расстегнули молнию, нырнули внутрь. Другая рука ерошила ему волосы.

– Нет, – сказал он, в голове окончательно прояснилось.

Она отстранилась:

– Что?

– Нет, – повторил он.

– Да иди ты нахер! Не говори, что ты не хочешь. Хочешь, я же знаю.

– Я могу… приготовить вам чай, – сказал он, хотя понятия не имел, хватит ли у него сейчас сил даже на это.

Она рассмеялась, пошатнулась на своих блестящих каблуках, в глазах была злость.

– Не стоит. – И погрозила ему пальцем: – Я знаю, ты хочешь. Я видела, как ты смотрел на меня. Тогда, за ужином… вчера на стрельбище. Меня не обманешь. – Палец ткнулся ему в грудь. – Но ты боишься. Знаешь, кто ты? Ты гребаный трус.

Ярость и горе взметнулись в нем, совсем как тогда. Красный поток уже несся, набирал силу, преграда внутри слабела, слабела…

Сейчас
2 января 2019 г

Хитер

– Это из полиции, – сообщила я Дагу. – Они поймали Хайлендского Потрошителя. За много миль отсюда, значит, здесь он ни при чем. Это был кто-то другой.

Только теперь я полностью осознала реальность: убийца здесь, среди нас.

– И я сейчас кое-что слышала, когда была в туалете… – Тут я увидела, какое лицо у Дага. – Даг? Что с вами?

Он встал, прошелся по комнате, растер ладонями лицо с такой силой, что кожа покраснела. Глаза черные, бездонные. Он и утром выглядел ужасно, вспомнила я, но сейчас даже хуже. Хотя это, должно быть, нормально в свете произошедшего, это же он нашел тело…

– Даг?

Он смотрел мимо меня.

– Даг! – Я щелкнула пальцами у него перед лицом. – Что еще произошло?

Он потряс головой.

– Кое-что. Я вам не рассказал.

О господи. Во мне все напряглось.

– Что такое?

– Тогда ночью, когда вы только приехали… Вы слышали крик… помните?

– Да.

Тот вопль мне никогда не забыть.

– В общем, это была не лиса. – Даг болезненно поморщился. – Это был я.

Я ведь тогда так поначалу и подумала – что это крик агонизирующего человека.

– Ох, Даг.

– У меня бывает… Иногда я не помню, что делал. Обнаруживаю себя в странных местах и понятия не имею, как там очутился. Как и в ту ночь… Я не помню, чтобы кричал. Помню, что спустился к озеру, а потом… В общем, мне стало ясно, что это я кричал.

Я не хотела слушать дальше.

Но Даг еще не закончил.

– Новогодней ночью… – он нервно провел поврежденной рукой по нечесаным волосам, – я много пил… Это я помню. И… – он отвернулся, – я злился. И снова пил. Злился и пил. И отключился. А потом целый кусок времени просто… пустота.

Пустота.

Наши глаза встретились. В его взгляде – отчаяние утопающего.

Сутками ранее
1 января 2019 г

Кейти

Я должна была поговорить с Мирандой. Нет, причина крылась не в запоздало пробудившейся совести. Какой уж теперь смысл извиняться, слишком поздно. И если бы я чувствовала себя виноватой, давно бы все прекратила. Только сейчас, осознав трусость Джулиена, увидев его реакцию – как он голышом кинулся на улицу за Мирандой, чтобы умолять, а я уверена, что он умолял, – я действительно пожалела обо всем случившемся. Как говорится, пелена упала с глаз.

Но я хочу, чтобы мне дали шанс объяснить. Хочу, чтобы она поняла, что я ничего не планировала, что сделала это не затем, чтобы насолить ей… по крайней мере, не осознанно. Что любовная связь – потому что именно в это все вылилось – затянула меня, как отступающая волна. Оправданий мне нет, я знаю. Предательство со стороны самого близкого и давнего друга оправдать невозможно. Но для меня важно объяснить.

И еще я тревожилась за Миранду. Она была такой пьяной, такой безумной, когда стояла тут в своем мятом и грязном золотом платье, – поверженная богиня, жаждущая отмщения. На улице настоящий мороз, а она в одном тонком шелке, с голыми ногами на этих нелепых гигантских каблуках. Она же не сотворит с собой какую-нибудь глупость? Нет. Это совсем не в духе Миранды. Она захочет навредить нам, не себе.

Мир вокруг пугал, я чувствовала себя абсолютно беззащитной. Темнота была густая, непроглядная. И ни движения, только пар вырывается изо рта. А что, если Миранда сейчас наблюдает за мной из темноты, как я топчусь в конусе света, льющегося из открытой двери сауны? Вспомнился сарай с оружием. Я поежилась. Сейчас от нее можно ожидать чего угодно. Она может быть очень плохой подругой. Но иметь ее во врагах – страшно.

Я быстро направилась к ее коттеджу. Постучала. Никто не отозвался. Я задрала голову, пытаясь разглядеть что-нибудь в темном окне. Это она там стоит? И наверняка улыбается…

– Миранда! Нам нужно поговорить.

Дом таращился на меня пустыми глазами-окнами, словно издевался.

– Мне надо все тебе объяснить!

Мой голос разносился в черной ночи, возвращался эхом.

– Я буду ждать у себя в коттедже, если захочешь поговорить.

В ответ лишь тишина как сдерживаемое дыхание.

* * *

У себя я застала Джулиена – так и кутается в полотенце, съежился на диване и пьет виски прямо из горлышка. Комплимент от отеля. Я к виски не притрагивалась, но сейчас бутылка уже почти пустая.

– Джулиен! – Я попыталась отобрать у него бутылку, но он вцепился в нее с отчаянием ребенка, которого лишают любимой игрушки. – Джулиен, хватит пить. Ты себя убьешь, если выпьешь еще хоть немного.

– Она убьет меня первой. Она заберет все, ради чего я работал. Она меня уничтожит… ты не понимаешь.

Вид у него был прежалкий. Внезапно меня охватило почти отвращение. Скульптурная мускулистая грудь казалась попросту нелепой. У кого может быть такое тело, если только не у помешанного на себе тщеславного человека? Раньше он представлялся таким не похожим на остальных мужчин, с которыми я встречалась. И мне льстило, что он меня хочет, – думаю, это возбуждало меня больше всего. Я старательно закрывала глаза на то, что меня раздражало, на его мелкий эгоизм: после секса он всегда бежал в душ первым, по нескольку дней не отвечал на мои сообщения, но злился, если я не отвечала мгновенно. Эйфория от тайных свиданий, всевозможных уловок и – да, отличный секс – помогали с этим мириться.

Но сейчас я спрашивала себя: а что это было? Какова истинная природа этого возбуждения? Я некрасивая, никакой «химии» между нами не было – это я всегда осознавала. Неужели он хотел меня больше, чем Миранду? А я? Что двигало мною на самом деле? Зависть? Да, ответила я сама себе. Возможно.

Сейчас
2 января 2019 г

Хитер

Даг был прав. Это совсем не в его пользу. Получается, он мог последним видеть ее живой. Но сейчас я верила в его невиновность. Верила, что не он это совершил.

Забавно. Еще пару дней назад я ничего о нем не знала. Не понимала, можно ли ему доверять. Когда прочитала о нем всю эту жуть из газет, то почти вынесла ему приговор. Но после того, как он рассказал мне обо всем, не пытаясь оправдаться, выгородить себя, все изменилось. Он раскрылся передо мной, теперь я знала его тайну, опасную и очень сокровенную, но я больше не боялась его. А несколько минут назад я окончательно утвердилась в убеждении, что Даг непричастен, – после подслушанного разговора в коридоре. Как минимум двое гостей были вовсе не так уж невинны. Жаль, я не перевесила эту чертову картинку, могла бы услышать больше.

Когда я вошла в гостиную, все дружно обернулись.

– Полиция уже здесь? – спросила женщина по имени Самира, качавшая на коленях ребенка.

Может, женский голос в коридоре принадлежал ей? Уверена я не была. Но это она сообщила нам об исчезновении. И это вовсе ничего не означает.

– Нет, но они надеются, что после обеда снегопад утихнет.

Она мрачно кивнула.

Они все наблюдали за мной. Лучше бы, конечно, было наоборот – чтобы я наблюдала за ними, ловила все странности, все необычное, что могло быть вызвано чувством вины.

Я прошла к кухонной стойке, включила чайник. Обнаружила, что закончились чайные пакетики. Упаковка с полусотней пакетиков была пуста. Но на складе чая вдоволь. Я влезла в пуховик, висевший у дверей, натянула красную шапку и вышла в белоснежный мир. Каждый шаг отдавался громким скрипом.

Я открыла кодовый замок, всем телом навалилась на тяжелую дверь. Внутри пахло пылью, древесной стружкой и скипидаром. По одну сторону в сарае хранились все наши запасы: канистры с водой на случай, если отключится электричество (такое не раз бывало), сахар, коробки с капсулами «Неспрессо» и чаем, консервы, туалетная бумага, ящики с пивом. Все предметы первой необходимости.

На стене висел старенький монитор, на который подавалось изображение с камеры видеонаблюдения на воротах. Можно было бы передавать изображение на компьютер в кабинете, но босс до странности скуп на всякую модернизацию. Дорога, засыпанная снегом, едва угадывалась на экране. Сплошное белое пятно.

По другую сторону хранилось охотничье снаряжение: камуфляжные куртки и штаны, туристские ботинки, бинокли. На стене рядком висели охотничьи ружья. Военная аккуратность Дага. Только…

Я моргнула. Пересчитала.

…Только, похоже, одного ружья не хватало. Один из крючков был пуст. Ружей должно быть десять. А здесь лишь девять.

Я включила рацию, она всегда у меня в кармане куртки. Палец замер на кнопке. Я собиралась вызвать Дага, спросить, почему нет одного ружья. Может, он его взял? В голове уже билась мысль, с которой я было рассталась. Можно ли ему доверять? Нужно ли ставить его в известность, что я заметила пропажу? Ведь, возможно, он сам и взял ружье.

Тот, кто забрал ружье, должен был иметь доступ в сарай, а это автоматически исключало всех гостей. Кроме меня, только два человека знают код к замку. И один из них покинул поместье 31 декабря, сразу после обеда.

И что мне со всем этим делать? Следом возникла другая мысль, не слишком обнадеживающая, но все-таки… Дагу ведь и не нужно ружье отсюда, у него есть свое. А может, их всегда было девять? Я потерла глаза, в которые будто песка сыпанули. Как же я устала.

Отыскав коробку с чаем, взяла большую упаковку. Дагу я ничего не скажу. Но буду держать это в голове. На всякий случай. Проходя мимо старого монитора, я снова посмотрела на экран с неподвижной белой картинкой. Наши записи, должно быть, самые скучные в Великобритании. С таким же успехом их можно принять за один кадр, если бы не снежные хлопья, вяло планирующие мимо объектива, и секунды, меняющиеся в правом верхнем углу. Абсолютно та же сцена, как и на тех кадрах, что я просматривала, когда искала пропавшего гостя, – отсчет времени и снег, снег, снег. Помню, как прокручивала кадры: ничего, ничего, ничего, от этого ничего голова начинала кружиться. И тут… сердце забилось быстрее. Ничего. Но ведь должно же… Что? Разве не должна была я увидеть красный грузовик Иэна, когда он уезжал в канун Нового года? Он же уехал 31 декабря, все эти дня я так и думала. И полиции сообщила.

А что, если он не уехал… Значит, он здесь. Где-то в поместье. Единственное объяснение.

Затрещала рация. Даг.

– Ты где?

Я вспомнила тот огонек, 31 декабря карабкавшийся по склону Мунро к Старому Дому.

Это же укрытие. Мы с Дагом не стали его проверять, поскольку доступа туда у гостей нет. С внезапной четкостью я осознала, что мне следует сделать. Иэн предупреждал меня никогда туда не ходить, потому что это опасно. А еще он сказал, чтобы я не разрешала гостям бродить по лесу ночью.

– Хитер, ты там? – Голос Дага эхом отдавался под крышей сарая. И был полон тревоги. – У тебя все в порядке?

– Да. Скоро вернусь.

Выключив рацию, я сунула ее в карман.

* * *

Безусловно, затея была глупой. Разумнее было бы оставаться в тепле и безопасности Охотничьего Дома. Но меня уже тошнило от бездействия. И я имею в виду не только последние несколько дней. Я так давно ничего не делала, только пряталась от прошлого, от себя. И вот появился шанс что-то сделать, доказать себе, что я жива.

Я вышла из сарая экипированная. Высокие походные ботинки, бинокль, инструмент «все в одном». В кармане мобильный, который полезен лишь как фонарик, если, конечно, на склоне вдруг не поймаю сигнал. Камуфляжную куртку надевать не стала – на фоне белого ландшафта от нее пользы никакой. А ружье за спину закинула. Стрелять я тренировалась всего раз и не могу сказать, что это было легко. Но все лучше, чем ничего. Послужит средством устрашения, если не оружием.

По дороге я вспоминала, что мне известно об Иэне. Совсем немного. Да что там «немного», я даже фамилии его не знаю. Пару раз он упоминал о своей «миссис», но я в глаза ее не видела. Попыталась нарисовать его мысленный образ, не смогла вспомнить, носит ли он обручальное кольцо, – но тут же выяснилось, что я и лица-то толком не помню. Он всегда был как часть пейзажа. Занимался своими делами, с вопросами не лез, почти не разговаривал.

Снег на склоне Мунро был еще глубже. Я несколько раз упала – по обледеневшей под снегом земле скользили даже горные башмаки. Я делала ровно то, что мы советуем ни в коем случае не делать гостям. Не гулять без соответствующего снаряжения. Но у меня-то, в отличие от них, в кармане имелась рация – на крайний случай.

Вскоре я уже тяжело дышала. Давно я не карабкалась по таким крутым горкам.

Руины и здание конюшни выглядели особенно темными на фоне снега. Я ненавидела это место. Этот запах гари, запах смерти. Запах того, от чего я сбежала. Что ж, больше я не бегу.

* * *

– Хитер? Хитер, ты где? Почти час прошел!

Даг. Легкая нотка паники в голосе – такого я не слышала, даже когда он рассказывал о своем прошлом.

– Я… гуляю, – ответила я.

– Что? Что ты делаешь? – Голос изумленный и сердитый.

– Просто решила кое-что проверить, вот и все, у меня возникла одна идея.

– Бога ради, Хитер, ты с ума сошла? Скажи, где ты сейчас. Я приду.

– Нет. Следи за гостями.

Прежде чем он успел ответить, я отключила рацию.

Дверь конюшни заперта, как и положено, на панели замка мигает огонек. Так неуместно на фоне древних камней. Когда Иэн показывал мне поместье, то сказал, что сооружение неустойчиво, может обрушиться в любой момент. И тогда нас ждет судебное разбирательство. «Босс хочет быть уверен, что тут безопасно, – сказал он. – Никогда не пытайтесь войти сюда. Мы не хотим, чтобы на кого-нибудь из гостей рухнула крыша».

Я была только рада держаться от этого места подальше. Ни разу не приближалась к Старому Дому до вчерашнего дня. В поисках пропавшего гостя мы поднимались сюда, я подергала дверь, проверяя, заперто ли, и поспешила назад.

И только сейчас я спросила себя, а почему мне никогда не сообщали код от замка конюшни.

Все это время у меня под носом лежала тайна, я ничего не замечала, погруженная в свои переживания, смакуя отголоски своего горя. Будь я внимательней, может, никто бы не погиб? Я отогнала эту мысль. Какой в ней толк сейчас.

Взломать такую дверь невозможно – старинная, тяжелая, из цельного дуба. Я толкнула створку. Ничего. Потыкала пальцем в кнопки замка. А если пихнуть дверь посильнее, то здание может и обрушиться мне на голову. Я обошла его, проваливаясь в снег. Все окна надежно заколочены.

Но, присмотревшись, я увидела, что одна из досок прикреплена неплотно. Если встать на камень, наверное, сумею дотянуться. Я вскарабкалась на камень у стены, достала из кармана инструмент, открыла плоскогубцы и зацепила край доски. Камень подо мной угрожающе пошатнулся, ружье на спине тянуло назад. Я сняла его. Наверняка оно на предохранителе, но в голове уже нарисовалась картинка, как я валюсь назад, раздается выстрел…

Я старательно дергала доску, пока она не начала поддаваться. Раздался скрежет, и доска полетела вниз; обнажился просвет шириной в мою ладонь. Теперь было нетрудно вынуть соседние доски. Я заглянула внутрь, вцепившись в нижнюю доску обеими руками, опасно балансируя на неустойчивом камне. Из помещения отчетливо пахнуло затхлостью и гарью столетней давности. Возможно ли такое или это просто мое воображение? Разглядеть я могла очень мало, но увидела, что внутри вовсе не пусто. В центре темнела какая-то куча. Я медленно подтянулась на руках, легла животом на край, свесилась внутрь проема. Достала телефон и включила фонарик. На миг возникло чувство, что за мной наблюдают. Я глянула назад, но увидела лишь собственные следы на нетронутом снегу. Наверное, все из-за здешней тишины. Старые дома всегда так действуют. Они сами словно живые существа.

Я направила луч на кучу посреди помещения. Что-то непонятное. Какие-то свертки из прозрачной пленки, под ней что-то белеет. Сахар? И тут до меня дошло. Вовсе не сахар, а нечто куда более ценное.

И вдруг, словно в кошмаре, за спиной раздался голос – почти вежливый, спокойный:

– Что вы тут делаете?

Я в ужасе дернулась, уцепилась за неоструганную доску, почувствовала, как занозы вонзаются в ладони. Ноги болтались в воздухе, пытаясь нащупать камень. Ружье, где мое ружье… Додумать я не успела – сильная боль в затылке, и свет померк, словно кто-то задул его.

* * *

Придя в себя, я не сразу смогла сфокусировать взгляд. Перед глазами расплывалась смутная фигура. Странно огромная, почти нелепая. Я моргнула, и человек обрел очертания. Он был в огромном пуховике, заиндевевшие волосы, посиневшая кожа. Словно спал прямо на улице. Надо мной нависал Иэн.

– Не понимаю, – тупо сказала я. – Вы же дома. Где вы… – И замолчала, увидев ружье. Он держал его легко, непринужденно. В долю секунды вскинет, прицелится… Значит, вот оно, недостающее. Я правильно пересчитала ружья в сарае.

– Я же говорил вам сюда не ходить. Говорил держаться подальше.

– Потому что тут опасно…

– Вот именно. Как видите, тут опасно.

– Вы говорили, что это из-за здания, что оно может обрушиться. А не потому что…

А не потому что здесь нечто, чего я не должна видеть.

– Да. Вы оказались не так глупы, как я надеялся. Или, наоборот, гораздо глупее. Пытаюсь понять, что из двух. Скорее всего, второе.

Почему – ну почему! – я просто не дождалась полиции, чтобы рассказать им о своих подозрениях? Я действительно дура. Более того, я даже не сказала Дагу, куда иду. Потому что знала, что он остановит меня. Я просто полная идиотка. Все вдруг стало выглядеть так, будто я напрашивалась на верную смерть. А может… может, не просто выглядело, а так и было? Я вспомнила, как размышляла, что лучше – наглотаться таблеток или спрыгнуть с моста. Долгое время я думала, что смерть – это не так уж и плохо. Но сейчас – должно быть, сработал глубинный животный инстинкт – я вдруг поняла, что хочу жить.

– Послушайте, – я постаралась говорить спокойно и рассудительно, – давайте представим, что я никогда этого не видела. Я просто уйду, и все останется так, как будто ничего не произошло.