Текст книги "Свет за окном"

Глава 12

Месяц минул с тех пор, как Констанс вошла под кров графа де ла Мартиньереса. Ей пошили дорогую одежду на все случаи жизни, купили обувь из кожи – подобного качества она не носила со времен начала войны, шелковые чулки. Конни лишь головой качала на горькую иронию ситуации. Она живет как принцесса в доме, где полный достаток, где много слуг. И все-таки внешняя роскошь, в обстановке которой ей приходилось существовать, ничуть не приглушала сознания того, что она здесь не более чем пленница. Лежа по ночам в удобной кровати, она мало того что тосковала по Лоуренсу так, что заходилось сердце, но еще и терзалась мыслями о своих соратниках, тех, кто готовился с ней к диверсионной работе и теперь выполнял задания, подвергался опасностям и терпел лишения, о масштабе которых можно было только догадываться. Ее мучило чувство вины. В золоченой клетке, отрезанная от внешнего мира, Конни боялась сойти с ума.

Спасением ей была Софи, и скоро Конни от души ее полюбила. С проницательностью, обостренной недугом, по одному слову та сразу могла сказать, что Конни в печали. Софи, ровеснице Конни (обеим было по двадцать пять), хотелось побольше узнать о том, как устроена жизнь в Англии. Сама она, по понятным причинам, никогда не покидала Франции. И Конни, сидя в пятнистой тени каштанов на послеполуденной июльской жаре, описывала блеклые, но величественные пространства поросших вереском пустошей, посреди которых стоял Блэкмур-Холл, родовой дом ее мужа. Такие разговоры утешали и в равной мере причиняли боль, но зато помогали поддерживать в памяти живой образ мужа.

Как-то, когда они, любуясь закатом, сидели на террасе, Конни поделилась с Софи тем, как тоскует по Лоуренсу. Софи, само понимание, расспросила Конни о нем подробнее и выразила уверенность, что все кончится хорошо. Однако вечером Конни вдруг впала в панику. Она слишком раскрылась; в конце концов, кто знает, вдруг де ла Мартиньересы держат ее на случай, если понадобится откупиться от нацистов? Ах, но ведь должна же она хоть кому-то верить…

Два дня спустя в дом незвано явился полковник Фальк фон Вендорф. Конни сидела с Софи в библиотеке. Вошла Сара и сообщила:

– К вам гость, мадам Констанс.

Конни, разведя руками, с бьющимся сердцем пошла в гостиную, где уже ждал Фальк.

– Фройляйн Констанс! Неужели? С того раза, как мы в последний раз виделись, вы стали еще прекрасней! – С этими словами он склонился к ее руке.

– Благодарю вас, полковник, я…

– Прошу вас! – перебил ее Фальк. – Мы же договорились обращаться друг к другу по имени. А я, знаете ли, шел себе мимо и вдруг подумал, зайду-ка я проведать прелестную кузину Эдуарда, взгляну, к лицу ли ей Париж. И теперь сам вижу – да, очень к лицу!

– Пожалуй, после провинциальной жизни перемена и впрямь к лучшему, – сухо отозвалась Конни.

– И вот что еще я подумал, – он сделал паузу, – как вы посмотрите на то, что я закончу свои сегодняшние дела, а потом зайду за вами и мы поедем в клуб, поужинать и потанцевать?

Конни охватила дрожь.

– Я… – начала она было, но в этот момент, видимо, оповещенный Сарой, в комнату вошел Эдуард.

– Фальк! Какой приятный сюрприз!

Мужчины обменялись рукопожатием.

– Я как раз выражал надежду, что ваша прелестная кузина будет настолько добра, что составит мне сегодня компанию.

– Увы, мы приглашены на ужин нашим общим кузеном. Он живет недалеко от Версаля. – Эдуард с ласковой улыбкой взглянул на Конни. – Дорогая моя, ты слишком долго не приезжала в Париж. На тебя такой спрос! Все хотят тебя видеть. Но, может быть, в другой раз ты сможешь принять любезное предложение нашего друга Фалька?

– Почту за честь, герр Фальк, – выдавила Конни улыбку.

– Помилуйте, фройляйн, это вы окажете мне честь! Что ж, Эдуард, в другой так в другой! – Фальк прищелкнул каблуками (на взгляд Конни, это выглядело дурной пародией на старые выпуски кинохроники), вскинул руку: – Heil Hitler! – и направился к выходу.

– В субботу мы в опере. Не присоединитесь? – спросил Эдуард, провожая гостя к дверям.

– У вас ложа? – Фальк покосился на Конни.

– Да. Так как?

– С удовольствием приму ваше приглашение. До встречи, фройляйн Констанс.

Когда дверь за ним наконец закрылась, Конни без сил рухнула в кресло.

– Как это ни печально, Констанс, – прокомментировал Эдуард, – наши опасения подтвердились: полковник явно неравнодушен к моей прекрасной кузине. – Он взял ее руки в свои. – Я пригласил его в оперу, потому что там по крайней мере смогу быть рядом.

– О Эдуард, – Конни беспомощно потрясла головой.

– Знаю, моя дорогая, – он похлопал ее по руке. – Положение весьма неприятное. Жаль, что мы сразу не выдумали тебе жениха, который ждет не дождется на юге. А теперь уже поздно.

Площадь перед Оперой гудела от голосов нарядной толпы, состоявшей из высокопоставленных немцев, представителей правительства Виши и состоятельных парижан. Французская полиция кольцом держала строй у парадного входа. Стояла удушающая июльская жара. Конни, затянутая в тесный лиф изумрудно-зеленого вечернего платья, чувствовала себя как цыпленок в духовке. Настроения не прибавляло и то, что над зданием Гранд-опера поникли от жары не французские триколоры, а флаги со свастикой. Она прикрыла глаза, чтобы не видеть их. И хотя суть происходящего сводилась к тому, что жизнь продолжается, нормальная повседневная жизнь – конечно же, это была не прежняя привычная жизнь, а жалкая подделка.

Эдуард без устали здоровался, а Конни, держа Софи под руку, вела ее по величественной лестнице.

– Я многого жду от этого вечера, – с улыбкой проговорила Софи, обратив свое прекрасное лицо к Конни, когда та усаживала ее в удобное, обитое бархатом кресло. – Если не считать того, что лучше бы это был не Вагнер. – Она сморщила носик. – Что тут скажешь, кто правит, тот и заказывает музыку. Что до меня, я предпочла бы Пуччини.

Тут в ложу вошел Фальк, как обычно, поцеловал Конни руку и раздел ее взглядом.

– Фройляйн Констанс! Какое изысканное на вас платье! Да, элегантнее француженок на свете дам нет! Как бы я хотел, чтобы мои соотечественницы переняли французский шик.

Он взял с предложенного ему подноса бокал шампанского, и дверь снова открылась, впустив Эдуарда, а следом – точное подобие Фалька. Конни замерла в изумлении, глядя на двойника так, что Фальк довольно расхохотался.

– Что, фройляйн, думаете, двоится в глазах? Уверяю вас, это не потому, что вы выпили слишком много шампанского. Позвольте представить вам моего брата, полковника Фредерика фон Вендорфа. Мы близнецы.

– Мадемуазель, счастлив с вами познакомиться, – Фредерик, сделав шаг к Конни, вежливо пожал ей руку. Теперь, когда он стоял рядом с братом, было видно, что хотя они одного роста и телосложения, взгляд и улыбка Фредерика отличаются теплотой, совершенно несвойственной Фальку.

– А это, – вступил Эдуард, – моя сестра Софи.

Фредерик повернулся к Софи, увидел ее и открыл было рот, чтобы заговорить, но не смог вымолвить ни слова. Он застыл как завороженный. Долгую паузу прервала сама Софи. Протянув ему руку, она сказала:

– Полковник фон Вендорф, я очень рада.

И, на глазах у Конни, их пальцы впервые соприкоснулись. Фредерик, по-прежнему молча, бережно и непозволительно долго держал в руке крошечную ручку Софи, прежде чем вымолвил: «И я рад, мадемуазель». С неохотой он выпустил ее руку, а Софи расцвела так, как будто только что случилось что-то чудесное. К счастью, внимание Эдуарда в этот момент отвлеклось на новых гостей, а Фальк просто не отрывал глаз от Конни.

– Итак, кто же из вас старший? – спросила она, чтобы разрядить напряжение.

– Увы, не я, – отвечал Фальк, – поскольку явился на свет часом позже. И с большим трудом, кстати, поскольку мой старший братец, похоже, отнял у матери все силы! – И Фальк бросил на того взгляд, не оставлявший сомнения в том, что особой любви между братьями нет. – Что, скажешь, не так, Фредерик?

– Прости, брат, не слышал, что ты сказал. – Фредерик, с трудом оторвав взгляд от Софи, повернулся к Фальку.

– Да ничего важного. Только то, что из нас двоих ты явился на свет первым. И с тех пор во многом другом успел меня опередить. – И Фальк засмеялся так, словно это была колкая шутка, но веселья в его глазах не было.

– Ты никогда мне этого не простишь, верно? – беззлобно улыбнулся Фредерик, хлопнув брата по плечу.

– Как давно вы в Париже, Фредерик? – поинтересовалась Софи. – Удивительно, что мы не встретились раньше!

– Мой братец охотится только за крупной дичью, – вмешался Фальк. – Он советник самого фюрера и скорее интеллектуал, чем солдат. Наш Фредерик витает в сферах гораздо более высоких, чем мы, простые смертные, служащие в гестапо.

– Меня прислали в Париж эмиссаром, это так, – ответил Фредерик. – Фюрер обеспокоен тем, что Сопротивление все более успешно организует акции саботажа.

– Иначе говоря, он здесь потому, что наверху считают: мы в гестапо со своими обязанностями не справляемся.

– Конечно, это не так, Фальк, – перебил его брат. – Просто противник умен, хорошо организован и слишком часто обходит нас по кривой.

– Да, но разве мы только что не провели самую успешную из облав? Сеть «Натуралист» развалена и опасности больше не представляет.

– С чем я тебя и поздравляю, – кивнул Фредерик. – Подчеркну: я здесь для того, чтобы получить развернутое представление о ситуации и подумать над тем, как улучшить работу.

Конни прислушивалась к этому разговору, стараясь оставаться невозмутимой. Но вскоре свет в зале приглушили, и все расселись по местам. Фредерик торопливо занял кресло рядом с Софи. Конни оказалась между двумя братьями.

– Вы любите Вагнера, фройляйн Констанс? – спросил Фальк, допивая шампанское и возвращая бокал на поднос.

– Я не так хорошо знакома с творчеством этого композитора, чтобы судить. Надеюсь, сегодня я узнаю его лучше, – дипломатично ответила Конни.

– А я надеюсь, что вы, фройляйн Софи и Эдуард поужинаете с нами после спектакля, – подхватил Фальк. – Я чувствую своим долгом показать брату лучшее, что есть в Париже.

От необходимости отвечать на это Конни была избавлена, поскольку зазвучала бравурная увертюра к «Валькирии». Вагнера Конни недолюбливала, находя слишком тяжеловесными и музыку, и сюжеты, и потому большую часть спектакля провела, незаметно разглядывая публику. Ей было очень не по себе от того, что в публичном месте она находится в компании немцев, но что тут было поделать? Если, как настаивал Эдуард, они действуют в интересах высокого дела, значит, надо проглотить свое отвращение и безропотно вынести то, что рука Фалька касалась ее покрытого шелком колена.

Глянув исподтишка, Конни отметила на лице Фредерика выражение самозабвенного блаженства. Надо же, как на него действует Вагнер, подумала она и только потом осознала, что взгляд его направлен отнюдь не вниз, на сцену, а на Софи.

После представления, которое показалось утомительно долгим, Эдуард принял приглашение братьев поужинать вместе в клубе. Усаживая девушек на заднее сиденье машины, он почувствовал, как сзади что-то ударилось об его шею.

– Traоtre! Предатель! – выкрикнул голос из глубины толпы, и машину принялись обстреливать тухлыми яйцами. Шофер торопливо захлопнул дверь. Машина выехала на проезжую часть, а сзади раздались выстрелы. Эдуард со вздохом достал носовой платок и попытался стереть вонючее содержимое яйца со своего черного смокинга.

Софи с застылым от страха лицом приникла к его плечу.

– Свиньи! – рявкнул Фальк с переднего сиденья. – Будьте спокойны, мы поймаем этих негодяев, и я завтра лично их допрошу!

– Право, Фальк, не стоит поднимать шум, – поторопился возразить Эдуард. – Подумаешь, несколько яиц, не пули же. Просто оскорбленный патриот, которому еще не открылся свет истины.

– Так пусть скорее откроется, всем будет лучше, – парировал Фальк.

Когда они прибыли в клуб, Эдуард, извинившись, отправился в туалетную комнату отмываться, а Фредерик бережно повел Софи вверх по ступенькам.

– У вас рука дрожит, – тихо сказал он ей.

– Понимаете, я не выношу насилия, – Софи вздрогнула.

– Многие из нас вполне разделяют ваше отвращение, – ответил он, ведя ее под руку и лавируя в толпе, чтобы подойти к столику. А усаживая, деликатно, кончиками пальцев коснулся ее плеч и проговорил на ухо: – Не тревожьтесь, мадемуазель Софи, со мной вы будете всегда в безопасности.

Конни танцевала с Фальком, и тот водил руками по ее спине. Всякий раз когда его пальцы касались ее голой кожи, Конни сжималась от отвращения. Эти пальцы, как она знала от Эдуарда, с легкостью ложились на холодный металл спускового крючка, чтобы прямой наводкой выстрелить в человека. Зловонное, пропитанное алкоголем дыхание Фалька обжигало ей щеку, и к тому же он то и дело норовил перехватить ее губы.

– Констанс, вы не можете не осознавать, как сжигает меня желание! Прошу вас, скажите, что будете моей! – бубнил он. Конни, с застывшей улыбкой, цепенела от неприязни, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не выказать этого. Этот человек был отвратителен ей – и, в общем, то, что он немец, особого значения не имело. Будь он какой угодно национальности, он все равно был бы ей противен… Оглядевшись, она увидела, что с немцами танцует довольно много француженок, хотя одеты они, конечно, были не так элегантно, как она. Судя по виду, кое-кто из них – обычные проститутки. Но, если не говорить об одежде, чем, собственно, она от них отличается?..

В другом углу зала танцевали Софи и Фредерик. Впрочем, назвать это танцем можно было только с натяжкой. Они едва двигались. Держа ее руки в своих, Фредерик что-то сказал, на что Софи, улыбнувшись, сделала шаг навстречу. Он нежно обнял ее, и ее голова легла ему на плечо – словно там ей было самое место. Оба они вели себя так, будто их связывает давняя тесная близость, и невольно возникало сомнение, в самом ли деле они лишь несколько часов как знакомы.

– Давайте как-нибудь на будущей неделе сбежим из-под надзора вашего бдительного кузена, – бормотал между тем Фальк, глянув в сторону Эдуарда, который, сидя за столом, не спускал с них внимательных глаз. – Мы сможем побыть наедине…

– Посмотрим, – улыбнулась Конни, гадая, сколько ей еще удастся водить за нос этого человека, который привык получать то, что ему захочется. – Простите, мне нужно попудриться, – на последних тактах музыки сказала она. Фальк, недовольный, по-военному резко кивнул и вывел ее с танцпола.

Вернувшись к столу, она застала Фалька и Эдуарда за разговором.

– Предпочитает мой друг Ренуара, но на худой конец сойдет и Моне…

– Хорошо, Фальк, договорились, я, как всегда, наведу справки. О, Констанс! Ты выглядишь утомленной, – сочувственно сказал Эдуард, вскочив, чтобы отодвинуть ей стул.

– Так и есть, – виновато улыбнулась она.

– Мы уйдем сразу, как только удастся выманить оттуда Софи с Фредериком, – решил Эдуард.

– Да, – ухмыльнулся Фальк. – Кажется, мужчины в моей семье неравнодушны к женщинам в вашей.

Гестаповский лимузин доставил их к дому на рю де Варенн. Конни всю дорогу помалкивала, Софи тоже. Попытки Эдуарда поддержать разговор успехом не пользовались. Когда Сара открыла им дверь, Конни, бросив брату и сестре «Спокойной ночи!», устремилась к лестнице.

– Констанс! – окликнул ее Эдуард. – Сделай одолжение, составь мне компанию в библиотеке. Выпьем с тобой по рюмочке коньяку.

Это было не предложение – приказ. Конни, вздохнув, поплелась за ним в библиотеку.

– Я пить не буду, – с порога отказалась она, видя, что Эдуард взял в руки бутылку.

– Что случилось, дорогая моя? У тебя на лице написано, что ты расстроена. В чем дело? В тухлых яйцах? Или в приставаниях Фалька?

Конни рухнула в кресло и прижала пальцы к вискам. Полились слезы, она просто не смогла их удержать.

– Понимаешь… – она потрясла головой, – я просто не в силах это выносить. Я предаю все, чему меня учили, все, во что верю… Я чувствую себя лгуньей!

– Ну же, Констанс, возьми себя в руки. Я очень хорошо понимаю, поверь мне, что ты сейчас чувствуешь. Конечно, на первый взгляд, мы отлично устроились. Опера, рестораны, танцы… Но мы-то трое – ты по обстоятельствам, я по убеждениям, а Софи по родственным связям – знаем, каких душевных мук это стоит.

– Прости меня, Эдуард, но тебе хотя бы известно, ради чего эти муки! – воскликнула она. – Тогда как у меня нет никаких доказательств, что ты прав! Я, английский агент, прибыла сюда для того, чтобы работать на благо наших стран, а не ужинать, танцевать и любезничать с нацистскими офицерами! Сегодня, когда та женщина выкрикнула это слово, «предатель», мне стало так стыдно, как никогда еще не бывало! – Конни смахнула слезы со щек. – А она… она, может быть, из-за нас умрет…

– Может, умрет, а может, и нет. Но не исключено, – сказал Эдуард, не сводя с Конни взгляда своих светло-карих глаз, – что благодаря сегодняшнему вечеру я смогу спасти несколько человек. Эти люди, их, пожалуй, с десяток, собираются в одном доме неподалеку отсюда, – и теперь мне стало известно, что нацисты намечают там облаву, и я смогу этих людей предупредить. Таким образом, они не только сами избегнут ареста, но помогут другим смельчакам, которые связаны с ними подпольем, – а таких сотни.

– Каким образом? – недоверчиво спросила Конни.

– Имена людей, причастных к этому подразделению группы «Натуралист», под пыткой назвал человек, которого схватили в ходе последних арестов. Пока ты ходила пудрить свой нос, Фальк мне об этом сболтнул. Я хорошо его знаю – он становится очень разговорчивым, когда выпьет, и не может сдержать торжества. И так заносчив, что выдает себя снова и снова. Хочет показать, как отлично справляется со своей работой. Хотя, правду сказать, – вздохнул он, – Фальк и в самом деле хороший – слишком хороший – профессионал.

Глядя ему в глаза, Конни ответила не сразу. Ей так хотелось ему верить!

– Прошу тебя, Эдуард, умоляю тебя, скажи, на кого ты работаешь, – и тогда я хотя бы смогу спать по ночам, зная, что не предавала своей страны!

– Нет, – покачал он головой. – Сказать этого я не вправе. Ты просто должна мне верить. А кроме того, не исключено, что скоро ты получишь подтверждение моей правоты совсем из другого источника – и, возможно, скорее, чем думаешь. Ведь нашего друга Фалька мы наблюдали сегодня отнюдь не в последний раз. Если в дальнейшем он станет хвастаться новыми арестами, то тогда да, я, как ты подозреваешь, предатель. Но если явка, о которой я тебе говорил, когда туда нагрянет гестапо, окажется пуста, то не сделать ли вывод, что я сказал правду? Констанс, – Эдуард снова вздохнул, – я согласен, тебе сейчас очень трудно. Ты эту дорогу не выбирала. Но могу уверить тебя, как уверял уже раньше: мы с тобой боремся в одном стане.

– Если бы ты только открыл, на кого работаешь!

– И поставил под удар твою жизнь и жизнь многих других людей? – покачал головой Эдуард. – Нет, Констанс, всех подробностей не знает даже Софи, и так тому и быть. Ведь теперь, похоже, ставки поднялись еще выше. Фредерик, брат Фалька, входит в элитное подразделение офицеров СС при СД, разведывательной единице гестапо. Подчиняется он фигурам на самом верху. Если и он зачастит к нам в дом, следует вести себя еще более осторожно.

– Как видно, Софи необыкновенно ему понравилась, и, что еще хуже, он понравился ей.

– Я говорил, что братья – из прусских аристократов? Оба воспитанны и образованны, но поневоле отметишь, до какой степени они разные. Фредерик – интеллектуал, мыслитель… – Эдуард сделал паузу и поймал ее взгляд. – Не будь он нашим врагом, он бы и мне понравился.

Они помолчали, думая каждый о своем.

– Что касается Софи, – прервал молчание Эдуард, – она неопытна и крайне наивна. Мы всегда всеми силами защищали ее от мира, сначала родители, теперь я. Совсем не разбирается ни в любви, ни в мужчинах. Остается надеяться, что Фредерик в самом ближайшем будущем вернется в Германию. Я, конечно, тоже заметил, что между ними вспыхнула искра…

– А что прикажешь мне делать с Фальком? – спросила наконец Конни. – Эдуард, я замужняя женщина!

Покачивая в ладонях пузатую коньячную рюмку, Эдуард какое-то время удерживал ее взгляд.

– Мы ведь уже договорились, не так ли, что притворство бывает необходимо. Задай себе следующий вопрос, Констанс. Представь, что я возглавляю группу, в которую тебя направили, и приказываю тебе поддерживать и развивать отношения с Фальком в надежде на то, что он ненароком сболтнет что-то важное, что пойдет на пользу нашему делу, – в этом случае ты могла бы сказать мне «нет»?

Конни отвела взгляд. Она очень хорошо понимала, что он имеет в виду.

– В этих обстоятельствах, конечно же, я бы не отказалась.

– Ну так вымети из сердца все личное, отстранись от происходящего, как актриса, и всякий раз, оказавшись перед Фальком, помни, что на кону дело куда важнее, чем твое отвращение к нему. Я, например, делаю это сутками напролет.

– А разве тебя не трогает, что твои соотечественники считают тебя предателем?

– Еще как трогает, Констанс. Но разве суть в этом? Не в пример больше волнует меня, что мои соотечественники томятся в тюрьмах, что их пытают и унижают, что их в конце концов убивают. По сравнению с этим моя участь – и моя репутация – сущий пустяк. А теперь, – Эдуард встал, – я должен тебя покинуть. У меня дела.

И, коротко улыбнувшись, вышел из комнаты.