Текст книги "Выбор. О свободе и внутренней силе человека. Эдит Эгер. Саммари"

Smart Reading
Выбор. О свободе и внутренней силе человека. Эдит Эгер. Саммари

Оригинальное название:

The Choice: Embrace the Possible

Автор:

Edith Eger

www.smartreading.ru

От прошлого не скрыться

Эдит Эгер, будучи еврейкой из города Кошице, в 1944 году попала в Аушвиц[1]1
  Аушвиц – крупнейший и наиболее долго просуществовавший комплекс немецких концентрационных лагерей и лагерей смерти, один из главных символов холокоста. В России более известен как Освенцим, так как находился около одноименного польского города. Название нацистской администрации «Аушвиц» используется, чтобы провести разграничение между концлагерем и древним польским городом. Освобожден 27 января 1945 года советскими войсками.


[Закрыть], где лишилась обоих родителей. Несмотря на тяжкие испытания, выпавшие на ее долю, она выжила, вышла замуж и эмигрировала в Америку. Но даже спустя десятилетия после реального заключения бывшая узница продолжала оставаться несвободной, потому что пряталась от своей боли и блокировала чувства. «Никогда не спрашивай тетю о прошлом. Мы об этом не говорим», – шептала родственница Эдит своему ребенку в ответ на его расспросы.

Долгое время Эдит Эгер владела своей тайной, а ее тайна владела ею. Все это вылилось в непроизвольные повторные переживания прошлого опыта. Эдит падала на пол и закрывала голову руками, когда слышала громкий голос в приказном тоне или сирену проезжающей мимо машины скорой помощи. Ее глаза застилал туман при виде колючей проволоки вокруг стройки или полицейского в форме.

Изучив психологию в институте, Эдит поняла, что с ней происходит и что с этим делать. В книге «Выбор. О свободе и внутренней силе человека» она знакомит читателей со своей «историей болезни» и историей исцеления. А также со случаями своих пациентов, которым она помогла выйти на путь освобождения из ментальной тюрьмы (имена и нюансы психолог изменила, но суть отразила точно).

Мемуары Эдит воодушевляют остановить поток душевных терзаний, которые время от времени может испытывать каждый человек. «Загляните в свое свидетельство о рождении – там сказано, что жизнь будет легкой? Нет», – пишет Эгер.

При этом она подчеркивает, что иерархии страдания не существует: значимо каждое горе. Даже если вам «всего лишь» доставили автомобиль не того оттенка, что вы хотели. Ведь за пустяковой на первый взгляд проблемой может стоять отчаяние по поводу несложившейся жизни – одиночества в браке, отчисления ребенка из очередной школы и загубленной карьеры. «Я не хочу, чтобы вы, услышав мою историю, сказали: “Мои страдания не так значительны”. Мне хочется, чтобы вы сказали: “Если она так смогла, значит, смогу и я!”», – пишет Эдит Эгер.

Эдит смогла, и вы сможете. Освободитесь от оков прошлого и излишней концентрации на будущем. Позвольте себе, наконец, жить более полной, настоящей, счастливой жизнью.

Выживание

Эдит Элефант (ее девичья фамилия) родилась в 1928 году в Кошице[2]2
  Кошиц – в 1938–1944 годах город оккупировала Венгрия. Сегодня он принадлежит Словакии.


[Закрыть] – ранее венгерском городе, который за несколько лет до ее рождения стал чехословацким. До появления на свет Эдит у ее родителей уже были две дочери: Магда, которая играла на фортепьяно, и Клара, игравшая на скрипке (последняя уже в пять лет исполняла концерт Мендельсона с оркестром). Мама Эдит до рождения дочерей работала в министерстве иностранных дел, а папа до событий Второй мировой войны – мастером по пошиву одежды: его ателье заслужило две золотые медали.

По словам Эдит, члены ее семьи были дважды меньшинствами: «Мы были этническими венграми в преимущественно чешской стране, а еще мы были евреями». Эдит с пяти лет занималась балетом и научилась садиться на полный шпагат. Но она пишет, что уже в этом возрасте ощущала себя неполноценной и старалась не афишировать, что она еврейка.

В 1939 году семье Эдит пришлось переехать в другой дом – дальше от работы отца – из-за нилашистов[3]3
  Нилашисты – члены венгерской крайне правой национал-социалистической партии «Скрещенные стрелы» (1937–1945).


[Закрыть], занявших этаж под их квартирой и плюющих при встрече в Магду. 26 июня 1941 года одна мощная бомбардировка разрушила район города, в котором жили бабушка и дедушка Эдит (в тот день они выжили в бомбоубежище). Примерно с этого времени семью Эдит обязали носить на одежде желтые звезды.

Однако жизнь продолжалась[4]4
  Читайте саммари книги Николаса Старгардта «Мобилизованная нация. Германия 1939–1945».


[Закрыть]: подростком Эдит помимо балета начала заниматься гимнастикой и записалась в книжный клуб, где познакомилась с Эриком. Тогда для евреев ввели комендантский час, но Эдит с Эриком все равно поздно вечером сбегали в кино без своих желтых звезд.

Позже отца Эдит забрали в трудовой лагерь, где он провел семь или восемь месяцев. А после его возвращения Эдит узнала от своего тренера по гимнастике, что она не прошла отбор в команду подготовки к Олимпийским играм из-за своего происхождения.

Через несколько недель после этой ужасной для Эдит новости, когда ей исполнилось 16 лет, солдаты среди ночи ворвались к ним домой и забрали ее, Магду и родителей (Клара в это время училась в консерватории в Будапеште) с одним чемоданом на четверых на кирпичный завод на окраине города. Там они спали в сарае на полу, укрываясь пальто, и уже через несколько дней, когда закончились взятые из дома остатки еды, начали голодать: их не кормили, а в любого, кто пытался сбежать с территории завода, стреляли без предупреждения. Как оказалось, на кирпичный завод свезли всех евреев города Кошице. Там Эдит нашла Эрика и виделась с ним каждый день, пока ее с сестрой и родителями не этапировали в Аушвиц.

«Я никогда не забуду твои глаза. Я никогда не забуду твои руки», – сказал Эдит на прощание Эрик.

Несколько дней семья Эдит ехала в переполненном грузовом вагоне: все спали стоя, привалившись друг к другу. Однажды во время поездки мама сказала Эдит слова, которые потом не раз поддержат ее в трудную минуту.

«Мы не знаем, что будет дальше. Просто запомни: никто не отнимет то, что у тебя в голове».

На новом месте с надписью над входом ARBEIT MACHT FREI[5]5
  Arbeit macht frei (в переводе с немецкого «Труд делает свободным») – лозунг над входом многих нацистских концлагерей. По одной из версий, фраза использовалась для придания ложной надежды (новоприбывшие пленные думали, что попали в трудовой лагерь, поработав в котором вернутся домой).


[Закрыть] и играющей музыкой нацисты разделили пленных по возрасту и полу. Эдит и Магда попали в очередь девушек и женщин в возрасте от 14 до 40 лет, их родители – в мужскую и женскую очереди со всеми остальными.

Женщина-заключенная, которую обязали руководить другими (надзирательница), сорвала с Эдит коралловые сережки в золотой оправе, порвав ей мочки ушей. Эдит спросила у грабительницы, когда она увидит свою маму. Та, указывая на дым из трубы вдали, ответила: «Твоя мать горит вон там. Можешь начинать говорить о ней в прошедшем времени».

Отца в тот день сестры тоже видели в последний раз.

Эдит и Магду остригли наголо и приказали им принять душ, после чего девушки простояли голыми чуть ли не весь день, ожидая, когда им выдадут униформу. В ожидании неизвестности Магда спросила: «Как я выгляжу?» Тогда Эдит впервые поняла, что у нее есть выбор: обращать внимание на то, что они потеряли, или на то, что все еще имеют.

«Твои глаза, – ответила Эдит, – они такие красивые! Я никогда не обращала на них внимания, пока их прикрывали волосы».

Когда сестры получили серые платья из грубой ткани и места в бараке с многоярусными нарами (по шесть человек на полке), их новый «дом» вместе с оркестром посетил Йозеф Менгеле[6]6
  Йозеф Менгеле (1911–1979) – немецкий врач концлагеря Аушвиц. Лично выбирал, кого из заключенных, прибывающих в лагерь, убить, а кто продолжит жить. За это пленные прозвали его Ангелом Смерти. Известен также тем, что проводил на узниках медицинские опыты и эксперименты. Жертвами Менгеле стали десятки тысяч человек. После войны бежал в Латинскую Америку, опасаясь преследований: попытки найти его и осудить не увенчались успехом.


[Закрыть], ранее проводивший первую «селекцию». Он искал талантливых заключенных для своих развлечений. Девушки, которые знали, что Эдит занималась балетом и гимнастикой в Кошице, толкнули ее вперед. Чтобы не смотреть на палача, Эдит танцевала под музыку Штрауса («На прекрасном голубом Дунае») и Чайковского («Ромео и Джульетта») с закрытыми глазами. Силой воображения Эдит лагерный барак превратился в сцену оперного театра. Завершив танец грациозным шпагатом, Эдит получила в благодарность от Менгеле буханку хлеба. Она разделила ее с Магдой и соседками по койке.

В Аушвице девушки по приказу сортировали вещи новоприбывших на складе, чистили бараки и собирали золотые зубы с приготовленных к сожжению в крематории трупов, а ели один раз в день баланду с черствым хлебом. Но, голодая, Эдит с Магдой фантазировали на тему еды и разговаривали так, будто шли на рынок или готовили праздничные блюда.

«То, что мы творили в своем воображении, каким-то образом подкрепляло наши силы, – пишет Эгер. – Мы можем выбирать, чему нас учит ужас. Стать озлобленными от горя и страха. Враждебными. Оцепеневшими. Или держаться за что-то детское в нас, живое и пытливое, за ту нашу часть, которая невинна».

И офицеры СС, и надзиратели, и даже обычные заключенные твердили Эдит, что ей не выйти живой из лагеря. Но Эдит убеждала саму себя:

«Это временно. Если сегодня выживу, завтра буду свободна».

Каждый раз, заходя в душ, девушки не знали, что из него пойдет: вода или газ. Когда однажды Эдит мылась в общественной душевой, она почувствовала взгляд Ангела Смерти: он смотрел прямо на нее. Менгеле приказал Эдит следовать за ним в его кабинет, а там, расстегивая пуговицы на мундире, – подойти к нему ближе. Эдит спас неожиданный телефонный звонок: пока Менгеле разговаривал по телефону, Эдит убежала.

Одним зимним утром Эдит и Магду распределили в разные очереди (они не знали, куда эти очереди ведут). Переглянувшись с Магдой, Эдит совершила отчаянный поступок – переворот колесом. За те секунды, что она таким образом отвлекала охранника, рискуя получить пулю, Магда перебежала в очередь к Эдит – сестры воссоединились. Их вновь повезли в вагоне для скота, но уже в Германию.

В месте, похожем на детский летний лагерь с двухъярусными кроватями, они работали на ниточной фабрике: колеса прядильных машин резали им руки даже через перчатки. Там Эдит, привыкнув к голодным пайкам в Аушвице, спрятала картофельные очистки в нижнем белье: пока охрана была в другой комнате, она поджарила их в печи и поделилась с товарками по несчастью.

Через несколько недель девушек опять отправили в другое место, на этот раз заставив сидеть на крышах вагонов с боеприпасами. «От ниток к пулям», – сказал кто-то. «Дамы, да нас повысили», – пошутила тогда Магда. Но даже при сидящих на крышах арестантах англичане, по словам Эдит Эгер, сбросили на поезд бомбы. Поезд остановился, Эдит спрыгнула и инстинктивно побежала к роще. Но там она решила вернуться к сестре: Магда сидела около поезда в кювете с мертвой девушкой на коленях. После происшествия выживших снова загнали наверх и повезли дальше.

После того как пленников сняли с поезда, они неделями шли колонной по городам Германии, ненадолго останавливаясь в них для работы на заводах. Они голодали по многу дней подряд.

«Я представляю, как надкусываю картофелину, как будто это яблоко. Я даже не стала бы тратить время на то, чтобы вытереть с нее землю. Я ела бы грязь вместе с крахмалом и кожурой», – вспоминает Эдит Эгер их путь, пролегавший рядом с картофельным полем.

Во время работы на заводе по производству боеприпасов Эдит заболела: ее лихорадило, она бредила. Девушка осталась лежать в сарае, несмотря на страх, что надзиратель обнаружит пропажу, придет и застрелит ее. Сквозь сон она услышала свист, взрывы бомб и крики: «Завод горит!» Начавшаяся суматоха дала пленникам возможность сбежать, но Магда прибежала по горящему мосту через ручей и вывела Эдит из сарая.

В апреле 1945 года стала сдаваться Магда. «Еще немного – и мне конец», – сказала она. Эдит стала просить еды у эсэсовцев для себя и сестры, но они только жевали сами и смеялись над голодающей. Когда эсэсовцы вышли справить нужду и покурить, Эдит выскочила на улицу через черный ход и вырвала пучки моркови с ближайшего огорода. Возвращающуюся Эдит встретил солдат вермахта. Он взвел курок и приставил дуло к ее груди. Но спустя секунду опустил автомат и втолкнул Эдит в дом, где Магда уже спала. Эдит сунула морковку сестре в руку, и Магда стала жевать ее так быстро, что прикусила щеку изнутри. Она благодарила Эдит сквозь слезы.

На следующее утро тот солдат, что сохранил жизнь Эдит, нашел ее и бросил к ногам маленькую буханку ржаного хлеба. «Он – доказательство того, что гитлеровскому рейху не хватило 12 лет ненависти, чтобы изжить все хорошее в человеке», – пишет об этом мужчине Эдит.

Последним местом заключения девушек стал лагерь Гунскирхен. Но, прежде чем дойти до него, они увидели концлагерь у каменоломни Маутхаузен. Там другие узники кололи и поднимали вверх по лестнице из 186 ступеней гранит, и повсюду лежали сваленные в кучи скелетообразные трупы.

На пути к Гунскирхену большинство пленных были уже слишком истощены. «Каждый час по сотне девочек падает в канавы с обеих сторон дороги, они слишком слабы или больны, чтобы продолжать идти, и их убивают на месте», – пишет Эгер. Тогда Эдит оступилась, но руки Магды и других девушек удержали ее от падения. «Ты поделилась с нами хлебом», – сказала одна их них.

«Нет никаких сомнений, что нас сюда прислали умирать», – пишет о Гунскирхене Эдит Эгер. Здесь она перестала ходить. «Я об этом еще не знаю, но у меня сломан позвоночник (я и сейчас понятия не имею, когда и как получила травму)».

В этом аду Эдит видела, как человек ел умершего человека. Она не могла сделать подобное и выбирала, какую из травинок съесть. Однажды Магда приползла к ней с консервной банкой сардин в руках от Красного креста, но им нечем было ее открыть. «Это всего лишь еще один оттенок жестокости», – пишет об этом Эгер.

Побег из тюрьмы

Сестры были уже на волосок от смерти, когда в лагерь приехали на джипах американцы. У девушек уже не осталось сил, чтобы закричать и даже поднять руку, чтобы военные поняли, что они еще живы. Солдаты уже повернулись к выходу, когда консервная банка в руках Магды забликовала на солнце, привлекая внимание военных. Темнокожий солдат заметил Эдит и вложил в ее руку разноцветные горошины M&Ms, а затем вытащил ее и Магду из груды мертвых тел.

Американцы привели освобожденных Эдит и Магду в дом немецкой семьи в Вельсе на время, пока они не окрепнут для дальнейшего перемещения. Тогда Эдит весила всего 32 кг.

Во время проживания сестер в Вельсе другой пьяный американский солдат намеревался изнасиловать Эдит, но в последний момент передумал.

«Он сделал выбор и все-таки не превратился в пустое место», – пишет Эгер.

На следующий день этот солдат просил у Эдит прощения и кормил ее с ложечки своим армейским пайком.

Примерно через месяц Эдит с Магдой вновь овладели своими телами, восстановили способность говорить, писать и даже чуть-чуть танцевать. Сестры поехали поездом из Вельса в родной город Кошице, делая пересадки в Вене и Праге. В пути они познакомились с такими же сиротами войны, как и они, – Лестером и Имре, а также Лаци. По словам Эдит Эгер, из более чем 15 тысяч депортированных из Кошице евреев пережили войну только около 70 человек, в число которых вошли они с сестрой.

В Праге девушки увидели афишу с фотографией их сестры Клары, которая за несколько недель до этого выступала там со скрипкой соло.

Эдит и Магда не знали, занята ли их квартира и как им жить дальше, но они собирались разыскать Клару, начав поиски со своего дома в Кошице. Когда они подошли к нему, Клара вышла из подъезда.

От средней сестры они узнали, что она пряталась в доме своего профессора в Будапеште под видом нееврейки и даже скрывалась некоторое время в женском монастыре. После капитуляции Германии Клара пошла в советское консульство, чтобы узнать о судьбе родных. Сотрудники не владели информацией, но предложили в обмен на бесплатный концерт для русских помочь ей с возвращением в Кошице. Когда Клара вернулась домой, квартира оказалась разграбленной (из нее вынесли мебель и другое имущество), а на полу лежал конский навоз. Пока Эдит с Магдой жили в Вельсе, Клара приводила квартиру в порядок.

В конце июня 1945 года у Эдит начался жар. Врач, который оказался старшим братом ее одноклассницы, диагностировал у Эдит брюшной тиф, пневмонию, плеврит и перелом позвоночника. Проходя лечение, Эдит узнала с помощью своего врача, что ее любимого Эрика не стало в январе, за день до освобождения Аушвица советскими войсками.

Для профилактики врач направил Эдит в туберкулезную клинику в Татрах. Клара проводила Эдит до ближайшей деревни в горах, ей нужно было вернуться на очередное выступление в Кошице (концерты Клары были в то время единственным источником дохода на трех сестер). Она попросила присмотреть за младшей сестрой молодого человека, который тоже собирался в клинику на лечение. Так Эдит познакомилась со своим будущим мужем Белой Эгером.

В клинике выяснилось, что у Эдит не было туберкулеза, но ее оставили для предотвращения увеличения количества жидкости в легких. Она общалась с Белой в клинике, а после выписки – по переписке. Беле было тогда 27 лет, он родился и вырос в словацком городе Прешове. Его отец погиб еще до войны (по официальной версии – под лавиной в Праге), а мать – в Аушвице. Бела сумел спрятаться в горах и стал партизаном в русском отряде, боровшемся с нацистами. Там он и заболел туберкулезом. При этом Бела сумел сохранить наследство богатого дедушки, расписавшись до войны с нееврейкой (брак был фикцией).

В 1946 году Эдит вышла замуж за Белу. Во время медового месяца в Братиславе новобрачные проснулись ночью в отеле от барабанного стука в дверь: тогда полиция часто устраивала проверки мирных граждан и могла замести в тюрьму под любым предлогом. Полицейские никак не объяснили своего вторжения и того, в чем подозревают пару.

«Не могу отделаться от чувства, что я в чем-то виновата. Что меня обнаружат. Мое преступление – жизнь», – пишет Эдит Эгер.

После медового месяца супруги стали жить в поместье Эгеров в Прешове, где для них готовила еду экономка. В 1947 году Эдит узнала, что беременна. Семейный доктор Эгеров настаивал на аборте, так как Эдит была еще слишком слаба для вынашивания ребенка. Однако она решила рожать. Девочка Марианна родилась вполне здоровой – лишь в год с небольшим она перенесла пневмонию (и выздоровела с помощью пенициллина, который Эдит раздобыла на черном рынке).

После того как Бела отказался вступить в коммунистическую партию и его опель столкнули с дороги (Бела отделался царапинами и синяками), семья стала готовиться к переезду в Израиль. Они отправили туда грузовой контейнер с оборудованием для открытия макаронной фабрики и прочими вещами, планируя поехать следом, как только им поможет в этом подпольная организация «Бриха»[7]7
  «Бриха» – созданная во время войны подпольная сионистская организация, помогавшая евреям бежать от холокоста из Восточной Европы в Палестину, а после окончания войны – начать новую жизнь.


[Закрыть].

Примерно в то же время семья получила заказное письмо из американского консульства в Праге, в котором сообщалось, что двоюродный дед Белы, который жил в Чикаго с 1900-х годов, внес семью Эгеров в реестр мигрантов, позволяющий получить визу для въезда в Америку без ограничения количества человек. Эдит уговорила Белу отправиться в Прагу за документами и, получив их, спрятала в белье комода – на всякий случай.

В 1949 году коммунисты конфисковали предприятие и машину Белы и стали прослушивать его домашний телефон. Затем в мае того же года его арестовали. Эдит надела на палец кольцо с бриллиантом, подаренное мужем на свадьбу. Золотой браслет, который она получила после рождения дочери, Эдит спрятала в подгузник Марианны. А документы из посольства – под платьем на спине, прижав их поясом. Эзоповым языком она договорилась по телефону с Кларой встретиться вечером в поезде. После этого Эдит пришла с дочерью в полицейский участок, где подкупила полицейского кольцом: тот выпустил Белу из камеры.

Вместе они поехали в Вену на поезде, где Бела прятался в туалете. В Кошице к ним присоединились Клара со своим мужем Лестером (тем самым, с которым Эдит и Магда познакомились в поезде после освобождения из концлагерей). В Вене они впятером укрылись в больнице Ротшильда в американской зоне оккупации.

В американском консульстве в столице Австрии Эдит получила бланки заявлений на визу и объявила Беле, что поедет с Марианной в Америку – с ним или без него.

В то время в Израиле продолжался вооруженный конфликт между арабами и евреями, и Эдит не хотела переезжать с дочерью в пусть и новую, но тоже нестабильную зону. К тому же Магда уже получила от их тети Матильды из Америки подтверждение финансовой поддержки для эмиграции и только дожидалась визы. Эдит не хотела далеко уезжать от сестры, вместе с которой столько пережила (Клара тогда планировала отправиться с мужем и его братом Имре в Австралию).

Бела договаривался встретиться со своими друзьями на венском вокзале и вместе отправиться в Италию, а оттуда – в Хайфу. Но в результате его друзья отправились без него – он так и не решился уехать в Израиль без жены и дочери. В ожидании виз семья полгода прожила в Вене (месяц – в палате больницы, пять месяцев – в крошечной съемной квартирке).

Освобождение

В Нью-Йорке их встречала Магда. Она уже несколько месяцев жила в доме тети и дяди и соединяла жирафьи головы с телами на фабрике по производству игрушек.

Через месяц после переезда в США Эдит устроилась на швейную фабрику срезать торчащие нитки на детских трусах. Поскольку у тети Матильды уже жила Магда, семья Эдит поселилась у брата Белы в Балтиморе, который жил в тесной квартире с женой и двумя детьми.

Однажды, погрузившись в мысли о проблемах, связанных с работой, неприязнью брата Белы и безденежьем, Эдит не заметила, что не оплатила проезд в автобусе до фабрики. «Плати или выметайся!» – кричал водитель. Эдит захлестнул страх, перед ней встали тюремные стены прошлого. Когда водитель пошел в ее сторону, она инстинктивно упала, прикрывая голову руками, стала дрожать и плакать. Только после того как за нее заплатила другая пассажирка и автобус тронулся с места, Эдит пришла в себя. Подобное психопатологическое репереживание – непроизвольную реакцию на травму – Эдит испытала еще много раз.

«Убегая от прошлого – от своего страха – я не обрела свободы. Я создала тюремную камеру из своего ужаса и молчанием заперла ее на замок», – пишет Эгер.

Бела в Балтиморе устроился на склад, где ему приходилось поднимать тяжести. Однажды он поднимал очередной ящик и упал на пол – к нему вновь вернулся туберкулез. После лечения в больнице Белу согласились взять помощником бухгалтера в той же фирме. Параллельно он обучался, чтобы получить аттестат. С тех пор семья смогла снимать отдельную от брата Белы квартирку.

Эдит меняла работу, чтобы зарабатывать больше, но с каждым новым местом чувство уверенности в себе приходило к ней ненадолго из-за отношения коллег к евреям и мигрантам.

«Никогда не садись за обедом рядом с евреями. От них воняет», – сказала Эдит ее коллега в страховой компании.

После того как Бела с Эдит стали зарабатывать $60 в неделю, они решились на второго ребенка – и вскоре у них родилась Одри. А в 1955 году переехали в Эль-Пасо, где жил кузен Белы: здесь говорили на двух языках и мирно сосуществовали представители разных культур. В Эль-Пасо Эдит встретила в парке женщину, которая звала своих детей на венгерском языке, и узнала от нее, что она сестра Лаци, с которым она с Магдой возвращалась домой на поезде в 1945 году. За 10 лет Лаци воплотил свою мечту стать врачом. Семьи Эдит и Лаци стали дружить.

В 1956 году Бела сдал экзамен, получил диплом, и семья купила дом на три спальни. В следующем году 10-летняя Марианна спросила родителей, что изображено на фотографии в книге, которую она нашла. Эдит вырвало от увиденного, так как на фото были сваленные в кучу обнаженные скелетообразные трупы. Так дочь Эдит узнала от своего отца о прошлом своей мамы, от которого та тщательно пыталась ее оградить.

После рождения третьего ребенка – сына Джонни – Эдит стала совершенствовать английский и посещать занятия по психологии. Но когда у Джонни диагностировали атетоидную форму детского церебрального паралича (он с большим трудом учился одеваться, разговаривать и пользоваться ложкой), Эдит на время забросила институт, чтобы водить Джонни по врачам. В 1966 году, когда Джонни окреп физически и интеллектуально, Эдит вернулась к обучению. Сокурсник дал ей почитать книгу Виктора Франкла[8]8
  Читайте саммари книги «Сказать жизни “Да!”. Психолог в концлагере».


[Закрыть].

Прочитав ее, Эдит поняла, что у нее есть выбор: «Неважно, сколь разрушительным, ничтожным, несвободным, болезненным или тягостным был наш опыт, мы сами всегда выбираем, как к нему относиться».

После этого Эдит написала очерк «Я и Виктор Франкл» и показала его нескольким преподавателям – в итоге текст опубликовали в университетском журнале, а Франкл написал Эдит[9]9
  Эдит Эгер и Виктор Франкл впервые встретились на лекции Франкла в Сан-Диего в 1970-х годах.


[Закрыть] личное письмо с обращением «Выжившему от выжившего». Так началась переписка Эдит с Виктором, в которой они искали ответы на свои вопросы.

«Почему выжил именно я? В чем смысл моего существования? Есть ли смысл в моих страданиях? Могу ли я извлечь из них какой-то опыт? Как я могу помочь себе и другим выдержать тяжелейшие испытания и все-таки обрести любовь и радость?»

Когда Эдит стала задаваться вопросом, чего она хочет от жизни, она решила развестись с Белой, так как считала, что брак с ним ее ограничивал (в частности, иногда Бела выражал недовольство тем, что Эдит много времени уделяла учебе, и просил сбавить темп).

«Я обнаруживаю в себе стремление выйти за пределы давящих на меня ограничений. Мне еще невдомек, что те ограничения находятся не вовне, – все они сосредоточены внутри меня», – пишет Эгер.

После развода в 1969 году у Эдит исчезла мигрень и пропало желание прятаться: она стала приглашать к себе домой однокурсников и преподавателей и наконец оказалась в центре внимания (раньше эта роль доставалась исключительно ее мужу).

В 42 года Эдит с отличием окончила Техасский университет Эль-Пасо и получила степень бакалавра психологии, но стыдилась того, что не сделала этого раньше. Она стала учителем обществознания в средней школе, где ощущала себя нужной своим ученикам, многие из которых, как и она, переехали в Америку из других стран.

Годы без Белы помогли Эдит духовно повзрослеть. Она посещала психотерапевта и училась испытывать эмоции, а не подавлять их, как раньше. «Проживать эмоции – прямая противоположность депрессии»[10]10
  Читайте саммари книги Дэвида Хокинга «Отпусти. Практика управления чувствами и эмоциями».


[Закрыть], – пишет Эгер. Однако Эдит чувствовала себя покинутой мужем, от которого сама ушла (как бы нелогично это ни звучало), и приходила к выводу, что совершила ошибку, решив развестись. Однажды Бела пригласил Эдит на ужин и спросил, может ли у них еще быть общее будущее. В 1971 году они поженились вновь, выбрав на этот раз еврейскую церемонию. Во второй раз они выбрали друг друга осознанно, не испытывая давления внешних обстоятельств. «Суть нашего брака не изменилась. Изменились мы».

В 1972 году Эдит стала учителем года. Она призналась директору школы, что хотела бы получить ученую степень по психологии, но переживала, что к моменту завершения обучения ей уже будет 50 лет. «Вам в любом случае будет пятьдесят», – ответил директор. В следующие годы Эдит поняла, что позволять возрасту влиять на выбор нет никакого смысла. В 1974 году Эгер получила степень магистра педагогической психологии, а в 1978 году – доктора клинической психологии. Ее лицензия позволила ей практиковать по всей стране.

«…Я снова удовлетворяю эгоистическую потребность в очередной раз доказать свою значимость (будто кусок красивой бумаги в состоянии это сделать!)», – пишет Эдит.

В процессе обучения Эдит познакомилась с работой автора рационально-эмоциональной поведенческой терапии Альберта Эллиса. Последний учит, что мы можем изменить свое поведение, лишь изменив чувства, а чтобы изменить чувства, следует изменить мысли. Мы не всегда получаем то, чего хотим, – это неотъемлемая часть человеческого существования. Но нет хуже убеждения, будто мы заслуживаем беды и огорчения. Быть свободным, реализовать свою свободу выбора – значит жить настоящим: не застревать в прошлом («И зачем я только пошла туда») и не зацикливаться на будущем («Я не буду счастлива, пока не встречу нужного человека»).

Впоследствии Эдит стала усваивать установку самопринятия «Делать то, что я делаю и как делаю, могу только я». Для нее это означало взять верх над живущей в ней паталогической отличницей, постоянно желающей доказать собственную состоятельность. Это значило прекратить находить в прошлом подтверждение своей слабости и ущербности, но увидеть свидетельства силы и таланта, признать возможность роста.

При прохождении преддипломной стажировки в медицинском центре сухопутных войск имени Уильяма Бомонта в Техасе Эдит назначили в пациенты двух ветеранов вьетнамской войны с параличом нижних конечностей. Один из них, Том, лежал в палате на кровати в позе эмбриона, проклиная все на свете. А Чак сидел в инвалидном кресле и утверждал, что получил шанс на вторую жизнь: «Я сижу в этом кресле, я могу поехать на лужайку, на природу, близко к цветам. Смогу вглядываться в глаза моих детей».

По мнению Эгер, каждый из нас наполовину Том, наполовину Чак. У каждого из нас есть возможность посмотреть на ситуацию с того ракурса, где мы не жертвы, а победители.