Текст книги "По берегам Западной Двины"

Батарея 120-миллиметровых минометов

В начале августа 1942 года в дивизию наконец-то поступили 120-миллиметровые минометы. Командиром дивизиона вновь назначили капитана П. М. Пархомовского, прибывшего после выздоровления из госпиталя в дивизию. Ему позволили отозвать из стрелковых полков по его усмотрению нескольких офицеров прежнего состава дивизиона. В их числе оказался и я – старший лейтенант Никонов М. М. В штабе артиллерии дивизии сообщили, что я назначен командиром одной из батарей, и направили в распоряжение Пархомовского. Дивизион трехбатарейного состава сформировали быстро. Старший лейтенант Грудин Н. П. был назначен командиром второй батареи. Радостно встретились мы. Было о чем рассказать каждому: о товарищах, о делах боевых. На должность командира взвода в дивизион прибыл лейтенант Бабий Ефим. Я упросил П. М. Пархомовского направить его ко мне в батарею. Рядовой состав и младшие командиры были из нового пополнения.

Воевать дивизионом не пришлось, пришел приказ раздать батареи в стрелковые полки. Мою батарею передали в 1117-й СП. В конце августа батарея заняла огневую позицию у деревни Ледяники на берегу реки Западная Двина. Впереди в полукилометре располагалась Наумовка, место, а не деревня. В ходе боев конца июля – начала августа дома были разрушены, сгорели, а их остатки использованы на строительство оборонительных сооружений. Всё здесь было мною исхожено, когда командовал минометной ротой, знакомо. Но в конце августа здесь было значительно тише, особенно в районе огневой позиции батареи. Двина спокойно несла свои воды в нескольких метрах от наших минометов. Высокий берег предохранял от прямых попаданий снарядов. Лучшей позиции и желать было нельзя. До немецкого переднего края обороны, проходившего по возвышенности, где ранее была деревня Кривки, расстояние два километра. Дальность стрельбы 120-миллиметровых минометов достигала шести километров и обеспечивала ведение огня по противнику перед всем участком обороны полка. Вскоре после занятия батареей огневой позиции командир полка майор М. Г. Карака вызвал меня к себе для знакомства.

Его землянка находилась также под берегом реки, в полукилометре от нашей огневой позиции в сторону Велижа. Вхожу, представляюсь. Он тоже встал, поздоровался, затем предложил сесть. Кое-что о Караке я уже знал еще до прихода в полк. Ниже среднего роста, коре– настый, с бритой головой и с высоким лбом, лет 30–32, одет в шерстяную гимнастерку, брюки-галифе, сапоги хромовые, хорошо начищенные кремом. В землянке чисто, ничего лишнего. Он попросил рассказать о боеготовности батареи и ее возможностях поражать живую силу противника и укрепления. Я доложил все так, как было в действительности. Батарея, как боевая единица, находилась в стадии становления. Личный состав только что начал осваивать материальную часть и свои обязанности при ведении огня. Предстояло оборудовать огневые позиции минометов, построить наблюдательный пункт, землянки для личного состава, укрытия для лошадей. Заинтересовали командира полка больше всего боевые возможности батареи. Мина весила шестнадцать килограммов. При стрельбе она поднималась до двух-трех километров и, падая с такой высоты, при фугасном действии могла разрушить любое оборонительное сооружение полевого типа. При стрельбе на осколочное действие батарея могла обеспечить непроходимый для пехоты заградительный огонь на участке до трехсот метров. Карака М. Г. с удовлетворением отметил, что она является самой мощной огневой силой в полку, что у немцев пока нет таких минометов в стрелковых частях. Затем он в тактичной форме поинтересовался, насколько я владею подготовкой данных для стрельбы и корректированием огня минометов. Он перед войной учился в Общевойсковой военной академии имени М. В. Фрунзе и, как я понял, знал элементарные правила управления огнем артиллерии. Его задачу на подготовку данных для стрельбы я решил в уме и быстро. Беседа закончилась его пожеланием быстрее завершить обучение личного состава и быть в любой момент в готовности открыть огонь по просьбе пехоты.

При очередном посещении батареи мой непосредственный начальник капитан Кравченко Григорий Захарович, начальник артиллерии полка, сообщил, что командир полка остался доволен мною. Кравченко был старше меня на два года, перед войной окончил артиллерийское училище, прост в обращении, рост чуть ниже среднего, черноглазый, любил рассказывать анекдоты. В дела внутрибатарейныене вмешивался, что меня устраивало. Мы быстро сдружились и все служебные вопросы решали без формальностей.

В сентябре в основном завершили оборудование огневой позиции и наблюдательного пункта. Землянки для личного состава построили просторные с перекрытием в три наката, с печками, нарами из досок. Стены и пол обложили досками и сосновыми жердями. С наступлением осенних похолоданий построили баню с парилкой, для чего вкопали в берег сарай и соответственно его дооборудовали. Чудесная получилась баня, прославилась на весь полк. Приходили иногда помыться Павел Леонов, Игорь Покровский, кое-кто из офицеров штаба полка. Регулярное мытье личного состава батареи вошло в норму нашего быта. Наблюдательный пункт оборудовали на склоне высоты деревни Белоусово, за оврагом и речкой, уже не ручьем, Чернавкой, совместно с командиром пушечной батареи 391-го артполка капитаном Листарковым Михаилом. Это был грамотный артиллерист, энергичный, никогда не унывающий, веселый и добрый человек, по возрасту – мне ровесник. От нас просматривался почти весь передний край обороны противника перед участком сосредоточения полка, за исключением правого фланга, прикрытого лесом. Нас противник тоже отлично видел. Вывести из строя нaблюдaтeльный пункт означает лишить батарею управления. Поэтому всеми нами на наблюдательном пункте строго соблюдался режим маскировки. К месту, где велось наблюдение, подходили скрытно, сначала оврагом, а затем глубокой траншеей. Землянка, где жили и отдыхали разведчики-наблюдатели, была построена на обратном скате оврага. Много дней, ночей, недель, месяцев нам пришлось провести здесь, на высоте Белоусово, многое видеть, пережить, передумать. Батарейное хозяйство, а это около тридцати лошадей, кухня, повозки, расположили на правом берегу реки в лесу, за небольшой, покинутой жителями деревушкой Макуни. Возглавлял хозвзвод старшина Прохоров, очень инициативный и предприимчивый человек. Содержать в порядке три десятка лошадей и в мирное время непросто. За каждыми двумялошадьми был закреплен один ездовой, как правило, из пожилых солдат, бывших крестьян. Когда я бывал в хозвзводе, с каждым из них здоровался индивидуально, за руку. Берегли они лошадей больше себя. Для лошадей были выкопаны укрытия, сделан в них деревянный настил и потолок. В них было сухо и тепло.

Добросовестно выполнял старшина Прохоров и свою главную задачу – обеспечение личного состава батареи питанием, обмундированием, подвоз боеприпасов. Ближайшим помощником старшины был повар Богданов. Гражданская его специальность была другая, но готовил так, что все были довольны. Мы, офицеры, питались со всеми из одного котла, что, не сомневаюсь, нравилось солдатам.

Становление батареи, как боевого подразделения, проходило одновременно в бою и труде. Люди, знавшие только винтовку и гранату, вскоре стали наводчиками, разведчиками-наблюдателями, телефонистами, командирами расчетов. В этом заслуга не только офицеров, но и самих солдат, стремившихся овладеть быстро и качественно определенной специальностью. С самого начала я и командиры взводов стремились создать боевой коллектив на основе сознательной дисциплины, уважения достоинства подчиненных. Солдаты ценили такое отношение, и это проявлялось во всем.

Осенью 1942 года прибыл в батарею еще один мой товарищ Георгий Климов. Все мы, офицеры, жили в одной землянке и относились друг к другу как братья, но не в ущерб службе. Ординарцем я выбрал себе солдата Еремина Леонида Михайловича, по возрасту намного старше меня. Он много помогал мне в организации личного быта, о чем самому часто не было возможности позаботиться.

Несколько особое положение в батарее занимал взвод управления. Его деятельность создает командиру батареи возможность управлять огнем батареи, направлять мощные снаряды во врага в нужный момент. Я всегда старался укомплектовать этот взвод лучшими солдатами во главе с грамотным, инициативным и смелым офицером. В составе взвода было отделение разведчиков-наблюдателей и отделение связистов. Фактически они овладевали той и другой специальностями и были взаимозаменяемы. В их основные обязанности входило: оборудование наблюдательных пунктов, организация круглосуточного наблюдения за противником, своевременное оповещение командира батареи о появлении цели, в некоторых случаях – корректирование стрельбы, установление и поддержание в рабочем состоянии связи между наблюдательным пунктом и огневой позицией. Образ жизни и боевой деятельности командира взвода управления и его солдат в значительной степени отличался от жизни остальных батарейцев. Они всегда были ближе к противнику, видели его, и их противник видел. Если немцы обнаруживали наблюдательный пункт, то считали его важнейшей целью, не жалели снарядов на его уничтожение. Да и мы так поступали. Разведчики и связисты всегда находились в большей опасности и в худших условиях быта. Это учитывалось мной и понималось всеми батарейцами. На наблюдательный пункт посылали пищу чуть лучше, почаще выделяли фронтовые сто граммов водки, новее давалось обмундирование. Часто приходилось развертывать два наблюдательных пункта, основной и передовой. Основной находился, как правило, на возвышенности с возможно бóльшим обзором местности перед фронтом полка. Передовой находился в стрелковых ротах, возле их командиров. Он обеспечивал взаимодействие с пехотой во всех видах боя. Мы замечали, сам факт присутствия артиллерийского наблюдателя положительно действовал на настроение пехотинцев. Взводом управления командовал лейтенант Чушков Петр Георгиевич, постарше меня лет на пять, уроженец города Серова, Свердловской области, скромный и исполнительный человек. Он хорошо усвоил свои обязанности и не нуждался в моих напоминаниях. Бóльшую часть времени он находился на наблюдательном пункте. В зимнее время, когда не проходили активные боевые действия, я занимался делами на огневой позиции, или в хозвзводе, или бывал на командных пунктах стрелковых батальонов, или в пушечной батарее, где находилось постоянное местопребывание начальника артиллерии полка. В летнее время, когда опасность активных действий со стороны немцев была больше, я находился почти постоянно на наблюдательном пункте. Чушков П. Г. в таких случаях был на передовом наблюдательном пункте или на огневой позиции.

Отделением связи командовал сержант Захарович, белорус, лет девятнадцати, прибывший в армию с оккупированной территории весной 1942 года через «окна» в линии фронта. Он имел среднее образование, быстро усвоил технику связи и «давал связь» в любой обстановке.

На огневой позиции с делами хорошо справлялись заместитель командира батареи – старший на огневой лейтенант Климов и командиры взводов лейтенанты: Бабий Е. Я. и Мурычев С. С. Когда были закончены работы по оборудованию огневой позиции, они стали уделять больше внимания боевой и политической подготовке личного состава. Занятия по некоторым темам проводил и я. Солдаты проявляли живейший интерес к событиям на фронтах. В то время, в сентябре-октябре 1942 года, особенно тревожные сообщения шли из района Сталинграда и с Кавказа, где наши войска сдерживали бешеный натиск врага.

Какое-то внутреннее чувство подсказывало, что скоро и там наступит изменение обстановки в нашу пользу.

В начале октября в батарее ввели еще одну должность – политрук, на которую прибыл Кучин Александр Васильевич, бывший комиссар расформированного минометного батальона, сорока лет, образование – начальная школа и курсы политсостава. Недостаток образования сглаживался жизненным опытом и умением устанавливать с людьми доверительные отношения.

Примерно в это же время, в конце сентября – начале октября, командир полка поинтересовался у Кравченко Г. З., как идут дела в 120-миллиметровой батарее? Он ответил, что батарея полностью укомплектована личным составом, хорошо оборудовала в инженерном отношении наблюдательный пункт, огневые позиции и хозвзвод; принимает активное участие в боевых действиях. Батарея стала полноценным боевым подразделением.

Чушков П. Г. командир взвода с 03.44 г., комбат с 30.07.44 г., ранен под Полоцком

Минометчики берут «языка»

Передний край немецкой обороны перед участком обороны нашего полка проходил по северному скату высоты, где ранее была деревня Кривки, затем пересекал овраг с речкой Чернавка, поднимался на возвышенность южнее Наумовки, пересекал дорогу, идущую в сторону Западной Двины, и далее по полю и мелколесью отклонялся в сторону деревни Саксоны.

Передний край обороны нашего полка проходил севернее, на удалении от немецких окопов 100–150 метров в районе Кривки и Наумовки, и до 500 метров на правом фланге. Речка Чернавка, шириной до шести метров и глубиной до метра, с оврагом шириной до пятидесяти метров, поросшим местами кустарником, делили позицию полка на две части: левая около одного километра, правая до пяти километров по фронту. Оборону в районе Кривки, и немецкую и нашу, с наблюдательного пункта Белоусово мы просматривали отчетливо. Здесь еще в августе батареей пристреляли передовые немецкие окопы и рубеж для заградительного огня перед нашими окопами. Наш передний край от Наумовки правее, в сторону Саксонов, на большом протяжении не просматривался.

В сентябре за два дня прошел весь этот участок по переднему краю, побывал на командных пунктах стрелковых батальонов и рот, на огневых позициях полковой 76-миллиметровой пушечной батареи, в двух минометных ротах. Наш передний край точно нанес на карту, познакомился с командирами, согласовал порядок вызова ими огня батареи. За месяц нахождения в обороне наша пехота многое сделала в смысле оборудования позиций в инженерном отношении. К передовым окопам из тыла выкопаны ходы сообщений. В ротах, взводах сделаны землянки, перекрытые в два-три наката и хорошо замаскированные. В нескольких местах построены ДЗОТы для станковых пулеметов. Перед передним краем на опасных направлениях установлены минные заграждения. Инженерное оборудование участка полка энергично продолжалось.

Третий стрелковый батальон оборонял участок, включающий дорогу к Двине. На опушке леса, прикрывая это танкоопасное направление, стояли на огневой позиции: четыре орудия полковой 76-миллиметровой пушечной батареи под командованием старшего лейтенанта Язычьяна Григория Несесовича. Зашел к нему в землянку, познакомились. Он армянин, но родился в Сочи, там и жил до войны.

Недалеко от пушечной батареи на обочинах дороги рассредоточенно стояли три танка «Матильда» английского производства с малокалиберной пушкой, стрелявшей только болванками. Вместе с Язычьяном подошли к танкам, побеседовали с танкистами. «Наши танки по всем показателям значительно лучше английских, но пока своих мало», – сказал нам один из них. Это был единственный случай завсю войну, когда я видел военную технику союзников в боевой обстановке.

На командном пункте третьего стрелкового батальона встретил Леонова Павла. Он с конца августа вступил в должность заместителя командира батальона. Минометной ротой вместо него командовал лейтенант Анисимов Виталий Иванович, ранее бывший заместителем. Павел отозвался о своем преемнике очень похвально. «Доволен ли повышением в должности?» – спросил я Павла на правах давнего друга. «Видимо, так должно быть», – уклонился он от прямого ответа. Батальон в тот период вел с противником перестрелки и ночами разведывательные поиски, имея цель взять пленного. Удачи в этом пока не было. Большое внимание уделялось совершенствованию оборонительных сооружений. Продолжали строить ДЗОТы, блиндажи, завалы на лесных участках переднего края, устанавливали спирали Бруно, проволочные заграждения, фугасы, мины. «Все это организуется и делается под огнем противника. Хожу каждую ночь по передку, контролирую», – рассказывал Павел. Он попросил меня пристрелять батареей перед фронтом батальона дварубежа заградительного огня. Я подал ему свою карту и велел: «Укажи, где». – «Так не пойдет. Сначала пристреляй, а потом нанесем», – и предложил вместе это проделать. Пришлось согласиться. Пошли в стрелковую роту, которой командовал лейтенант Грибулин И. В. Павел указал на местности, где должны быть рубежи заградительного огня. От командира роты, через батальон, с трудом соединились с батареей. От ранее пристрелянного немецкого ДЗОТа я подготовил данные для стрельбы, и третья мина разорвалась там, где пожелал Павел. Второйрубеж пристреливать не стали. Я подготовил по нему данные для стрельбы пересчетом от пристрелянного первого рубежа.

Анисимов В. И. в 1944–45 гг. начальник артиллерии 1119-го СП

Длительное время, потребовавшееся для связи с батареей, побудило принять решение оборудовать передовой наблюдательный пункт батареи на правом фланге третьего стрелкового батальона. «Заградительный огонь батареи должен быть открыт раньше, чем пехота противника достигнет нашего переднего края», – убеждал меня Павел и был, конечно, прав.

На участке расположения роты за противником постоянно наблюдали по одному наблюдателю в каждом стрелковом взводе. Один из наблюдателей уступил свое место, и я некоторое время изучал оборону противника. С близкого расстояния она выглядела иначе, чем с высоты Белоусово. Перед немецкими окопами виднелись проволочные заграждения в один, местами в два кола. «Перед заграждениями, – сказал солдат-наблюдатель, – минные поля и звуковая сигнализация, все подступы к переднему краю пристреляны. Наши разведчики на прошлой неделе ночами дважды пытались добраться до немецких окопов, но их обнаруживали еще на подходе к проволоке. Немцы осветили местность ракетами, открыли огонь из пулеметов и минометов. Разведчикам пришлось вернуться, были раненые». Когда возвращались из роты на командный пост батальона, Павел дополнил рассказ солдата о разведывательных поисках. В августе и начале сентября полковые разведчики ходили брать «языка» по оврагу речки Чернавки. Прикрываясь высокими берегами оврага, до немецких позиций они добирались незаметно и иногда брали пленного. Немцы заминировали овраг, установили проволочные заграждения, и там наши разведчики последнее время успеха не имели. Начали пробовать в других местах, но тоже пока не получалось. Возле КП батальона встретил еще одного знакомого, Игоря Покровского, командира санитарного взвода батальона. Его медпункт был оборудован в землянке поблизости. В Иваново на формировке он выглядел мальчишкой, одетым в гимнастерку взрослого. Прошел год, я разговаривал с волевым, подтянутым, аккуратно одетым офицером. Даже голос изменился, стал как-то выразительнее. Он участвовал во всех боевых действиях полка и всегда рядом с передовыми подразделениями батальона, а иногда в их боевых порядках. «Здесь тоже не тыл, – сказал он, показывая глазами на многочисленные воронки от разрывов снарядов. – Это августовские, когда немец рвался к Двине. Теперь бьет реже и по видимым целям», – пояснил он.

Таким же порядком я познакомился с передним краем на всем участке обороны полка. Везде строили оборонительные сооружения, вели огневой бой с противником, отражали его вылазки мелкими силами на наш передний край, сами пытались взять «языка».

В конце октября командование дивизии силами штрафной роты приказало провести разведку боем на участке южнее Наумовки. С самого утра день был хмурый. Оборона противника едва просматривалась. После полудня дивизион 891-го артполка, моя баратея, минрота Анисимова провели артналет по окопам противника, а затем перенесли огонь на его фланги и в глубину. Рота дружно начала атаку, но дошла только до проволочных заграждений и залегла под сильным огнем всех видов оружия противника. Дотемна мы прикрывали ее отход на исходное положение.

Через несколько дней в подразделениях полка стало известно о подборе группы добровольцев для взятия «языка». Узнали об этом и в моей батарее. Все понимали, опасное дело – поход за «языком», но добровольцы нашлись. Первым вызвался на это дело Яковлев. За какую-то провинность его, офицера юридической службы, осудили в штрафной батальон, но в дивизии сжалились и направили рядовым в нашу батарею. Прибыл он к нам в конце октября, симпатичный на вид мужчина лет тридцати с небольшим, в офицерском обмундировании без знаков различия. При первом знакомстве он произвел положительное впечатление. Посоветовавшись, мы поместили его жить с нами в офицерской землянке. Не ошиблись – порядочным, культурным человеком оказался Яковлев. Назначили его в расчет миномета в подчинение к молоденькому сержанту Вишнякову, отличавшемуся скромным характером и добрым отношением к сослуживцам. Яковлев нес службу безукоризненно. Месяца через три, при хорошей от нас характеристике, была бы ему реабилитация. Но он желал по-настоящему, как все, искупить свою вину в бою с врагом, лицом к лицу, так сказать. Не без влияния Яковлева изъявили желание пойти за «языком» сержант Вишняков и наводчик – рядовой Суханов. Я доложил о добровольцах командиру полка и просил доверить подготовку разведывательного поиска нам самим. Вскоре такое разрешение было получено. В группу включили еще несколько добровольцев из других подразделений.

Возникло еще одно непредвиденное препятствие. Яковлев значился штрафником, и кое-кто засомневался, можно ли ему доверить инициативу в подготовке такого важного дела. Пришлось за него поручиться. В ноябре вечерами Яковлев и Вишняков уходили на передний край в стрелковые роты и подолгу изучали передний край обороны противника на правом фланге участка обороны нашего полка. Там местность была местами заболоченная, поросшая кустарником. Немецкие окопы находились от наших на удалении до полукилометра. Ни мы, ни противник активных действий здесь никогда не предпринимали. На следующий день результаты наблюдений и свои соображения Яковлев рассказывал офицерам батарей, с которыми вместе проживал.

Лейтенанты Климов, Чушков, политрук Кучин были ему хорошими собеседниками и советчиками. Когда объект разведывательного поиска – немецкий пулеметчик – был выбран, Яковлеву и Вишнякову было разрешено выдвигаться на наш передний край. На этой стадии подготовки командование полка назначило руководителем разведгруппы лейтенанта Раковского. Затем в подготовке поиска до половины декабря по неизвестной причине наступила пауза. Мы посчитали, что командование отказалось от идеи использовать людей, не имеющих специальной подготовки, в сложной и опасной операции. Специалисты-разведчики и те не имели успеха. Однако оказалось все не так. Дней за десять до нового, 1943 года начальник артиллерии полка капитал Кравченко Г. З. передал приказ командира полка – пристрелять батареей участок немецкого переднего края, где намечено провести поиск. Вместе с Яковлевым вышли в боевое охранение стрелковой роты. Он показал место, где в ночное время находится немецкий пулемет. Правее и дальше метрах в тридцати выделялось над поверхностью покрытое снегом какое-то сооружение, предположительно землянка. Пришедшие с нами батарейные связисты протянули от боевого охранения кабель до нашего передового наблюдательного пункта. Несколькими выстрелами немецкие окопы в нужном месте были пристреляны.

Перед наступлением Нового года, в последних числах декабря лейтенант Раковский, Яковлев и Вишняков еще раз выдвигались на наш передний край. Тщательно изучали расположение огневых точек противника, время смены постов, режим ведения огня, уточняли маршрут выдвижения от нашего боевого охранения до немецких окопов. Обо всей подготовке к поиску, надо полагать, было известно командованию дивизии.

Утром 31 декабря наших добровольцев-разведчиков потребовали в штаб полка. Мне было приказано, начиная с 22.00, быть в готовности по сигналу красных ракет открыть огонь по пристрелянному участку немецкой обороны.

В обусловленное время у нас все было наготове. Расчеты находились у расчехленных минометов. Я и все разведчики-наблюдатели напряженно всматривались в местность на правом фланге обороны полка. Михаил Листарков тоже, на всякий случай, подготовил данныедля стрельбы по участку проведения операции, дал команду на огневую позицию своей батареи о готовности к открытию огня. Около получаса до полуночи на правом фланге немцы немного постреляли, затем все стихло. «Видимо, немцы обнаружили наших, обстреляли, и все сорвалось», – сказал кто-то из наблюдателей. И вдруг… лаконичный доклад с огневой позиции батареи: «Уже пришли», а спустя время – радостное известие: наши взяли в плен немца-пулеметчика вместе с пулеметом и, минуя штаб полка, уехали в штаб дивизии.

В эту новогоднюю ночь на участке обороны полка вела поиск еще одна группа разведчиков под командованием лейтенанта Волкова. Юго-западнее Жгуты разведчики благополучно преодолели проволочные заграждения и минные поля. Подорвали противотанковой гранатой ДЗОТ, захватили пленного и без потерь вернулись на наш передний край. Такого успеха давно не было на участке обороны дивизии. Радовались пехотинцы, батарейцы, командование полка и дивизии. Все находившиеся на наблюдательном пункте солдаты и мы с Листраковым выпили новогоднюю стопку водки за успех наших товарищей, за боевые успехи Советской армии в 1943 году. Мне в тот день исполнился 21 год.

Подробности взятия «языка» мы узнали утром 1 января. Произошло все так, как было намечено. Наши солдаты в белых маскировочных халатах подползли к немецким окопам по зарослям кустарника и залегли в углублениях, прикрывающих от поражения пулями. Подождали смены немецкого пулеметчика. Заступив на пост, первые десять минут он вел пулеметный огонь в разных направлениях – прочесывал местность в своем секторе, а затем стрельба стала реже. В этот момент группа захвата, численностью пять человек, поползла к немецким траншеям. Трое спустились в одну, а двое с автоматами остались прикрывать действия товарищей на случай подхода немцев на помощь своему пулеметчику со стороны землянки. В моменты, когда пулемет стрелял, трое наших подкрались к стрелку, ударом приклада оглушили, перебросили через бруствер траншеи и вместе с пулеметом потащили к лощине, где находилась основная группа прикрытия во главе с лейтенантом Раковским. Все участники операции находились уже в наших траншеях, когда со стороны противника был открыт по нашей обороне пулеметный огонь. Этот момент мы и заметили со своего наблюдательного пункта в Белоусово. Немец вскоре очухался и пошел самостоятельно. Тропа от переднего края в тыл проходила возле КП третьего батальона. Зашли в землянку батальонного медпункта, немного обогрелись, привели в порядок себя. Игорь Покровский осмотрел немца. След от удара приклада был хорошо заметен, но опасности для жизни и здоровья не представлял. В медпункт пришел Павел Леонов и передал лейтенанту Раковскому приказ – следовать всем разведчикам вместе с пленным в штаб дивизии. Пока ожидали подводы, Игорь Покровский угостил всех чаем, в том числе и немца. С момента пленения его не беспокоили никакими вопросами. И вдруг, после чая, он сам заговорил. Среди присутствовавших нашелся переводчик. Немец сказал, что ему «повезло», дежурить у пулемета должен был другой солдат, но он его подменил.

В штабе дивизии для всех участников разведывательного поиска был приготовлен хороший новогодний ужин. В дивизию приехал и беседовал с разведчиками командующий армией генерал-лейтенант В. В. Курасов. Все были награждены. Яковлеву сняли судимость, восстановили воинское звание и наградили орденом «Красной Звезды». Сержанта Вишнякова наградили медалью «За отвагу». Нам показалось, что этой награды недостаточно. Несколько позднее мы сами нашли возможность его дополнительно поощрить – направили учиться в военное училище. Все были уверены, что из него получится хороший офицер. А Яковлев в батарее не появился, о чем все сожалели. Хотелось пожать руку настоящему человеку, подлинному герою. Память о себе оставил он добрую.