Текст книги "История города Хулучжэня"

После второго числа второго месяца Хулучжэнь сменил расцветку. Снег растаял, погода стала теплее. Сельский городок, который целую зиму провел под снежным покровом, словно проснувшийся ребенок, выбирался из-под белого одеяла.

В излучине реки послышался плеск текущей воды. На берег устремились маленькие группки женщин с умывальными тазами и под предлогом стирки открыли новый цикл обмена информацией. Интимные супружеские секреты, о которых молчали целую зиму, теперь можно было не таясь поведать другим. В определенных условиях женщины среднего возраста и молодые барышни городка могли вести себя крайне раскрепощенно. Они в присутствии посторонних в самых открытых выражениях выкладывали все детали пододеяльных игр и телодвижений, живописали их в красках, с крайним возбуждением. Это было одной из вечных тем для обсуждения у женщин Хулучжэня, собиравшихся в излучине реки. Они наперебой рисовались, похвалялись разными своими уловками, приемами и секретами, при помощи которых они соблазняли в постели своих мужей, доводя их до изнеможения: пришла весна, всем хотелось хорошо себя показать.

Репродукторы на крыше дома культуры вещали без остановки. Правда, песни и музыка, которые по ним транслировались, стали чуть нежнее. Людям опротивели быстрые и резкие крики, они пристрастились к спокойным и мягким мотивам. Невольно вторя музыке из репродукторов, все начали напевать красивые мелодии.

Раньше прочих дворы городка облетела вот эта песня:

 
Здесь льется аромат, как песня,
Вино прекрасно, осуши стакан.
Нам не забыть Октябрь чудесный,
Победный тот нам не забыть Октябрь!
 
 
В том Октябре грохочут громы,
Полны все кубки Поднебесной:
Вина, насыщенного вкусом,
Налей мне десять тысяч раз!
 

Практически все жители городка, и стар и млад, умели петь эту песню, и даже полукровка Вань Жэньтэн мог честь по чести полностью ее исполнить. Эта песня не только дарила всем непринужденное настроение, такое, будто впереди видятся большие перспективы, но и провоцировала увлечение мужчин алкоголем: продажи низкопробной бормотухи в снабженческо-сбытовом кооперативе городка заметно возросли. И только дурак И – И Ши – не принял слов песни всерьез и сказал: «Фи, пустое хвастовство, разве можно выпить десять тысяч чарок – и не опьянеть? Тогда это вода, а не вино!»

Одним из дворов, в которых, воодушевившись песней «Поднимем чарки», на стол поставили отличное вино, был двор Чудовища И. Дело в том, что в семье И случилось радостное событие.

Второй сын семьи И, И Бай, третий, И Цянь, и четвертый, И Вань, одновременно поступили в университет; это событие имело некоторый резонанс в радиусе нескольких десятков ли вокруг Хулучжэня и запечатлелось в памяти жителей городка как невиданное чудо. Уведомления о принятии в университет прислали семье И одно за другим в течение трех дней. Университет и студенты были в сознании жителей Хулучжэня чем-то непонятным и далеким, им сложно было соотнести высшее образование с конкретными людьми и их будущим.

Десять с лишним лет назад в городке уже был один студент – сын Ню Цзогуаня (Ню Униформы) по имени Ню Юньван. Но в мятежные, смутные годы он тайно сбежал из университета обратно домой. Занятия в университете прекратились, и он, не осмелившись присоединиться к развернувшейся в кампусе борьбе и придя в уныние, стал «дезертиром», спрятавшись в Хулучжэне. Величие слова «студент» уже успело поблекнуть в глазах хулучжэнцев. Ню Юньван, не закончив университет, вернулся в городок, оставшись в итоге ни с чем. В университете он изучал испанский язык. После возвращения домой он менее чем за месяц полностью вернул свой местный выговор: от произношения, которое он тщательно выправлял в Пекине, давно уж не осталось и воспоминания. Он хотел помочь отцу в сельскохозяйственных работах, но у него не было такой силы, как у земледельцев, поэтому оставалось только заниматься тем, что ему хорошо удавалось – помогать в отряде копировать и писать бумаги, зарабатывая жалкие трудодни. Ему приглянулась знаменитая на весь городок «уродина» – та самая Гэ Сюсю, в которой текла русская кровь и которую люди называли Албанией. Они поженились, вдохновив местных женщин на многочисленные сплетни. Многим Гэ Сюсю была не по нраву из-за золотистых волос, пышной груди, необычно высокого роста (она была выше других на полголовы) и выделяющихся на лице носа и глаз. Согласно воззрениям, которых придерживались женщины городка, такая уродина должна была на всю жизнь остаться старой девой. В лицо они называли ее Албанией, а за спиной – «потаскухой». Несмотря на то, что Ню Юньван не закончил университет, он всё же проучился в Пекине почти три года, и то, что он, не разглядев в ней «уродину», взял в жены эту «потаскуху», вызывало у всех жителей Хулучжэня – в особенности у женщин – презрение. В общем, статус «студента» в понимании жителей городка не имел уже никакого веса.

Семья И, конечно, была вне себя от радости. На самом-то деле Чудовище И и его жена тоже не представляли, что будет с их сыновьями после университета. Им просто казалось, что одновременное поступление троих сыновей в университет – это воздаяние семье за прежние невзгоды. В эти годы семье И всё время не везло: Чудовище И и нескольких дней не проработал счетоводом, но ни за что ни про что приобрел репутацию «преступного элемента», а его старший сын уродился дураком, да еще и в тюрьму попал. И если бы в дальнейшем четверо их сыновей продолжили ошиваться в деревне, они бы даже невест себе сосватать не смогли: одна только мысль о том, что каждому из них нужно свое жилье, повергала Чудовище И в смертельную тоску. А раз трое сыновей одновременно поступили в университет, то, хоть и придется тратить деньги, всё же будет значительно проще накопить на постельное белье и багаж, чем на строительство домов. К тому же «поживем, там видно будет», может быть, сыновья, как предполагает большинство горожан, «еще вернутся и будут сидеть на заднице», но сейчас им как минимум представилась возможность выбиться в люди, и может так случиться, что они найдут себе в городе непыльную работенку. «Поступили – значит победили. Нечего слушать этих языкастых баб, они только и знают, что галдеть понапрасну, – успокаивал Чудовище И свою жену, – давай зарежем курицу, приготовим хороший обед и проводим сыновей». Поэтому семья И устроила банкет, не пригласив больше никого из соседей.

В начале осени Хулучжэнь казался большим масляным полотном, в котором преобладали зеленые тона. Зелеными были и деревья, и трава, и хлеба. А лица людей, словно висящие на деревьях яблоки, персики и почти поспевшие гаолян и кукурузные колосья, были розовато-желтыми, загорелыми до золотого отблеска.

Несмотря на то, что до жатвы еще оставалось некоторое время, в том, что она выдастся богатой, не было никаких сомнений. Перед глазами всего населения Хулучжэня, старых и малых, предстал невиданный на протяжении десяти с лишним лет действительно хороший урожай. Как только завершилась летняя уборка посевов, в каждом дворе городка готовили пампушки на пару. Под вечер, прохаживаясь по улицам городка, всякий мог учуять витающий в воздухе соблазнительный аромат свежей выпечки из пшеничной муки. Наконец-то на обеденных столах появились пампушки из белой пшеничной муки – деликатес высшего уровня, о котором многие молодые жители городка слышали только легенды. Изголодавшиеся селяне со звериным аппетитом наслаждались этой давно забытой вкуснятиной.

Разнорабочий по кличке Паршивый Космач, живший на заднем дворе дома И, впервые съел целое коромысло пампушек. Он разложил обжигающие пампушки в ряд на коромысле, которое использовали для переноски навоза, и, начав с одного конца, дошел до другого, съев всё без остатка. Паршивый Космач и двадцать лет спустя по-прежнему считал это поводом для гордости и хвастался этим без удержу: «Всего их было тринадцать, я разложил их в рядок, прямо по длине всего коромысла, и проглотил разом, не оставив даже крошек. Что, ел ли я вприкуску с овощами? Да не смешите меня! Разве это не испортило бы пампушки? Ах, какой же у них был аромат! Сейчас уже не то, пшеница, черт побери, прежний вкус потеряла, нынешние пампушки и вприкуску в себя не запихнешь. А вот в том году пампушки были, будто бы их маслом намазали да медком полили, сладкие, ароматные!»

После сбора урожая хлебов заниматься летним севом было уже не так тяжело, как в былые годы. Жители Хулучжэня, отведавшие пампушек из белой пшеничной муки, почувствовали в своих телах силу, лица их сияли и улыбались. К концу августа деньки стали свежее, и оттененные пышной зеленью лица мужчин и женщин утратили присущую им на протяжении десяти с лишним лет изможденность, на смену которой пришли блеск и румянец.

Трое братьев из семьи И тихонько покинули родные места – как раз тогда, когда жители городка собирались набить свои животы до отрыжки. Их отъезд был очень легким и ненавязчивым. Их никто не провожал, да они и сами не хотели тревожить односельчан, которые купались в восторге, вызванном богатым урожаем. Возможность в обычные дни наедаться досыта, а на Новый год есть пельмени представлялась хулучжэнцам настоящим признаком райской жизни. А что это за дело такое – обучение в университете – они и не понимали, и не имели желания понять. К тому же студентами стали сыновья семьи И, а это вовсе не казалось им радостным событием. Горожане в своем мировоззрении придерживались простого оценочного стандарта: все события, связанные с хорошими людьми, были хорошими, а всё, что имело отношение к плохим людям, непременно должно было быть плохим. Даже если хороший человек и заболевал, то хорошей болезнью, ну а если плохой кого-то спасал, то тут не за что его благодарить, он должен был это сделать: плохой человек обязан вечно расплачиваться хорошими делами за свои прегрешения.

По мнению обычных жителей городка, семья Чудовища И была семьей с очевидно запятнанной репутацией. В свое время Чудовище И сочли нечистым на руку коррупционером, и хотя за короткие несколько десятков дней своей счетоводческой карьеры у него ни разу не было возможности даже потрогать деньги, тем не менее из-за того, что в те времена он мазал голову рапсовым маслом, носил под мышкой красные счеты и прохаживался по главной улице, высоко подняв голову и выпятив грудь, у жителей Хулучжэня сложилось о нем негативное представление как о зазнайке, именно поэтому они и предположили, что он «похож на коррупционера». На самом деле помимо того, что он дал своим сыновьям имена-числа, рабочий пост «счетовода» не принес ему ни капли пользы.

И Ши уродился дурачком, а вот скорость, с которой наступила его физиологическая зрелость, намного опередила его умственное развитие. Он сделал паралитику Ваню сыночка, а сам из-за минутного неописуемого плотского наслаждения угодил в непостижимый политический переплет. Дурак стал политическим преступником и провел за решеткой десять с лишним лет. Никому не известно, как испытывает боль человек с тяжелой умственной неполноценностью. Поведение представителей старшего и младшего поколений семьи И, которые претерпели за минувшие годы многое, стало в представлении людей образцом зла и порока. Поэтому то, что И Бай, И Цянь, И Вань одновременно поступили в университет, не вызвало у населения городка восторга и восхищения. Они просто сочли это необычным событием, темой, которая в отсутствие других тем поможет поддержать разговор.

Но, конечно, такой позиции придерживались отнюдь не все. Начальник революционного комитета городка (в то время он именовался так, а позже стал градоначальником) Гэ Синдун, вопреки обыкновению, проявил по отношению к семье И дружескую заботу. В ночь накануне того дня, когда трое братьев из семьи И должны были доложить о прибытии в университет, начальник Гэ вместе с женой и двумя своими дочерьми специально заглянул в дом Чудовища И, чтобы, как он сам выразился, «нанести поздравительный визит». Дом Чудовища И был ветхим и обшарпанным, трещал по всем швам и не располагал условиями для принятия такого высокого гостя; Чудовище И и его жена так переполошились, что едва не сбились с ног. Начальник Гэ с важным видом произнес для И Бая, И Цяня и И Ваня вдохновенную речь, наказав им как следует учиться идеологии марксизма-ленинизма и маоизма, овладевать научными знаниями и в дальнейшем внести свою лепту в «четыре модернизации»[15]15
  Название политики экономических реформ Дэн Сяопина (прим. ред.).


[Закрыть]. Он проявил усердие не только на словах, но и на деле. Жена начальника Гэ достала из кармана шесть банкнот по десять юаней и раздала трем братьям И по две штуки. Этот поступок заставил всех в семье И едва ли не попадать на колени. Да как же они могли принять столь солидное подношение? Они наперебой кричали, что оценили этот жест, но деньги взять ни в коем случае не могут. После долгих препирательств начальнику Гэ пришлось всё же забрать эти деньги назад. Две дочери начальника Гэ стояли как вкопанные, опустив головы и зажав носы, потому что им был совершенно непривычен вонючий запах, исходивший из помойного чана семьи И.

И только спустя год с небольшим Чудовище И наконец-то понял, каковы были истинные мотивы семьи начальника Гэ: он привел на смотрины двух своих дочерей. К сожалению, драгоценные дочери отвергли дальновидные планы и искренние добрые намерения своих родителей и после возвращения домой не только возмутились бедностью семьи И, но и подосадовали на вонь, стоявшую в их доме.

На второе утро после той беспокойной ночи братья И Бай, И Цянь, И Вань взвалили на спины вещевые мешки и отправились в дальнее путешествие. Чтобы сэкономить деньги, они договорились пешком дойти до уездного города, а там уже каждый сядет на свой поезд, чтобы по мчаться в сторону далеких университетов. Они отправились в путь на рассвете, когда жители городка балансировали на грани пробуждения, и никто, кроме нескольких залаявших собак, с ними не попрощался.

Гораздо больше внимания жителей Хулучжэня привлек ежегодный воинский призыв. Надеть военную форму с красными нашивками было мечтой практически всех крестьянских отпрысков. Каждый раз с приходом зимы в армию призывалась часть молодежи соответствующего возраста. Прицепив на грудь красные цветы, под бой барабанов они скопом садились в грузовик марки «Освобождение» и покидали городок, чтобы осуществить свою мечту цвета хаки. Служба в армии не только была доблестным и почетным делом, но и таила в себе надежды и чаяния. Согласно историческому опыту и представлениям о действительности жителей городка, вступление сельской молодежи в армию было прямой путевкой в успешное будущее. Опыт минувших лет показывал, что среди вступивших в армию жителей городка были те, кого выдвинули на кадровую должность и оставили в части, и те, кто, переквалифицировавшись или демобилизовавшись, отправился работать в город, и даже те, кто спустя три или четыре года возвращался в родные края и по приоритетному распределению получал работу в зернохранилище, снабженческо-сбытовом кооперативе, агротехнической станции, ветеринарном пункте, центральной начальной школе или даже в производственной бригаде и управлении коммуны. Это был привлекательный способ изменить собственный статус, получить легкую работу и может быть – как знать? – даже начать питаться товарным зерном. Все жители городка стремились к счастливой жизни, которой они могли достичь, так или иначе, посредством вступления в армию. И поэтому военная служба стала заветной мечтой, которой грезила вся молодежь городка, в особенности парни. Конечно, и девушки Хулучжэня с наступлением этой поры точно так же приходили в радостное возбуждение. Широко раскрыв глаза и навострив уши, они пытались разведать то тут, то там имена и фамилии счастливчиков, чтобы потом познакомиться с избранником через посредника. Так что сезон набора в армию был и горячей порой девичьего сватовства. Девушки хотели поручить свои судьбы тем юношам, в будущем которых маячили большие перспективы. Из-за этого в Хулучжэне долгие годы ходила такая присказка: «В Хулучжэне дорога широка, девки, подобрав юбки, ищут офицера-жениха». Люди склонны выдавать желаемое за действительное, поэтому они и говорили, что парни идут не в «солдаты», а в «офицеры», и эти ожидания, несомненно, вдохновляли молодежь, которая вскоре должна была переступить пороги казарм. Отправляясь в путь, Ослиное Яйцо – второй сын Разини Яня из западной части деревни – громко хлопнул себя по груди и чванливо произнес: «Пока не надену военную форму с четырьмя карманами, не вернусь с вами повидаться!» Мундир с «четырьмя карманами» был одеждой офицеров, на солдатской форме карманов было только два.

Младший сын семьи И по имени И И сгорал от беспокойства: за период холодов после зимнего солнцестояния во рту у него образовалось множество волдырей. Его желание пойти в армию было сильнее, чем у всех прочих. Полгода назад трое его старших братьев поступили в университет, что вызывало в нем и восхищение, и зависть. Он решил выбрать не такую, как у них, а другую дорогу к успеху. «В солдаты! В армию!» – то и дело повторял он во сне, словно одержимый.

Когда И И записывался добровольцем, всё прошло удачно, никто не выдвигал возражений. И результаты медосмотра тоже были вполне удовлетворительными. И И хотел поступить на службу в военно-морской флот, а стандарты физической подготовки для военно-морского флота были выше, чем для сухопутных войск, а это значит, что у И И подготовка была неплохая. И вот тогда, когда он с полнейшей уверенностью рисовал себе в ярких красках свое будущее, призывная комиссия сообщила, что он не соответствует требованиям поступления на военную службу: так установила политическая экспертиза.

У И И на полдня перехватило дыхание, будто бы ему зажали рот и надели на голову холщовый мешок – от этого у него даже лицо посинело. Из-за мнимого «пятна на биографии» его отца, Чудовища И, и абсурдного «политического поведения» старшего брата, дурака И Ши, его лишили возможности служить в армии. Сначала И И долгое время рыдал, а потом отказался от еды и воды. Он лежал на печи, устремив оцепеневший взгляд на поперечную балку и крепко сжав губы. Чудовище И и его жена поочередно то жалостливо его уговаривали, то поносили бранью, но это не приносило никакого результата. Старик И вышел из себя и схватил коромысло, собираясь отделать им сына, но тот даже не попытался укрыться. Он лежал пластом, словно окоченевший труп, и слезы медленно сочились из уголков его глаз.

Чудовище И начал совещаться с женой, не зная, как тут быть. В конце концов старик сжал зубы и топнул ногой: «Ладно, подставим под удар наши старые головы! Идем, поклонимся в ноги начальнику Гэ!»

Чудовище И поймал двух петухов, взвалил на спину мешок лущеных земляных орехов и, воспользовавшись опустившейся темнотой, отправился прямиком в дом начальника революционного комитета Гэ Синдуна.

Жена начальника Гэ Синдуна, Цай Хунхуа, приняла Чудовище И в прихожей. Выслушав горестные мольбы старика И, она выразила глубокое сочувствие. Она сказала: «Мы же здесь все свои, односельчане, не надо нам никаких подарков, если только сможет, мой муж Гэ вам непременно поможет. Проблема в том, что некоторые вопросы он один не может решать, его голос в них ничего не весит. Политика, принципы – всё это вещи строгие, их сложно обойти. Начальник Гэ на днях в уезд на собрание уехал, когда вернется, я с ним обязательно поговорю».

Чудовище И оставил петухов и мешок с орехами в доме Гэ и вернулся домой, прикидывая, насколько можно надеяться на туманные утешения Цай Хунхуа. «Подождем, удалось получить только смутные обещания. Получится что-то или нет, теперь зависит от твоей, малец, удачи». Он похлопал прикидывающегося мертвым на печке младшего сынка и тяжело вздохнул.

Прошло десять с лишним дней, и перечень призванных в армию, написанный, по типу листа почета, на большом красном плакате, наклеили на доску для объявлений перед домом культуры городка. Из всего городка отобрали сорок человек, и И И среди них не было. Впоследствии люди судачили, что место И И занял младший сын начальника Гэ – Гэ Сяоган. Гэ Сяоган с детства страдал плоскостопием и не удовлетворял требованиям, касающимся физического здоровья. Воспользовавшись особенным положением отца, он всё-таки поступил на военную службу благодаря связям, правда, не в военно-морской флот, а в сухопутные войска, в часть, дислоцированную в Гуанси.

И И пролежал на печи полмесяца с лишним, ни больше ни меньше, прежде чем постепенно пришел в себя.

Прошло полгода, и в дом начальника Гэ прибыли несколько военных в форменной одежде. Они преподнесли семье начальника Гэ доску почета и выразили чете Гэ высокое уважение и сердечные соболезнования. Будучи недавно вступившим в армейские ряды новобранцем, Гэ Сяоган оправдал возложенные на него ожидания и на передовой Китайско-вьетнамской войны потерял в битве за Отечество обе ноги. Он наступил на мину. Чудовище И поведал И И о героическом поступке Гэ Сяогана и подытожил рассказ словами: «Человек должен подчиняться судьбе!»