Текст книги "Царская тень"

Глава 13

Они обстреливают наши войска уже несколько недель, говорит Астер Хирут, показывая на ящик гильз перед ней. Лицо у нее исхудалое, напряженное. Мы достаточно высоко в горах – им нас пока не достать. Она замолкает на мгновение. Мы должны быть готовы. Скоро у нас будут настоящие пули, настоящие винтовки, добавляет она. Гетеи показывала тебе, как делать порох? спрашивает она.

Хирут отрицательно качает головой, подбирает горсть гильз.

Они стоят у палатки Астер, ждут других женщин, которых Астер просила прийти с порошками и солью. Впереди группа жителей деревни делает последние шаги до вершины, все женщины идут, согнувшись под грузом дров. Две из них машут, прежде чем свернуть туда, где прежде была площадка кухарки. Несколько других тащат холщовые мешки к тому месту, где стоит Астер: руки у нее сложены на груди, вид в накидке отца Кидане властный. Женщины из деревень поблизости начали приходить сразу с рассветом, они приносили гильзы и дрова, шарфы и еду для войска. Хирут смотрит на холм, потом снова на Астер. В лагере со времени ухода кухарки царит кавардак, беспорядок усиливается по мере бесконечного поступления новой провизии. Она каждый день ждет какого-нибудь знака возвращения кухарки, но прошло уже четыре дня, и даже Астер, делая свои дела, перестала поглядывать на горизонт.

Тебе нужно научиться делать пули, говорит Астер. Найди кого-нибудь, кто бы тебя научил.

Вот еще одна вещь, что могла бы показать ей кухарка.

Гетеи научилась этому от твоей бабки, говорит Астер. Они должны были узнать это на прошлой войне – ведь мужчины могли иссякнуть. Астер похлопывает по передку накидки и легонько подтягивает золотую пряжку. Некоторые вещи никогда не узнать, если нет рядом матери, верно я говорю?

Это использованные, говорит Хирут.

Они их подбирают – это то, что оставили после себя итальянцы, говорит Астер. Нам нужны только гильзы. Мы вернем им их убийства. Астер качает головой. Я научу всех женщин готовить порох. Я научу всех вас стрелять из винтовки. Ты должна знать, как бежать им навстречу и не бояться.

Астер на своей кобыле Буне являет собой величественную фигуру. Она расслабила свои косички, и плотные пряди волос падают на ее шею, темным занавесом обрамляют ее залитое солнцем лицо. Она подхлестывает животное, и кобыла на гребне холма переходит на рысь, накидка развевается, золотая пряжка улавливает лучи полуденного света.

Женщины! кричит она. Сестры, вы меня слушаете? Ее голос взлетает в небеса: клинок, разрезающий долину внизу, отрывающий женщин от их дел, заставляющий их поднять голову и повернуться в ее сторону. Сестры, вы готовы к тому, что грядет?

Талантливые эфиопские азмари[48]48
  Бродячие музыканты (ахмар.).


[Закрыть] долгие годы будут петь об этом дне: о том, как женщины бросили свои корзинки и кувшины. Как они убрали свои ткацкие станки и груды шерсти. Они почти одновременно поднимаются на ноги, не осознавая собственного величия, и поворачивают головы на голос Астер. Тот факт, что они замирают на какое-то время и слушают мягкие хлопки далекого ружейного огня, – это та деталь, которую песни будут повторять снова и снова. Музыканты хмурость лиц превратят в предвидение того, что грядет. Певцы будут использовать охи и восклицания женщин как знак их растущей силы.

Один азмари за другим будут петь эти слова, щипля струны крара: этот первый боевой клич уже формировался в горле каждой из женщин. Астер знала, ей нужно только найти способ правильно направить его. Эти женщины были готовы, но не знали этого. Требовалось наделать патронов, замешать порох, зарядить винтовки и стрелять.

Женщины! Кто умеет делать патроны – ко мне! Голос Астер несется по долине, а потом распадается на эхо и уносится за горизонт. Она – одна женщина. Она – много женщин. Она – весь звук, какой есть в мире.

Женщины бросаются вперед, они тяжело дышат, их шаги подобны шороху листьев, уносимых ветром. Хирут прижимает рукой сушеные листья, которые раскладывает по маленьким медицинским пакетикам, и смотрит: Астер элегантно спрыгивает со своей кобылы, ведет пугливое животное к ближайшему дереву и привязывает его там. Она возвращается на самую высокую точку холма, одновременно знакомая и неизвестная, женщина, о существовании которой Хирут всегда знала, но которую никогда прежде не видела.

Вы помните, как мы учились стрелять с нашими братьями и родственниками? Астер раскрывает кулак, и на женщин опускается тишина. В середине пыльной ладони лежит несколько гильз, погнутых и опаленных порохом. Хирут, помоги мне, добавляет она, глядя над головами толпы, собравшейся на вершине холма и занявшей часть склона.

Хирут проталкивается через группу, женщин здесь столько, что большинству из них мало что видно.

Астер продолжает: Нас учили бегать по холмам и охранять скот так же, как и мальчиков из наших семей. Мы не должны забывать это, говорит она. Мы нужны нашей стране.

Густое молчание ширится и вовлекает их в интимное объятие. Они, как зачарованные, подаются вперед. Хирут приближается, Астер показывает себе за спину на другой склон холма, где находятся металлический котел и холщовый мешок. Хирут подтаскивает к ногам Астер и то и другое, удивленная их немалым весом, потом отходит в сторону, неуверенная в этой Астер, этой женщине, которая словно мерцает в своей накидке.

Давай, говорит ей Астер, открой его и дай мне то, что внутри.

Хирут развязывает мешок, засовывает руку внутрь.

Откуда-то сзади доносится женский шепот: Наша страна? Она говорит, что это наша страна? Посмотрите, сколько нам приходится работать, а она у нас только забирает.

Хирут поворачивается к этой женщине. Она высокая и угловатая, явно возбуждена. Она переступает с ноги на ногу, слова рождаются в ее рту короткими, сердитыми взрывами. Она, кажется, не может остановиться: Последуйте за ней, и вы всегда будете выпрашивать то, что она выбрасывает. Пусть придут итальянцы, они лучше этих жадных людей. И посмотрите на нее – кто был ее отец? Кто была ее мать? Это не стопроцентная амхарская кровь. Она наполовину рабыня, посмотрите на нее. Я по крайней мере чистокровная.

Хирут замирает. Никто никогда не осмеливался говорить что-либо подобное Астер в лицо.

Анчее[49]49
  Эй, ты (амхар.).


[Закрыть], прекрати это: голос другой женщины плывет над ошарашенной тишиной.

Но слишком поздно: эти слова оказывают на Астер немедленный эффект. Она дергается и подносит руки к лицу, одна ладонь все еще свернута в кулак вокруг гильзы. Она издает громкое ах – резкое дыхание человека, которому нанесли неожиданный удар. Ее глаза широко раскрыты, они не ведают, что случится дальше, потому что истинность слов женщины трудно отрицать: Астер не может похвастаться изящной красотой Нардос или какой другой женщины. Ее кожа отливает сочным цветом, более темным, чем у многих, а ее губы заворачиваются, как распустившийся цветок: полные, пышные, они угрожают заполнить все ее лицо. Ее круглые щеки и покатый лоб подчеркивают неуловимость красоты, но снова и снова ее губы притягивают к себе взгляды. Хирут видела, как она воздействует на тех, кто встречает ее впервые: ее властные манеры сильно не согласуются с ее необычным видом. Без своего высокомерного вида Астер могла бы показаться простушкой, в которой нет ничего особенного, но она унаследовала самоуверенность тех, кто родился в знатных семьях, и внутри нее горит огонь, высвечивающий все ее черты. В ней есть что-то такое, с чем не рождаются бедняки: манера входить в большие дома и просторные поля так, словно земля жаждет их шагов. Хирут разглаживает волосы, вправляет выбившиеся пряди в косички, подбадривает себя.

Тихий ропот проносится по толпе, и то, о чем позже будут петь в песнях, отвечает действительности: Когда Астер оглядывает ошеломленных женщин, клочья облаков закрывают яркое солнце, как взлетевшие вверх простыни. Слабая тень ложится на плато, а потом соскальзывает, чтобы пустить сверкающий луч света на плечи этой женщины и накидку, обагренную кровью. Это благая весть. Это божественное подтверждение ее правоты и ее власти. Все азмари будут воспевать этот момент. Из каждого тедж бет[50]50
  Богатого дома (амхар.).


[Закрыть] и из каждой хижины, из каждого обычного дома и отеля будут доноситься одни и те же слова певцов: о том, что взрыв солнечного света, мощный, как взрыв бомбы, пролился на ее плечи в божественном послании.

Астер чувствует перемену, хотя она слишком зла на слова женщины, чтобы заметить таинственные солнечные лучи. Она распрямляется, снова исполняется гордостью и начинает говорить тем своим тихим голосом, который знает, что его услышат.

Сейчас неподходящие дни для того, чтобы делать вид, что ты всего лишь жена, или сестра, или мать, говорит она. Мы больше, чем это.

Последнее предложение будет петься, как гимн и рефрен, а музыканты будут дергать струны прекрасного крара:[51]51
  Эфиопский струнный музыкальный инструмент (амхар.).


[Закрыть] Мы больше, чем это.

Женщины перешептываются, произнося эти слова: Мы больше, чем это, мы больше, чем это. Они прикасаются к своим лицам – что к красивым, что к простоватым, разницы нет, они прижимают ладони к своим грудям и животам, а некоторые засовывают ладонь себе между ног и смеются. Мы больше, чем это.

Женщина, разразившаяся сердитой вспышкой, стоит в центре толпы, переводит взгляд с одного лица на другое, ее ярость выхолощена сочетанием солнца, облака и магнетического воздействия Астер на всех стоящих вокруг нее.

Мы больше, чем это. Мы больше, чем это.

Астер призывает их к тишине, и шум мгновенно стихает. Она продолжает, улыбка на ее лице, обращенная к женщине, которая выбранила ее, язвительная и жестокая: Когда я промахивалась во время учебной стрельбы, мой отец бил меня, говорит она. Я знаю: со многими из вас случалось то же самое.

Хирут вспоминает уроки, которые преподавал ей отец, обучая обращению с Вуджигрой, вспоминает серьезность его наставлений, бесконечные повторы, которых он требовал от нее после долгого дня в поле, заставляя ее делать вид, будто она заряжает винтовку, потом целится, потом жмет на спусковой крючок, а он шепчет ей: Еще раз, теперь скорее. Он, случалось, взрывался от недовольства ею и вслух выражал это недовольство тем, что у него не сын, а дочь.

Наши отцы были строги с нами, но мы научились быть сильными, добавляет она. На миг ее лицо перекашивает. Астер открывает мешок и вытаскивает из него мешок поменьше, плотно завязанный. Она развязывает и его и вытряхивает оттуда себе в ладонь порошкообразное содержимое. Она делает это, не обращая внимания на ту женщину, которая продолжает смотреть на нее, покачивая головой.

Астер залезает в большой мешок и достает оттуда горсть угля, тоже располагает его на своей ладони. Потом она выпрямляется, снова высокая и гордая, вытягивает руки. Вы поймете, что я делаю, говорит Астер, если вспомните, что говорили нам наши матери и бабушки.

Порох, вот как они делали пули (она готовит килис[52]52
  Смесь (амхар.).


[Закрыть]), мне мать показывала, тетка меня учила давным-давно – женщины переговариваются между собой, и Хирут кажется, что чем дольше они продолжают, тем рассерженнее становится высокая женщина в толпе. Она напряглась от злости, она не может скрыть своего неприятия, она не желает стереть с лица выражение презрения, которое кривит ее рот и щурит глаза.

Есть женщины, которые не желают нам помогать, говорит Астер. Она показывает на ту женщину. Вот эта отказалась сегодня дать мне серы, и тогда я сама взяла ее.

Толпа покачивает головами, неодобрительно свистит.

Мне нужно кормить семью! кричит женщина. Голос ее натянут струной. И сера не ее, громко добавляет она. И кто расстроится, если вы проиграете, все вы? Она плюет на землю. Кому нужен ваш царь? Она ударяет себя в грудь и снова плюет. Пусть придут ференджи.

Астер не может скрыть злость, самообладание покинуло ее, в ней не осталось и намека на то изящество, с которым ей удается делать все, чем она занимается. Она утратила сдержанность, и то, что видит теперь перед собой Хирут, – эта часть той Астер, которая била ее кнутом, а потом оставила в конюшне. И вот она, эта часть – трясется теперь перед всеми ними в виде Астер.

Астер продолжает: Эта женщина такая же, как они все, они разделят нашу страну, мы проиграем и станем рабами ференджи. Они думают, что ференджи принесут сюда справедливость. Эти дуры не понимают, что случится, если мы проиграем.

Они смотрят друг на друга, потом та женщина плюет на землю и обращается к другим женщинам: Она вор, хуже побирушки. Пусть придут ференджи, я им помогу. После этого она бросается прочь вниз по склону, ее крики постепенно затихают вдали.

Если кто из вас хочет уходить – уходите, говорит Астер.

Еще две женщины встают и, не оглядываясь, спешат прочь с опущенными головами. Астер непреклонна, на ее лице снова бесстрастное выражение, строгие очертания рта – защита против всяких эмоций. Она набирает в грудь воздуха и двигает ведро к остальным женщинам. Ведро до половины наполнено серой.

Кто помнит, что нужно делать? спрашивает она. Кто помнит, что такое быть чем-то бо́льшим, чем мир думает про нас?

Глава 14

Еще одно послание от Ферреса, написанное тем же тщательным, аккуратным почерком, что и первое. Росси наступает тремя колоннами. Численность 1500: они идут на Бахр-Дар через Дебарк. Мы будем атакованы, необходимо подкрепление.

В этом письме нет ничего нового. Скороходы императора доставляли такие послания всем отрядам в регионе. Необычно только то, что Феррес пишет это в нескрываемой приказной манере. Этот курьер – другой мальчик – снова переводит взгляд с Аклилу и Сеифу на Кидане, он пытается по их реакции определить важность послания.

Тебе это дал Бирук? спрашивает Кидане.

Мальчик тут же кивает. Он ткач, тот, который слепой.

Бирук? У Сеифу испуганный вид. Он из моей деревни, говорит он.

Сеифу хочет сказать что-то еще, но Кидане поднимает руку и отрицательно качает головой. Он смотрит на курьера. Иди, говорит он, и будь осторожен.

Брат Фавен, говорит Сеифу, как только курьер исчезает. Она была моей хорошей подружкой в детстве. Уехала в Асмару.

Фифи, говорит Кидане. Теперь ее зовут Фифи.

От подножья холма перед ним доносится голос Астер. Группы женщин под ее началом всю ночь замешивали порох и делали патроны. У них кончились гильзы, но она послала женщин тройками и четверками на поиски новых в деревнях и на склонах холмов. Его не оставляет мысль о том, что она делает это, продолжая носить накидку его отца.

Кидане поворачивается в другую сторону, смотрит на горизонт. Если итальянцы доберутся до Дебарка, говорит он, то они займут Бахр-Дар, а оттуда двинутся на Аддис-Абебу. Вот чего он не говорит: Гугса, человек, который управляет Мекелле, стал знаменитым коллаборационистом – он теперь на стороне Италии. Говорят, что многие из его людей переходят в армию ференджи, ослабляя тем самым северный фронт. Остановить Росси, остановить его как можно дальше от Мекелле означает лишить итальянцев того импульса, который они получили с предательством Гугсы. Лишить их того стратегического преимущества, которое им необходимо для дальнейшего продвижения к Аддис-Аббебе.

Народ напуган, деджазмач, говорит Аклилу. Он говорит вполголоса, опустив голову. Мы не можем их защитить с тем оружием, которое у нас есть, добавляет он.

Когда Аклилу поворачивается, видно, как резко выточены кости под кожей на его лице. Кидане переводит взгляд на собственные руки: толстые вены раздуты, завязываются в узлы, стоит ему шевельнуться. Они все похудели, но больше всего это заметно по Аклилу. Его и без того худощавая фигура теперь формируется более сухими мышцами, отчего возникает впечатление, будто молодой человек состоит из пучков стальных проводов. Он слышал, как несколько человек говорили недоуменным шепотом о том, что Аклилу отказывается есть, пока все остальные не накормлены.

Раздай все оружие, какое у нас есть, возьми патроны, приготовленные женщинами, распредели их. Ни у кого не должно быть больше трех.

Деджазмач Кидане, по три? Патрона? Потрясение слишком велико, Аклилу не может промолчать.

Кидане уже поворачивается к ним спиной: нужно готовиться к сражению, раздать припасы, оружие, проверить мужество людей.

Мой отец всегда говорил, чтобы убить одного человека, достаточно одной пули. У меня есть одна дополнительная винтовка, Виджугра, мне нужно отдать ее сильному воину, говорит Кидане, уходя. Выбери нашего лучшего стрелка. Мы возьмем с собой ограниченное число людей. Мы подкрепление, а не полная воинская единица.

* * *

Кидане держит перед собой старую Вуджигру, наслаждаясь ее крепким весом, рассматривает отметины – неглубокие канавки на полированном дереве, сделанные твердой рукой. На стволе пять царапин – количество человек, застреленных из этой винтовки. Эти отметины, как шрамы, рассказывали собственные истории о выигранных сражениях, в которых выжил владелец. На винтовке его отца тоже имелись такие же тонкие линии по металлу. Они делались, чтобы стать метками мужества, знаками чести и патриотизма, способом запомнить военную славу и победу. Но как-то раз его отец достал свою винтовку, маузер, провел пальцем по отметинам на стволе и сказал: Это матери, которых я заставил плакать, сын мой. Это дети, которых я оставил без отцов.

Но если бы не стрелял ты, спросил Кидане, охваченный детским страхом, то они бы застрелили тебя?

Отец улыбнулся ему. А потому где-нибудь всегда плачет женщина. Потом он рассмеялся горьким смехом, полным иронии, которую Кидане тогда не понял.

Деджазмач Кидане, я привел его. Хаилу приближается к его палатке со своим братом Давитом, они идут широкими, твердыми шагами.

Деджазмач, говорит Давит, Хаилу сказал мне, ты оставил эту винтовку для меня. Давит поднимает взгляд, и его лицо заливает краска удовольствия.

Между братьями разница в несколько лет, но они почти неотличимы друг от друга. Хаилу, старший, чуть выше, у него мрачноватый вид, который придает его красивому лицу серьезность и изящество. Из сотни людей, которые отправятся с ним в Данакил, оружие есть у трех четвертей. У очень немногих относительно новые винтовки. Аклилу попросил дать Виджугру Давиту.

Нам придется сражаться с бандитами, которые продались ференджи, начинает Кидане. Они будут вооружены, к тому же ascari знают эту землю. Будь осторожен, говорит он, протягивая Вуджигру, которая, выскользнув из его руки, оказывается в руке Давита.

Одно мгновение они оба держат винтовку, нетерпение молодого человека действует как электрический заряд, который переходит в Кидане, вызывая у него улыбку. Он смотрит, как Давит прицеливается, взвешивает винтовку в руке, а потом чуть ли не инстинктивно находит пять черточек.

Это известная кровь, говорит Давит, кивая. Он легонько, с признательностью подталкивает Хаилу локтем. Наш отец всегда говорил, что винтовка, которая попробовала кровь, захочет еще. Эта винтовка знает кровь ференджи, добавляет он. Нам будет хорошо вместе.

Хаилу хмурит лоб. Хватит, говорит он.

Мой отец всегда говорил, начинает Кидане с улыбкой, что оружие не сохранит тебе жизнь. Эта винтовка предназначена для убийства. Будь осторожен, слушай своего брата.

Я присмотрю за ним, сказал Хаилу. Он всегда был глуповат, еще с детства.

Моему брату следовало стать доктором, говорит Давит. Он привычным и быстрым жестом обнимает Хаилу за плечи. Он мудрец и уже старик.

Ступайте с богом, говорит им Кидане. Он переводит взгляд с одного на другого, оценивает их взаимную привязанность и гордость, представляет себя с сыном, который мог бы остаться в живых, оба они связаны опасностями войны, но сильны в равной мере.

Когда он возвращается по окончании последнего смотра своего войска, Астер ходит туда-сюда перед его палаткой. На коленях ее брюк пятна, оставшиеся от травы, – это его брюки, которые он держал для особых случаев. На ее скулах два угольных пятна, распущенные волосы вокруг головы покрыты тонким слоем пыли. Вид у нее бодрый, помолодевший, более свободный, чем он когда-либо видел.

Я раздала все патроны, говорит она. Деревенские говорят, что в Мекелле направляется колонна журналистов, музыкантов, администраторов из Асмары. Они чествуют этого предателя Гугсу.

Кидане заходит в свою палатку, впускает ее. В тесноте палатки, которую он использует как рабочий кабинет и спальню, он еще раз дивится ее внешнему виду. Ее волосы непокорно расцветают вокруг головы. Она одета по-мужски. Говорит властно. Он берет себя в руки.

Гугса делает прием для высокопоставленных итальянцев. В Мекелле их будет пруд пруди, продолжает Астер. Они фотографируются, все это будет в газетах и на радио. Как это для нас унизительно. Этот человек. Ты помнишь его свадьбу? Она замолкает, погружается в воспоминания о свадьбе Гугсы и дочери императора Хайле Селассие. Бедняга Зенебворк, говорит она. Бедная девушка – вышла за такого отвратительного, испорченного, слабого мужчину.

Этот союз заключался ради семей, начинает Кидане, но останавливается. Это старый спор между ними, катастрофический союз, который должен был привести напряженные отношения между двумя домами к гармонии.

Все всегда ради семьи, со злостью произносит Астер. Она замолкает и, кажется, впервые обращает на него внимание. Ты мало отдыхаешь, говорит она. Она хочет прикоснуться к его лицу, протягивает руку, но роняет ее, когда видит, что он отстраняется.

Ты что хочешь? спрашивает он. Он снова видит швы на плечах ее рубашки, видит мысленным взглядом и изящную вышивку, которая была спорота во время переделки. Он точно знает, что у нее есть другая одежда, платья, которые она не хочет надевать. Есть какие-нибудь новости о кухарке?

Мы тренировались, говорит она, подтягивая рукав рубашки. После еды мы повторяли упражнения, которым меня научил отец. Мы все их знаем. Она замолкает, распрямляется. Позволь кому-нибудь из нас пойти с вами.

Из палатки кажется, что солнце – это блок света, давящий снаружи, освещающий оловянную чашку на перевернутом ящике, который он использует как письменный стол. Она останавливает взгляд на его одеяле. Она спала вместе со своими женщинами на их территории так, словно таким было бессловесное соглашение между нею и мужем. Он начал подозревать, что она не позволяет супругам и любовникам его войска делить палатку. Она сказала нескольким из его бойцов, чтобы те не входили на территорию, которую она объявила зоной ее женщин, и это разделило тех, кто мог бы познакомиться и начать встречаться в традиции мужчин и женщин, идущих воевать: кто-то из пары липнет к другому, кто-то делает жизнь другого удобной, кто-то становится суррогатной женой другого, но без эмоциональных потребностей супругов. Лагеря разделяются теперь таким образом, что он уверен, это еще одно дело, о котором говорят его люди в его отсутствие, говорят о том, что эта женщина, его жена, пришла и изменила то, как оно было всегда, когда мужчины воевали. Но как обсудить с ними этот вопрос, не признавшись, что его собственная жена тоже отделилась от него?

Позволь мне пойти с тобой, говорит она. Некоторые из нас готовы, мы будем вашим подкреплением. Она берет его за руку и не позволяет ему вырвать ее. Она прикладывается губами к его ладони, давление нежное и мягкое, такое приятное, что он чувствует, как его сердце клонится к ней, вспоминает те дни, когда она была какой-то другой, понятной ему.

Он настораживается и делает шаг назад. Ты встретишь нас в долине со свежими припасами, отвечает он. Мы принесем туда раненых, Хирут поможет Хаилу. Я тебе уже говорил об этом.

Он хочет напомнить ей, что она никогда не была на войне. Ее не учили противостоять нападению. Ей не рассказывали с ранних лет о способности тела противостоять насилию. Она не училась ориентироваться в темноте, ходить по холмам и скалистым горам – и все это под видом мальчишеских игр. Да, ей показывали, как нужно стрелять, но знает ли она, как себя вести, если ее атакуют?

Приходи сюда со своими женщинами, говорит он. Я поговорю с ними до вашего ухода.

Она смотрит на него достаточно долго, чтобы негодование разлилось по его лицу. Она позволяет негодованию опуститься между ними, словно занавесу в конце представления. Потом кивает – побежденная и покорная – и уходит.

Хор

Черная туча, плотная, как железо, легко, словно клинок, соскальзывает с холмов. Она грозит сбросить женщин с вершины холма, сместить их хрупкие тела, склонные уступать темным формам. Это богопротивное творение, состряпанное человеком, животное, изготовленное из огня и стали. На этом плоском гребне горы женщины ждут шепота, который будет принесен порывом ветра: Мы больше, чем это. Мы больше, чем это. Они смотрят, как их Астер, блистательная в этой накидке, показывает на тучу и дает знак: Ждите, сестры, ждите и слушайте. Потом раздаются крики. Они заполняют небо в вихрящейся пыли, которая проносится мимо, туманя их видение. Они завязываются узлами, сжимаются и расширяются, и в этой какофонии слышится гортанный вой взрослых мужчин. Женщины смотрят с высоты, как проходит колонна, как она шествует с мрачной весомостью войны, песня мужчин и животных, стихающая, становящаяся не более чем далеким криком призраков: Faccetta nera, bell’abissina[53]53
  Чернокожее личико, прекрасная абиссинка (ит.). Песня Faccetta nera написана по личному приказу Бенито Муссолини во время итало-эфиопской войны. Песня повествует о рабыне-эфиопке, освобожденной чернорубашечниками и доставленной в Рим, где она стала членом фашистской милиции.


[Закрыть].