Текст книги "Бандит с Черных Гор"

13. КРАСНАЯ И ЧЕРНАЯ ГРЯЗЬ

Что-то изменилось в предощущении трагедии, о которой Дюк прежде всего и не думал: страшно подвергаться опасности и не сметь позвать на помощь людей, находящихся всего в нескольких шагах, потому что они будут издеваться над тобой, – такой дьявольской муки Дюк не смог бы вообразить и в дурном сне. Отчаянный жест Гатри в сторону двери настолько убедил Дюка, что он почти увидел убийцу, шныряющего ночью по коридору и на рассвете покидающего дом крадущимися шагами закоренелого преступника.

– Вы могли бы позвать хоть кого-нибудь…

– Мой крик испугал бы его, и он сбежал бы прежде, чем появились мои молодцы.

– А как он сумел добраться до окна? Ну, в тот день, когда стрелял в вас?

– Он спустился с крыши по веревке, выстрелил в окно, увидел, что я упал, потому что я действительно со страху свалился со стула и больше с пола не поднимался. Не хотелось получить пулю в лоб…

– И все это началось после того, как вы попытались прогнать его с вашего ранчо?

– Совершенно верно. Взгляните!

Он подбежал к столу, схватил бумажку и протянул ее Дюку. На листке были отпечатаны строки: «ПРЕКРАТИТЕ ПРЕСЛЕДОВАТЬ МЕНЯ, И Я ОСТАВЛЮ ВАС В ПОКОЕ!»

– И вы не пожелали выполнить требование?

– С большим удовольствием посмотрел бы, как он болтается в петле! Через день после того, как я получил это послание, мне пришлось отрядить за ним новую погоню.

Дюк кивнул головой. Сколько отваги было в этом изможденном непрерывной борьбой скотоводе!

– Эх, мне бы с ним встретиться лицом к лицу! Взять бы мне его на мушку, – запричитал Гатри. – Но он шатается темными ночами…

Сильный стук во входную дверь прервал его речи. Двери отворились, и в доме раздался громкий голос:

– Гатри! Билл Гатри!

– Это шериф! Том Аньен! -воскликнул ранчер, направляясь к дверям. – Может, он хоть что-нибудь разузнал…

Он открыл дверь комнаты и в сопровождении Дюка выбежал в коридор. Гатри стремительно несся по крутой лестнице, так что Дюк едва поспевал за ним.

– Ну что, Том?! – крикнул он, спускаясь в холл.

– Мы тут ищем одного человека, – произнес шериф. – Ищем одного человека, и, клянусь Всевышним, он здесь!

Шериф закончил фразу в тот момент, когда Гатри и Дюк спустились с лестницы.

– Руки вверх, Дюк! Поднимайте их и не вздумайте дергаться.

Увидев приставленный к груди револьвер, Дюк послушно поднял руки. Похоже, Том Аньен был настроен весьма решительно. За его спиной слышался довольный гул толпы, и Дюк, оглянувшись, заметил, что он со всех сторон окружен огромным количеством людей, причем все они были настроены так же серьезно, хотя и выглядели довольно усталыми. Они все ближе подходили к нему. Несмотря на то что безоружный враг находился под прицелом шерифа, толпа эта, вроде стаи стервятников, приближалась осторожно, и никто из них не снимал ладоней с рукояток револьверов.

Эта картина произвела на Дюка глубокое впечатление, и именно потому он радостно улыбнулся шерифу и людям, пытавшимся укрыться за его спиной.

– Что случилось, Том? – спросил он.

– Это был ваш последний проступок, – злобно произнес шериф. Обычно он отказывался разговаривать с преступником и тем более допрашивать его до подписания официального ордера на арест, но сегодня, похоже, у него все было приготовлено задолго до встречи с Дюком. – Тоби! Отбери у него револьвер!

Кто-то вытащил револьвер из кобуры Дюка и тут же отшатнулся, от греха подальше, в сторону.

– Черт побери, Тоби, разве ты не знаешь, что типы вроде Дюка никогда не ходят с одним револьвером?

Тоби поспешно вернулся к Дюку, ощупал одежду и вытащил из-за пазухи короткоствольный, но весьма тяжелый револьвер.

– Видать, ты ничему не научишься, пока тебя не продырявят в нескольких местах, – сказал шериф. – Ты уверен, что у него больше ничего нет?

– Конечно, уверен, – заявил Тоби, покраснев до ушей, – так он переживал из-за допущенной ошибки.

– Что ж, посмотрим, – произнес Том Аньен. – Если ты опять ошибся, то кое-кто из нас не успеет состариться даже на минуту, потому что придется ему отправиться на тот свет от пули этого… Эй, ребята, вы там, возьмите-ка на мушку Дюка!

Приказ был выполнен. В руках сверкнула дюжина кольтов, и вороненые стволы уставились в грудную клетку Дюка.

Тут шериф подошел поближе и протянул руку к воротнику арестованного. Дюк носил рубашки свободного покроя, с широко распахнутым воротом. Но даже в этом краю широких и просторных одежд ворот его рубахи был вызывающе большим. Шериф запустил руку под Дюкову рубаху и вытащил указательным пальцем веревочку, на первый взгляд обычную, темную, ничем не примечательную бечевку, на деле же сплетенную из крепчайшего конского волоса. Намотав эту веревочку на палец, шериф неожиданно вытащил из-за широкой пазухи рубахи Дюка симпатичный маленький револьверчик, такой малюсенький, что даже опытная рука картежника с трудом могла бы ухватить его, не говоря уж о том, чтобы спустить курок. У револьвера было два коротеньких ствола большого калибра.

– Как я и говорил, парочка трупов! – заявил шериф. – Я как раз хотел сказать, что не хватает парочки трупов. И одним из них должен был стать ты, Тоби!

Лицо Тоби полностью залила жгучая краска стыда, и он отступил в толпу, пытаясь укрыться от позора. Но на неге так никто и не смотрел, потому что эти серьезные люди ужаснулись результатам фокуса, который проделал шериф.

– Видите, как он подготовился? – спросил Том Аньен, отступив па шаг. Он говорил о Дюке уже как о мертвеце или, в лучшем случае, как о посаженном в клетку кровожадном хищнике. – Предположим, что в кобуре у него не было бы револьвера. Если кто-то застал бы его врасплох, то под одеждой на этот случай спрятан второй револьвер. Но если бы у него не вышел и этот трюк и пришлось бы поднять руки и заложить их за голову, то большим пальцем за шеей он ухватил бы веревочку и выудил бы эту игрушку. Тут и конец человеку, который уже вздохнул с облегчением, выполнив сложную и опасную работу по аресту преступника. О, Дюк стреляет с подбородка так же хорошо, как с плеча или с бедра. Дюк, не так ли вы ухлопали Пита Сенки?

Дюк опять простодушно улыбнулся и не произнес ни слова.

– Конечно, вам нечего сказать, – произнес Том Аньен. – Повернитесь!

Дюк повиновался.

– Держите его на мушке, ребята! Пусть только шевельнется, пусть только попробует! А теперь, Дюк, опустите руки и заведите их за спину?

Дюк беспрекословно повиновался, и как только запястья его очутились за спиной, щелкнули наручники.

– А теперь, – с облегчением вздохнул шериф, – похоже, что я свое дело сделал!

– Отличная работа, это уж точно! – загудела толпа.

– Повернитесь, – велел шериф Дюку и продублировал приказ тычком ствола в ребра. Дюк повернулся и встретился взглядом со своими врагами.

– Поглядите-ка на него, ребята, да расскажите ему, в чем тут дело.

– Чертова твоя бандитская душа, будь она проклята! – крикнул высокий мужчина с искривленным лицом, выскочивший вперед из глубины толпы. – Я расскажу тебе, за что тебя повесят! Ты…

Поскольку ругательство застряло у него в глотке, он просто размахнулся и ударил Дюка кулаком в челюсть.

– Стон, Мартин, назад! – прогремел шериф. – Ведь он в наручниках!

Он отшвырнул Мартина от Дюка, но, похоже, толпа не разделяла справедливого возмущения шерифа. В ней раздался дикий вой, как в стае волков, занятой дележкой добычи. А когда злоба переходит какие-то определенные границы, она превращается в отвратительную жестокость. Что же касается Дюка, то из уголка рта у него потянулась тоненькая ниточка крови, но он все продолжал улыбаться. Лицо его смертельно побледнело; он не спускал ласкового, неподвижного взгляда с Мартина.

– Я объясню, Дюк, если вы все еще не понимаете! На этот раз вам не выкрутиться. Вас видели! Нет смысла отпираться. Давайте, Дюк, как настоящий мужчина, имейте мужество признаться. Прошлой ночью вы убили Дадди Мартина на Гавенейской дороге!

– Нет!

– Лжешь! – раздался в толпе женский голос.

– Миссис Мартин! – воскликнул шериф. – А ну расступись, ребята!

Ковбои зашевелились и образовали в толпе узкий проход, по которому зашагала маленькая, прямая женщина средних лет, с загорелым лицом и выгоревшими прядями волос, свисающими из-под шляпы. Как и у всех прискакавших сюда верхами, ее одежда была забрызгана красной грязью. Она остановилась в шаге перед Дюком. Никогда в жизни он не забудет ее сверкающие гневом глаза!

– Джон Морроу! – воскликнула она. – Вы убили Дадди Мартина!

Ропот ненависти и негодования прокатился по толпе. Ковбои придвинулись ближе. Идея Линча носилась в воздухе.

Шериф решил прикрыть арестованного собственной грудью, поскольку тоже почувствовал назревающую грозу.

– Посторонись, ребята! – крикнул он. – Дайте я его отведу сначала в город, а там…

– Я помогу вам сэкономить на дороге, – сказал Дюк.

Шериф быстро повернулся к нему.

– Как это? – хмыкнул он.

– Позвольте задать им пару вопросов?

– Говорите, только поскорее.

– Миссис Мартин, вы видели, как я убивал?

– Да!

– Когда это было?

– Ночью, в четверть двенадцатого, на дороге, где…

– Но ведь было чуть-чуть темно, не так ли?

– Он думает, что темнота спасет его! – воскликнула добрая миссис Мартин. – Но мрак не был непроницаемым, Джон Морроу, и вашего сивого жеребца вполне можно было разглядеть!

– Но вполне можно было и ошибиться. Тем более что вы видели сивого коня, но мое лицо вам не удалось рассмотреть?

– Конечно, нет, потому что на вас была маска! Но все мы прекрасно знаем, что у вас сивый жеребец. Мы знаем, что вы ушли с бала, обуреваемые желанием пристрелить кого-нибудь за ту встречу, которую вам устроили. И вы решили сорвать злобу на Дадди, потому что наша дочь не захотела…

– Эй, ребята, не проводите ли меня до конюшни?

Добродушие Дюка действовало исключительно умиротворяюще на ковбоев. И тень сомнения уже закрадывалась в их души.

– Выходите! – произнес шериф. – Мы проводим вас, Дюк.

Толпа расступилась. Он прошел в парадные двери, спустился по ступенькам крыльца и направился к конюшне, в которой отвели место его жеребцу. Понедельник между тем, неплохо отдохнув, резвился на травке за конюшней, словно молоденький жеребчик, разбрасывая копытами комья земли и клочья травы, которые тут же уносились свежим ветерком. Смотреть на коня было одно удовольствие. Дюк остановился, чтобы сопровождающие также могли насладиться очаровательным зрелищем. Потом они все вместе вошли в конюшню.

– Вот мое седло, – сказал Дюк. – Шериф, прошу вас, вынесите его во двор.

Шериф удивился, но послушался. Старое седло было сильно забрызгано грязью после долгой ночной поездки под дождем.

– Есть разница между грязью на моем седле и на седлах ваших людей? – спросил Дюк.

Ковбои принялись рассматривать седла.

– Ваши седла все, как одно, забрызганы красной глиной. Посмотрите, она держится словно замазка. А вот мое седло – на нем черная грязь. Разве это не доказывает, что меня вообще не было на дороге в Гавеней, а, ребята?

Воцарилась тишина. Однако было не похоже, что такая мелочь может сорвать плоды их серьезных раздумий и проделанная дальняя дорога па ранчо Гатри окажется совершенно бесполезной тратой времени и усилий.

– Не так уж и трудно подменить седло! – закричала миссис Мартин, но голос ее предательски дрожал, потому что уверенность в правоте быстро покидала ее.

– Где, по-вашему, я мог заменить его? – спросил Дюк. – Это седло я купил вчера в Хвилер-Сити, и могу это доказать. Как я мог провезти его по дороге в Гавеней и не забрызгать красной глиной?

Шериф тихонько ругался.

– Кроме того, – добавил Дюк, – дорога на Гавеней достаточно далеко отсюда. Если бы я дал такой крюк на своем Понедельнике, смог бы он сейчас так резвиться, как вы полагаете? – И он показал пальцем на загон, где разыгрался его сивый.

Все сомнения рассеялись. Это был слишком сильный удар. Молчание толпы доказывало: доводы Дюка настолько очевидны, что их нельзя не принять. В них было ровно столько простоты и ясности, сколько необходимо для самого веского доказательства.

– Миссис Мартин, – сказал он, – несмотря на вой ветра и проливной дождь, вам удалось среди ночи увидеть, как убивают вашего мужа. Однако вам известно лишь то, что конь убийцы был сивой масти. Шериф, вы не имеете права арестовывать меня на основании такого доказательства. Весьма буду вам благодарен, если вы положите мое седло на место и снимете с меня наручники. Да, чтобы не забыть: пожалуйста, верните мне мои револьверы.

Не оставалось ничего иного, как признать поражение. Желающие внимательно рассмотрели сухую грязь на Дюковом седле. В самом деле, было просто невозможно очистить седло самым тщательным образом от красной глины и вновь старательно обрызгать его обычной грязью. Шериф, подавив страстное желание, молча снял наручники и вернул Дюку оружие.

После акта капитуляции все направились к своим лошадям, около Дюка задержался один лишь шериф, намереваясь немного побеседовать с ним.

– Дюк, мне очень неприятно, честное слово! – произнес он.

– Спасибо, – ответил Дюн.

– Но ваш прежний образ жизни заставляет в первую очередь подозревать вас…

– Вы так полагаете? – спросил Дюн, и на этом в беседе была поставлена точка.

Отъезжающие ковбои видели, как он сворачивает сигарету и как с невеселой улыбкой смотрит на брата убитого. Мартин, вовсю орудуя шпорами, ускакал, наверное. уже на целую милю, но все еще взбадривал своего конька, будто сам дьявол устроил за ним погоню.

14. НОЧНЫЕ СИГНАЛЫ

Когда утих конский топот, остатки толпы, состоявшие из любопытных ковбоев с ранчо Гатри, были разогнаны повелительным криком Стива.

– Вы что, решили зарабатывать себе на жизнь бездельем. наслаждаясь хорошей погодкой? – гремел его голос. – Давайте-ка берите свои кривые ноги в руки – и за работу!

Не успел растаять дымок от первой затяжки Дюка, как последние зеваки разбежались. Дюк не привык к тому, что на людей можно кричать, словно на собак, но еще меньше он привык к тому, что можно спокойно смотреть на людей, которые дружно выполняют злобные команды. Однако было похоже, что эти ковбои специально подобраны по принципу трусливой послушности. Он обернулся и посмотрел с нескрываемым отвращением на Стива Гатри, и чем больше он смотрел на него, тем омерзительнее тот выглядел в глазах Дюка.

– Да это же просто толпа, – сказал Стив. – И смельчаков среди них тоже вряд ли найдешь. Они же просто не в состоянии ничего удержать в руках, даже если оно само к ним плывет!

Дюк улыбнулся:

– Им не удалось прижать меня, и сейчас они клянут себя за это. Их совершенно не волнует, что настоящий преступник не найден. Злость разбирает их только потому, что убийца все-таки не я. Если бы они меня сначала повесили, а потом убедились в невиновности, совесть бы их нисколько не мучила.

– Главное дело, – грубо оборвал его Стив, – что вам шею не свернули. Что вы не о том переживаете?

– Да нет, особенно не переживаю, – ответил Дюк и впал в прострацию, сосредоточив все свое внимание на далеком облачке.

– Вон все ребята уже принялись за работу, – живо намекнул Стив, возвращаясь к роли хозяина ранчо и прислушиваясь к стуку мельничного жернова, вращаемого восемнадцатифутовыми крыльями ветряной мельницы. – Наверное, вы тоже намереваетесь взяться за дело, Дюк, а?

– Я вспоминаю… – сказал Дюк.

– Вспоминаете, где вилы стоят?

– Вспоминаю притчу, которую слышал еще ребенком

– Неужели?

– Это притча об одном взрослом мужчине, который ни на кого не хотел работать, кроме как на одного своего хозяина.

– Ну и что? Что вы хотите сказать этим? А, Морроу?

– Меня принял Билл Гатри. Он будет давать мне задания, и он же, я полагаю, будет увольнять меня со службы, – мирно проговорил Дюк. – Вас это не устраивает?

Стив старался уничтожить его взглядом. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы составить истинное представление о характере нового работника, после чего бешеная злость охватила его.

– Что вы себе… – начал было он.

– Стив! – оборвал его дядя. – Не растрачивайся на пустые слова. Молодому человеку следует беречь силы для более продуктивной деятельности!

Стив ядовито глянул на дядюшку, круто развернулся и исчез. Горячая волна ненависти охватила Дюка. Все жилки его тела дрожали от желания схватиться с кем-нибудь. Незадолго до этого он совладал со стремлением броситься в погоню за братом Дадди Мартина. Боль от разбитой его кулаком губы была мелочью по сравнению с муками, охватившими его душу. Поэтому он совершенно искренне пожалел о том, что Стив беспрекословно выполнил дядюшкин приказ и отказался от сопротивления. Но радовало Дюка то, что старый Билл Гатри опять улыбался.

– Еще ребенком, – произнес старик, – мне страшно нравилось возиться с цыплятами. Дьявол меня побери, если молодые петушки не любят хорошую драку просто ради самой драки! Для них драка – все равно что хлеб насущный. Не из таких ли и вы петушков, а, Дюк?

Подразумевалось, что ответа на этот вопрос не потребуется. Он подошел ближе и положил ладонь на плечо молодого человека.

– Не обращайте внимания на Стива. Такой уж он есть, этот Стив. Не понимает, что есть вещи похуже суда Линча. И невдомек ему, что хуже всего человеку бывает, когда он остается один против всего мира. Я понимаю, сынок, что ты ощущаешь. Все, что я могу посоветовать, – не погоняй! Терпение и еще раз терпение, и эта толпа пойдет за тобой, сынок. Они будут стеной стоять за тебя, точно так же, как сегодня готовы были дружно растерзать.

– Они? – спросил Дюк, указывая пальцем на последнего всадника, в этот момент скрывающегося за горизонтом. – Напрасная трата времени – считаться с их мнением. Если люди сворой бросаются в погоню, их ничто не отличает от стаи койотов. Если один из них начинает лаять, лает вся стая, не задумываясь о причине. Толпа не может думать. Она может повесить кого-нибудь или убить, но думать она не может!

– Совершенно верно, – согласился ранчер. – Уста молодого человека произнесли абсолютную истину!

Его слова, вежливое обхождение словно наложили благодатную повязку на израненную душу Дюка. Кроме того, излив в словах свое бешенство, Дюк отказался от силовой акции, и приятное расположение духа охватило его. Он тут же принял решение сконцентрировать все свои силы на долгом поиске, в который вскоре должен был отправиться.

В первую очередь следовало подумать о собаках. Он как следует рассмотрит каждую псину, походит с ними па поводке, сначала поодиночке, а затем парами. Он подберет в конюшне жилистого мустанга и часами будет гонять эту животину, носясь с собаками по полям и горам. Потом оседлает нового мустанга и опять станет гонять с собаками по окрестностям. Пройдет немного времени, и он научится неплохо справляться с ними, поймет, как они работают в поиске. Он сможет отличить старательных от лентяев, трудяг от злобных забияк, выделит из своры старых кобелей, прекрасно берущих след и бесстрашно идущих по нему. Свора будет укрощена им. И если в один прекрасный день она пойдет по следам человека, тому будет не укрыться от них.

Так размышлял Дюк, пока не наступил полдень. Он уже умылся, когда в дом вошли ковбои. Он вытирал руки длинным общим полотенцем, крутившимся вокруг укрепленного на стене валика, прислушиваясь к оживленным голосам работников, шутивших, рассказывавших веселые байки. Но стоило им пройти в столовую, как мрачная туча молчания опустилась на стол. Если кто и открывал рот, то только для того, чтобы попросить соседа передать хлеб или соль, не более того. Голоса их звучали, словно пристойный шепот в церкви. Только один человек держался за столом свободно и разговаривал громко. Это был, разумеется, Стив. Все молча слушали его громкие речи. Он беспрестанно вещал вплоть до того момента, пока в самом конце обеда Уильям Гатри не задремал на своем стуле, поддавшись наконец усталости от бессонных ночей и теплым солнечным лучам, падавшим через высокое окно на его седую голову.

Легкий храп прозвучал словно сигнал. Ковбои поднялись и вышли во двор. Дюк направился за ними, но в дверях задержался и оглянулся. Он заметил, как Стив склоняется над дядюшкиным стулом.

– Проснись, дядя Билл, – тряс он его за плечо. – Проснись и иди в спальню. Ты совершенно измучился!

– Ничего, выдержу как-нибудь! – ответил Гатри.

– Не выдержишь. На тебе лица нет. Поднимайся наверх и ложись в постель, а я посижу с тобой, пока ты будешь спать.

– Ты и вправду покараулишь, Стив?

– Конечно!

– Ты хороший мальчик, Стив. Иногда, правда, слишком уж повышаешь голос, но сердце у тебя доброе!

Дюк долго размышлял над этим диалогом, занимаясь после обеда своими делами. Может быть, старый Гатри и прав. Были ведь все-таки в этом юноше и нежность, и доброта. Дюк решил отложить окончательное суждение о молодом человеке на более поздний срок.

Он оседлал Понедельника и объехал порядочный кусок владений старого ранчера. Крупный сивко окончательно набрался сил после утомительной ночной поездки.

Дюк внимательным взглядом, способным отметить малейшую подозрительную деталь, обследовал почти все ранчо. Он изучил вокруг дома каждую пядь земли, как в старые добрые времена изучал черты лица своего противника в карточной игре. И конечно, в памяти у него накрепко запечатлелось расположение комнат на этажах, расположение холмов на горизонте и расположение кустов на этих холмах. Дело клонилось к вечеру, и едва он успел обиходить Понедельника и вернуться домой, как подоспел ужин.

После ужина Уильям Гатри отвел его в сторонку. Он заявил, что Дюк сможет эффективно защитить его только в том случае, если будет спать неподалеку от него. С этой целью он предложил расположить постель Дюка в соседней комнате. Согласившись с этим, Дюк перетащил свои спальные принадлежности из барака, где ночевали ковбои. Устроив ложе в указанном месте, Дюк выкурил сигарету и завалился спать.

Спал он крепко. Но, несмотря на это, сознание его было настороже, а слух фиксировал звуки шагов на расстоянии не менее пятидесяти футов. Так что стоило Уильяму Гатри примерно в полночь застонать во сне, как Дюк вскочил на ноги с револьвером в руке, готовый к любой неожиданности. Не обуваясь, он пробрался в комнату ранчера и нашел его спящим, хотя сон, как видно, не принес ему успокоения: лицо исказила страдальческая гримаса, на лбу выступили крупные капли пота.

Дюк некоторое время смотрел на него с жалостью и удивлением, после чего вернулся в свою комнату. И после этого заснуть уже не смог. Ему хватало трех-четырех часов отдыха в день, и потому он решил обуться и немного прогуляться вокруг дома в ожидании утренней зари.

Стараясь производить как можно меньше шума, Дюк вынырнул из теплого дома в ночь. Вдохнув свежий воздух, он двинулся быстрым шагом по направлению к реке, после чего опять вернулся к строениям. Навестил в конюшне спящего Понедельника и, надышавшись сладким запахом сена, двинулся к озеру Линдсей, поверхность которого серебрилась отраженным светом звезд. Там он остановился, вслушиваясь в шепот волн, плещущих в кромку берега.

И вот он случайно поднял голову и заметил нечто похожее на слабый блеск фонаря на вершине высокой ели, стоящей у самого озера. Загадочный фонарь вспыхивал, потом свет его исчезал и через некоторое время появлялся вновь. Свет этот казался призрачным. Крайне удивленный Дюк повернул голову к дому, и ему стало ясно: в окошечке мансарды с неправильными интервалами тоже вспыхивал огонек. Кто-то посылал сигналы во мрак глубокой ночи.