Текст книги "3:30"

– Нет, я…

– Я ей ничего не должна! – она резко шагнула вперед и вонзила острие ножа мне в живот. В ее глазу на мгновение проснулся здравый смысл от осознания того, что она натворила, но почти сразу же исчез. Она раз за разом пронзала теплую плоть, окрашивая все лицо пятнами крови, до тех пор, пока я не упал на колени. Жирной точкой в этом спектакле стал удар чем-то тяжелым по голове.

– Антракт! – прозвучал чей-то надменный голос. – Сцена один окончена, перерыв десять минут.

Я пришел в себя в пятом ряду партера и в ужасе огляделся. На сцене медленно опускался занавес, закрывая лежащего на полу мужчину в старом пальто и прижавшую ладонь ко рту девушку.

– Какого хрена? – пару минут я сидел в прострации, нервно сжимая деревянные подлокотники. Это же я – там, на сцене.

– Обожаю этот момент. Все же она умеет подбирать хороших актеров, – слева кто-то восторженно обратился ко мне.

– Я что, умер? – смерть никогда меня не пугала. Все мы когда-то сдохнем – это неизбежно. Но все закончится именно так? В театре?

– Конечно же, нет, – он рассмеялся. – Вы живы. Во всяком случае, пока все еще нужны моей сестре, – сзади затрезвонил звонок.

– Все еще нужен? – повторил я, прищурившись. – Кто вы, вашу мать такие?

– Поверьте, вам не нужно об этом знать. Просто постарайтесь расслабиться и получать удовольствие, – второй звонок.

– От чего? – грудь пронзила острая боль. Незнакомец заговорил чуть тише, почти шепотом.

– От спектакля, – третий звонок.

– Дамы и господа! Антракт окончен. Прошу занять свои места, – снова прозвучал надменный голос.

Зал стал постепенно заполняться. Я огляделся и среди толпы людей в странных костюмах заметил шагающего на задних лапах пса в шляпе. Он подмигнул мне и сел сзади. В горле пересохло.

– Мистер Гловер! – усатый мужчина с огромным носом посмотрел на меня.

– Я?

– Пора на сцену.

– Какую к черту сцену?

– Мистер Гловер, – мелодично звал меня пробирающий до костей голос. Я поднял тяжелые, словно два полных мешка с песком, веки и увидел знакомое змеиное тело, обтянутое кроваво-красным платьем. – Я уже думала, что вы не очнетесь. Хотела сказать вам спасибо, пока вы еще в этом мире, – за ней в полуметре сидела привязанная к стулу Венди. Из пустой глазницы по щеке вытекали три струйки густой бурой крови. – Как вы себя чувствуете?

– Что вы сделали с девочкой?

– Забрала то, что принадлежало мне, вот и все, – ярко красные губы искривились в улыбке.

– Так это ваш глаз в ней торчал?

– Можете считать так, как вашей смолистой душе будет угодно, – она поднесла черный мундштук и сделала затяжку. Сигарета на конце начала медленно тлеть.

Этот запах крепкого табака. Господи, все бы сейчас отдал за одну только затяжку. Клубы дыма окутывали меня, приманивая указательным пальцем, как в мультиках с этой черной крысой в штанах. Из последних сил я показал жест, которым обычно стреляют у прохожих прикурить.

– Разумеется, – полушепотом сказала она. – Но не считайте это последней просьбой. Как насчет сделки? – я отмахнулся.

– Как вон с той? – я попытался указать на девчонку, но кисть камнем упала на пол.

– Подобное вам уже не грозит, детектив. Все просто: вы получаете долгожданную сигарету, а я – ваше бездыханное тело.

– Мое… тело?

– Именно.

– Хотите позабавиться напоследок? Так у нас еще есть пара минут, – я попытался подмигнуть, но веко остановилось на середине глаза.

– Время идет, мистер Гловер, – сухо ответила она.

– Черт с вами. Давайте бумаги или что там у вас.

– Здесь все немного сложнее, – она показала ржавое лезвие, надрезала большой палец и взяла с пола исписанный кусок бумаги.

– Кровавая сделка? Я слышал, что подобным балуются сатанисты.

– Вы испугались?

По всему телу прошла легкая дрожь.

– Нет, просто режьте уже и давайте закончим на этом.

– Вы даете свое согласие?

– Может быть, хватит тупых вопросов?

– Согласна, – она взяла мою безжизненную кисть и дважды приложила палец к бумаге, предварительно надрезав его лезвием.

– Давайте сигарету, – веки приходилось удерживать с огромным трудом.

Ее тонкие пальцы залезли в правый карман моего пальто и почти сразу же вытащили оттуда никотиновую палочку и потертую зажигалку Zippo. Я попытался рассмеяться, но вместо этого издал надрывающийся хрипящий звук. Мягким движением она засунула сигарету между моих губ и поднесла горящую зажигалку. Первая затяжка оказалась настолько сладкой, что я перестал обращать внимание на постепенно отказывающие конечности и неминуемую смерть. Так и знал, что это дело закончится парочкой новых шрамов. Женщина в красном терпеливо ждала, пока сигарета не протлеет до фильтра. В ее глазах и уже отчетливо виднелась та бездна, что показалась мне еще в офисе при свете молнии. Все же это был не виски.

Как только я затушил окурок в пол, женщина в красном направилась к двери.

– Да ладно вам, оставайтесь. Сейчас цирк с клоунами приедет, будут вам тут песни петь и сигаретами… угощать, – в этом состоянии я даже не пытался контролировать себя. Что приходило в отмирающий мозг, то и нес. Правда, продлилось это недолго. Голос постепенно затихал, в глазах темнело, а последние слова эхом отразились в моем сознании.

– До встречи, мистер Гловер.

Легкий ветерок

– Ох! Простите, я вас не заметил, – она появилась, словно из воздуха. Секунду назад за спиной простирался заснеженный тротуар, а сейчас на нем стояла невысокая девушка, вылупившая от страха карие глаза.

– Й-а Я… В-все в порядке, – на ее лице появилась неуверенная улыбка. – Простите, это моя вина, – она еще несколько секунд молча смотрела на меня, потом, будто что-то осознав, отвела взгляд в сторону. Ее щеки покрыл легкий румянец.

– Незачем извиняться, милая, – в надежде успокоить девушку я растянул губы в мягкой улыбке.

– Д-да, я понимаю. Спасибо, – она поправила локон светлых волос.

Я пытался быстро подобрать нужную фразу, но все мысли будто снесло ураганом волнения. Я смотрел на ее чистое, как небо, лицо и не мог понять, что происходит. С одной стороны, мне было жутко неловко от внезапной стычки, а с другой – меня накрывало нежное одеяло спокойствия, под которым становилось тепло, несмотря на прохладный весенний вечер.

Губы задрожали и были готовы узнать имя прекрасной девушки, чью красоту не смог бы оценить разве что глупец, но, как оказалось, зря. Она отступила назад, поклонилась и направилась прочь.

Я стоял, словно дуб в лесной чаще, и провожал взглядом уходящий силуэт, пока тот не скрылся за углом. В воздухе все еще витал запах духов, напоминающий яблоко. Захотелось побежать по нему и выследить владелицу, подобно ищейке, но, отбросив эту глупую мысль, я вдохнул прохладного воздуха и направился дальше.

Та девушка совершенно не хотела уходить из моих мыслей. В прохожих виделось ее светлое личико, сердце старалось с силой выбраться из груди при проигрывании на граммофоне памяти ее голоса, а любое занятие превращалось в зря потраченное время. Даже привычный завтрак из двух сваренных вкрутую яиц и свежевыпеченного хлеба, который я играючи готовил каждое утро, показался мне бессмысленной тратой времени.

Я брел по улице Петербурга, погруженный в глубокий транс собственных вопросов, на которые не мог найти ответа, как вдруг грубый окрик вернул меня в мир.

– Смотри, куда прешь! – крикнул мужчина в рабочей одежде, проехавший мимо меня на телеге. Как я вообще оказался на дороге?

– Извините, – только и успел я послать ему вдогонку, но он ответил мне грубым жестом. – Ну и козел.

– Что ты там вякнул? – телега остановилась.

– Я назвал вас козлом, сударь.

– Тебе жить надоело? – он подошел ко мне, сверкая задернувшимися пеленой ярости глазами.

– Напротив, я весьма доволен своей жизнью, – на секунду я задумался, но обсуждать с ним свои проблемы не стал. Послышался хруст сжимающихся в кулак пальцев. – Знаете, мне кажется, у вас проблемы с костями. Могу порекомендовать хорошего хирурга. Думаю, он вам поможет.

Я лежал посреди мостовой и с интересом разглядывал торчащий из нее камень.

– Округлые края – это ее пухлые щечки, а два надреза над ними – нежно карие глаза. А эти выпирающие кусочки напоминают мягкие, словно облака, губы, – мои чувства походили на те, что испытывает скульптор при виде завершенной работы, но прохожие наблюдали лишь юношу, гладящего кусок мостовой.

Мимо галопом промчалась лошадь. Я вскочил на ноги.

– Стоп, – не до конца понимая, что происходит, я достал карманные часы. – Я что, тридцать минут разглядывал камень? Дядюшка меня убьет.

Я работал на дядюшку Жака тридцать третий день. Дядюшкой его было разрешено называть только прислуге. Для всех остальных же он оставался господином Жаком, мужчиной со скверным характером и сломанным ухом. Платил он гроши, но работа в то же время была совсем не пыльной. В основном она заключалась в уборке дома, готовке ужина и иногда – в крайних случаях – мне поручали забирать пальто у приходивших дам и господ. Частенько они привозили ему из Европы шоколад и вино, дабы выразить свою благодарность за добрый прием и одновременно с этим сыскать его благосклонность. От алкоголя дядюшка решительно отказывался.

– Уберите от меня эту дрянь! В своем доме я намерен пить исключительно свое вино. А вы, коль являетесь моими гостями, будьте любезны разделить со мной этот чудный напиток. И вылейте сию же минуту эту кислятину, которую вы осмелились называть вином!

Почти все смущались, но никто не обижался на дядюшку. Выражать свое недовольство в доме у кредитора сравнимо разве что с тыканьем палкой в осиный улей. Первую минуту вы чувствуете себя королем и вам весело, а после второй вы кричите от боли.

Перешагнув через покосившийся порог, я поймал взглядом ржавый гвоздь, одиноко торчащий из деревянного пола. На секунду увидел в нем вчерашнего себя. Такой же странный и неказистый паренек-гвоздик, завороженно наблюдающий за кем-то в дали.

Почему она так быстро ушла? Быть может, я чем-то обидел ее, спрашивал себя я. Но сказано было всего-то несколько слов, да и те – извинения.

Сделав два стремительных шага вперед, я неожиданно врезался в стену.

– Она всегда здесь стояла? – зачем-то произнес это вслух.

– Что-то вы припозднились сегодня. Часы давно отбили девять, а вас все нет и нет. Я уже начал волноваться, – он пожал мою холодную руку.

– Простите меня, дядюшка. Понимаете, обстоятельства…

– Обстоятельства? Друг мой, вы опоздали на три четверти часа. О каких обстоятельствах может идти речь?

– Три четверти часа? Дядюшка Жак, простите. В последнее время я будто сам не свой. Руки дрожат, в голове пусто, в мыслях – бардак. Я сегодня даже не смог достойно ответить грубияну на мостовой. Он проезжал мимо и, представьте себе, ни с того ни с сего попросту взял и оскорбил меня. Я крикнул ему вдогонку пару фраз, а он…

– Павел, – его громкий голос оборвал историю, – скажите, вы спали сегодня?

– Не понимаю… – он поправил пиджак, который явно был меньше нужного размера, и немного расслабился.

– Во-первых, отпустите мою руку. Я перестаю ее чувствовать, – я разжал кисть и ощутил, как кровь снова заструилась по венам. – Во-вторых, повторюсь. Как долго вы спали сегодня и спали ли вообще?

– Около часа, – оправдался я. – Удалось заснуть лишь под утро.

– А ели?

– Выпил воды натощак.

Его рука упала мне на плечо. От ее веса немного подкосились колени.

– Павел, – играючи начал дядюшка Жак, – ну и кто же эта особа?

– Откуда вы…

– Голубчик, не переживайте вы так. Любовь – прекрасное чувство. Несомненно, оно может и прожечь ваше сердце раскаленной кочергой, а мысли о ней могут убить, но в остальном все чудесно.

– А вы, дядюшка, умеете подбодрить, – я аккуратно убрал его руку с плеча.

– Эх, как же я вам завидую. Помню, в свои годы тоже бегал за одной. Щечки – булочки, попка – ягодка, губки – бантиком, умная, – последнее он протянул.

– Позвольте узнать, где же она теперь? Я что-то не видел при вас дам, чье присутствие вы бы ценили.

– Не нужно язвить, друг мой. Она исчезла.

– Так просто исчезла?

– Так просто. Ни с того ни сего взяла и исчезла. Я до сих пор помню нашу последнюю встречу. Лежу я, значит, в постели с Ларисой, и тут Анна распахивает дверь…

– Постойте. Вы спали с чужой женщиной, и она вас застала?

– Почему с чужой? Это была ее сестра. Так вот, тут Анна открывает дверь, и как начнется…. – я неосознанно поднял вверх палец, дабы остановить историю дядюшки, но быстро вспомнив, с кем я разговариваю, спрятал его в кулак.

– Дядюшка Жак, спасибо вам за поддержку, но я сильно опоздал. Не стоит ли мне приступить к своим обязанностям?

– Да, вы правы, – он приветливо улыбнулся и хотел было уже дать мне задание, но тут встрепенулся. – Я совсем забыл про гостей. Павел, вы отвлекли меня своей пустой болтовней. Снимайте скорее пальто и идемте за мной в главный зал.

Я повесил одежду на крючок и поспешил за дядюшкой. Пол скрипел под его внушительным весом, а широченная спина закрывала весь обзор. Дом принадлежал его семье не первое поколение и, судя по его состоянию, не ремонтировался столько же.

Гостей пришло немного, всего шесть человек, но из-за пышных нарядов им удалось заполнить собой почти все пространство главного зала. Дамы в белых платьях с оттопыренной задней частью и странными шляпами закрывали собой кавалеров, что их сопровождали. Трое знатных мужчин, по виду напоминавших тройняшек, с гордо поднятыми носами что-то бурно обсуждали с бокалами вина, а их спутницы мило беседовали, прерываясь на наигранный смех.

Дядюшку заметили сразу, как только он вошел в зал.

– Здравствуйте, господин Жак, – чуть ли не хором проголосили они.

– Снова нахлебники пожаловали! – покачивая головой, ответил он. – Павел, будьте любезны, заберите у гостей ту конскую мочу, которую они пьют, и налейте всем настоящего вина.

– Конечно, дядюшка.

Бегая с бутылкой вина в одной руке и постепенно наполнявшимся ведром в другой, я совершенно позабыл о терзающих меня вопросах и во время перерыва в комнате для прислуги смог полностью избавиться от тяжести на душе. В зал я вернулся к тому моменту, когда один из гостей вышел вперед.

– Господин Жак, – прозвучал чересчур высокомерный голос одного из мужчин, – в прошлом месяце, когда мы с супругой приезжали к вам гости, мы обещались привезти в следующий раз нашу племянницу. Помните? – все в комнате посмотрели на дядюшку и замолчали. Тот залпом осушил бокал и, прищурившись, взглянул на обращавшегося к нему человека.

– А вы, позвольте, кто такой? – зал ахнул. Сзади кто-то захихикал.

– Мое имя не стоит даже упоминания в вашем доме, – едко ответил мужчина. – Лучше позвольте представить вам мою дорогую племянницу Еву, – он сделал два шага в сторону, и позади оказалась она. Та самая девушка с улицы, с которой я имел честь столкнуться.

– Здравствуйте, господин Жак, – она ухватилась за края белого платья и поклонилась.

– Здравствуйте, леди., – дядюшка подмигнул мне и улыбнулся. – Прекрасно выглядите. Платье сами подбирали?

– Да, она у нас красавица….

– Я полагаю, она и сама может ответить, – оборвал дядюшка одну из гостий.

– Конечно, господин Жак. Оно сшито на заказ у лучшего портного Германии.

– Какая прелесть! – ответил дядюшка и посмотрел в окно. – Эх, что же мы проводим в доме такой чудный день? Дамы и господа, прошу пройти за мной во двор и осмотреть мой дивный сад, – он выхватил бокал из рук мужчины и, сделав неловкий шаг в сторону Евы, уронил его прямо на ее платье. Содержимое разлилось по ткани мерзкой кляксой, походившей на странное животное с пятью ногами.

– Ох, простите. Эти проклятые доски! Уже давно пора было их заменить, – дядюшка как-то странно запаниковал. Обычно он попросту наливал себе еще вина и продолжал всех презирать, но тут… – Павел, будьте добры, отведите нашу дорогую гостью наверх и выдайте ей сухую одежду.

– Конечно, – процедил я сквозь зубы.

Через минуту в зале остались лишь я и Ева.

– За мной, пожалуйста, – мой голос оказался настолько невнятным, что я и сам не смог бы его разобрать.

– Простите? – улыбнувшись, спросила она.

Я прочистил горло и выпрямился.

– Прошу за мной, – теперь он был слишком напыщенным. Почему я не мог произнести эту фразу как обычно?

– Конечно, – растерянно ответила она. – Ведите, пожалуйста.

Она испугалась, как и при первой нашей встрече. Я старался не смотреть ей в глаза.

Весь недолгий путь по лестнице, а потом и по узкому коридору мы молчали, не обронив ни слова. Открыв со скрипом дверь гардеробной, я пропустил Еву вперед и зашел за ней следом.

– Не обижайтесь на дядюшку, – начал я, – он не хотел.

– Да что вы, и в мыслях не было, – она пристально посмотрела на меня и застыла. – А мы с вами раньше не встречались?

Сердце забилось, а губы предательски задрожали. Да что она со мной делает?

– Я… Мы виделись почти сутки назад. Я имел неосторожность столкнуться с вами на улице.

– Ах, помню-помню. Вы же тот мальчуган, которого я приняла за маньяка!

«Мальчуган?!» – мысленно выкрикнул я. По какой-то причине именно это сравнение возмутило меня, а не схожесть с маньяком.

– Простите, что убежала тогда. Улыбка на вашем лице меня напугала.

– Вас напугала улыбка?

– Я не это хотела сказать.

– А что же тогда? – она засмущалась.

Весь ее вид отчетливо давал мне понять, что следует прекратить этот нескончаемый шквал вопросов. Она опустила голову и посмотрела на кляксу.

– Мне бы чистую одежду, – перевела она тему. – Гости скоро вернутся. Не стоит заставлять всех ждать.

– Да. Простите меня. Сию же минуту! – я быстро стал искать подходящие вещи. – Но кроме старых рубашек и пиджаков ничего нет.

– Если господин Жак будет не против, то и они вполне сгодятся.

– Он не против, – уверил я.

Она поклонилась и накинула сверху черный пиджак. Он висел на ней, как мешок, краями доставая почти до колен. Пока она красовалась перед пыльным зеркалом, я убеждал себя сделать шаг.

«Вот же она, не упусти свой шанс, глупец», – заговорил внутренний голос. Нужно срочно занять ее интересной беседой. Что там советовал дядюшка? «Лежу я, значит, в постели с Ларисой, и тут Анна распахивает дверь…». Это точно не то. Может быть, о чем-то, что знает каждый второй? Что сейчас в городе…? Театр! Точно, театр.

Выпустив воздух из легких, я обратился к ней.

– Ева, а вы любите театр? Знаете, в Петербург прибыли артисты из Рязани. Говорят, они буквально творят на сцене настоящие чудеса. Я могу попросить дядюшку, чтобы он купил нам пару билетов.

– Спасибо, но я вынуждена отказаться. Я больше люблю медицину, а в театральном искусстве ничего не смыслю. А вот мой старший брат охотно сходил бы с вами, – ее внимание привлек шум от вернувшихся гостей и крики изрядно подвыпившего хозяина. – Нам стоит вернуться. Не хочу, чтобы тетушка с дядюшкой волновались, – она хотела было выйти из комнаты, но я остановил ее, схватив за руку. Не знаю, как это вышло. Я себя не контролировал.

– Не уходите. Прошу, – напряженно проговорил я, сильнее сжав пальцы. Ее тело заметно напряглось.

– Отпустите, вы делаете мне больно! – повысив голос, ответила она. Никто из гостей внизу не услышал этого, пытаясь успокоить дядюшку.

– Послушайте, – я ослабил хватку и выдохнул. – Я влюбился в вас с той самой минуты, как только увидел. Вы снились мне этой ночью, всего только час, но и он значил для меня больше, чем все, что происходило со мной до этого. Сердце начинает биться в два раза сильнее при мысли о вас.

– Но вы же совсем юны!

– Да. Быть может, разница в возрасте вас смутит, но уверяю, я буду любить вас до конца дней, я буду опорой в трудную минуту, буду работать день и ночь, лишь бы вы ни в чем не нуждались. Останьтесь, молю!

Она сжала губы и отвернулась. В гардеробной стало тихо. Снизу донесся глухой крик дядюшки, а за ним – шум разбитого стекла.

– Да что ты понимаешь в выращивании тюльпанов, щенок?! Их же нужно поливать три раза в день, три раза в день минимум! А ты мне тут что пытаешься доказать? Что хватит двух? Да я тебя…

– Хорошо. Я дам вам шанс, – она настороженно посмотрела на меня. – Завтра в двенадцать часов десять минут со второго пути отправится поезд прямиком до Германии. Как только часы пробьют двенадцать, вы должны будете прийти к старой водонапорной башне, что виднеется с перрона. Я буду ждать вас там.

– Я приду! – восторженно вскрикнул я. – Даю вам слово, я буду там точно в указанный час.

Не ответив, Ева стремительным шагом вышла из гардеробной.

К вечеру, когда гости уже ушли, а я убрал все разбитое стекло, дядюшка, как и всегда, сел за обеденный стол и о чем-то громко заспорил с табуреткой. Заметив меня в дверном проеме, он заметно растерялся, но вскоре сделал глоток вина и заговорил на языке подвыпившего джентльмена, тщетно пытавшегося скрыть опьянение.

– Павел, мой дорогой друг. А где вы были? Ева уже давно ушла, а вас все нет. Какой-то вы сегодня «опоздалый», – довольный своим каламбуром, он рассмеялся.

– Дядюшка, – потерянно начал я, – как вы поняли, что Ева – та самая девушка?

– Знаешь, это было не сложно. Если бы вы наблюдали за собой со стороны, то тоже бы обо всем догадались, – он снова рассмеялся, но в этот раз подавился вином.

– Все было настолько плохо?

– Да вы смотрели на нее, как волк на кролика. Это я как бывший охотник говорю.

Мои щеки загорелись от стыда.

– Дядюшка! Вместо того, чтобы смеяться, лучше бы вы помогли мне.

– Конечно, Павлуша! – он вальяжно положил ногу на ногу и рукой подпер подбородок. – Рассказывайте, я внимательно слушаю.

– Вы уже, я думаю, знаете, как я отношусь к Еве.

– Да уж, – протянул дядюшка.

– Она предложила встретиться с ней завтра у старой водонапорной башни вблизи вокзала. И думаю, попросит поехать с ней в Европу.

– Ну и в чем же, голубчик, вам требуется моя помощь?

– Я не знаю, как быть. Я… Я совершенно потерян и не имею ни малейшего понятия, как поступить. В Петербурге вся моя жизнь, здесь я прожил все шестнадцать лет. Здесь все! А там лишь она. Помогите, помогите принять верное решение. Как мне быть? – пошатываясь, дядюшка, встал со стола и поправил ремень.

– Пойдем за мной, – словно разом протрезвев, сказал он.

Мы прошли через главный зал и оказались у двери под лестницей, ведущей на второй этаж.

– Я не открывал эту дверь уже пару десятков лет, – он достал маленький ключ и отворил висевший на петле замок.

Внутри хозяйничали пауки и крысы, деля хлам между собой. Когда дверь распахнулась, все они разбежались в разные стороны, попрятавшись за старые картины, мешки с чем-то пахучим внутри и прогнившие ящики.

– Где же оно? Нет. И тут его нет, – он отодвигал ящики и все яростней пытался что-то найти. Вот! – наконец воскликнул дядюшка. Его внушительных размеров ладонь достала из-под завала маленький кулон. Его серебристая цепочка обмотала указательный палец дядюшки, а зеленоватый камень переливался в тусклых лучах света, проникавших сквозь щели в комнату.

– И что же это?

– Это, мой друг, подарок, который носила Анна. Я вручил ей его на второй день знакомства, а она оставила его на полу в прихожей, когда ушла навсегда.

– Я, конечно, извиняюсь, но вы делили постель с ее сестрой. Неудивительно, что она решила вас позабыть, оставив при этом все, что могло бы напомнить о днях, проведенных подле вас, – он глубоко вздохнул и сжал кулон в кулаке.

– Справедливо. Но дело не в этом. Поймите, Павел, я был трусом и глупцом. В тот день, когда Анна застала нас с ее сестрой, я был убежден, что она спала с кучером. Мне сказала об этом Лариса на свадьбе моего лучшего друга. Я разозлился и сразу же поверил во все, даже не удосужившись спросить у Анны, правда ли это. А когда она исчезла, то прихватила с собой и большую часть моих денег, и все вещи, и пса.

– Пса?

– Да. Был у меня старенький пес. Мы часто надевали на него шляпу и галстук за ужином, когда он забегал к нам за стол… Но сейчас это уже не важно, – он положил руку мне на плечо. Ноги снова подкосились под ее весом. – Бегите за ней. Придите завтра к той башне и поезжайте с ней в Европу.

– Вот так просто?

– А вам, молодым, все вечно хочется усложнять, – ухмыльнулся он. – Да, мой друг, вот так просто. Любовь – это лучшее чувство, что может испытывать человек. Именно оно делает нас людьми. Павел, дорогой вы мой друг, не очерствейте, как я. Поклянитесь мне, что вы придете завтра к чертовой башне! – чуть ли не прокричал он.

Позади дядюшки быстро застучали когтистые лапки маленьких обитателей дома, в панике разбегавшихся по углам.

– Клянусь, – твердо ответил я.

Я пришел ровно за десять минут до назначенного времени в надежде встретить ее на месте и тем самым отметить перед ней свою пунктуальность, но прогадал. Легкий ветерок за полсотни метров до башни принес аромат ее яблочных духов.

– А вот и вы, – мягко, но в то же время настороженно сказала Ева.

– Я обещал.

– Павел, я согласна быть вашей навек, но взамен хочу одну вещь.

– Что угодно.

– Я хочу ваше сердце, – я рассмеялся из-за глупой просьбы.

– Ева, но вы и так уже владеете им, – от накопившейся за бессонную ночь радости чуть не закричал я.

Она подняла старый охотничий нож.

– Ах. Вы про это, – уже тише сказал я.

Весна была в самом разгаре. Легкий ветер развевал ее золотистые волосы и свободное белое платье. Как же прекрасна эта девушка. Где-то вдали защебетали воробьи. Почки на деревьях уже распустились, превратившись в изящные листья. А нож в ее руках отражал лучи солнца мне в правый глаз.

Она хочет проверить меня? Я пытался понять умом ее выходку.

– Вам нужно мое что? – будто не услышав вопроса, переспросил я.

– Ваше сердце, – ответила она без эмоций.

– Но зачем?

– Я хочу, чтобы вы были только со мной. Я сохраню его. И не бойтесь, – она сделала паузу и улыбнулась, – вы не умрете.

– Но как же я смогу?

Вдалеке стрелки вокзальных часов отбили двенадцать. Она протянула мне нож.

– Но я не могу…

Она молча сделала шаг в мою сторону.

– Да как же так можно?

Второй.

– Как это будет?

За ним третий.

– А может, все же получится?

Четвертый.

– Я люблю вас, – в этот раз слова сами скатились с языка. Шагнув навстречу, я схватил ее руку и одним быстрым движение вонзил нож в свой живот и рассек мягкую плоть почти до пояса. Мучительный крик должен был разбудить каждого за сотню миль от меня, но вместо этого мои глаза лишь смотрели прямо на нее и не выдавали и толики страха. Вынув ржавое лезвие, я опустил в разрез руку и, пробираясь через теплые скользкие внутренности, нащупал сердце. Почувствовал его биение и неописуемую боль – как только пальцы начали сжиматься, оно забилось в сотню. Нет. В тысячу раз сильнее. Я сделал резкий рывок, но успел только вынуть его под лучи весеннего солнца и тут же замертво рухнул на мягкую землю к ногам Евы.

Я очнулся в купе поезда от свистка машиниста. Голова немного болела, но я с легкостью смог осмотреться: напротив меня сидела Ева и безмятежно читала какую-то книгу, а за окном одно за другим проносились цветущие деревья. Всегда любил наблюдать за ними, когда в детстве катался на поездах с отцом. Белье принесли совсем недавно, еще чувствовался стойкий запах порошка. На столике рядом стояла выпитая наполовину кружка остывшего чая, а где-то за стенкой, судя по звукам, «культурно» отдыхала какая-то компания.

Вспомнив про нож, я схватился за грудь и поднял майку, чтобы осмотреть место, где он вонзился в меня. Насколько же сильно было мое удивление, когда я обнаружил, что на теле не осталось ни единого пореза и вообще следов свежей раны.

– Как? – в ужасе спросил я, медленно поднимая голову.

– Что как? – не отрываясь от книги, переспросила она.

– Как я все еще живу? Я точно помню, как проткнул себя ножом.

– О чем ты говоришь?

– Но как же? Я пришел к башне в назначенный срок, и ты попросила отдать тебе мое сердце. Я посчитал это шуткой, но ты подняла нож и я… Согласился.

Она перевернула страницу и вложила листок исписанной бумаги в качестве закладки. Ее глаза говорили, опережая хозяйку. Они были недовольны и очевидно обижены. Но на что?

– Павел, – от ее напряженного голоса кожа покрылась мурашками, – вы пришли на пустырь, и я предложила вам уехать со мной в Германию. Вы что-то забубнили и потом упали без сознания на землю. Если бы я не попросила машинистов помочь мне донести вас до купе, то мы бы ни за что не успели на поезд.

Ее версия звучала чересчур убедительно. Неужели мне все просто приснилось? И запах духов, и шаги, и даже та боль. Такая отчетливая, что, кажется, словно я до сих пор ее чувствую. Все было настолько реальным.

– Простите меня, – неуверенно сказал я. – Я не ел пару дней и плохо спал. Не понимаю даже, как я вообще смог добраться до места, не упав где-то раньше. Видимо, не обратил на это внимание и хотел во что бы то ни стало увидеть вас снова, – ее губы растянулись в нежной улыбке, а щеки покрыл румянец.

– Ничего страшного, Павел. Я все понимаю. Вот. Выпейте лучше чаю и успокойтесь. Он еще теплый.

Облегченно вздохнув, я сделал пару глотков, но почему-то совсем не почувствовал вкуса. Может быть, чай не успел завариться? Мой рот как будто онемел. В панике я надкусил язык, потом еще раз, и еще, но так ничего и не почувствовал.

– Скоро пройдет. Это побочный эффект после обморока, – уверила Ева.

В ответ я кивнул и поставил стакан на место.

– Ну и что же теперь?

Одним пальцем она поправила локон непослушных волос и снова открыла книгу.

– Я хочу познакомить вас с моим братом. Вы, кажется, говорили, что любите театр. Не так ли?

Воспоминания из гардеробной.

– И снова прошу прощения. Понимаете, – я слегка замялся, – вчера я соврал. Я полный профан в этом и вашему брату, увы, покажусь неинтересным, – она засмеялась. Как же мне нравится ее улыбка.

– Не волнуйтесь. Я поняла это, когда вы сказали про рязанских актеров, которые уехали уже три недели назад. Уверена, что как только я расскажу брату вашу историю, вы ему тут же понравитесь.

– Вы так считаете? – осторожно спросил я.

– Будьте уверенны, – ответ показался холодным, как лед.