Текст книги "Новые празднiкi, или В поисках Внутреннего Грааля."

Все мои девочки были прекрасны и были по сути Одной Прекрасной Женщиной, в то время, как я действительно был одновременно всеми мужчинами мира, ибо по-другому вообще никогда не бывает. Люди, разуйте глаза! Никогда, вы слышите, никогда не было такого, чтобы все мы не были Одним Единственным Человеком, наделённым при этом довольно богатыми воображением и фантазией.

На этом уровне весьма условным является даже деление на Мужское и Женское. И ещё раз повторяю: Я пришёл не для того, чтобы вас развлекать какой бы то ни было оригинальностью суждений или экстравагантностью поведения – Я пришёл только затем, чтобы в очередной раз подтвердить, что то, что было вам сказано уже тысячу раз во всех Священных Писаниях Мира – является Абсолютной Правдой, Абсолютной Истиной.

Ещё Магомет говорил, что сначала вам дали Тору – вам было пох*й – мол, Тора Торой, а «спасибо» на хлеб не намажешь. Тогда вам, ёпти, дали Инджиль (Евангелие) и послали с увещеваниями Христа. Этот вариант Учения был уже и так адаптирован под ваш невысокий уровень, коий вы обнаружили в ходе Божественного Тестирования. Тут некоторые из вас даже покивали слегка головами – мол, христианство – это п*здатая штука, но снова ничего не изменилось, ибо нет ныне Веры ни в одном из христианских храмов, как нет этого, конечно, и в мечетях, и, подозреваю, как не было её там никогда, ибо единственным Храмом для Веры может быть только наше Общее Единое Сердце, и кто не поймёт этого с трёх раз, должен быть символически уничтожен – других вариантов нет. Может и хорошо бы, чтоб были они, но Бог иных вариантов не предусмотрел, ибо… вы сами лишили себя иных вариантов…

Что же нам теперь делать? – спросят, возможно, в глубине души лучшие из вас. Да всё же просто! Известно, что делать! И всегда это было известно. Всегда был известен Единственный Прямой Путь – Покаяние и Несение своего Креста.

А если кому-то его крест слишком лёгок, так, ёпти, помоги, сука, тому, для кого он непомерно тяжёл! Что тут недоступного-то для понимания?!.

Однако да, существуют два мира: тот, где существует только Я (в сотый раз прошу не путать ни со мной лично, ни лично с кем-то из вас) и тот, где существуют Да, Лариса, Оксана, Настя, Анна. Да и много кто существует. (Голый смайлик голой жопою сидючи на Северной Голгофе разрезает себе вены на обеих руках. Вместе с кровью из вен вылезают какие-то сгустки/комочки. При ближайшем рассмотрении они оказываются крошечными трупами людей, с которыми он когда-либо был знаком, в уже не первой стадии разложения.)

И пока эти два мира существуют – мир, где есть только Я, и мир, где есть не только Я – Абсолютная Правда первого мира всегда будет выглядеть Абсолютной Ложью мира второго. Почему? Да потому что чисто-тупо не может быть ничего абсолютного в мире множеств. Абсолют может быть Абсолютом только себя самого.

До тех же пор, пока существуют «Я» и «Ты» (существуют в качестве прочной иллюзии (иллюзии, но прочной/порочной)), в виде, так сказать, навязчивой идеи, которая является ещё и самой примитивной и первой пришедшей на ум – ничего хорошего быть не может, а каждый отдельно взятый п*здец каждой отдельно взятой личности будет только усугубляться и прогрессировать, ибо Смертным Грехом является уже само по себе допущение, что что-либо вообще можно брать отдельно. Положи, где взял, короче, мудило, всё, что ты когда-либо брал отдельно!))

О чём, короче говоря, вообще вся эта глава?

Да о том, что я любил и люблю свою Жену, но у меня есть ещё долг перед Миром, который, на минуточку, я же и породил, и, несмотря на то, что я любил и люблю свою Жену, я делал то, что я делал; был тем, кем я был – и как тогда, так и сейчас мало того, что не считаю себя перед ней виноватым, но по-прежнему убеждён, что это был единственно возможный тогда вариант для начала осуществления своей Миссии, каковая безусловно именно на самом деле у меня есть.

Я понимаю, разумеется, что многие люди на этом месте могут либо возмутиться, либо там снисходительно заулыбаться, но я с детских лет знаю одно: они могут себе сейчас такое позволить исключительно потому, что у них у самих такой Миссии нет. Ведь если бы она у них была, они бы знали об этом)).

А у кого такой Миссии нет – у того её нет – он может и дальше беспечно лыбиться себе хоть до самого Конца Света – благо уже недолго осталось))…

Кроме прочего, ещё раз повторяю, всё, что я сейчас говорю вам, я говорил и своей жене; говорил это и Ларисе; говорил многим, и об этом я писал, в общем-то, ещё в самом начале этого романа. Если люди неспособны всерьёз воспринимать то, что я им говорю, моей вины в этом нет. Я понимаю, конечно, что многим женщинам свойственно считать, что то, что им иногда совсем от души говорят их мужья, является правдой лишь одного момента, и они обожают надеяться, что то, что для их мужчины является самым сокровенным, у него всё-таки не получится и окажется, таким образом, обыкновенным, слишком человеческим, бредом, но что, вместе с тем, ёпть, могу с этим поделать я, если в моём случае это, во-первых, не так, а во-вторых – и об этом обо всём тоже я уже сто раз говорил? (В горло спящему смайлику заползает каучуковый ёжик)).)

Случилось так, что Да узнала о моих реально уже ставших личными к тому времени отношениях с Ларисой… Это произошло, понятное дело, потому, что и это было частью Божественного Плана, каковые планы, как известно почему-то сравнительно небольшому проценту людей, не подлежат ни обсуждению, ни ведению на сей счёт каких-либо дискуссий.

В плане же Материальной Проявленности это произошло потому, что во-первых, я, по всей видимости, ослабил своё внимание на некотором участке того, что в наираннейшем детстве счёл для себя удобным называть «реальной жизнью», а во-вторых, потому, что как бы Да порою ни осуждала склонность своей собственной матери шариться по карманам её отца в поисках геморроя на собственную же жопу, сама, по-видимому, сделала из этого несколько не те выводы, что можно было бы счесть логичными, если исходить из её же вполне недвусмысленного осуждения данной, как выяснилось позже, наследственной склонности.

В быту Да, как правило, проявляет себя либо как «жена декабриста», либо как «хрестоматийная стерва» – третьего не дано, что, среди прочего, и делает её одной из лучших женщин в мире)). Поэтому после обнаружения ею в моём мобильном телефоне Ларисиных эсэмэсок и, что самое страшное, моих же на них ответов, в нашем доме сразу вспыхнул горячий скандал.

Нет, конечно, это всё не закончилось немедленным расставанием – сие детский сад, а мы считали себя людьми взрослыми. Мы долго «беседовали», после чего стали принимать алкоголь и, в конце концов, оказались в супружеской постели. Однако в ближайшие же дни она написала Ларисе нечто, начинавшееся чуть ли не словами «Здравствуй, сестричка!..».

Вы спросите, возможно, а где она взяла адрес? Дело в том, что к этому времени ящика «evpaty_kolovrat» было два. Один из них общий, а другой – только Ларисин. Поскольку всё, что называлось «евпатием» было прообразом Единого Я, каковое «я» не мыслилось чем-то существующим в обход Божьей Воли, а претензии на то, чтобы её как-то синтезировать и, тем более, игнорировать не было у меня никогда, то я не счёл возможным скрывать это и от Да.

После её письма Ларисе, та сразу же написала мне. Она сказала, что опять-таки всё понимает, но среди прочего заметила как бы вскользь, что Да, пожалуй, сильнее меня. «Неужели и ты тоже такая же дура, как все, если ЭТО для тебя сила?» – на мгновение подумал я, но решил, что будет разумней, не подавать даже вида, что её брошенные будто бы между делом слова произвели на меня хоть какое-то впечатление. Ну, бросила и бросила, вскользь так вскользь – не попала, бывает, промахнулась девочка-ученица…))

Хотел ли я её уже к этому времени? Пожалуй, что уже да. Нет, конечно, это ни в коем случае не было для меня самоцелью. После Имярек секс с Женщиной вообще не является для меня чем-то безотносительно и необсуждаемо прекрасным, да и даже тогда, когда мы были с ней ещё вместе (те несчастные несколько вдохновенных случек и годы взаимных соплей и разлуки))), если присмотреться, это уже было не совсем так. Тем не менее, после нашего первого соития девочка Ира-Имярек, которая, как известно, старше меня на 9 лет, сказала, что не понимает моей первой жены, потому как на её месте она, де, не развелась бы со мной даже если б я был полным идиотом – в первую очередь из-за того, что со мной хорошо в постели. Но я уже тогда воспринимал сей её комплимент не как Откровение, а как нечто в порядке вещей…))

Да, к тому времени я уже хотел Ларису. Лариссу. Но во многом потому, что мне было ясно, что этого уже страстно хочет она, и мне уже скорее всего просто не отвертеться)). А как иначе? Сам заварил кашу – сам и расхлёбывай. Сказал «горшочек, вари!» – так не ропщи, когда он говорит тебе «кушать подано!»…

Ещё в начале февраля Ларисса как-то раз заявила, что она постарается организовать себе в марте командировку в Москву, а к началу марта того же 2003-го года это и вовсе было уже делом решённым, и я среди прочего был занят поиском гостиницы для неё. Безусловно, если бы всё прошло, как намечалось изначально, это бы более способствовало реализации именно моего плана – того плана, что нарисовало себе Нечто в рамках материального тельца по имени Максим Скворцов (тогда меня ещё звали так), но у Отца на сей счёт, как выяснилось, были иные планы…

А как действительно было бы замечательно, если бы Лариса приехала в Москву, поселилась бы в гостинице, где мы замечательно же, в полном соответствии с её искренними желаниями, провели бы отпущенное нам, прямо скажем, недолгое время; а потом было бы взаимно трогательное Расставание, после чего она уехала бы себе в свой Харьков и с удвоенною, не без моего участия, энергией принялась бы за наше общее дело. Но… как говорится, Судьба распорядилась по-иному. Господу Богу угодно было поступить иначе, чем сие рисовалось Пластмассовой Коробочке-Мне.

Ему было угодно, чтобы в пылу одного из наших ежевечерних алкогольных скандалов меня окончательно всё достало.

Сначала я кинулся к компьютеру, чтобы подыскать номер в гостинице уже для себя, но Да принялась так голосить, что я поспешил связаться тогда ещё с моим другом Иваном Марковским и договорился с ним, что он пустит меня на одну ночь к себе, а там я уж придумаю что-нибудь.

Я как раз только на днях получил последнюю свою зарплату в «Слабом звене», откуда, к слову, решил уволиться. К описываемой ночи от неё оставалось в нашей общей коробочке не то 300, не то 350 баксов (в 2003-м году это было значительно лучше, чем ныне), не помню, не суть. Во всяком случае, Да я точно оставил на пропитание/пропивание 100, остальные же спешно сунул в карман (тогда я ещё принципиально не пользовался кошельком, считая сие дурным тоном, присущим ублюдкам обоих полов, из-за которых, де, и все беды в мире. Забегая вперёд, скажу, что впоследствии эта опция была мною изменена))) и покинул нашу квартиру, оставив в ней Да и нашу рыжую кошку Василису.

Я довольно быстро поймал тачку и поехал на другой конец города к Марковскому. Оказавшись на правом переднем сиденье какой-то полуночной «четвёрки», я немедленно выключил мобильник, чтобы Да не имела возможности продолжить выяснять со мной отношения уже по телефону, и принялся оживлённо п*здеть с водителем о бабах вообще. В большинстве вопросов мы, конечно, с ним были единодушны.

Приехав к Ване, я всё ему рассказал, во всех подробностях, и про Ларису, и про Революцию, и про то, что я – Божий Внук, и про созданную мной агентурную сеть (честно признаться, выпил в тот день я изрядно))). Ваня истерично, но восхищённо похихикивал и время от времени восклицал: «Какое прекрасное безумие!» (Если он когда-нибудь прочтёт этот текст, скорее всего он будет всё отрицать – это понятно даже ежу))).

Потом ему позвонила Да, разыскивавшая меня. Я подходить к телефону, конечно же, отказался. Ваня п*здел с ней, войдя в одну из своих любимых ролей дамского психоаналитика, минут сорок (он обожает – во всяком случае, раньше обожал утешать девушек. Клянусь, так и было. Может и сейчас так – не знаю. Но раньше точняк. Хлебом не корми – дай утешить кого-нибудь))). После того, как они наговорились, Да (а было уже часов пять утра) принялась отправлять эсэмэски всем моим друзьям, телефоны которых ей были известны (а это несколько десятков человек))) с текстом: «От меня ушёл Скворцов». А мы с Ваней пошли спать…

Утром я проснулся, нашёл газету «Из рук в руки» и стал зачем-то, по Ваниному совету искать себе 17-дюймовый монитор, который давно мне был, в принципе, нужен. Я нашёл то, что искал, поехал и купил его. Купив его, я привёз его на тачке в наш с Да дом. А куда мне было его девать?..

Через некоторое время приехал поэт и художник Вадим Калинин, с которым мы, собственно, накануне вместе и пили и который, в общем-то, всегда был не прочь переспать с Да, которая, собственно, и пригласила его. Мы попили с ним коньячку, и я уехал как бы уже совсем. Дверь за мной в моём доме закрывал уже Вадик, ибо Да к тому времени уже отключилась.

Я поехал к Кате Живовой, которая любезно согласилась приютить меня на пару-тройку дней.

По дороге я заехал к Тёмне. В тот период она вела семейную жизнь с одним реально замечательным парнем-барабанщиком, родом из Запорожья. Там я ещё немного выпил – уже с ними. Я всё время, помню, с бешенными глазами рассказывал им что-то о нумерологии и даже кучу всего убедительно им посчитал. Когда я уехал, между ними, как выяснилось позже, вспыхнул громкий скандал, закончившийся чуть не взаимным рукоприкладством.

Через несколько дней я снял через агентство довольно дорогую комнату в «двушке», рядом с метро «Отрадное», в нестранной, хоть и внешне случайной, близости с Никритиным, переехав, таким образом, с Юга на Север, и в моей жизни начался новый этап…

X

Вообще говоря, любовь к нумерологии привил мне Никритин, как водится, особо ничего для этого специально не делавший)).

Видите ли, какое дело, я родился ровно в полночь между 29-м и 30-м января. Поэтому установить точную дату моего рождения, в силу многих причин, практически невозможно. И поэтому же так называемое «золотое сечение», когда дата твоего рождения совпадает с количеством исполняющихся тебе лет, я отмечал аж дважды – и в 29 и в 30 лет.

Когда я отмечал своё первое «сечение», мы с Да только поженились и жили в квартире, любезно предоставленной нам её родственниками. Гостей было немного – только самые близкие люди – всего человека четыре, не считая нас с Да.

Это, конечно, уже совсем не походило на шумные вакханалии моей юности с кучей народа, морем дешёвой водки и случайным сексом на лестнице. Времена изменились, хули тут говорить.

Среди моих немногочисленных гостей был и Никритин, который был тогда совсем юным мальчиком, ибо он младше меня на восемь лет. Однако к этому возрасту он уже успел самозабвенно полюбить алкоголь, стать неплохим барабанщиком и перкуссионистом, неплохим поэтом, а так же по собственной инициативе нашёл спонсора для моей уже вышедшей к тому времени книге романов «Душа и навыки». (Кстати, совсем недавно, когда мы минувшим летом мирно пили с ним коньяк во дворике под стенами «Матросской Тишины», он признался мне, что спонсора он придумал – он просто заплатил свои деньги – пипец, конечно!)))

Просто когда мы ещё не были с ним лично знакомы, к нему, некогда также ещё и студенту Литинститута, попала случайным, то есть более чем неслучайным, образом трёхдюймовая компьютерная дискета с моим литературным наследием)). Юный Володя всё это с удовольствием прочитал. Особенно по душе ему пришлось «Достижение цели», которое, собственно, в книгу, мало того, что не вошло, но и не могло войти, ибо это есть для меня нечто такое, что не подлежит печати при моей жизни.

Когда я впервые увидел его? Где?

Это случилось осенью 1999-го года, не то незадолго до, не то вскоре после его, к счастью, неудачной попытки самоубийства, о чём я узнал, разумеется, сильно позже, когда мы уже подружились. Первая же наша встреча произошла, как это ни смешно, в Центральном Доме Литераторов, и вот как это получилось…

Замечательный музыкант и писатель Сергей Мэо, некогда исполнявший обязанности барабанщика в Другом Оркестре, забил со мной стрелу возле этого самого грёбанного ЦДЛ, чтобы не то что-то передать мне, не то забрать что-то у меня – точно не помню. Встречались мы там потому, что, во-первых, это было рядом с моим «материнским склепом», где я тогда ещё был вынужден жить, а во-вторых, потому, что в ЦДЛе должно было происходить какое-то мероприятие Союза Писателей Москвы, в коем Мэо должен был принимать участие.

Пока я ждал его у входа, я совершенно неожиданно для себя повстречал своего бывшего однокурсника по Литинституту Лёшу Рафиева, который к тому времени только вышел из тюрьмы, куда попал, как он выразился, за мошенничество)). Я ему обрадовался. Он мне тоже. Я только слез с героина, он только вышел из тюрьмы – нам было о чём поговорить (ах, 90-е!))). Он тоже собирался на то же мероприятие, что и Мэо, и они оба натурально позвали меня с собой. Я взял, да и пошёл с ними.

О-о! Это было, конечно, п*здец-мероприятие, как, собственно, и большинство мероприятий всевозможных Союзов Писателей. Такого скопления реально больных, мелочных, злобных, амбициозных людишек, в сущности, неумеющих в этой жизни них*я, кроме того, как громко скулить и бороться за свои якобы имеющиеся у них права, то есть, конечно, только думать, что они за них борются, ибо не умеют они также и этого – вы не встретите, пожалуй, больше нигде. Разве что, в сумасшедшем доме. Вы уж мне поверьте, как человеку, бывавшему и там и там и ещё много где)).

Довольно быстро выяснилось, что эта относительно камерная посиделка предполагает и чтение по кругу. Я слушал эту вонючую ересь и всё никак не мог для себя решить, читать ли мне что-нибудь или нет. Однако после того, как какой-то вечный волчонок, в возрасте чуть за сорок, поведал собравшимся о своём опыте работы в качестве поэта-песенника, каковой, конечно же, оказался неудачным – по его версии, из-за того, что глубоко бездарные и тупые козлы не оценили его очевидной для него самого гениальности – а потом ещё и зачитал публике свой «шедеврик», я подумал, ну уж нет, бл*дь, пожалуй всё же прочту! И прочёл следующее:

 
* * *
Х*ё-моё, ты мною прожита.
Глаз вон тому, кто старое помянет.
Ещё горят мои прожектора,
но пальцами уже заляпан глянец —
 
 
той книги нашей искренней любви,
где «х*й в п*зду», «рука в руке» и Счастье;
где Ветер сам, хоть я и не просил,
помог задрать твоё ни к чёрту платье.
 
 
Х*ёво, бл*дь, но мне не привыкать
к тому, что не вернуть того, что было…
Нельзя…
Нельзя любимых долго не ибать,
а если не ибёшь,
то и нЕх*я потом недоумевать,
отчего же это сердце моё остыло…
 

Когда я дочитал, на несколько секунд в помещении повисла мёртвая тишина)). Потом я услышал сдержанное, но искренне одобрительное похихикивание и, обернувшись на него, обнаружил, что помимо чудовищ из сна Татьяны Лариной, здесь присутствует вполне себе творческая молодёжь. Затем подал голос Рафиев, пользовавшийся тут, как оказалось, некоторым авторитетом: «А что?.. Да по-моему, Макс – просто единственный, кто сказал правду о том, что здесь происходит!» Естественно, Рафиев всегда умел использовать почти любой поворот сюжета в своих целях. Этого у него не отнять. И, пожалуй, своего рода это талант. Однако речь сейчас не об этом.

Довольно скоро после этого эпизода мероприятие наконец окончилось, все стали медленно расходиться, и тут-то ко мне и подошёл, в ту пору длинноволосый, молодой человек…

Он улыбнулся мне той улыбкой, которой так хорошо умею пользоваться и я сам: нечто среднее между смущением и не то что даже недоумением от того, что мир в целом столь по-мудацки устроен, что смущение вообще существует как категория человеческой чувственной сферы, а полным внутренним неприятием этого факта, а также демонстрацией полной уверенности (пусть не всегда без маскирующейся под это агрессивности сугубо при том сексуальной окраски))), что тому на кого направлена твоя улыбка, тоже всё это хорошо известно. Короче говоря, так мы улыбаемся только тем, в ком сразу же узнаём пресловутых «своих», будучи твёрдо уверенными, что уж на этот раз всё взаимно.

Так вот, он улыбнулся мне именно таким образом, чуть ли не подмигнув, и… сказал так: «Большое Вам спасибо за „Другой оркестр“! И за „Новые Праздники“ тоже!..». Понятное дело, для меня это был совершенно сакральный момент в собственной биографии. Я сказал ему столь же искреннее, сколь и внешне сдержанное «спасибо», и мы пошли своими дорогами.

Через некоторое время мы вновь столкнулись с ним на одной из лестниц ЦДЛа. Все закурили – уж что-что, а это-то все лоботрясы-писатели умеют преотлично. Там этот молодой человек подошёл ко мне снова – или мы, впрочем, снова оказались рядом «случайно» – и подмигнув уже недвусмысленно заговорщицким образом, спросил: «Водку будешь?»

Ну-у, сами понимаете, при таких обстоятельствах я согласился бы даже в том случае, если б терпеть не мог алкоголь, но сказать этого про меня давно уже было нельзя. Я сделал пару-тройку больших глотков, занюхал, как водится, рукавом, а может у него была и запивка – не помню – но сразу после этого мы расстались, со значением пожав руки друг другу.

Следующая наша встреча произошла уже в начале лета 2000-го года на дне рождения не то Шостаковской, не то известной вам по первой части этого романа Дженни, которая когда-то была его возлюбленной, как выяснилось уже, разумеется, позже и которую он-то, собственно, и ввёл в своё время в околовавилонский круг. Таким образом, всё это можно рассмотреть и так, что моё возвращение в мир ведущих половую жизнь граждан с вышеназванной Дженни 8-го марта 2000-го года, в какой-то мере, было частью его «спасибо» за… всё. (Смайлик скрепляет стэплером свою крайнюю плоть)).)

Там мы снова друг другу вполне понравились и, снова расставшись, встретились через пару недель уже на кухне у Дженни. Там мы проболтали втроём часов до четырёх утра, а ушли уже вместе и долго гуляли в лучах рассветного летнего солнышка, то и дело присаживаясь на лавочки бульварного кольца, перманентно пия какую-то гадость и искренне пизжа о Высоком, то есть о том, какое весь мир – дерьмо)). (Смайлик засовывает себе в жопу баночку слабоалкогольного коктейля, достоинством – 0,33.)

Короче, шаг за шагом мы подружились. Через некоторое время он узнал от меня, что Дженни беременна. От меня. От меня узнал. Как я теперь понимаю, наверное, я сделал ему очень больно. Но, видите ли, при том, что наше общение стало к тому времени уже достаточно регулярным, было бы, по-моему, ещё хуже ещё, извините, менее по-мужски, если бы он узнал об этом не от меня. Такие дела. (Такие дела – это, если помните, такой рефренчик у Курта Воннегута. Вот только не помню в каком романе. То ли в «Ловушке для кошки», то ли в «Крестовом походе детей». )

Наутро после моего первого «рассечения» все мы проснулись с серьёзного бодуна. Мы с Да и те, кто у нас остался, потому что не мог ходить)). Никритин сам вызвался сходить за пивом и буквально через 15 минут принёс его нам – себе же, в качестве опохмела, купил чекушку. Мы стали похмеляться и смотреть по видео детский фильм «Гостья из будущего», подаренный нам с Да, шутки ради, моим тестем на Новый 2002-й год.

Постепенно все рассосались. Остались только мы с Да, да Никритин. Да сварила превосходный суп – не то борщ, не то щи – не помню за давностию лет)). И тут нам всем опять захотелось выпить. Мы с Никритиным пошли за водкой.

Изначально планировалось, что он дойдёт со мной до магазина, а дальше поедет в другие гости. Он был в то время влюблён в одну первоклассную поэтессу, и у него всё уже почти с ней получилось (это потом уже – как говорится, спустя много лет – у него с младшей сестрой этой самой поэтессы родилась дочь). К ней-то в гости он и собирался в тот день. Но… как говорится, опять же, судьба распорядилась по-иному.

Она распорядилась так, что, купив водки, мы вернулись домой вдвоём. Он никуда не поехал. Короче говоря, так я и познакомился с удивительной наукой нумерологией)).

Среди прочего пьяная Да тоже ему погадала на обычных картах, нагадав ему в скором времени очень хорошую девочку (что в скором времени полностью сбылось) – а что ещё нас всех интересует, ну скажите на милость!)) Тогда же, среди этого самого прочего, выяснилась ещё одна сакральная истина.

Как известно, мой «материнский склеп» не сразу обрёл прописку на Малой Бронной. До этого, в том же составе, он располагался на Октябрьской улице, что в Марьиной Роще, в доме 68, квартире 28. Мы жили там до лета 1983-го года. А в соседней квартире жила наша соседка со странным, но нормальным для человека её возраста именем Олимпиада Фёдоровна. И надо ж было такому случиться, что где-то в начале, извиняюсь, второй половины 90-х, Володя Никритин впервые попытался начать самостоятельную жизнь и жил в одной из комнат квартиры Олимпиады Фёдоровны, что к тому времени уже умерла, а квартира стала коммуналкой. Жил он как раз в той комнате, за стенкой которой располагалась комната, в которой до 1983-го года жил ваш покорный слуга. Да, такое бывает. А чего, собственно, только не бывает?

Где-то через полгода после описываемого моего двадцатидевятилетия, когда мы с Да стали хозяевами крохотной, но своей собственной квартирки на юге Москвы, где живём и поныне, мы с Никритиным организовали некий музыкальный проект. Зачем? Не знаю, честно признаться, что в первую, что во вторую очередь, но, короче говоря, с одной стороны нам с ним определённо хотелось встречаться в то время почаще и не просто тусоваться, а делать при этом какое-нибудь общее дело; с другой же стороны, и не менее определённо, нам хотелось развлечь не только себя, но и наших девочек: мне, понятное дело, Да (плюс к развлечению я надеялся также методом, извиняюсь, «глубокого погружения» убедить её, на её же собственном опыте, в том, что то, чем я занят по жизни – это вполне себе достойное для мужчины занятие, если не сказать, что по сути дела вообще-то, так на минуточку, наиболее достойное из всего, что только можно себе представить), Никритину – свою гражданскую супружницу, очаровательную девушку Эллу, которую ему, собственно, и нагадала в вышеописанный вечер моя супружница Да. (Ныне Да и Элла вместе работают в газете «Антенна», одним из выпускающих редакторов коей является Катя Живова. С Володей же они, спустя несколько лет, расстались большими друзьями. Мы с ним так умеем. Умеем так расставаться.)

Как я уже говорил, ничего серьёзного из этого проекта толком не вышло, но поставленные цели, как водится, были достигнуты. Наших с Никритиным девочек это всё весьма развлекло. Мне и поныне нравится вспоминать, как вдохновенно пищала девочка-Эллочка: «Ди-и! Ди-и! Снегирь! Прилетай к нам!!! Твои Котка и Буба!», а мы с Да писали по ночам тексты – она озарялась, а я руководил творческим процессом, чуть-чуть корректируя или иногда додумывая некоторые строчки. Вместо того, в общем-то, чтобы писать вопросы для «Слабого звена», потому что приход к нетрезвой Да вдохновения был как бы святым для меня делом – так в то время я считал нужным себя самому же себе позиционировать. Просто мама в детстве методом кнута и пряника (в основном, конечно, кнута))) доходчиво объяснила мне, что Настоящий Мужчина – это тот, кто с королевским достоинством стелется заплёванным ковриком перед своей взбалмошной бабой. А я был когда-то маленьким и не знал, что это всего лишь мамин горячечный бред, вызванный тем, что она, как и я, выросла без отца.

Совсем недавно, буквально на днях, мы с Да как раз переслушивали, впервые за несколько лет, нашу с ней песню «Снеговичок», сделанную мною пару лет назад на её день рожденья, уже в компьютере, но по мотивам наших наигрышей вживую, и хотя она, конечно, обложила тогда это всё говном (для неё – что-либо говном не обложить – себя не уважать – что с бабы возьмёшь – я на это не обижаюсь), но я видел, что ей приятно, а если б этого не было, то следовательно, одним поводом для хорошего настроения в её жизни было бы меньше. У меня вообще на сей счёт очень простая мораль)). Короче говоря, поставленных мною целей тот проект достиг…

Опять же на днях, Да придумала наконец (не прошло и пяти лет) даже название для него. Когда этот проект был ещё жив, названия для него так и не нашлось, а потом он умер, потому что что-то исчезло. Возможно, и это даже скорее всего, из нас с Володей – так что получилось, будто мы, свиньи, завели своих девочек в волшебный лес и, в сущности, так там и оставили. Впрочем, может я и сгущаю краски. May be yes, may be no, как говорят «враги». Название, между тем, что на днях постфактум придумала для него Да, очень бы ему подошло – «Сиротка Марыся», ибо оно яркое, клёвое, запоминающееся и выразительное…

Мы впервые встретились с Никритиным по поводу этого проекта в июне 2002-го года, разумно решив, что сначала мы с ним подготовим какую-то основу двух-трёх песен на гитаре и барабанах, а потом уже позовём девиц. Так мы и стали репетировать.

После репетиций же, мы брали алкоголь и употребляли его на побережье Царицынских прудов. Там, лёжа на травке, мы весело констатировали для себя тот факт, что всё остальное, кроме занятий музыкой – сплошное кромешное дерьмо, но что уж тут поделаешь, если каждый человек – скарабей, и дело его – не покладая своих кривых лапок, изо дня в день бессмысленно знай себе скатывать шарики из говна, как чужого, так и своего собственного, и сделать с этим, к сожалению, ничего невозможно. Автором сентенции о скарабеях и скатывании шариков из говна был Никритин, но всесторонне развивали и углубляли мы её уже вместе, наперебой дополняя друг друга.

Где-то с конца августа-начала сентября я как-то, сначала сам для себя незаметно, начал нет-нет, да поговаривать с ним о том, что, мол, знаю кое-какой выход из этого вечного круговорота дерьма в Природе. Как вы думаете, о чём именно мы говорили? Да, пожалуй, что угадали – конечно же о Едином «Я» – о чём же ещё! Да я для того и родился, чтобы об сём говорить! А как иначе-то, ёпть?..

Как-то раз, когда мы с очередными «банками» стояли у входа в метро «Царицыно», он особенно тонко понял меня и спросил: «Ты понимаешь, что если это осуществится в глобальном, всеобщем масштабе, то выделится столько Энергии, что может разрушиться Вселенная?»

– Да, конечно, – ответил я, – это будет тот же Большой Взрыв.