Текст книги "Беспредельные сказки. Сборник юмористических фантастических рассказов"

3

К месту назначения успели на закате. Бирбонэ провёл Олафа внутрь двухэтажного деревянного домика, зажёг фонарик.

– Электричества здесь нет, лет десять назад лавина накрыла идущую к домику линию, так что будем фонариками… – объяснил душеприказчик. – Сейчас перенесём всё в дом и ляжем спать…

– А здесь есть привидения? Я читал про одинокие дома…

– Нет, привидений здесь нет, Олаф, – помотал головой Бирбонэ. – Я сам тут ночевал недавно, но дедушка ваш ко мне не являлся…

– А кондиционер?

– Ни в коем разе, ваш дедушка их не терпел, Олаф… Да он и не нужен – чистый воздух в этих местах сам по себе свеж…

– Но я, похоже, на нём уже простудился…

– Эхе-хе, это у вас акклиматизация, господин Фирмус… Это скоро пройдёт… Солнце утром встанет, увидите какая здесь вокруг красота!

– А когда мы обратно поедем? – заканючил юноша и чихнул.

– А вы куда-то спешите?

– Нет, но… Хотелось бы знать… – наконец выдавил он из себя лукавые слова.

– Думаю, нам придётся здесь провести больше, чем необходимо, но лишним такое положение дел не будет…

– Я надеюсь… Этот домик такой маленький, как бы мы не заскучали?..

– Скучать не придётся, Олаф, уж поверьте…

– Как люди раньше жили только в таких домах? – юноша ещё раз оглядел тёмный домик, тут же отметив, что на роликах по такому не покатаешься. – Одни. Нет чтобы сразу большими домами, все вместе… Это же какой-то улей для одиночки в миниатюре… Микроулей! Я буду звать этот домик Микроульем…

– Не вам осуждать вашего деда, Олаф, думаю, у него нашлись весьма объективные причины для того…

Однако уснуть Олафу так и не удалось. Сначала твёрдая кровать никак не желала принимать форму его тела – скорее, вышло наоборот. Юноша прощупал древний матрац, пытаясь угадать каким именно гелем тот заполнен, однако с ужасом обнаружил: набита лежанка соломой, а деревянные рёбра жёсткости, уже казалось навсегда, впечатались в фигуру Олафа.

Однако, растянувшись на спине во весь свой рост, свесив ноги с кровати (троюродный дед, по всему, не очень-то вымахал, Фирмус даже предположил его родственником со стороны матери – в той ветви водилось несколько низкорослых предков) он уж было постарался лечь поудобней, да тут вторглись в нос запахи. Пахло всем сразу: деревом, кожей, пылью, едой… Словом, какофония ароматов сбивала со сна получше жёсткой кровати… Ароматизированные ватные тампоны, найденные в темноте наощупь заткнули ноздри и перебили запахи… Через два часа, он понял отчего же ему вновь не спится – всё вокруг полно звуков. Пусть кругом, как утверждал душеприказчик, на двадцать километров никого и не жило, ощущение опасности Олафа всё же не покидало. Завывал ветер, где-то далеко журчала вода, стрекотали кузнечики и ветки скреблись о деревянные стены…

Поспать удалось всего лишь минут двадцать – его кто-то укусил… Да укус этот чесался… Укрылся Олаф одеялом с головой, оставив только нос открытым, но невидимая тварь заходя на второй круг, умудрилась укусить как раз в выступавшую пипку… Юноша закричал и яростно замахал руками, пытаясь отогнать жужжащего в темноте хищника…

4

– Олаф, Олаф, вставайте! – тряс за плечо Христофор Бирбонэ. – Поглядите только, какое замечательное утро!

Раскрыл юноша красные глаза, вытащил из ушей и носа тампоны.

– Доброе утро, Олаф… – ловким движением душеприказчик раздвинул шторы, впустив в каморку яркое солнце, да с движением поторопился, что-то в спине щёлкнуло, и он тут же, согнувшись в три погибели, рухнул в скрипучее кресло.

– Да какое уж доброе, господин Бирбонэ, – юноша потрогал осторожно кончик носа – выступил какой-то прыщ, уж не нарыв ли, уж не ядовит ночной зверь? Нарывов Олаф никогда не видел вживую, только в учебниках, в школе…

– Вы не выспались? – выкручиваясь во всевозможные стороны, спросил Бирбонэ, при каждом резком повороте раздавался отчётливый щелчок – кость вставала на законное место.

– Не смог заснуть… – разглядывая себя в зеркало, ответил Олаф. – Постоянно что-то отвлекало… Нужно было взять транквилизаторы… Обычно стереовизор меня усыплял, но здесь же нет электричества…

– О! Да вас комар укусил… – наклонившись к распухшему носу ответил Бирбонэ.

– Ко-мар? Господин Бирбонэ, скажите, пожалуйста, а это опасно?! – Фирмус уставился на душеприказчика так, словно оставалось жить всего несколько секунд.

– Для большинства людей – нет… Здесь озеро неподалёку, вот и прилетает гнус всякий…

– Но он же мог занести инфекцию!

– Ну, это крайне маловероятно, – расхохотался Христофор. – У него очень тонкий хоботок и кроме ночного спокойствия да капелек крови вы ничего не потеряли…

– Это замечательно, – Олаф вернулся к зеркалу. – А вы как выспались? – зевнув спросил он.

– Замечательно, на свежем воздухе, в спальном мешке на полу – просто замечательно… – он вытянулся во весь свой небольшой рост, снова с хрустом, однако на этот раз обошлось. – Хорошо-то как… О! Да у вас кровь носом пошла…

– Это видимо от гор, давление низкое… – юноша законопатил ноздри новой порцией ваты.

– Просыпайтесь, просыпайтесь же, Олаф, умывайтесь, будем завтракать…

– Вы что-то разморозили?

– Нет, всё натуральнейшее… Я, конечно, повар так себе, но три моих жены научили меня готовить тосты и яичницу, – скромно добавил душеприказчик.

– Но это же вредно… – сказал Олаф, разглядывая содержимое своей тарелки. – Сплошные углеводы и жиры…

– Ваш троюродный дедушка этим и питался, и прожил до ста тридцати шести лет… – Бирбонэ многозначительно поднял перемазанный в масле палец. – Так отчего же здесь вред?

Пожал плечами Олаф да захрустел тостом.

– Господин, Бирбонэ, я вас давно хотел спросить: а что он был за человек, мой троюродный дедушка?

– О, этого никто не знает… Даже я, – пожав плечами ответил душеприказчик. – Известно только, как почти сто лет назад он оставил город и поселился здесь, вот дом отстроил себе… Завещание своё составил ещё в городе: дом и земля (участок купил давно) по нему переходили потомку по мужской линии. Душеприказчиком назначили моего прадеда, основателя фирмы «Бирбонэ и партнёры»… Так что о том, кто он такой – тайна на тайне…

5

– В этом бассейне можно плавать? – осторожно попробовав воду ногой, спросил Олаф.

– Да, конечно, только вечером, вода нагреется… от солнца… – протягивая только что сорванную грушу, ответил Христофор. – Озерцо чистое, только холодное…

– А что там за иглы вдалеке? – указал Олаф на горизонт.

– О! Это и есть ваш город… Обычно его не видно, но утром, какой-то оптический эффект возникает… Видно через гору… – он сощурился, придавив на виски, и продолжил уверенным тоном. – Вот видите, та, правая игла, похоже, и есть ваш родной улей…

– Родной улей… – вздохнул тяжко Олаф. – Как я по нему скучаю… Там воздух не такой как здесь, он чистый, господин Бирбонэ. А от этого постоянно в носу свербит. Да и кровь частенько идёт.

– Это пройдёт, Олаф. Привыкнете.

– И ещё там есть масса привычных мне вещей. Здесь же они не работают!.. И ролики! По своему этажу я могу спокойно разъезжать на роликах, здесь же это и в доме трудно…

– Потерпите, Олаф, потерпите, завтра вечером мы уже будем дома… Помните о большом состоянии и не тоскуйте… Вот, держите, это удочка вам, а эта – мне…

– И что с ней делать?

Битые два часа Бирбонэ объяснял как рыбачить, не упустил ни одной мелочи: и как подсекать, и как плевать на червяка… Наконец, они оба уселись по разные стороны мостка и затихли… Изредка юноша пытался завязать разговор, но душеприказчик лишь шипел на него…

– У меня поплавок утонул… – сказал Фирмус после трёх часов тишины…

– Тише вы, Олаф… то есть как?! О! Подсекайте, Олаф, да подсекайте же!..

Однако и эту операцию пришлось сделать самому. Серебристая рыбёшка вылетела из воды и была тут же подхвачена душеприказчиком.

– А вы везунчик… поглядите, какой красавец, килограмма за полтора сойдёт…

– У… у него губа проткнута… – только и выговорил заикаясь Фирмус. Лицо его побелело, зрачки перебегали от рыбёшки к лицу душеприказчика, а губы тряслись.

– Ну, без этого никуда не деться, – снял Христофор извивающуюся рыбёшку с крючка. – Подержите, я сейчас за иглой сбегаю… Рыбу запрещается умерщвлять, томя в ведре – это необходимо проделать безболезненно…

– Я?! – вскричал Олаф, полными слёз глазами разглядывая извивающуюся рыбу.

– Да-да… конечно… держите…

Однако когда Бирбонэ вернулся с иглой, рыбёшка скакала по мостку, в надежде обрести покой в родной стихии, а юноша сидел рядом и громко рыдал.

– Что же вы так неаккуратно-то, господин Олаф?! – поднимая рыбу с мостка, спросил душеприказчик.

– В-вы… вы… вы – маньяк! – проревел в ответ юноша.

– Вот уж точно не ожидал таких эпитетов в свой адрес… И в чём же интересно я маньяк, Олаф?

– Вы хладнокровно и изощрённо убиваете животных!!!

– Олаф, успокойтесь… Это законы природы, не более… сильный и хитрый убивает слабого и неповоротливого… Такова жизнь, Олаф… – развёл руками душеприказчик.

– Но это же нечестно!!!

– Нечестно? Олаф, человек – хищник, он должен, слышите, просто обязан убивать, чтобы прокормиться, – другого выхода нет…

– Но… но… – он расстроился ещё больше.

– Олаф, вы едите каждый день курицу или говядину, они все тоже когда-то ходили по стойлам нижних этажей вашего улья, а потом их убили… электрошоком…

– У-убили… – вскочил Олаф. – Вы маньяк!.. Вас надо судить… – махом он развернулся и пошёл вниз по склону.

Тут прямо из-под ног юноши выскочила белка и понеслась к ближайшему дереву. С криком Олаф отскочил и сразу же направился в другую сторону.

– Ну что за человек? – воздев очи к небу, спросил душеприказчик…

6

Обнаружился студент Фирмус лишь вечером: сидел он на кровати, в каморке деда, взгляд устремив в пустоту, а по щекам текли слёзы.

– Олаф? Олаф, я хотел перед вами извиниться, – начал войдя душеприказчик. – Мне не стоило сразу вас так шокировать… Я же понимаю, вы выросли в улье… – вдруг левая нога душеприказчика непроизвольно задёргалась, шлепок по коленке успокоил нервную конечность. – Господин Фирмус? Вы меня слышите? – помахал он рукой перед глазами юноши – никакой реакции. – Олаф, ну не стоит так обижаться на меня, старика, вы же… – Бирбонэ ущипнул юношу за локоть – и вновь никакой реакции. – Так-так-так… ещё один… – душеприказчик выпрямился, окинул комнату взглядом, развёл руками и вышел…

Спустился Христофор Бирбонэ в подвал, отпер неприметную узкую дверцу и буквально втиснулся в зал наблюдений. Следивший за экранами Фрэнк крутанулся в кресле на тоненькой ножке.

– Вот скажи мне, Фрэнк, человечество выродилось или что?

– Не знаю, шеф, – развёл руками Фрэнк. – По мне так оно со времён неандертальцев только и делало, что вырождалось…

– Как у него с параметрами? – протирая вдруг прослезившиеся глаза спросил Бирбонэ.

– Пульс учащённый, давление в норме, температура тоже…

– М-да… Только мозги осталось вправить… – душеприказчик уставился на экраны, запечатлевшие каморку с Олафом Кейтом Фирмусом с разных точек и ещё один расписывал его биологические параметры. – Вот ведь изнеженный… Вроде и психологический портрет подходящий, и зелёный ещё, и гены хорошие, и здоров как буйвол… Но крыша съехала… – он снова оглядел экраны. – Кончится всё тем, Фрэнк, что в эту их межзвёздную экспедицию завербуют младенцев, причём тех, что ещё дланью работать не научились и им ид-чип не вшили… – Бирбонэ постучал ладонью по затылку. – Помяни моё слово, Фрэнк, помяни моё слово…

Дело «Теремок»

Судья встала и окинула взглядом полянку, которая по совместительству стала ещё и залом суда.

– Встать! – сказала она. – Суд идёт!

Все встали. Медведя пришлось поднимать, поскольку заартачился. Глухарю показали жестами. Он опустил глаза на свои розовые ноги и снял тапочки…

По полянке пронеслись звуки, словно кто-то действительно шёл. Тяжёлые шаги, словно этот Суд шёл в лаптях. С прихлюпыванием, словно с болота, да прихрамыванием, словно мозоль натёр в самом неудобном месте.

– Сесть, – произнесла судья, – Суд пришёл.

Все сели. Даже Суд присаживаясь крякнул.

– Слушается дело номер 203040—343445642—34534 «Теремок», – сказала судья, – о взломе в дом и порчи его же. Выслушивается первый свидетель, – она зачитала. – Комарик Пискарик. Присутствует такой?

Все зрители осмотрелись в поисках первого свидетеля. Комарика нигде не нашлось.

– Никто его, случаем, не прихлопнул? – поинтересовалась после паузы судья. – Или… съел? – последнее адресовано присяжному.

– Не ел, – честно ответил тот и сразу же поклялся в том на Конституции.

Судья почувствовала как кто-то её кусает и посмотрела на свою правую переднюю лапу. Там и сидел гражданин Комарик.

– Пискарик К.? – спросила она кровопийцу.

Комарик посмотрел на судью, не отрывая хоботка от её лапы, и кивнул.

– Перестаньте есть и отвечайте! – прикрикнула на него судья.

На Комарика обрушился такой ветер, что ему пришлось вынуть хоботок и слететь с лапы.

– Я вас слушаю, – пропищал он.

– Это мы вас слушаем по данному делу. По которому вас в суд и вызвали, – пришлось пояснить судье.

– Значит, лежал на дороге горшочек…

– Простите, что перебиваю, поклянитесь на Конституции! Для начала.

– Хорошо, – Комарик слетел на Конституцию и встал на неё всеми шестью лапами. – Клянусь.

– Правой лапой!

Комарик встал на три правые лапы и поклялся.

– Вообще-то надо было одной… но и так сойдёт, – махнула лапой судья. – Продолжайте рассказ.

– Лежал на дороге горшок. Ничей…

– Простите, – перебил его адвокат. – С чего вы взяли, что это ничей горшок?

– Никого рядом не было… – логично ответил комар.

– А там не было написано, что это чей-то горшок? – настаивал адвокат.

– Нет. Не было, – без запинки ответил свидетель.

– А вы его осматривали? – не унимался адвокат.

– Да, ещё я сходил в ЖЭУ и спросил! – не без нервозности пропищал свидетель.

– Хорошо, продолжайте.

– Ну, раз он ничей, то я решил в нём поселиться…

– Вы были… бом… бродягой? – уточнила судья.

– Это к суду не относится, – витиевато ответил Пискарик.

– Мне видней, что относится, а что не относится.

– Да… – жеманясь ответил свидетель. – Стал бы я селиться в пустом горшке без прописки?

– И вы там были прописаны?

– Да, я там успел прописаться!

– Паспорт покажите.

– Забыл…

– В следующий раз возьмите. Продолжайте.

– Стал я там жить поживать и добра наживать. Потом пришла…

– Медведь?

– Нет. Пришла Лягушка. Силиконовое брюшко.

– Хам! – крикнула Лягушка.

– Это комплимент… То бишь брюшко такое умное… – неумело оправдался Комарик.

– Тогда прощаю… – ответила лягушка, сверкнула слегка голодными глазками и кокетливо замахала язычком перед мордочкой аки веером.

– Ага, – агакнула судья. – Спасибо. Вы свободны. Можете лететь. Только оставайтесь, пожалуйста, в зале. Возможно, мы вас ещё вызовем.

Комарик улетел, присяжный проводил его голодным взглядом. И тут же раздался чей-то тоненький писк – Комарик уже успел присосаться к новой жертве.

– Суд слушает следующего свидетеля, – пришлось подглядеть. – Лягушка Квакушка.

На место свидетеля села Лягушка. Присяжный как-то странно на неё уставился.

– Скажите, – начала судья, – ваша девичья фамилия Брякушка?

– Ква, госпожа судья, – сказала Лягушка.

– Сестра! – вскричал присяжный и полетел обниматься с очередным вновь обретённым родственником.

Судья уже хотела схватить его за хвост, но такой конечности за лягушками не водится, потому она чуть привстала и когтём ухватилась за мантию.

– Сидеть! – крикнула она и притянула присяжного на место. – Потом облобызаетесь. Сколько можно? Сколько у вас сестёр и братьев? На моей памяти таких эпизодов уже за сотню перевалило…

– Ну, мы же лягушки… – виновато ответил присяжный Брякушка. – Образ жизни беспорядочный, вот и получается такое…

– Учитесь сдерживать свои эмоции. А то у нас суд чуть не срывается от ваших родственных чувств… Не заседания, а индийское кино!.. Кхе-хе… Сама отвлеклась… На данный момент к делу это не относится, – она обратилась к Лягушке. – Что вы можете сказать по данному вопросу?

– Значит, квижу я, стоит горшокв на дороге. А кв нём квомарикв один жиквёт. А места там ещё на четкверых. Ну, я и предложила ему жить квместе. И стали мы жить пожиквать и…

– Это мы уже слышали, – остановила судья. – А вы жили мирно с гражданином К. Пискариком?

– Мирно… Тем более никвакв я не могла за ним успеть… летучий он больно.

– То есть вы его?.. – спросил адвокат.

– Нет. Побойтесь Бога! Я его хотела… ну, не могла же я удержаться!

– Хорошо, спасибо, – сказал судья. – У вас паспорт с собой?

– Ква, – Лягушка широко открыла рот и вынула из него паспорт. Оный документ оказался слизлив и липок.

Судья глянула на этот сияющий объект, переместила взгляд на свои чистые лапы и недавно сделанный маникюр и молвила:

– Спасибо, не надо. Вы свободны.

Лягушка положила паспорт обратно и ушла.

– Следующий свидетель… Защита? – судья заметила, что адвокат тянет руку. – Что у вас?

– У меня есть информация по данному вопросу.

– Хорошо, давайте.

– После среднего брата пустил я стрелу, и она полетела. Прилетела она в болото. Прихожу я на болото, а там сидит лягушка, и табличка у неё на шее: «Kiss Me»…

– Хорошо, спасибо, можете не продолжать… К делу это не относится… Следующий свидетель, – судья зачитала с бумаги. – Заяц Косой, русак… Есть такой?

– Ефть, гофпова фудья, – ответил Заяц, поправил галстук цветов национального флага и занял место свидетеля. – Я В. Кофой.

– То, что косой, я вижу. Зачем национальность-то писать?

– Я руфак и горвуфь этим!

– Я поняла. Клянитесь.

– Клянуфь, – профессионально ответил Заяц и положил лапку на Конституцию.

– Что было после того, как вы пришли в горшок?

– Профу профения, это уве был не горфок, а теремок…

– Это так называется… – тут судья осеклась и проследила за взглядом свидетеля. – Простите, а куда вы смотрите?

– На ваф!

– Это у вас так «на вас» называется?.. – судья присмотрелась к Зайцу. – Вы чего на присяжного смотрите?

– Я на ваф фмотрю!

– А… Понятно. Вы же косой… то есть конечно З. Косой… Продолжайте дальше.

– Это быв уве теремок. Я пофтучалфя, конефно. «Кто, кто ф теремофке фывёт? Кто, кто ф невыфоком фывёт!»

– Ква, – опомнилась Лягушка, – кв тому квремени мы уже ремонт в горшкве сделали. Между прочим, забугорный. Фрескви на стенах, натяжные льняные потолкви…

– Хорошо, хорошо, – перебила её судья. – У нас сейчас не такие вопросы. Гражданин Косой, давайте дальше.

– Ну, – продолжал Заяц. – А там фидят Комарик и Лягуфка. Меня и пуфтили.

– Вы там прописаны? – спросил адвокат.

– Да, – кивнул Косой

– Паспорт покажите.

– Хорофо, – Заяц вынул паспорт из кармана пиджака и предъявил судье.

– Мне, – сказал адвокат, протягивая руку к паспорту.

– Фы не уполномоцены, – ответил бывалый Заяц ему.

– Итак, – сказала судья и раскрыла паспорт. – «Столичное шоссе, т. 6». Спасибо. Свободны, – судья отдала паспорт патриоту, который тут же ушёл. – Следующая свидетельница. Лиса Патрикеевна…

– У меня возражение, – сказал адвокат. – Она не только Патрикеевна.

– А кто же? – судья скрестила руки на груди.

– У меня здесь выдержка из её личного дела, – адвокат взял несколько листов со стола и зачитал. – «Лиса Патрикеевна, она же Лиса Рыжая, она же Лиса Курятница, она же Лиса Тимофеевна, это когда сожительствовала с котом Василием Тимофеевичем». Она аферистка. За её хвост назначена награда в трёх царствах, двух государствах, одном королевстве и пяти ханствах.

– Это к делу не относится…

– Относится! Я бы ей не доверял.

– Сейчас мы не её судим. Она у нас проходит как свидетель. А судить её будут другие…

– Но…

– Никаких «но»! Сажайте её!.. Простите за каламбур.

На свидетельское место села Лиса Патрикеевна, она же Рыжая, она же Курятница, она же Тимофеевна. С перевязанной головой и ненормально выпученными глазами.

– Уважаемая Лиса, – сказала судья. – Поклянитесь на Конституции, что…

– А где она? – спросила лиса и тут же залилась сумасшедшим смехом.

У судьи даже побежали мурашки по спине. У присяжного же от такого смеха мурашки тоже побежали, даже видно было, как они под зелёной кожей шебаршатся.

– Рядом с вами, – сдержано заметила судья.

– Хорошо, – Лиса положила левую лапу на Конституцию. – Клянусь.

– Правую.

– А где левая Конституция?

– Нет левой! Правую лапу положите на Конституцию!

– А!.. – свидетельница положила правую лапу на Конституцию.

– Что вы можете сказать нам по поводу этого дела?

– Какого дела?

– О взломе и порче имущества, именуемого Теремком!

– А… Теремок… Да, я там жила. Жила поживала и добра…

– Это мы уже слышали… Как вы там поселились?

– Где?

– В Теремке! – судья начала терять терпение.

– А… Я там прописана. Паспорт могу показать, – Лиса залезла в наплечную суму и извлекла на свет божий несколько паспортов, разных цветов и размеров. Выбрала один, а остальные положила обратно. – Вот он.

– Так, – судья раскрыла паспорт. – «Лиса Рыжая. Проживает…»

– Простите, – Патрикеевна отобрала у судьи паспорт. – Не тот, пардон. Ошиблась, – паспорт поменяла. – Вот он. Это тот самый.

– «Лиса Патрикеевна. Проживает: Столичное шоссе, т. 8…»

– Простите, – заметил адвокат, – но у гражданина Косого был терем номер 6!

– Шесть? – спросила судья.

– Шесть, – кивнул адвокат.

– Шесть? – спросила Лиса.

– Да, – кивнул адвокат недобро глядя на свидетельницу.

– А там, что написано?

– Восемь, – теряя терпение от этого диалога ответил адвокат.

– Восемь? – удивилась Лиса.

– Ну да, восемь! – буквально закричал адвокат. – Сами прочитайте!

– Дайте-ка, я посмотрю, – Лиса взяла паспорт, что-то там стёрла и подписала. – Здесь шесть написано.

– Шесть? – спросила судья и сверилась с паспортом. – Действительно, шесть. Но было же восемь!

– Шесть там было, – сказала Лиса и добавила. – Клянусь самым дорогим, что у меня есть. Своим хвостом, – она крепко обняла свою мохнатую пятую конечность и заплакала. – Хвостик мой… Родимый. Рыжая моя кровинушка… с белой макушкой…

– Что вы можете сказать об этом гражданине? – судья показала на Медведя.

– Мишутка! – обрадовалась Патрикеевна. – И тебя загребли?!

– Что?! – возмутилась судья.

– А… Так, ничего, – опомнилась Лиса.

– Вы его знаете?

– Нет.

– Точно?

– Нет.

– Он ваш дом не разрушал?

– Какой дом?

– В котором вы прописаны!

– Нет. Не помню. У меня черепно-мозговая травма, с сотрясением, – она снова полезла в свою суму. – Даже справка есть, – она достала стопку справок и начала их перебирать, тихо при этом приговаривая. – Перелом верхнего отдела позвоночника… Гангрена с ампутацией… Двустороннее воспаление лёгких… Обширный инфаркт миокарда… Рак мозга… Менингит… Свинка, хру… Рак крови… Ага, вот, – она протянула судье справку. – Черепно-мозговая травма.

– Так, – судья начала читать справку. – «Дана, Лисе Рыжей, что…» м-да… Рыжей. Ладно. Это пропустим. «В том, что она заболела с 13 по 33 число сего месяца сего года проломом черепа с черепно-мозговой травмой, с последующей трепанацией черепа и лоботомией, а также последующей ампутацией головы… Патологоанатом В. К. Кровавый». М-да, – судья вернула Лисе справку. – Впечатляет…

– Может, признаем её невменяемой? – спросил присяжный.

– Чёрт с ней. Давайте следующего. Свободны, – добавила она Лисе.

– Но я же ничего не сказала! – возразила свидетельница.

– Нам этого хватило. Всё освобождайте место… Следующий свидетель: Волк Серый.

Место свидетеля занял Волк.

– Клянитесь, – сказала судья.

– В чём? – осторожно прокуренным голосом поинтересовался Волк.

– В том, что вы будете говорить правду, только правду, и ничего кроме правды.

– А что? Меня принуждают?

– Вы – свидетель!

– В чём?

– В деле про Теремок!

– Терем шьёшь, начальник? Взлома не было. Не ломал я дверь! Там и отпечатков моих лап нет!

– Не вы ломали Теремок! И мы не шьем вам дело. Нам известно, кто ломал. А вы… Вы там жили!

– Я там не жил, это не моя малина. Мы туда вошли с моим коришем Мохнатым. Я лишь на стрёме стоял! А терем он ломал… отпечатки сверьте, начальник…

– Да мы не об этом! – не выдержала судья. – Какой терем? Вы жили в теремке по адресу: Столичное шоссе восемь… то есть шесть! Какой ещё взлом? Ваш дом разрушили! До основания!

Зал оживился. Все стали что-то кричать, Присяжный что-то предъявлял Волку. Волк что-то отвечал присяжному. Лиса принялась громко плакать и качать на лапах свой драгоценный хвост. Заяц тряс перед лицом адвоката паспорт, где было написано, что он русак. Лягушка трясла перед Зайцем накладными на забугорный ремонт, влетевший тому ни в одну копеечку. Комарик уже насосался крови и на самом тихом ходе летал, глумливо выбирая следующую жертву…

Судья не выдержала:

– Тишина в зале!

Но зал не успокаивался. Тогда судья взяла молоток и махнула им:

– Молчать всем!

И все замолчали. А точнее стали просто открывать рты, но звука никакого не производилось. Будто выключили звук у блюдечка с наливным яблочком.

– Это не молоток… – сказала себе судья, рассматривая свой инструмент. – Это – Волшебная Палочка… Хорошо. Говорите. Но лучше успокойтесь, – и тут же махнула бывшим молотком.

Все успокоились.

– Уведите его, – приказала судья. Волка увели. – Слушается дело о разрушении Теремка. Подсудимый, Медведь Косолапый, что вы скажете в своё оправдание?

Адвокат шепнул Медведю, что ему надо встать. Тот поднялся и оказался выше да шире всех в зале.

– Ну… эта… – начал он, вытирая лапой потекшие слюни.

– Медведь, зачем вы раздавили чужую собственность?

– Я… эта…

– Вы обвиняетесь по статьям 238 «Взлом» и 304 «Порча имущества» Уголовного кодекса Царства 30—2711
  Тридесятое (30) царство, Тридевятое (27) государство.


[Закрыть]. Что вы скажете по этому вопросу?

– Я… эта…

Адвокат встал на цыпочки и прошептал Медведю на ухо:

– Мы же с тобой это учили! Ты что, забыл?

– Не забыл… Я нечаянно! – ответил он громче.

– Квакв это нечаянно? Где я жить буду?! – возмутилась Лягушка.

– Ну, нечаянно я, – повторил Медведь шмыгнув носом.

– А мне фто делать? – возмутился Заяц. – У меня зе цетыре фыночка и лапочка доцка, от русской, мефду процим!

Зал вновь загомонил. Судья вскочила и крикнула, угрожающе подняв молоток:

– Молчать!

Зал затих, испуганно глядя на волшебный инструмент.

– Простите его, – сказал адвокат. – У него IQ всего пятьдесят пять.

– Да меньше, – сказал Медведь и снова шмыгнул носом. – Зачем мне такой большой?

Зал собрался уже было снова загомонить, но каждый бросил взгляд на молоток и тут же успокоился.

Судья посовещалась с присяжным и сказала:

– Суд постановил: признать гражданина Косолапого М. П. невменяемым. И приговорить его к исправительным работам в Буром Лесу на три месяца. И сосать лапу!

Зал снова собрался было загомонить, но судья успокоила его:

– Встать! Суд уходит!

По полянке раздался храп.

– Разбудите Суд! – приказала судья.

– А?.. Что?.. – раздалось по полянке.

– Уходите!

– А… Сейчас, – послышались тяжёлые шаги. Это уходил Суд. Уходил он босиком, прихватив с собой мокрые лапти.

Медведь стоял и шмыгал носом. Адвокат ликовал. Лягушка готовилась возмутиться. Заяц подумывал о Партии Русаков с группой радикалов и боевиков. Комарик всё летал, выбирая у кого повкуснее кровь и похуже реакция. Лиса перебирала справки, ища самую подходящую. Волк думал об убийстве, что ещё могли на него повесить, и чесал при этом затылок. А присяжный выпрашивал у хроникёра сделать портрет его с вновь обретённой сестрой.

А Суд всё уходил…