Текст книги "Сердце Рима"

Греция. Остров Алимия

Прародитель анимуса был создан в пятидесятые годы двадцатого века. Конечно, это была всего лишь примитивная модель, которую невозможно сравнить с нынешним аппаратом, но когда-то и человек начал свой путь с одной клетки. В разработке машины по считыванию ДНК принимала непосредственное участие Розалинд Франклин, чьи заслуги перед человечеством нарочно приуменьшили. Талантливая девочка родилась в двадцатые годы, во время, когда женщине все еще отводилась вторичная роль, хотя феминистическое движение набирало обороты. Активные женщины, защищающие свои права, вызывали в обществе улыбку и даже негодование. Их не понимали мужчины и порицали закостенелые домохозяйки. Розалинд окончила колледж при Кембриджском университете, но ученую степень, как женщина, не имела права получить. Это стало первым ударом, ожидаемым, но от того не менее горьким. Далее – работа, исследование ДНК, и постоянная попытка доказать коллегам свое право быть на одной с ними ступени. Разве такая умная девушка, уставшая отвлекаться от научного труда из-за банальных склок и пересудов, могла отказаться, услышав предложение о разработке некоего аппарата, в основу работы которого ложится структура ДНК? Розалинд Франклин стала если и не матерью анимуса, то его доброй феей-крестной. Она вдохнула жизнь в машину размером с подвал университета, где некогда училась. Да, ее имя утонуло в архивах ордена, о котором никто не слышал, и тяжелая болезнь лишила ее возможности получить заслуженную открытым научным трудом Нобелевскую премию, но то, что совершила Розалинд Франклин, трудно переоценить.

Анимус развивался и совершенствовался, пока однажды не превратился из машины по исследованию ДНК в машину по преобразованию сокрытой информации в открытую. Человеческая память – удивительный механизм. Мозг не в состоянии хранить знания о прошлом, нет никакого сейфа со сложенными файлами, есть непрерывно работающий механизм по воспроизведению и перезаписи. Чтобы помнить, человек, сам того не подозревая, постоянно прокручивает некий эпизод, одновременно уничтожая его. Копировать мозг не умеет, но он может пересказывать. Увы, как любой рассказчик, человеческий разум иногда привносит в повествование неточности. И чем ярче воспоминание, тем оно больше отличается от истины. Так некоторые матери заблуждаются относительно раннего возраста своих детей, мужчинам свойственно перекраивать события, связанные с негативными эмоциями. Постепенно каждый сам создает для себя собственное прошлое, и едва ли найдется человек, который знает истину, поскольку он сам помнит лишь то, что ему пересказал разум.

Первоочередной задачей анимуса было заполучить правдивые сведения. Информация, хранящаяся в ДНК, не подлежит мутации, не подвержена эмоциям. На ней может отобразиться стрессовое состояние первоисточника, но никак не всех поколений. Это давало возможность узнать то, что бесценно. Истину.

Поднимаясь вслед за Прометеем и Алексом, Ника случайно услышала отрывок разговора идущих позади Колина и Сэб. Чуть замедлив шаг, будто попросту устала, она навострила уши.

– Ты что это учудила, а? – послышалось злобное шипение. – Решила покаяться перед смертью? Сдать нас с потрохами?

– Насрать мне на вас, ясно? У меня сын остался там. Как думаешь, что с ним будет? Он будет проклинать мать-предательницу или станет изгоем!

– Отлично. Представляю, как в Россию прилетают ядерные ракеты. А что? Сын американского президента очень плакал и хотел поиграть с красной кнопкой.

– Иди в жопу, придурок! Это не то же самое.

– Нет? Ты подставила под удар команду!

– Я? – вдруг Сэб понизила голос до шелестящего шепота, и Ника уже едва различала слова, – а почему дневники Лорин – тайна? По словам Алекса, Саймон дал добро на поиски. Значит, это приказ руководства. Так может, судьи…

Сэб заговорила так тихо, что невозможно было разобрать и слова. Нике пришлось ускориться, чтобы не вызвать подозрений. От услышанного и так мурашки побежали по спине. Сэб обвиняет Алекса? Неужели она и впрямь думает, что тот решил совершить что-то против братства? Да этот фанатик скорее себе руку отгрызет, чем предаст орден!

Но с другой стороны доля смысла в словах Сэб все же была. Почему никто из глав ассасинов не знал о дневниках? И неужели никто не давал указания исследовать объект Лорин Питерс?

Свист Колина озвучил мысли всей компании ассасинов, которые увидели роскошную виллу Прометея. Рита, поднявшаяся последней, изумленно покачала головой и причмокнула губами.

– Все Созидатели такие богачи или бывшим доплачивают? – уточнил Колин, хлопая по гипсовой балясине на лестнице, проверяя ее прочность.

– У них полно секретов, – просто ответил Прометей. – И эти секреты дорого стоят, если знать, кому их продавать.

Пока они шли в просторный зал, Ника тайком смотрела на Алекса, призывая умения Лорин. Та ловко читала по лицам, видела души людей, особенно мужчин, такими, словно выворачивала их наизнанку. Но Нике эта наука была не по зубам до сих пор. Алекс казался мрачнее обычного, подавленным, сосредоточенным, подтянутым, словно перед боем. Мысли же его остались для нее загадкой.

– Хотите есть? – Прометей обвел всех взглядом. – Пить?

– Выпить.

Удивительно, но это предложение прозвучало не от Колина, что было уже привычно, а от Алекса. Прометей единственный, кто при этом не удивился. Пока он доставал из белоснежного с хромированными элементами бара бокалы и бутылку коньяка, Рита чуть слышно шепнула предводителю команды:

– Ты в норме?

– Вполне, – подтвердил Алекс и достаточно громко, чтобы услышал возвращающийся Прометей, добавил, – мы чуть не погибли. Было бы странно оставить этот факт без внимания.

– За чудесное спасение? – предложил тост Колин.

– Чудеса – это моя профессия, – усмехнулся Прометей.

Коньяк разлился теплом по горлу, согрел желудок, сделал цвета чуть ярче, а усталость – чуть меньше.

– Не в ту контору я пошел, – вслух вздохнул Колин, садясь на низкий диван и обнимая красную атласную подушку.

– Поздно спохватился, – усмехнулась Сэб, хотя даже колкость у нее вышла довольно пресная, и улыбка ненадолго задержалась на губах. Она всерьез переживала за сына, и это не отпустит ее до тех пор, пока не свершится еще одно чудо. Поскольку только нечто нереальное может позволить ассасинам вернуться в братство и доказать свою невиновность.

– Давайте вернемся к вопросу анимуса, – напомнил Прометей, садясь на край стеклянного стола. – Где он?

Сэб быстро посмотрела на Алекса, но тот не ответил на ее взгляд.

– Мы не знаем.

Рука Прометея, подносящая бокал к губам, замерла. Впервые, похоже, он получил ответ, которого никак не ожидал. Но прежде, чем бывший Созидатель что-либо произнес, Алекс внес ясность.

Когда в Стамбуле в кафе началась перестрелка, а Ника благополучно сбежала, команда стала прорываться к выходу. Они разделились, чтобы сбить преследователей с толку. Те, кто начал перестрелку, уже исчезли, и остались только выжившие ассасины, у которых был приказ поймать нарушителей и доставить на базу для разбирательств. Почти все остались охранять фургон. Они знали, что рано или поздно кто-то объявится возле машины. Их расчет был верен, но Колин и Рита, действуя в разных частях города, создали иллюзию того, что команда Алекса готовится к побегу. Они совершили звонки тем, кто наверняка бы немедленно об этом сообщил, и голосами, полными непонимания, просили о помощи. За ними немедленно отправилась часть ассасинов, что остались возле фургона, а это дало возможность Алексу и Сэб разобраться с остальными. Тяжелее всего было осознание, что противник – не враг, а заблудившийся в своем неведении брат. Не убить, но остановить и не погибнуть самому. Такой была цель команды Алекса.

Стамбул они успешно оставили. Еще долгих три недели скитались по городам и провинциальным дорогам, чтобы найти способ покинуть страну, избавившись от преследования. До сих пор никто из ассасинов не появлялся на горизонте, и командир беглого отряда допустил непоправимую ошибку, поверив, будто им удалось скрыться. Охотники настигли их почти у самой границы и отправили на базу.

– Нас допрашивали, а когда поняли, что бессмысленно – привели в Аламут. Дальше сам знаешь, – в бокале Алекса коньяка почти не осталось. – Что же до анимуса, то Рита успела спрятать фургон перед тем, как мы отправились на вылазку к границе.

– То есть фургон в Турции? – Прометей довольно хмыкнул. – Обожаю коррумпированные страны. Назовите адрес.

Рита посмотрела на Алекса и, получив утвердительный кивок в ответ, продиктовала не просто адрес, а координаты.

– Приятно иметь дело с профессионалами, – отметил бывший Созидатель. – Прошу прощения, что отлучусь, но кто-то же должен доставить нам анимус.

Когда он поднялся по лестнице и шаги стихли в хитросплетении бесконечных коридоров, молчание стало почти ощутимым. У каждого нашлось, о чем помыслить, и, вероятно, им пришлось бы слушать едва различимое жужжание кондиционера вплоть до возвращения Прометея, если бы Ника не произнесла неожиданно громко:

– Значит, вы меня бросили.

Алекс был единственным, кто не повернулся к ней.

– Вы спасали свои шкуры, но меня даже не подумали отыскать, – Ника сама поражалась тому, каким спокойным был ее голос. Еще мгновение назад ей казалось, что чувства, переполняющие сознание, захлестнут с головой, и останется лишь крушить все вокруг, поскольку слова не смогут выразить в полной мере боль, злость, разочарование. Со смертью подруг порвалась нить, связывающая ее с прошлым, а с побегом тех, кого она посчитала друзьями, ушло еще что-то очень важное. Словно после долгой тяжелой борьбы со штормом утопающий сумел увидеть берег, но, стоило к нему приблизиться, и земная твердь оказалась миражом.

– Слушай, Ника, такие дела… – начал, было, Колин, но подходящих слов не нашел.

Девушка всматривалась в их лица, ожидая ответа, а те лишь отводили глаза. Выругавшись, она резко встала и вышла на террасу.

После прохладного помещения согретый солнцем воздух показался дыханием фена. Она подошла к креслу, стоящему под зонтом, и достала из тайника недокуренную сигару. Прометей повсюду их прятал, как запасливая белка. Ника подожгла окурок. На сигарету это не похоже, но сойдет, когда нет альтернативы. Даже тошнотворный запах и вкус можно пережить. Она слишком разозлилась, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Услышав за спиной шаги, девушка с досадой прикрыла глаза. Не сейчас. Есть такие в жизни мгновения, когда нарушать покой попросту бестактно.

– Ника, ты вправе сердиться.

– Серьезно? – она обернулась к Рите. – Спасибо. Теперь мне намного легче.

Женщина тяжело вздохнула и подошла к ней. За время, пока они не виделись, Рита постарела. Словно стержень, который держал всю жизнь, дал трещину. Она стала сутулиться и немного тянуть ноги при ходьбе.

– Мы бы не оставили тебя, но обстоятельства, – бывшая гонщица тяжело опустилась в кресло, – так уж сложились.

– Конечно. Наверное, так велит кодекс, – огрызнулась Ника. – Сбросить лишний балласт и выживать. Разумно. Я понимаю, за вами охотились, но хотя бы попытаться…

– Мы пытались! – не удержалась Рита, и девушка с удивлением увидела, что у той увлажнились глаза. Из-за темы ли разговора или пережитого стресса – неизвестно. – Поверь, мы пытались.

– И что, Алекс был не достаточно настойчив?! – фыркнула Ника, закатывая глаза.

Рита посмотрела на нее так, словно впервые увидела.

– Это и был приказ Алекса, – произнесла она тихо. – Это он приказал не искать тебя.

Ника хмыкнула и глупо уставилась на окурок, зажатый между пальцами. Бумага тлеет по кругу. И если присмотреться, то пепел сереет неравномерно… В голове странным образом не оказалось более подходящих мыслей. Пульсом в ушах стучали только слова Риты.

Бельгия. Брюссель. Тремя годами ранее

Плотно. Рисинка к рисинке. Половина уже вобрала в себя соевый соус. Девушка двумя палочками достала ролл из мисочки и отправила в рот. В задумчивости добавила васаби, почти не чувствуя его остроты. Перед глазами еще пестрели документы, в памяти прокручивался разговор с наставником.

Капелька соевого соуса упала на стол. Она неторопливо убрала пятно салфеткой. Еще сегодня утром все было как обычно, размеренно и просто. Она вошла в кабинет начальника, неся перед собой стопку исписанных журналов. Увидев того в рубашке и брюках, замершего возле стеклянной доски для записей, девушка растерялась. Ее руководитель крайне редко снимал белый лабораторный халат. Среди стажеров и работников постарше даже ходил шутливый слух, будто доктор Вайзер спит в этом халате и принимает душ. Увидеть его в «штатском» означало, что случилось что-то немыслимое. «Энни», – он будто удивился, увидев ее, хотя еще четверть часа назад лично вызвал по внутренней линии. Его покрасневшие глаза, кажущиеся мутными без очков, опустились на папку в ее руках.

«Результаты по вакцине», – сообщила она, бросая взгляд поверх его плеча на красные росчерки маркера по стеклу. У ее руководителя был ужасно неразборчивый почерк, как у большинства гениев, особенно, когда он писал в состоянии научного вдохновения, и все же символы были ей знакомы, как любому человеку, знающему химию хотя бы на уровне школьной программы. Другое дело, что их расположение и сочетание наталкивало ее на мысль, что наставник где-то совершил ошибку. Так не бывает. Впрочем, и доктор Вайзер тоже никогда не ошибался.

Вылавливая рис из мутно-коричневого соуса, она снова и снова воскрешала в памяти увиденные записи. Они никак не укладывались в одну схему.

В самом деле, не могла же она прийти к нему и прямо спросить: «Доктор Вайзер, а почему у вас на доске мутировавший стафилококковый бактериофаг?» Во-первых, если она ошиблась, то поставит под вопрос собственную компетенцию. Бактериофаги широко применяются в медицине. Собственно говоря, это вирусы, которые уничтожают бактерии, действуют при этом выборочно и потому превосходно справляются с ролью борцов за здоровье человечества. Они используются вместо антибиотика в борьбе с бактериальной инфекцией. К тому же бактериофаги применяются в генной инженерии для передачи генетического материала, то есть участков ДНК. Во-вторых, ее наставник – не просто ученый, а творческий гений. В миг озарения он не замечал, что происходит вокруг, забывал, кто он и где находится. Однажды на утреннюю планерку он пришел в промокшей напрочь одежде и в домашних тапках, сел за стол и с отрешенным видом полчаса молчал, пока ошарашенные стажеры пялились на своего руководителя. Потом неожиданно доктор Вайзер просиял и сообщил, что знает разгадку. Но никто вокруг не понял, что тот имеет в виду. Оказалось, что накануне профессор имел диалог со своим коллегой, который задал ему загадку из области биохимии. На поиски ответа ушла вся дождливая ночь и полутра, а как оказалось позже, загадка была ничем иным, как вопросом, который долгое время считался неразрешимым. За восемь часов профессор сделал то, над чем безуспешно бились несколько отделов в «Альфа-Медикал» – обнаружил, как устранить один из серьезных побочных эффектов их сильнейшего противовирусного препарата. Такой человек имел все основания изобразить маркером хоть кактус верхом на осле, хоть мутирующий бактериофаг.

Успокоив себя таким образом, Энни Маис быстро справилась с оставшимися суши, взяла упаковку пирожков с мясом, расплатилась по счету и покинула кафе, чтобы вернуться на рабочее место. Конечно, уже было темно, и восемь часов вечера – не совсем то время, когда она обязана находиться в лаборатории, но после своих размышлений девушка испытывала странное чувство вины перед наставником. Он никогда бы не узнал об этом, только избавиться от неловкости при встрече теперь было бы сложно. Энни просто обязана вернуться. Если удастся – предложит ему свою помощь, а если нет, то хотя бы убедится, что профессор не голоден.

Возле зеркальной двери входа в здание института Энни задержалась всего на миг, чтобы машинально поправить выбившийся из прически локон волос. Она спрятала прядку цвета соломы за ухо, но та снова непослушно легла на щеку. Миловидной голубоглазой блондинке Анне Маис на курсе сулили полный провал. Стереотипы правят миром, и каждый, от преподавателя до студента, словно бросал ей вызов, требуя доказать, что спортивная девушка, умеющая со вкусом одеваться, имеющая активную личную жизнь и множество интересов, не связанных с наукой, вправе находиться среди скучных и серых умников. Профессору Вайзеру было безразлично, как она выглядит и как проводит свободное время. Когда же кто-то из старших коллег намекнул на то, что «эта работа не для блондинки», присутствующая там Энни вспыхнула, а Вайзер потребовал шутника немедленно извиниться. И она засомневалась в нем сегодня? Энни почувствовала, как от стыда покраснели щеки. Она зашла в лифт и прислонилась к задней стенке, чтобы не смотреть на свое пылающее отражение. При входе в лабораторию она достала из шкафчика халат, оделась, завязала волосы в хвост, прихватила пропитавшийся жиром коробок с пирожками, и вышла в коридор, ведущий к кабинету профессора.

Внезапно погас свет, и Энни от неожиданности остановилась. Включив мобильный телефон, она осветила стену и дошла до щитка с выключателями, но они оказались бесполезны. Коридор наполнился истошным писком, от которого Энни даже подпрыгнула. Несколько дней назад ее коллега Стэн проводил эксперименты с мышами, пытаясь доказать, что возникновение фобий не всегда связано с пережитым стрессом. Его теория строилась на том, что часть мышей находились в одном аквариуме, и когда выключалось освещение, на дно подавалось небольшое напряжение. Мыши получали удары тока, и постепенно вырабатывался условный рефлекс: они начинали истошно пищать при выключенном свете. Затем к ним помещали вторую группу мышей, которые не связывали темноту с болью. Но спустя время обе группы мышей начинали испуганно верещать при наступлении темноты. Стэн был убежден, что дело не в инстинкте, а в заразности фобий, будто вирусом, но на психологическом уровне. Как раз сегодня днем на ланче он загадочно улыбнулся и заговорщицки сообщил, что вот-вот впишет свое имя в будущее науки. Теперь же его подопытные оглушительно пищали из-за двери, нервируя и без того напряженную Энн. В лаборатории никто не выключает свет. За все время было пару отключений и только из-за серьезных поломок в сети.

– Доктор Вайзер! – позвала Энн, направляясь к кабинету. Наставник мог и вовсе не заметить отсутствия электрики. Он часто работает при выключенном свете, пользуясь только подсветкой мониторов. Это его расслабляет. Вот и сейчас из-под двери виднелась мерцающая голубоватая полоска.

Энн дернула за ручку и вошла.

– Доктор Вайзер! – позвала она, озираясь.

Прозрачная доска, за которой располагался тускло-светящийся монитор, походила на какую-то потустороннюю материю, исписанную рунами. Часть из сегодняшних записей была стерта, словно доктор неосторожно махнул рукой.

Пронзительный сигнал факса заставил Энни подскочить на месте. Чудовищный аппарат автоматически перешел в режим печати и, давясь рулоном, стал выдавать чужое послание. Девушка подошла ближе, с некоторым удивлением глядя на выходящую таблицу. В левом столбце даты, в правом – какие-то непонятные числа. Она почувствовала движение воздуха и, обернувшись, увидела приближающегося человека. Еще не рассмотрев его толком, Энни испытала ужас и машинально попятилась: перед ней стоял вовсе не доктор Вайзер. Незнакомец куда крепче его и выше, о возрасте трудно судить: на нем был капюшон, а высокий ворот кофты закрывал лицо до самых глаз.

– Кто вы? Как сюда попали? – дрогнувшим голосом спросила она, отступая еще на шаг назад.

Стремительному продвижению чужака мешали плотно стоящие узкие стеклянные столы с колбами. Этот кабинет не зря называли «лабиринт Вайзера».

– Я вызову охрану! – предупредила Энни, понимая, что едва ли это испугает незнакомца. Но ей нужно было протиснуться вперед, к доске, за которой находился стол Вайзера, где на телефонном аппарате располагалась тревожная кнопка. Иногда наркоманы атаковали лабораторию в надежде добыть запрещенные препараты.

Наткнувшись на очередной стол, мужчина легко перепрыгнул через него. Энни вскрикнула и, делая шаг, поставила ногу на что-то округлое. Девушка потеряла равновесие и полетела на пол, выронив пакет с пирожками. Край ее халата увлек за собой стопку с записями по вакцине, что лежала на краю стола. Опрокинутая доска чудом не грохнулась на нее сверху, упершись в стол. Сквозь толстое стекло, испачканное маркером, Энни видела освещенного мониторами незнакомца, который угрожающе возвышался над ней. Пытаясь подняться, девушка посмотрела под ногу, и тогда только увидела, на чем оступилась. Это была рука. Рука доктора Вайзера, лежащего ничком на полу в луже собственной крови. Энни бы непременно закричала, если бы могла. Ужас, поднявшийся от пяток к самому горлу, стал комом, кровь отлила от конечностей, она ощутила невероятную слабость, даже сонливость.

– Не трогайте меня, – прошептала она убийце, который наклонился к ней. – Пожалуйста…

– Вы убиваете их, – произнес он на английском, который Энни знала плохо и смогла вспомнить его слова только спустя несколько часов, и только тогда же – понять их смысл. – Убиваете невинных. Я должен вас остановить.

Энни оттолкнула его руку, уперлась в него ногами, но когда увидела клинок возле своего лица, то как-то сразу лишилась сил. Ее парализовало. Лицо убийцы было совсем рядом, она видела трещинки на его сухих губах, шрам на небритом подбородке, следы крови на манжете кофты.

Быстрые шаги по коридору заставили незнакомца повернуть голову. Дверь распахнулась, и яркий луч света скользнул по столам, чтобы разбиться о скрюченные фигуры.

– Стэн! – истошно закричала Энни, но ее опередило чудовище в человеческом обличье. Отпустив ее, убийца метнул нож в грудь стоящего в дверном проеме парня.

Тот глухо крякнул и выронил тяжелый фонарь.

Энни оттолкнула незнакомца, оказавшегося к ней боком, но встать не успела. Он ухватил ее за горло, и как раз в этот миг топот множества ног эхом раздался на этаже.

– Не двигайся! Руки подними!

В лабораторию вбежало трое охранников. Наверняка, они были убеждены, что имеют дело с наркоманом. Не дождавшись реакции, один из них сделал предупредительный выстрел в потолок, разбив несколько лампочек. Тогда убийца сорвался с места и бросился к охранникам. Одного он оттолкнул плечом, другому в считанные секунды свернул шею, но третий успел выстрелить, и на этот раз пуля угодила в плечо безумца. Того швырнуло на стену. Зажав рану, убийца сгруппировался и головой буквально протаранил стоящего на пути охранника, не давая тому снова выстрелить.

Энни на четвереньках ползла под столами, и, наконец, уперлась в стену. Когда дальнейший путь оказался невозможен, она сжалась, обхватив колени руками, и так лежала, пока снаружи не послышалась сирена.

Полночи ей пришлось провести в полицейском участке, снова и снова рассказывая, что случилось в лаборатории, потом сидеть в коридоре с неприятным ярким светом и затоптанным полом, ждать, а потом опять рассказывать. Когда ее отпустили, уже светало. В съемную квартиру Энни вернулась на такси. Соседка, с которой они пополам платили за аренду, уже спала и, вероятно, не одна, если только этот мужской свитер на диване не возник сам по себе. Выпив увеличенную дозу успокоительного, Энни ушла к себе в комнату. Почти час она лежала, глядя в потолок, слушая нарастающий гул машин, которых становилось все больше. Наконец, под действием таблеток она сумела уснуть.

Настойчивый звонок в дверь заставил ее проснуться. Перед глазами все плыло, в голове шуршал песок. Энни проспала около двух часов и чувствовала себя немного пьяно.

– Ева! – хрипло прокричала она, надеясь, что соседка услышит. – Ева! Открой!

Энни ударила кулаком в соседнюю стену. Никакой реакции, а звонок в дверь не прекращался. Резкий звук въедался в уши подобно штопору.

Энни с трудом поднялась, завернулась в плед, который давно служил ей одеялом, и, шаркая огромными тканевыми тапками, направилась к двери.

На пороге стоял мужчина, который был в таком идеальном костюме, с такими идеально уложенными волосами и безукоризненно подобранным парфюмом, что Энни захотелось провалиться сквозь землю. Она стояла напротив него растрепанная, заспанная, в сползших тапках-зайцах и в клетчатом пледе по подбородок.

– Вы к кому? – спросила девушка сипло и тут же прокашлялась.

– Анна Маис? – он смотрел так, будто не замечал ее вида. А, возможно, и ее саму.

– Да…

«Наверное, из полиции», – подумала она. Мужчина протянул ей конверт без указанного адреса.

– Что это? – не поняла она, машинально распечатывая послание. Ответ она нашла внутри. В документе шла речь о приглашении в «Альфа-Медикал».

– Это какая-то ошибка.

Энни не рассчитывала получить место в святая святых европейской фармацевтики. Во всяком случае, не в этом десятилетии. Они неоднократно приглашали доктора Вайзера, но он отказывался по идейным соображениям, хоть и не скрывал, что помогал им.

– Доктор Вайзер работал над одним проектом, – мужчина снова скользнул по ней равнодушным взглядом. – Он рекомендовал вас, как преемника в случае, если лично не сможет закончить работу.

– Меня? Рекомендовал меня? – Энни подумала, уж не снится ли это всё. Слишком нереально происходящее.

– Как самого перспективного сотрудника.

Он протянул ей еще один конверт.

– А здесь что? – девушка достала тетрадь, владельца которой мгновенно узнала по почерку. Доктор Вайзер вел свой собственный рабочий дневник, так сказать, не для протокола. Она раскрыла тетрадь на закладке и обнаружила вырванную страницу.

– Здесь задание и половина решения, – прокомментировал незнакомец. – У вас есть сутки, чтобы закончить. В противном случае наше предложение недействительно. Всего доброго.

– Подождите, я не… – Энни снова посмотрела на тетрадь, затем – на спину удаляющегося мужчины. Постояв так еще немного, она закрыла дверь.