Текст книги "Сердце Рима"

– Ты куда умнее, и ты молода. Он понимает, что Тауэр станет его склепом.

– Как и моим, – прорычала она, толкнув его в грудь. – Это ваша с ним война. Не моя!

Харди обошел ее, глядя вокруг так, словно находился в хижине, пропитанной холерой. Он смахнул пыль со стула и опустился на него, стараясь ни к чему больше не прикасаться.

– И что я могу сделать?

– Донеси, – Лорин поражалась его недогадливости. – Собери совет и скажи то, что только что сказал мне. Пусть отрубят голову ему, а не твоей бедной воспитаннице. Моя – гораздо красивее и очень мне идет.

Но Харди никак не отреагировал на шутку. Он задумчиво смотрел перед собой. Отблеск свечи лежал на его впалой щеке.

– Минимум двое из совета ведут политические игры, вопреки кодексу. Орден переживает нелегкие времена. После реорганизации, судов, неудачи с тамплиерами нам необходимо заполучить собственную казну. Либо доступ к чужой.

Глаза Лорин сузились, она смотрела на наставника с недоверием. Он говорит несусветную чушь! Роль Созидателей в этом мире заключается в их беспристрастности. Они создают историю, корректируют ее на благо развития человеческой цивилизации. Затевая войну, они думали о развитии страны. Изолируя источники передовых мыслей – спасали неподготовленные умы от последствий иллюзорной вседозволенности. В этом была цель! Но если ее заменить на политически пристрастную позицию, то страны-фавориты получат небывалый перевес. Рывок в их экономике трудно вообразить, а значит, другие будут сброшены на дно выгребной ямы. Баланс, за который сражались Созидатели, сражалась она – нарушится.

Если Харди не сошел с ума, то значит, мир вскоре изменится.

– А прежде, – она обошла стул, на котором сидел ее учитель, – кто-нибудь делал нечто подобное? Играл за королей?

– Насколько мне известно… – начал было Харди, потом поднял голову и встретился с ней взглядом. Еще до того, как он ответил, Лорин сама догадалась. – Несколько раз. Это делалось завуалированно, но в совете часто нет единого мнения. Все решает голосование, а как ты знаешь…

– Все продается и всё покупается, – она села на край жесткой кровати. Ее талант заключался не только в красоте, ловкости и дипломатии. Лорин умела видеть верный путь, безграничное количество вариантов, просчитывая их в мгновение ока. И сейчас перед ее внутренним взором хрупкие осколки вновь образовывали цельную картину.

Харди заподозрил предвзятость членов совета. Он вмешался, они нанесли ответный удар. В удобный момент на поле был выведен новый игрок – Римлянин. Как они переманили к себе тамплиера – не важно. Им было, что предложить, как и ему. Лорин видела это так же ясно, как если бы стала свидетелем ключевых событий. За это ее и ценил Харди. Он молчал и смотрел на нее, ожидая, когда ученица поймет всё сама.

– Значит, меня осудят в любом случае. Вернее – тебя осудят. А я просто пешка для обмена любезностями, – она фыркнула и сложила руки на груди. – Ты сдал меня. А еще – но это мелочи – украл у ордена бриллиант размером с мой кулак!

Харди вскочил с места и возмущенно выдохнул:

– Должен заметить, что это ложь! Ты украла его у индусов, а я лишь сохранил.

– Сохранил?! – Лорин смотрела на него снизу вверх. Никогда прежде она не злилась на Харди столь сильно. – Сокрыл! И в этом тоже обвиняют меня.

Алистер Харди все еще пылал от гнева, но понемногу этот жар остывал, и он, устало опустив плечи, сел обратно на стул.

– Этот камень не должен к ним попасть, – произнес он убежденно.

– Сейчас самое подходящее время для мелкой кражи? – язвительно поинтересовалась Лорин.

– Ты не понимаешь. Его долго искали, на это бросили лучших ищеек, до которых нам с тобой расти и расти. Но повезло тебе… если можно так сказать. Могол – не камень, не просто очередная дорогая безделица. Это залог. Фаворит получит его как доказательство союза. Что-то вроде лаврового венка для победителя.

Его собеседница ахнула, догадавшись о чем идет речь. Могол получил новую стоимость. Его цена – союз Созидателей с государством, символ принадлежности к избранным.

– Чего ты добиваешься? – Лорин понимала, что Харди едва ли руководствовался детским желанием отомстить отцу, спрятав его парадные туфли. В действиях должен был быть расчет.

– Грядет голосование.

Пятерка старейшин раз в год обновляла свои ряды, избирая троих новых членов. Два срока подряд не правил еще никто, таков устав. Но влияние не всегда обусловлено действительным положением. У многих старейшин появляется круг единомышленников, и, конечно, удача, если один из них занимает должность своего идейного вдохновителя. По сути, он придерживается того же пути, что и наставник, это гарантирует стабильность курса. Увы, не всегда дело было в удаче. Интриги, как главное оружие Созидателей, часто направлялись в сам орден. Пока речь шла исключительно о влиянии на развитие человечества, конфликты сводились к различию во взглядах на решение одной и той же проблемы. Но когда на чашу весов ляжет политика, всё изменится. Речь пойдет о жажде власти, а этот яд страшнее укуса кобры.

«Раньше мы были добрыми домашними духами, – Лорин покусывала ноготь, обдумывая услышанное. – А теперь станем богами для просвещенных, которые станут приносить кровавую жертву всякий раз, как потребуется благословение».

– И что ты собираешься делать? – спросила она.

Ведь он пришел не за тем, чтобы поделиться информацией высшего уровня доступа теперь, когда она заперта в темнице.

– Увезти камень отсюда. Сохранить его и передать в руки Адаму Далтону.

Лорин была наслышана об одном из молодых рыцарей ордена. Со слов Харди, у того были все шансы заполучить место среди старейшин. И это один из немногих явных лидеров, кто мог бы остановить политизацию ордена. Кто-то еще жил высокими идеалами и верой в то, что своими силами направляет слепцов по верной дороге, но таких становилось все меньше. Одни старели и умирали, других опьяняли умелые речи сторонников реорганизации ордена. Третьи ждали удобного случая, чтобы выгодно продать свой голос и совесть.

– А какова моя роль?

Харди нелегко дался ответ на этот вопрос. Их связывало нечто большее, чем отношения наставника и ученицы. Это не было даже похоже на банальное отцовское покровительство. Скорее уж, особое умение Харди ценить сокровище, которое случайно подарила ему судьба. И это чувство было взаимным.

– Не дай им пойти по моему следу.

Лорин хмыкнула и обхватила плечи. Внезапно стало зябко, будто зимний ветер прорвался в подземелье.

– То есть, прикрыть тебя любой ценой.

Он с сожалением покачал головой:

– Тебе известно, что они не остановятся, получив мою кровь. Под удар попадут все, кто мне дорог, а значит – Маргарет и твои дети.

Лорин посмотрела на него с удивлением и осуждением:

– Не пытайся меня запугать.

Ее обвинение было воспринято им как оскорбление, и с болью во взгляде Харди возразил:

– Думаешь, я пал так низко? Тебе ли не знать, что используется любая слабость.

Лорин кивнула. Ей были хорошо известны самые точные методы воздействия, и теперь предстояло узнать их на себе. Палач примеряет собственные пытки.

– Увези их.

Наставник, который теперь выглядел стареющим волком, потерявшим клыки и когти, несколько раз кивнул.

– Сейчас за каждым моим шагом следят. Но верные люди готовят для меня кое-что. Дестану можно доверять, ты ведь помнишь его.

Она кивнула. Так звали мавра, служившего при ней охранником в Бенгалии. После спешного побега обратно в Великобританию Дестан вернулся на службу к Харди, и более она о нем не слышала. Лорин, к своему стыду, никогда не интересовалась его судьбой, поскольку была слишком озабочена собственной.

– В Индии вы неплохо ладили. Я увезу их, клянусь, у меня есть еще надежные убежища…

Лорин почувствовала легкую дурноту:

– Замолчите, сэр, – шепнула она. Побелевшие пальцы сжались в замок.

Опомнившись, учитель со страхом посмотрел на нее:

– Не думаю, что они опустятся до пыток…

– Ты сам знаешь, что могут, – натянуто улыбнулась она. – И когда меня спросят, где ты, я не хочу знать.

Он ушел молча, не прощаясь, не обещая. А она ответила ему любезностью и не стала размазывать слезы по щекам. Только когда его шаги окончательно стихли, Лорин позволила себе завыть от ужаса и безысходности, чьи ледяные когти впились в нее смертельной хваткой.

Это была странная ночь. Вскоре за первым посетителем появился второй. Его Лорин никак не ждала. Лучше бы этой встречи не было вовсе, и уж тем более – в темнице, когда она, точно обезумевшая птица, бьется в отчаянии.

Его шаги были тяжелее рока. С накидки опадал мелкий снег, превращаясь в капли. В глазах горел огонь сотен печей. Лорин пожалела, что в ее руках нет ни ножа, ни удавки, и все, что ей оставалось, лишь смотреть на его самодовольное лицо.

– Теперь ты на своем месте, – произнес тот, кого в узких кругах именовали Римлянин. Он скривил полные губы в презрительной усмешке. – И сдохнешь, как положено крысе. Тебе не дадут ни яда, ни морфия, я добьюсь того, чтобы тебя повесили у всех на глазах.

– Как жаль, – вздохнула Лорин, пригладив выбившиеся из прически волосы, – как жаль, что твою бычью шею не выдержит ни одна веревка. Да и не каждый нож пробьет эту броню из жира. Но когда тебя разорвут собаки, у них будет такой великолепный пир!

Он хрипло рассмеялся, продолжая с ненавистью смотреть на нее:

– Рычи-рычи, грязная потаскуха, тявкай, сколько влезет. Все отвернулись от тебя, даже хозяева. И знаешь, я позабочусь о том, чтобы всех твоих ублюдков извели, можешь не сомневаться. Дряхлый архивариус не защитит их, как не защитил тебя.

Лорин неторопливо подошла ближе и с отвращением плюнула ему в лицо. Римлянин громко выругался, схватился за шпагу, и тут же отпустил. Он расхохотался, утирая лицо перчаткой.

– Я приду на твою казнь. Кстати, – добавил он, переступая порог камеры, – знаешь, кто не так давно прибыл в Лондон? Наш общий знакомый. Какое горе, что Роберту Клайву, барону Плессей, ни к чему была бы шумиха из-за любовницы-шпионки, не так ли?

Бросив на нее последний взгляд, он вышел из камеры. Лорин дождалась, когда за дверью снова станет тихо, и лишь тогда со всей яростью швырнула подсвечник о стену. Проклятье! Клайв – барон? Великолепно. Но будь он хоть трижды королем, то не спас бы ее.

И не захотел бы.

Лорин ударила дверь кулаком. К своей судьбе она испытывала почти что равнодушие. Боль, которая поначалу кажется невыносимой, постепенно становится тупой. То же случилось и со страхом за себя. Но иные страдания не давали ей покоя. Римлянин не бросался пустыми угрозами. Если он захочет, то узнает, где скрывается Маргарет Харди. Из ненависти к Лорин он без жалости убьет ее детей. И как ему помешать? Как остановить, кому молиться?!

Лорин воспитывали в монастыре, и первое время она часто задавала Харди один и тот же вопрос о Боге. Если Созидатели всё знают, то должны знать и об этом. Есть ли Бог? А рай и ад после смерти? Наставник никогда не отвечал ей, и со временем Лорин стало казаться, что она сама нашла ответ. Если то, что творят люди, допустил Бог, то она отказывается в него верить. Проще думать, что после смерти ждет пустота, чем принимать жестокость того, на чью милость уповают в минуту крайней нужды.

Но в этот миг, стоя на коленях в камере агент по прозвищу Химера готова была молиться всем известным ей богам, лишь бы те защитили ее детей.

Наутро ее вновь отвели на допрос. Хэмилтон выглядел отдохнувшим, но свежести и приветливости ему это не добавило. Точно жаба из густого лесного болота, он сидел, опершись на стол, и смотрел из-под заплывших век на Лорин. После бессонной ночи и слёз она больше походила на тень, но держалась как и накануне.

– Верю, что вы освежили свою память и сможете теперь дать вразумительный ответ.

Одного взгляда на него Лорин хватило, чтобы понять: тот знает о визите Римлянина. И хорошо, если не слышал о появлении Харди. Что бы она ни сказала, ее будущее уже определено. Вопрос в том, как скоро петля обовьется вокруг ее шеи.

На допросе Лорин делала то, что умела лучше всего: играла роль. Глупее всего кажется человек, который уверен, что умен. Именно это она и продемонстрировала. Рассыпаясь в лишних и ненужных подробностях, вспоминая совершенно незначительные детали, делая поспешные умозаключения и прозрачные выводы, Лорин создала образ доверчивой, желающей услужить дрессированной собачки. Как ни крутил Хэмилтон, но не сумел добиться от нее путных ответов, хотя говорила пленница много и, вроде как, по существу. Ее спектакль удался на славу. Спустя несколько часов ведущий допрос созидатель попросил увести ее в камеру, но напоследок угрожающе произнес:

– У меня хороший нюх, леди Питерс. К вашему сожалению, я чую ложь. И если так, то есть методы, которые развеют тень сомнения. Подумайте об этом до нашей следующей встречи.

Лорин понимала, что это значит. Теперь они не ограничатся разговорами. Она не имела ни малейшего представления, как связаться с Харди, но даже если он вдруг узнает о том, что ей грозит, изменит ли свое решение? Великий Могол больше чем камень. Теперь он даже не атрибут величайшей власти. Это символ новой эпохи Созидателей. И тот, в чьи руки угодит бриллиант, определит не будущее ордена, а будущее человечества.

После изнуряющих двух дней и ночи Лорин уснула прямо за столом, и даже во сне ей не было покоя от крадущихся теней. Она задыхалась, ее лихорадило, и звук отпирающегося замка сперва показался частью липкого кошмара. Но дверь открылась наяву, и Лорин, впившись в стол, смотрела на замерший силуэт в рыжем свете факела. Неужто рассвет настал и за ней пришел палач? Пускай! Даже если с нее сдерут кожу и выжгут глаза, она не предаст Харди. Не ради него, а ради детей и того, чтобы шакалы, пробравшиеся в главенство ордена, не заполучили камень.

Она поднялась, незаметно пряча за рукой тяжелый подсвечник.

– Лорин Питерс?

У говорившего был странный голос. Когда он сделал шаг вперед, стал виден шрам, перечеркнувший горло. Человек был высокий, кожа испещрена оспой и шрамами, глаза почти желтые, как у волка, волосы поблекшие. Он был одет в форму солдата, но Лорин моментально поняла, что это маскарад.

– Вы в ее камере, – ответила она насторожено.

– Идемте за мной. Быстро.

– С чего бы это?

Он тяжело вздохнул. Похоже, происходящее было ему не по душе.

– Однажды вы помогли моему ордену. Мы не остаемся в долгу. Я выведу вас из темницы.

«Ордену? Ассасинам или тамплиерам? Я такая добрая, что всем помогаю», – подумала Лорин, но вслух не спросила. Какая разница, если удастся покинуть темницу?

Она последовала за ним. Заметив лежащего у двери солдата с лиловым следом от удавки на шее, Лорин присела, подхватила пистолет и сняла пояс с саблей, после чего нагнала ушедшего вперед спасителя.

– Не отставайте, – бросил он через плечо. – Моя задача вывести вас отсюда, а не сопровождать на прогулке.

– Значит, вы будете рады, если не понадобится изображать джентльмена и спасать даму от опасности.

Обернувшись, он увидел, что Лорин застегивает пояс, смерил взглядом ножны и заправленный пистолет. Никак на это не отреагировав, незнакомец ускорил шаг.

Когда они подошли к лестнице, ведущей вниз, мужчина остановился, прижавшись к стене и, скользя словно тень, начал спускаться. Лорин мешало платье. Оно выдавало ее своим шуршанием, а объемные юбки замедляли шаг. Ей пришлось немного отстать и подождать, пока спаситель разберется со встреченными солдатами. Подхватив у одного из них плащ, а у другого – шляпу, Лорин поторопилась вслед за спутником.

Дрожа от внутреннего напряжения, она выбежала во двор. Морозный воздух и колючая ледяная крошка обожгли кожу. Она втянула полной грудью свободу, на которую уже и не рассчитывала. Здесь их дожидались две лошади. Отсутствие стражи объяснялось мельтешением теней у стен. Значит, спаситель пришел не один.

Лорин села верхом и, дождавшись спутника, выехала в открывающиеся ворота, все еще не веря происходящему. Оглянувшись, она посмотрела на молчаливо суровые стены Тауэра. Когда Созидатели поймут, кого упустили, небо рухнет на землю. С этой ночи начнется охота. Не просто охота – травля. Но ей безразлично. Она вырвалась из пасти самой смерти, и теперь не позволит себя поймать снова.

– Моё задание завершено, – сообщил незнакомец, остановившись на середине дороги. Визгливый ветер заглушал его слова, рвал их в клочья. – Вы должны отправиться в порт, вас будут ждать на лодке у пирса Черри-Гарден.

Она кивнула.

– Назовите имя. Кому мне быть благодарной за спасение.

– О, поверьте, не мне, – ухмыльнулся мужчина. – За вас просил Сафар Аль-Матар, а у меня перед ним должок. Теперь в расчете.

Лорин посмотрела вслед удаляющемуся всаднику. Он скрылся в снежном вихре. Подумав, девушка пришпорила коня, развернув его в другом направлении от порта. Она не сядет в лодку одна.

Ее путь лежал на юго-восток Лондона, в пригород. Анерли относительно тихое местечко, и до глухой провинции ему было далеко. Лорин жила здесь всякий раз, когда беременность больше нельзя было скрыть, и уезжала, как только Маргарет и няньки с кормилицами брали дитя под свою опеку.

Чувствовала ли она свою вину перед детьми? Нет, как не чувствует ее волчица, отправляясь на охоту. Что поделать, если охота затянулась? Но у двери трепет все же одолел ее, и какое-то время Лорин просто грела ладонью металлическую ручку.

Служанка пришла не сразу, за ней поспевал садовник – бывший солдат, дезертир, который выполнял задачу охранника. Когда они увидели, кто пожаловал, то сразу кинулись обратно к дому. Странно, но они не походили на заспанных, хотя на дворе была глухая ночь.

Лорин замерла на пороге. На утоптанном снегу отчетливо виднелись бордовые пятна. Кровь!

Она поторопилась в дом и вслед за служанкой вбежала в столовую. Тут, на одеялах у камина лежал ее учитель и опекун. У Харди были закрыты глаза, в животе и груди зияли кровавые раны, он бледнел на глазах. Посеревшая лицом Маргарет жестко отдавала распоряжение перепуганным служанкам. Эта строгая женщина состарилась сразу после юности, привыкла заботиться о чужой семье и по-матерински любила даже собственного брата. Доктор, стоя на коленях, обрабатывал раны, не снимая одежды с пациента.

– Что случилось? – громко спросила Лорин.

Врач вздрогнул, Маргарет подняла на нее лихорадочно-тусклый взгляд, и продолжила перечислять, какие тряпки нужно нести и где их взять.

Даже закончив с распоряжениями, она не уделила вошедшей внимания.

– Я спрашиваю… – начала, было, Лорин, но Маргарет ледяным тоном перебила ее:

– Выйдите!

Ей давно никто не смел указывать, будто прислуге, и все же Лорин повиновалась. В конце концов, это дом Маргарет. Не тратя время даром, она взбежала по лестнице. При ее появлении дремлющая на стуле в углу темнокожая нянька охнула и встрепенулась.

– Собери детей, – приказала Лорин.

– Госпожа Питерс, – осипшим голосом прошептала та, – ночь на дворе! Куда?

– Собери, тебе велят! И не спорь. Одень тепло, сложи самое необходимое, чтобы на себе смогли нести.

– Дети? – изумилась нянька, поднимаясь.

– Эмили! – донесся голос хозяйки.

– Живо! – прорычала Лорин, подталкивая няньку к двери детской спальни, а сама вернулась к лестнице, по которой уже поднималась Маргарет. Ее одежда была измазана кровью, веко нервно дрожало.

– Что вы делаете? – спросила она, ставя ногу на ступеньку. Но подняться выше ей мешала ночная гостья. – Где Эмили?

– Одевает детей. Мы уезжаем, немедленно.

– Вы? Куда? – не поняла Маргарет. – Мы отправляемся с Харди завтра…

– Он не выдержит плаванья.

Честнее было бы признать, что едва ли Харди доживет до утра, но Лорин пощадила чувства сестры, переживающей за брата.

– Алистер сильный, – словно убеждая саму себя, произнесла та. Она смотрела снизу вверх так, словно видела перед собой виновницу своего несчастья. – Что вы здесь делаете?

– А, почему я не в темнице? Планы изменились. Что-то передумала в петлю лезть.

– Но Харди сказал…

Из спальни донеслись сонные возмущенные голоса детей. Маргарет снова попыталась подняться, но Лорин не посторонилась, и той пришлось вернуться на прежнюю ступеньку.

– Вы собираетесь везти их в ночь? В метель?!

В этот момент послышался цокот каблуков, и служанка выскочила из столовой:

– Господин Харди очнулся и зовет вас!

Ахнувшая Маргарет подобрала юбки, торопясь вниз, но напуганная веснушчатая девочка виновато пояснила:

– Не вас. Леди Питерс.

Лорин стремительно прошла мимо застывшей женщины.

Харди все так же лежал с закрытыми глазами, и поднял веки только когда присевшая рядом ученица взяла его за руку.

– Выследили? – тихо спросила она.

Все, что прозвучало в этом вопросе, он услышал: и сочувствие, и страх, и гнев.

– Нет, я не привел их за собой, – Харди облизал губы. – Они решили, что убили меня… сбросили в канаву. Как ты?..

– Помогли, – Лорин вглядывалась в его лицо, в беспомощно бегающие глаза. На виске раненого вздулись вены, лоб блестел от пота. – Я покидаю Лондон.

Он чуть кивнул.

– Я… Мне нужно отдать тебе кое-что, – он сглотнул. Зубы стучали при ознобе, и говорить было все тяжелее. Мысли путались, а слова звучали невнятно. – Возьми куклу, я подарил ее Элис. Кукла Элис…

Так звали младшую из дочерей Лорин. Неуместная сентиментальность Харди означала, что ему становилось все хуже. Элис всегда была его любимицей.

– Ты хотела получить ответы, – прошептал он, слабо сжимая ее пальцы. – Бодрумский тайник. Ты помнишь, что там?

– Много секретов, – Лорин горько улыбнулась, преодолевая дурноту, пытаясь справиться с комом в горле и предательскими слезами в глазах.

– Но один был важнее прочих.

Даже сейчас Харди не мог говорить открыто. Не тогда, когда в комнате собралась целая толпа людей, которых непременно допросят.

Лорин помнила. В архиве, что скрывался в затопленном гроте, был один важный журнал. Записи капитана «Летучего Голландца», корабля-призрака, существование которого во всем мире считается вымыслом.

– Выпейте, – доктор подсунул под нос Харди глубокую миску, но тот только поморщился и снова посмотрел на Лорин.

Слишком много чужих ушей и глаз. Он бы не смог сказать то, что хотел, а она – того, что стоило. Только крепко сжала его руку и поднялась.

В дверях застыла Маргарет, не давая девушке пройти. Седые волосы растрепались, морщины стали еще глубже. В ее взгляде была злость, страх, безграничное горе и самое женское из чувств – ревность.

– Мы уезжаем, – произнесла Лорин тихо.

– Он все для вас сделал, – так же шепотом, похожим на шипение затухающего огня, сказала та. – А вы бросаете его в тяжелый час.

– Я должна увезти детей.

– Теперь вы вспомнили о детях, – безумная улыбка Маргарет была пропитана злостью. – Я для них больше мать, чем вы! Вы оставили их, как теперь оставляете Алистера! Это вы накликали на него беду, ради вас он рисковал всем…

Лорин смотрела на нее с жалостью. Можно сказать убитой трагедией женщине, что ее брат сам начал эту войну. Что это он, нехотя, по неосторожности втянул в игры высокого ранга свою глупую ученицу. И что по его замыслу та самая ученица должна была сыграть роль ритуальной жертвы, возложенной на алтарь власти.

Но в глазах Маргарет, в смешении душевного сумрака было то, что не позволило бы Лорин открыть правду. В них была мольба, немая просьба принять вину на себя. Так было бы легче, совсем чуть-чуть.

Маргарет посторонилась, переведя взгляд на брата, которого доктор все же умудрился напоить.

– Вы можете поехать с нами, – сказала Лорин, обернувшись.

Но ее слова остались без ответа.

Слуги второпях снаряжали карету. Догадывались ли эти простоватые работяги, что, возможно, живут последнюю ночь? Во многих народах, которые принято считать дикими, была традиция: когда умирал хозяин, знатный вельможа, за ним в могилу шли рабы, ближайшие слуги, наложницы или жены. Даже домашний скот. Пришли иные времена. Теперь слуги не обязаны разделять участь своего хозяина, но если же тот служил в тайном ордене и в один момент стал неугодным власти, то судьба всех приближенных предопределена.

Лорин куталась в плащ, дышала на замерзающие пальцы и думала, дождутся ли ее в порту. О том, что пассажиров будет несколько, никто не предупреждал. Хватит ли великодушия Сафара Аль-Матара? Вот уж неожиданная помощь. Молодой воин-ассасин ничем не был ей обязан, все, что сделала Лорин – помогла его брату найти более спокойную смерть, чем обещали пытки тамплиеров.

Услышав шаги, она обернулась. Кутаясь в накидки, стояли трое детей. Старшим был сын. Лорин назвала его Джек, но Маргарет позже переименовала в Генриха. Ей казалось, что это имя звучит благородно и больше подходит будущему кормильцу семьи. Ему было тринадцать, волосы почти черные, глаза – карие, злые, горящие, точно угли. Младше его на два года была дочь Мэри. Ей досталась бледная кожа, яркий цвет губ и золотистые волосы. Пройдет еще немного времени, и мужчины станут сходить с ума от ее красоты. Пятилетняя Элис, прижимающая к себе фарфоровую куклу, была невероятно похожа на Лорин: веснушки, рыжие локоны и огромные зеленые глаза. Младший сын – Брендан – спал на руках у заплаканной няньки. Старшие дети смотрели со злостью, за которой скрывался страх и невероятная грусть. Они покидали свой дом с женщиной, которую почти не знали.

– Садитесь, – сказала Лорин, открывая дверцу кареты. Когда никто не пошелохнулся, она чуть повысила голос, – живо!

Пока дети рассаживались, Лорин обернулась к дому. В дверях стояла Маргарет, белая, словно призрак, со стеклянным взглядом. Она не плакала, но так сжала собственные пальцы, что, вероятно, была на грани обморока. Лорин кивнула ей, не ожидая ответа, последней заняла место в карете и сообщила кучеру, куда их везти.

Первые несколько минут они просто смотрели друг на друга, слушая перестук колес, цокот копыт и свист ветра. Наконец, спросила Элис. Ее голос прозвучал робко, тихо, едва различимо:

– Вы наша мама, правда?

Джек шикнул на нее и сделал страшные глаза, запрещая говорить.

– Правда, – подтвердила Лорин. Она нечасто посещала детей последнее время, и никогда прежде не выглядела так, как этой ночью. Не удивительно, что малышка усомнилась.

– Правда, что наша мать бросила нас, и не вспоминала до нынешний ночи, – глядя на нее исподлобья, заявил Джек.

– Ложь, – спокойно ответила женщина. – Я навещала вас по три раза на год.

– Точно, проверяли наши успехи в учебе, и живы ли, – улыбка сделала Мэри похожей на ангела, что нельзя сказать о ее речах, – но запрещали нам появляться в Лондоне и покидать поместье. Стыдились нас?

– Я хочу к Маргарет, – прохныкала Элис.

Лорин обвела их взглядом, остановилась на спящем Брендане. Как же все они похожи на своих отцов. Особенно он…

– Ждете слез и раскаяния? – она сложила руки на коленях. – Или пылких объятий? А, может, свежих пирожков в корзинке? Я делаю то, что обязана, как мать. Спасаю вам жизни. Можете вернуться к Маргарет, но там вас всех убьют.

Лица детей, выражающие злость, растерянность, грусть, вдруг окаменели. Некоторое время понадобилось им, чтобы осознать услышанное.

– А Маргарет? – растеряно переспросила Мэри, – а дядя Алистер, Эмили?..

– Они могут о себе позаботиться.

– Мы должны вернуться и забрать их, – заявил Джек.

– Дядя Алистер мертв, – жестко произнесла она, сама поражаясь тому, как это звучит.

«Он мертв. Даже если проживет еще несколько минут или часов. Мертв». Ничто не изменит этого факта, но ей не дали оплакать его, проститься, сказать, как много он значил.

Ее сообщение подействовало на детей как удар грома. Элис ничего не поняла, она все переспрашивала у старшей сестренки, которая ахнула и закрыла лицо ладонями. Джек отвернулся к окну. Думал, что это сойдет за выражение гнева и презрения, но Лорин понимала: он прячет слезы. Мужчине не престало плакать.

Даже когда они вышли на пристани, то все еще хранили молчание. Джек нес младшего брата. Маленькая Элис потихоньку, тайно от сестры и брата, вложила свою руку в ладонь Лорин. Та от неожиданности вздрогнула, но ничего не сказала.

У воды холод пробирал до костей, ветер усилился, а снег смешался с дождем, и это ледяное месиво падало с неба, забиваясь за шиворот, под манжеты, облепливая лицо. В кромешной тьме виднелись хрупкие огоньки фонарей.

У пирса Черри-Гарден их ожидала лодка, как и было оговорено. Один человек сидел на веслах с ружьем на коленях, другой отвязывал веревку. Похоже, они собирались отплывать.

– Не торопитесь, господа, – Лорин сделала вид, будто не замечает направленного в ее сторону ружья и дула пистолета, прикрытого плащом. Хотя старшие дети замерли на месте. – Говорят, вы ждете пассажира из Тауэра.

– Одного пассажира, – угрюмо произнес тот, что отвязывал веревку. – О стольких уговора не было. И на борту места нет.

– Потеснюсь, – Лорин поставила ногу на борт лодки.

– Эй, леди, вам ясно сказали…

Человек с ружьем замолчал, когда увидел, что к голове его товарища приставлен пистолет.

– Господа, – тепло улыбнулась женщина. – Здесь же дети…

Ей помогли сесть в лодку, а затем усадили детей. Лорин мельком глянула на лица перепуганных старших. Джек не сводил взгляда с пистолета, который его мать держала на коленях, и Мэри незаметно взяла дрожащей рукой его за руку.

Удаляющийся берег таял в снежной мгле. Вода кипела под ледяными комьями, падающими с неба. Борт лодки обледенел. Женщина, подняв капюшон, смотрела на туманные очертания города с тревогой и болью в сердце. Ей предстоял не просто побег. Необходимо стереть всю память о ней, о ее делах, о том, что она узнала.

Лорин Питерс должна была исчезнуть.