Текст книги "Чалын – дочь снежных вершин. Книга 1. Южные ветры"

Глава 6. Первая схватка

На следующий день, как и обещала Адаана, дождь закончился. Серое небо улыбнулось радугой, в зеркальных лужах отразились запоздалые тучи, и на улицах Яраш-Дьер появились люди. Пастухи выгоняли скот, старики собирались у аилов, женщины сушили на жердях одежду, а мальчишки палками мерили лужи.

Ожидая Адаану, хан Ойгор и Чалын стояли у своего аила, наслаждаясь свежим воздухом. Неподалёку, у коновязи, неторопливо прохаживался Кыркижи. По поручению хана он теперь присматривал за Чалын. Издалека доносились мелодичные звуки топшура[32]32
  Топшур – алтайский щипковый музыкальный инструмент с двумя волосяными струнами.


[Закрыть] и горловое пение кайчы.

– Адам, скажи, а ты хотел бы иметь такую же силу, как у Кыркижи, – спросила Чалын, глядя на богатыря.

Человек-гора давно возмужал, однако в душе он всё ещё оставался бесхитростным и добродушным, а вместе с тем отважным и непоколебимым. Все его знали как настоящего воина, преданного хану Ойгору.

По великому росту Кыркижи и по силе редкостной выковали ему меч достойный, такой, что простой человек лишь поднять его сможет, да и только. Меч висел на толстом кожаном ремне, украшенном бронзовыми бляхами, каждая из которых говорила о боевых подвигах богатыря. А за спиной у Кыркижи висел тугой лук – такой, что одному воину с ним не совладать, тетиву не натянуть, стрелу не пустить.

– Зачем мне такая сила? Я и так сильный, сильнее, чем он, – ответил хан, погладив дочь по голове.

Чалын удивленно посмотрела на отца:

– Как это?

– Кыркижи! – окликнул богатыря хан.

Оглянувшись, человек-гора поспешил подойти к Ойгору.

– Кыркижи, камень тот принеси! – распорядился хан.

Человек-гора подбежал к острому белому обломку скалы, торчащему из земли, нагнулся и с трудом, но всё же взвалил его себе на грудь. Тяжело шагая, он направился к Ойгору. Приблизившись, богатырь не стал опускать глыбу, а так и держал её в ожидании нового повеления хана.

– Опусти! – велел Ойгор.

Человек-гора снова нагнулся и бережно положил камень перед собой. На раскрасневшемся лице выступил пот.

– Быйан болзын[33]33
  Быйан болзын – спасибо.


[Закрыть], – кивнув, поблагодарил хан.

Кыркижи улыбнулся в ответ на проявленную к нему учтивость и отошёл в сторону, чтобы не мешать. Ойгор присел на глыбу и, взглянув Чалын в глаза, сказал:

– Кызым[34]34
  Кызым – дочь.


[Закрыть], вот видишь, не тот силён, кто горы воротит, а тот, кто заставляет его это делать. Это твой народ, им нужно управлять. Запомни, какие бы испытания ни посылала тебе судьба, мудро и справедливо всегда поступай, тогда тебя будут уважать, и в глазах людей ты станешь самой сильной.

– Самой сильной, – задумчиво повторила девочка.

На дороге, среди прочих людей, показалась знакомая фигура шаманки. Твёрдой поступью Адаана неторопливо направлялась к хану Ойгору и Чалын. У неё, как всегда, было спокойное выражение лица. Будь то горе или радость, Адаана никогда не показывала своих чувств, всё держала в себе.

– Эзен, Ойгор-хан. Эрмен, Чалын, – поприветствовала она хана и его дочь.

Поздоровавшись в ответ, хан Ойгор и Чалын принялись внимательно слушать шаманку.

– Дух этот из царства духов сыновей Эрлика пришёл. Из вечного мрака призвал его на помощь себе кам одноглазый. Кто он таков сказать я не могу, о нём я не наслышана, одно лишь точно знаю – сила в нём чёрная таится. Лишь зло он несёт, за этим к духам и обращается.

– Кам по воле своей несчастье кликать не станет, им кто-то движет. Адаана, кто камлать его заставил? – спросил Ойгор.

– Стена непреодолимая зложелателя прячет. Её не перелететь и не обойти, под ней не проползти и сквозь неё не проглядеть. Сплошная тьма перед глазами.

– Быть может, это Боджинга козни? – предположил хан Ойгор, вспомнив про караван, тот самый, что должен был доставить подарок ко дню рождения Чалын.

Ещё три месяца назад хан Ойгор наказал иноземному купцу подыскать самое красивое платье для своей любимой дочери. Торговца этого хан Ойгор знал очень хорошо, он всегда держал своё слово и никогда не подводил. Весть о его прибытии хану приносили птицы, однако в этот раз всё было иначе. До праздника оставались считанные дни, но ни каравана, ни даже слухов о нём не было, он попросту исчез. Никто не знал, куда пропали люди и верблюды, и даже Адаана не увидела их, перед ней вставала стена, та самая, о которой говорила она сейчас. Так подло мог поступить только Боджинг.

– Злой дух не успокоится, пока обратно его не отправишь, в царство вечных страданий, – продолжила шаманка.

Адаана протянула Чалын бархатный мешочек. Девочка открыла его и увидела там самый обыкновенный речной песок.

– Что это? – спросила она.

– Тут сила тысячи камней. Мне собрали его мои помощники-духи. Если он вернется, осыпь его этим.

Чалын потёрла крупинки пальцами, завязала мешочек и подвесила на пояс.

– Адаана, злого духа надо отправить обратно раньше, чем он явится снова, – сказал хан Ойгор. – Камов на помощь призови, но только найди мне его.

Женщина кивнула в ответ.

В этот же день Адаана попросила помощи у других шаманов Ойгорского ханства. Свою просьбу она донесла к ним с быстрыми птицами. Её призыв услышали семьдесят камов, и каждый из них согласился помочь. На высоких хребтах и в широких долинах, на межгорных лугах и в каменных пустынях разгорелись костры, запели, заплясали шаманы. И сотни духов устремились к ним на помощь, на гул их бубнов и перезвон бубенцов.

Минула ночь, наступил рассвет, а камлания всё ещё продолжались. В дремучих лесах и заоблачных ледниках, в топких болотах и бездонных озёрах шаманы искали злого духа. Уж солнце снова спряталось за горами, в небе одиноко воссияла холодная звезда, а поиски всё ещё не увенчались успехом.

На погружённой в сумерк поляне, обнесённой длинными шестами с растянутыми на них шкурами яков и лошадей, принесённых в жертву, Адаана возобновляла свой таинственный ритуал. После непродолжительного перерыва она снова взяла в руки бубен и занесла его над костром. Пламя облизало обод, кожа на нём натянулась, и бубен издал первый настораживающий звук от удара по нему колотушкой.

Хан Ойгор в это время сидел на ковре и внимательно наблюдал за шаманкой. Одной рукой он прижимал к себе дочь, другой устало потирал своё лицо. Прильнув к отцу, Чалын засыпала, её глаза закрывались. Фигуры людей, находившихся рядом, расплывались, и мысли, невольно цепляясь друг за друга, неуловимо ускользали в бесконечные лабиринты сладких сновидений. Рядом с ней сидел Кыркижи, он поправлял на Чалын тёплое покрывало, которое постоянно сползало с её плеч. Здесь же находились и другие близкие хану Ойгору люди. Все они сосредоточенно следили за непредсказуемыми движениями шаманки. Та перетаптывалась у костра, мерно била колотушкой в бубен и издавала непонятные звуки.

Наступила ночь. Кардын дьолы[35]35
  Кардын дьолы (снежный путь) – Млечный путь.


[Закрыть] разделил небосвод лёгким туманным свечением, и тысячи ярких звёзд засияли так близко, что, казалось, до них можно легко дотянуться рукой. В этот момент Адаана вдруг зарычала, как медведь, разноголосо закричала и рьяно забила колотушкой. Некоторым людям даже показалось, что от чрезмерного усердия женщины кожа на ободе вот-вот лопнет.

Сомнений ни у кого не возникло – шаманка вновь связалась с духами-покровителями и теперь переходит в другой мир. Наклонившись вперёд, она присела, очень низко опустила бубен, так, что тот едва не коснулся земли, затем выпрямилась, вознесла его над собой и замотала головой. Ещё немного и движения Адааны вновь обрели монотонность и неспешность. Она склонилась над огнём и непрерывно застучала в свой ритуальный инструмент.

Почувствовав необыкновенную лёгкость, шаманка оставила своё тело, а сама, словно пушинка, воспарила в небо. В мире духов её внешность изменилась: кожа стала гладкой и упругой, седые волосы почернели и вновь обрели свой здоровый блеск, лицо помолодело.

Адаана остановилась и настороженно осмотрелась. Потусторонний мир был совершенно непредсказуем. Он имел несчётное количество путей, каждый из которых мог таить в себе опасность. Однако в этот раз здесь было необыкновенно тихо и спокойно. На первый взгляд мир духов ничем не отличался от мира людей. Поляну окружал сонный лес, за ним тянулись уставшие горы. Их, застывших в полудрёме, омывали быстрые реки, холодные воды которых отражали блики от пожелтевшей полной луны. Но первое впечатление вводило в заблуждение. На самом деле здесь всё было иначе. Адаана заметила, как от костра, у которого осталось её тело, в разные стороны отскочили языки пламени, у них появились острые пылающие конечности, и они закружили хоровод вокруг дымящих раскалённых углей. Со стороны всё это напоминало незамысловатый огненный танец маленьких звёздочек.

От необыкновенного зрелища Адаану отвлекла мерцающая синяя точка. Она летела очень быстро и оставляла за собой светящуюся полосу. Нет, она не походила на умирающую звезду, что падая, сгорала в небе. Излучающая свет точка сама выбирала себе путь и стремительно приближалась к шаманке. Навстречу Адаане мчался её помощник – рыжевато-красный марал в ярком свете трёх небольших спутников – лунно-голубоватых шаров. Подлетая к шаманке, олень сбавил ход и наклонил голову. Адаана протянула руку и, ухватившись за ветвистые рога марала, в мгновение ока очутилась на его мощной спине.

Не касаясь копытами земли, дух вознёс шаманку над голой горой. В этот же момент шары распределились: два из них теперь сопровождали всадницу по бокам, а третий, освещая мягким лунным светом дорогу, летел впереди.

Вскоре перед Адааной раскинулся тёмный лес. Марал заскользил вниз по склону горы и ворвался в дебри. Он огибал сосны, ели, кедры и пихты, не задевая ни единой иголки. Шары освещали стволы деревьев, их кроны, кусты и траву вокруг. Растения отбрасывали тени причудливой формы, а невиданные звери испуганно разбегались по сторонам.

Навстречу Адаане приближался старый шаман в большой чёрной шапке, украшенной раковинами каури и перьями совы. Не останавливаясь, он промчался мимо на белом коне с огненной гривой и таким же пылающим хвостом. За ним пролетели его помощники – стая светящихся волков с красными глазами. Они тоже рыскали в поисках затаившегося злого духа.

Лес оборвался у отвесного склона высокой горы, омываемого тихим затуманенным озером. Марал снова взмыл вверх и летел до тех пор, пока наездница не увидела глубокую расщелину в скале. Она протянула руку к светящейся сфере и шар послушно последовал за ней. Адаана оставила оленя, а сама направилась в трещину, уходившую в глубь горы. Сырые потрескавшиеся стены расщелины покрывал густой мох, от него исходило лёгкое золотисто-зелёное свечение. Под ногами Адааны журчала талая ледяная вода, а высоко над головой завывал холодный ветер. Вдруг шаманка почувствовала чьё-то присутствие, а затем услышала тихий жалобный стон. Она насторожилась, и в этот момент раздался душераздирающий вопль. Из мрака расщелины вылетела большая косматая голова с седой растрёпанной бородой, длинным и острым, как клюв чайки, носом и устрашающим взглядом. Цепляясь прядями спутанных волос за камни, она неимоверно быстро приближалась. От истинного облика свирепого духа Адаана содрогнулась. Его широко раскрытая пасть была полна острых, как иглы, зубов, глаза горели огнём, густым серым дымом от них тянулись брови.

Адаана схватила шар и бросилась к выходу из расщелины. Сфера вынесла её из узкого ущелья так быстро, что уже через мгновение шаманка оказалась верхом на марале, и тот без промедления устремился ввысь. Началась погоня. Очертив в небе зигзаг, олень стрелой ушёл в воду. Разгневанный дух камнем рухнул вслед. Брызги разлетелись в разные стороны, шары зашипели и погасли. Высокими волнами раскатились по воде круги. Но глубокая, непроглядная тьма водоёма не укрыла Адаану от преследователя, он, как рыба, двигался на колебания воды.

Марал вынырнул и снова устремился в небо. Окружающие его сферы вновь засияли. Вслед за оленем из воды вылетела голова. Призывая на помощь духа-покровителя, Адаана что есть силы грозно зарычала, как медведь. В этот же миг злой дух выбросил вперёд длинный, похожий на чёрную извивающуюся змею язык, схватил оленя за ногу и потянул беглецов в широко разинутую пасть. Не растерявшись, Адаана волей мысли притянула ближайший шар и прижгла им скользкий омерзительный язык. С воплем преследователь отпустил марала, но не отстал. Разозлившись пуще прежнего, злой дух сжал губы и засвистел так, что шаманка в ужасе схватилась за голову и, не удержавшись, упала с оленя. Предвкушая победу, дух с диким хохотом разинул пасть. Но вдруг перед ним появился защитник шаманки – бурый полупрозрачный медведь с развевающейся на ветру бородкой, кустистыми бровями и длинными изогнутыми рогами горного козла.

Явившийся на зов Адааны Мююстю Айу поддел рогами врага и откинул в сторону. Голова кубарем отлетела к скалистому склону горы и остановилась. На её пути снова появился медведь. Он встал на задние лапы, передние расставил в стороны и сердито заревел. Злой дух пустил в Мююстю Айу свои длинные волосы, и они тысячами нитей липкой паутины опутали его лапы. Движения медведя стали скованными, и он уже ничем не мог помочь Адаане. А между тем, шаманка верхом на марале снова убегала. Высмотрев её, неугомонный дух возобновил погоню. Адаана быстро приближалась к поляне. Она уже видела мерцающий огонь и чувствовала запах дыма от прогорающего в костре можжевельника. Указывая страннице обратную дорогу, дым стелился лёгкой светящейся полоской над макушками деревьев.

А в это время на поляне, в мире людей, все внимательно наблюдали за шаманкой. Адаана стучала в бубен, кривила лицо, перетаптывалась у костра, поднимая подошвами пыль. Предчувствуя возвращение Адааны, хан Ойгор насторожился. Он посмотрел на спящую дочь и снова обратил свой взор на шаманку. Внезапно Адаана встрепенулась, учащённо забила в бубен и быстро, как волчок, закрутилась на месте. Жгуты на мандьаке вытянулись, колокольчики снова зазвенели. От шума проснулась Чалын.

– Кыркижи! – кликнул хан.

Поняв всё без слов, человек-гора достал из-за спины тугой лук, поднял лежавшую у его ног стрелу с обмотанным берестой наконечником и поднёс её к огню. Языки пламени жадно охватили сухую кору, наконечник разгорелся. Кыркижи выпрямился, натянул тетиву и пустил стрелу высоко в небо. Сигнальный огонь увидели воины Яраш-Дьер, ожидавшие неподалёку. Вскочив на коней, они устремились на зов хана.

– Давайте быстрее, разжигайте, – поторапливал людей с факелами Ойгор.

Десятки костров разгорались на горе.

– Чалын, от меня никуда не отходи. Кыркижи, за ней смотри… – не умолкал хан Ойгор.

Кивнув в ответ, богатырь вынул меч.

Шаманка непрерывно осыпала ударами бубен. Казалось, что гул от него разносился на всё Ойгорское ханство. Но тут Адаана вздрогнула, упала на колени и бубен смолк. Ёе двойник вернулся в тело.

– Он уже здесь, – воскликнула обессилившая женщина.

Ёе тут же подхватили под руки и отвели в сторону.

Адаана возвратилась в свой мир, и преследователь потерял её след. Он слепо двигался вперёд, пока не заметил на горизонте зарево огней. И тут дух понял, искать беглянку нужно именно там. Рассвирепевшая голова вытянулась и, коснувшись бородой земли, закрутилась вихрем.

На поляне разгулялся сильный ветер, от него вздымалась пыль и разлетались листья. Угрюмые тучи заслонили небосвод, сверкнула ослепительная молния, оглушительный гром с треском разорвал небеса. В этот момент тонкой нитью злой дух проник в мир людей. Петляя между деревьями, он подбирал листья, собирал ветки, поднимал пыль. Неимоверно быстро вихрь превратился в чудище, созданное из лесного сора. Оно выросло до невероятных размеров и теперь напоминало серого великана с вытянутой безликой головой.

Воины хана осыпали его копьями и стрелами. Да только не было от этого толка, все они пролетали сквозь него, не причиняя никакого вреда. Приближаясь, великан с корнем вырывал деревья и кидал их в людей. Затем у чудища появился огромный рот, оно слегка наклонилось и дунуло. Холодный вихрь потушил сразу девять костров. Не выдерживая напора ветра, кони валились на землю, люди разлетались по сторонам. Крики раненых заглушал страшный гул. Деревья гнулись, ломались ветки, кружились сорванные с ветвей листья. Люди, как муравьи, сновали перед великаном, одни пытались ему сопротивляться, другие чуть живые уносили ноги.

Чалын вспомнила про бархатный мешочек, который дала ей Адаана, сняла его с пояса, и развязала.

– Адам! – окликнула она отца.

В руке дочери хан увидел горсть песка и криком распорядился:

– Кыркижи, отвлеки его, – крикнул хан.

Защищая глаза от пыли рукой, человек-гора двинулся на разъярённого великана. Заметив богатыря, чудище попыталось сдуть его с ног, но человек-гора устоял, с его головы лишь слетела шапка.

Ойгор подхватил на руки дочь, запрыгнул на коня и пустил его вскачь. Преодолевая сокрушительные порывы ветра, перелетая через разбросанные деревья, они мчались навстречу врагу. Из двух всадников, скачущих на огненно-рыжем жеребце, великан разглядел Чалын и разъярился ещё больше.

Кыркижи замер, увидев, какая опасность ожидает дочь хана. Вбирая воздух, грудь чудища раздувалась для того, чтобы нанести сокрушительный удар. Промедление сулило погибелью. Человек-гора вонзил меч в землю, схватил поваленную сосну и с отрывистым криком швырнул её в великана. Крутящееся дерево угодило тому прямо в голову, разбросав вокруг охапки сухих листьев. Ветер на мгновение стих.

– Кидай! – крикнул хан Ойгор дочери.

Размахнувшись что было сил, Чалын бросила песок в великана. Тысяча мелких крупинок превратилась в тысячу огромных камней. С силой камнепада глыбы обрушились на чудище и погребли его под собой. Грохот от них эхом прокатился по горам, ну а после наступила тишина. Враг был повержен.

– Она справилась. Дух в камни заточён – тихо произнесла Адаана.

Глава 7. День рождения

Ночное сражение с духом отняло у Чалын много сил, и весь следующий день она отдыхала. Дочь хана настолько утомилась, что от восхода солнца и до самого его заката даже не выглянула из аила, чтобы подышать свежим воздухом. К вечеру она выспалась, но вставать так и не собиралась. Пролёживая бока на тюфяке, набитом оленьей шерстью, девочка наблюдала за пляшущим в очаге огнём, вспоминая недавние события. А когда сумрак сгустился и над Яраш-Дьер снова засияли звёзды, Чалын попыталась уснуть, но не смогла. Она беспокойно вертелась и всё время о чём-то размышляла.

«Интересно, почему этот злой дух хотел меня забрать? – подумала Чалын, переворачиваясь на другой бок. – Наверное, собирался унести к себе, под землю».

Тут девочка открыла глаза и заметила угасающие в брошенном очаге угли. В аиле сгустился полумрак, воздух остыл, с улицы веяло прохладой. Чалын сильно удивилась. Ещё никогда не было такого, чтобы присматривающая за огнём женщина куда-то исчезла. Для всех людей ойгорского ханства домашний очаг был святым местом, и поэтому погасший в нём огонь предзнаменовал несчастье.

Приподнявшись, Чалын посмотрела на отца. Тот крепко спал, положив одну руку на грудь, другую закинув за голову.

«Адам устал не меньше меня, а может даже и больше. Весь день сегодня на ногах. Пусть спит. Я сама разожгу огонь», – подумала она, направившись к очагу.

В темноте девочка попыталась нащупать хворост у остывающих камней очага, но его там не оказалось. Тогда Чалын решила набрать сухих веток у выхода, где их всегда было в достатке. Вытянув руки перед собой, чтобы не упасть, она пошла к эжику. Но и тут её ждала неудача – хворост, заготовленный в зиму, пропал.

«Не может быть! – пришла в изумление Чалын. – Его здесь было очень много. По крайней мере, ещё вечером».

Девочка приоткрыла завесу из овчины и вышла из аила. Она решила набрать толстых колотых веток, уложенных рядами за жилищем.

Светила полная луна. Спали деревья, молчала трава и даже листья не шуршали под ногами. Повсюду царила тишина. Лишь только одинокий сверчок своим монотонным стрёкотом нарушал мирный покой.

Чалын обошла аил и оказалась на берегу большого озера, водная гладь которого широкой полосой отражала луну.

«Откуда оно здесь?» – недоумевала девочка.

Вместе с непониманием пришло неудержимое любопытство и Чалын коснулась пальцами воды. По поверхности тут же разошлись круги, но сама рука осталась сухой. Ни тепла, ни холода дочь хана не ощутила.

«Этого не может быть», – отдёрнув руку, подумала она.

Следом за её ладонью из озера в небо поднялась сверкающая в лунном свете капля, за ней вторая, третья, а потом их стало так много, что это уже напоминало серебристый дождь.

«Какой-то неправильный дождь, – подумала Чалын. – Капли почему-то поднимаются в небо, а не падают вниз. Странно, всё должно быть наоборот».

В небе капли испарялись и превращались в сияющие облака. Необыкновенно красивое зрелище всецело поглотило Чалын, она стояла, как заворожённая, и не могла отвести глаз. Но тут девочка вспомнила, зачем сюда явилась, повернулась, набрала веток и поспешила вернуться в аил. Там она положила их в очаг, подложила берёзовой коры и стала раздувать угли. Те очень быстро покраснели, от них пошёл жар и береста вспыхнула. В очаге разгорелся огонь и в аиле снова стало тепло и уютно.

Чалын посмотрела на отца. Перевернувшись на бок, тот крепко спал. Мысли о загадочном озере не давали девочке покоя и она решила ещё разок взглянуть на него. Когда Чалын потихоньку вышла из аила, на улице уже шёл дождь. Одна холодная капля прокатилась по её щеке, вторая попала на подбородок, а третья упала на ресницу. Девочка моргнула и вдруг в один миг всё исчезло, как будто вовсе ничего и не было. Вокруг лишь только темень и чей-то мокрый шершавый язык усердно лижет щеку. Чалын открыла глаза и увидела миловидную мордочку зеленоглазого рысёнка.

«Выходит, это был всего лишь сон», – догадалась девочка.

Она взяла зверька под передние лапы и приподняла. Крепкое тело рысёнка покрывала густая серо-жёлтая шерсть с бурыми круглыми пятнами. Только на брюхе и на подбородке она была белая и мягкая, как пух. На кончиках треугольных ушей торчали чёрные пушистые кисточки. Маленький хищник урчал и щекотал Чалын длинными усами.

– Какой он хорошенький! – обрадовалась девочка.

– Пусть рысёнок будет тебе другом, – пожелал хан Ойгор. – Кызым, с днём рождения.

Он наклонился к дочери и нежно поцеловал в щеку. В ответ именинница обняла отца, поблагодарив за подарок.

– Адам, где ты его взял? – после спросила Чалын.

– Бедняга в петлю попался, – ответил хан Ойгор. – Он промок, замёрз и обессилел. Я его пожалел и с собой забрал.

Хан Ойгор нашёл рысёнка в лесу в тот самый дождливый день, когда на Чалын напало чудище. Маленький зверёк так сильно понравился хану, что он решил подарить его дочери на день рождения. Вернувшись в аил, Ойгор до поры до времени оставил беспомощного хищника у соседей, чтобы те о нём как следует позаботились. Прошло немного времени, и вот, на радость хану, выхоленный игривый питомец урчит себе в руках довольной Чалын.

– У него нет мамы? – спросила девочка.

– Думаю, что нет. Детёныша своего она бы не бросила, – ответил хан Ойгор, рукой пригладив уши маленькому хищнику. Рысёнок замурчал пуще прежнего.

– Мур да мур, – посмотрев в глаза зверьку, произнесла Чалын. – Тебя будут звать Мурлыс.

Рысёнок замолчал и от удивления приоткрыл пасть.

Утро именинница встретила с хорошим настроением. В этот прекрасный осенний день со всего Ойгорского ханства в Яраш-Дьер съезжались люди. Одни спешили поздравить Чалын с днём рождения, другие собирались на той – народные гуляния, устроенные ханом Ойгором в честь своей дочери.

Празднество предвещало череду разнообразных увеселений под открытым небом. С раннего утра в больших медных казанах варилось мясо, над раскалёнными углями румянились грудинки баранины – керзен, в горячей золе прогоревших костров выпекался теертпек[36]36
  Теертпек – национальный алтайский хлеб.


[Закрыть]. Пряные запахи готовящейся пищи чувствовались далеко за пределами Яраш-Дьер.

А на окраинах посёлка один за другим возводились переносные островерхие аилы приезжих. Обустроившись, нарядные люди стекались к поляне на опушке хвойного леса. К полудню здесь было уже не протолкнуться. Той набрал силу, разноголосо загудел. Радость переполняла людей, повсюду раздавались смех и восторженные крики.

Взрослым разносили араку[37]37
  Арака – алкогольный напиток.


[Закрыть] и чегень[38]38
  Чегень – напиток, приготовленный из кислого молока.


[Закрыть], детей угощали ток-чоком – сладостью, приготовленной из пережаренных кедровых орешков, ячменя и мёда диких пчёл. Ребятишки обожали ток-чок, они запивали его ароматным чаем из бадана[39]39
  Бадан – растение с целебными свойствами.


[Закрыть] с талканом[40]40
  Талкан – измельчённый жареный ячмень.


[Закрыть].

В стороне от веселящегося народа, у длинного ковра, уставленного разнообразными яствами, во главе с ханом Ойгором трапезничали знатные люди: ханы, баи, зайсаны. Они неторопливо беседовали на всевозможные темы и время от времени поднимали чаши с аракой в честь именинницы. Однако самой виновницы торжества у ковра уже не было. Насытившись, она, как и все остальные дети, оставила взрослых и отправилась играть.

Чалын окружили девочки. Они с восторгом рассматривали рысёнка и трогали его пушистые кисточки. Мурлысу это не нравилось, он злился, отбивался от назойливых хохотушек лапой и скалился. А их это только раззадоривало.

– Сейчас как полосну, мало не покажется, – замахнувшись лапой с выпущенными острыми когтями, прорычал Мурлыс.

– Как, ты уже разговариваешь?! – удивилась Чалын, широко раскрыв глаза.

– Ну да, – не опуская лапу, спокойно ответил тот. – Мне уже два месяца от роду.

– Что? Что он сказал? – наперебой загалдели любопытные девочки.

– Мурлыс устал, отнесу его в аил, – отвязалась от них Чалын.

Она прижала рысёнка к груди и отошла в сторону. Девочки сразу же нашли себе другое занятие. Поднявшись на пригорок, они высмотрели крутящихся в толпе мальчишек и стали за ними наблюдать. Те поочередно кидали чекан в старое засохшее дерево с отломленными ветками.

Дочь хана подошла к коновязи, и присев рядом с Ак-Боро, пребывающим в компании двух гнедых приезжих лошадей, отпустила рысёнка. Тот встал, расставил широкие лапы, поднял голову и посмотрел на коня.

– Ак-Боро, это Мурлыс, – представила нового друга Чалын.

– Вообще-то, меня зовут Рыс, – возразил маленький зверь.

Конь от изумления помотал головой и тут же переспросил:

– Так как тебя зовут?

– Рыс-Мурлыс, – рассмеявшись, ответила за него девочка. – Тебя теперь так звать будут.

Рысёнок приподнял нос и отвернулся.

– Ух, какой важный, – подметил Ак-Боро, коснувшись мордочки зверька своим пушистым хвостом.

– Но, но! – возмутился Рыс-Мурлыс.

– Куда поедем? – заржал конь. – Указывай дорогу!

На шутку Ак-Боро рысёнок никак не отреагировал, она показалась ему некстати. А вот лошадям, напротив, она пришлась как раз по нраву и они рассмеялись.

– Рыс-Мурлыс, почему ты раньше молчал? – поинтересовалась Чалын.

– А меня никто ни о чём и не спрашивал, – ответил тот.

– А мама у тебя есть? – полюбопытствовала девочка.

– Есть, – завалившись набок, как-то печально ответил рысёнок. – Но я не знаю где она и мой брат. Когда они в логове спали, я зайца увидел и решил его поймать.

Тут Рыс-Мурлыс, подыгрывая себе, перевернулся на живот, поджал под себя передние лапы и насторожился. Всё его внимание переключилось на хвост белогривого соседа. Ак-Боро уловил намерения рысёнка и чуть подёрнул хвостом. Рыс-Мурлыс прыгнул на воображаемую добычу, но промахнулся, белогривый конь успел убрать хвост.

– И что, не догнал? – тут же спросил Ак-Боро.

– Нет, ушёл, – ответил рысёнок и продолжил, – я решил его выследить, убежал далеко и потерялся. Искал, искал их, – Рыс-Мурлыс заходил кругами, – да так и не нашёл. Затем меня схватила, ну… человеческая змея…

– Верёвка, – поправила его Чалын.

– …и не отпускала, – закончил зверёк.

– Рыс-Мурлыс, не огорчайся, мы обязательно их найдём, – утешила его девочка.

Выражая свою признательность, рысёнок прыгнул к Чалын и принялся ластиться.

Торжество продолжалось. На холме, окружённом раззадоренными людьми, проходило состязание кодурге таш[41]41
  Кодурге таш – соревнование по поднятию камня.


[Закрыть]. Крепыши поочерёдно поднимали тяжёлые камни на пни разной высоты, доказывая своё преимущество над остальными соперниками. Соревнование проходило под весёлое переливчатое звучание шоора[42]42
  Шоор – флейта.


[Закрыть]. Молодой забавный музыкант умело подбирал мелодию для каждого силача, при этом он крутил головой, живо шевелил бровями и пожимал плечами.

На холм с трудом взобрался худощавый мужчина с тонкими усиками и голым торсом. Развязность и неуклюжие движения выдавали его пребывание в одурманенном состоянии от чрезмерно выпитой араки. Музыкант издал тихий шуточный свист. Народ рассмеялся.

Решив, что в нём таится богатырская сила, удалец подошёл к самому тяжелому камню, нагнулся и попытался его поднять. У него ничего не получилось, он даже не сдвинул его с места. Смельчак выпрямился и подошёл к камню поменьше. Вторая попытка оказалась более удачной. Он оторвал камень от земли и попытался водрузить его на пень. Но тут его снова ждал провал, ведь пень смельчак выбрал самый высокий. Сил ему хватило на то, чтобы приподнять камень только до середины. Тот ударился об пень и вывалился из рук удальца. Горе-богатырь упал и кубарем покатился под гору.

– Туру-туру-туру-ту! – весело проводил его в дорожку музыкант.

Люди снова рассмеялись. Храбреца подхватили под руки друзья, подняли и подали чашу с аракой. Он залпом выпил её до дна и поднял руки вверх, показывая тем самым, что в этом-то он молодец.

– Ха! – тихо произнёс Учинчи Кулак.

Человек-барсук проходил мимо холма как раз в тот момент, когда увидел забавное представление усатого удальца. Он остановился и досмотрел его до конца. А когда двинулся дальше, на него налетел светловолосый мальчуган, держащий в руках истекающие золотистым мёдом соты. День был тёплый, и поэтому Учинчи Кулак шёл в шубе нараспашку, с ремнём, перекинутым на дорогую рубаху с узорами. От столкновения мальчик упал, а соты с мёдом прилипли к рубахе человека-барсука.

– Кыртыш[43]43
  Кыртыш – выражение, передающее крайнее раздражение.


[Закрыть]! – наморщив лоб, возмутился Учинчи Кулак. – Где твои глаза, ты куда смотришь?

Оскалив зубы, он схватил испуганного мальчишку за руку и поднял его, непременно намереваясь наказать. Вокруг тут же собрались зеваки. Человек-барсук вдруг опомнился и скрыл свой гнев под натянутой улыбкой. Привлекать к себе лишнее внимание он не стал и потому вернул мальчишке соты, а сам пошёл дальше.

– Уул[44]44
  Уул – мальчик.


[Закрыть] дрянной. Тебя бы в лягушку обратить да съесть, – пробормотал Учинчи Кулак, прикоснувшись к липкому пятну рукой.

Среди развлекающегося народа человек-барсук высматривал хана Ойгора, и, как всегда, прислушивался к чужим разговорам. Он был наделён редкостным даром: среди множества посторонних звуков различать голоса лишь тех людей, которые его интересовали.

– …да, да, конечно, коня моего возьми… Она виновата, не досушила… Кусок этот к дереву привяжи…

Все эти слова были для него пустыми и никчёмными. Учинчи Кулак сосредотачивался на речи стариков, женщин, мальчишек, но все они говорили не о том.