Текст книги "Последний бой Василия Сталина"

В.И. Сталин очень уважал Т.Т. Хрюкина. Их взгляды на ведение воздушного боя были практически одинаковы, поэтому и результаты не заставляли себя ждать. «Против наших летчиков действовали отборные авиационные силы 4-го воздушного флота Германии: 3-я эскадра „Удет“, 52-я – Мельдерса, эскадра Ас-Пик. Однако 434-й полк, летавший на прекрасных по тому времени самолетах Як-7б, достойно противостоял вражеским частям. Прикрывая переправу наших войск в районе Калача-на-Дону, восьмерка „яков“ под командованием В.П. Бабкова молниеносной атакой сбила 7 пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Вылетевшая на смену новая группа добавила к этому счету еще 5 „юнкерсов“. Но особенно успешными действия эскадрильи оказались 29 июля 1942 года. Этот день стал звездным для летчиков Василия Сталина. Тогда защитники сталинградского неба сразили 34 самолета противника, потеряв всего одну свою машину. Два летчика получили легкие ранения и скоро вновь включились в боевую работу. Признаться, подобных результатов за один день войны не добивался больше ни один из наших истребительных авиаполков. Участник боев того дня Ф. Прокопенко рассказывает, что в ходе жаркой схватки над Доном, когда он тоже сбил „юнкерса“, в его самолете обнаружилось повреждение. Он доложил об этом командиру и получил приказ возвращаться домой. Посадка в Гумраке получилась жесткой, но летчик остался невредим. Тем временем готовился новый вылет на помощь группе, которая вела бой над Калачом. И тогда В. Сталин отдал Федору Прокопенко свой самолет как последний резерв полка. На этот раз летчик сбил еще одного „юнкерса“ и „мессершмитта“.

Самому же полковнику Сталину категорически запрещалось участвовать в боевых вылетах. Возможно, потому, что его старший брат Яков находился в плену у фашистов, и никто не хотел рисковать вторым сыном Верховного Главнокомандующего. Однако в 1943 году В. Сталин, невзирая на запреты, все же участвовал в нескольких воздушных боях и сбил, по разным сведениям, один или два вражеских самолета.

Особая группа № 1 действовала на Сталинградском фронте до 4 августа 1942 года, после чего передала оставшиеся «яки» 434-му полку и убыла в Подмосковье. Через пару недель она вновь появилась севернее Сталинграда на аэродроме «Совхоз Пролетарский». И на этот раз мастерство летчиков полка, действия которого направлял Василий Сталин, позволило нанести фашистской авиации несколько сокрушительных ударов» (Манцуров Ю. Сталин – сын Сталина. Неизвестные эпизоды из жизни питомца Качи Василия Сталина. // www.km.ru, от 12 апреля 2005 г.).

А вот еще один боевой эпизод, характеризующий В.И. Сталина как командира. Известный космонавт Н.П. Каманин уже после войны при подготовке одного из ракетоносителей «Союз» к старту задал Сергею Федоровичу Долгушину вопрос о его взаимоотношениях с Василием Сталиным, и он рассказал космонавту много интересного. Николай Петрович Каманин был немало удивлен услышанному. Как оказалось, Василий Сталин, вопреки распространенному мнению, не только бесшабашный гуляка, но и отличный летчик, очень требовательный и заботливый командир. Когда в начале 1943 года 32-й авиаполк получил приказ прикрывать боевой вылет полка штурмовиков, и после изучения задачи и маршрута полета выяснилось, что ни штурмовики, ни истребители из-за нехватки горючего не вернутся на свою территорию, Василий Сталин отказался выполнять боевое задание. В ответ на требование маршала А.А. Новикова выполнять приказ он заявил, что не может оставаться на аэродроме и полетит вместе со своим полком. Перед угрозой гибели двух полков и сына И.В. Сталина маршал Новиков отменил боевой вылет (Каманин Н.П. Скрытый космос, книга вторая).

Может быть, современные писатели и журналисты и усмотрели в этом поступке какие-то признаки плохого руководства полком, малодушия командира, но это от безграмотности. Попробуйте задаться вопросом: чем отличались летчики СССР и, например, Японии времен Великой Отечественной? Японские летчики-камикадзе, чьей отваге можно только позавидовать, погибали пачками, причем вместе с самолетами. Это привело к быстрому кадровому и материальному истощению японских ВВС. Чем это закончилось для самой Страны восходящего солнца, всем прекрасно известно. Тактика советских летчиков коренным образом отличалась от японской. Нам необходимо было наносить максимальный урон противнику с минимальными потерями со своей стороны. Советские войска дошли до Берлина, став за годы войны самой высококвалифицированной с военной точки зрения армией в мире. Фронтовая авиация Советского Союза в итоге была укомплектована великолепными воздушными бойцами, асами, мастерами своего дела, которые могли противостоять любому агрессору. Именно тогда в далеких теперь 1945—1947 годах, когда Америка вынашивала коварные планы по нападению на СССР, наши великолепные машины и «сталинские соколы» смогли гарантировать адекватный удар по США или, по крайней мере, не допустить вторжение. Это и сдержало радикально настроенные круги американских политиков от бомбардировок Советского Союза. А тогда, в 1943 году этих будущих советских асов, но пока еще «желторотиков», Василий Сталин сохранил для будущих побед, спасая от верной гибели. О компетенции самого маршала Новикова речь пойдет ниже, но что касается данного случая, то Василий Сталин оказался абсолютно прав. Даже в случае удачной штурмовки переправ это задержало бы немцев на несколько дней, а потеря двух полков привела бы к полному господству немецкой авиации на этом напряженном участке фронта в течение нескольких месяцев. Может, это решение Василия Сталина и стало одной из тех многих «соломинок, которые переломили спину верблюда» в Сталинградской битве.

Следующие боевые эпизоды произошли уже в 1944 году. К исходу 5 июля, прорвав кольцо окружения, немцы подошли на восточные подступы к Минску. Создалась непосредственная угроза аэродрому Слепянка и частям дивизии полковника Сталина. Сохранилось донесение комдива командиру корпуса об обстановке и действиях личного состава авиационных частей в бою, который академически именуется как ближний оборонительный. А проще – это когда на тебя в упор направляют артиллерийский ствол, ты сидишь в кабине боевой машины, беспомощной, неприспособленной летать ночью, и ждешь залпа...

«Я принял решение спасти материальную часть, гвардейские знамена и секретные документы штаба дивизии и штабов частей, – пишет полковник Сталин, 23-летний комдив. – Для этого отдал приказ об эвакуации их на северо-восточную окраину Минска. Начальнику штаба дивизии подполковнику Черепову поручил организовать наземную оборону на подступах к аэродрому для охраны материальной части, т.к. с наступлением темноты без заранее организованного ночного старта поднять в воздух летный эшелон было невозможно.

Сам на У-2 убыл ночью на аэродром Докуково – для организации там ночного старта. Организовав старт, оставил для приема экипажей капитана Прокопенко и на Ли-2 вернулся в Слепянку. В случае крайней необходимости я уже был готов поднять самолеты в воздух.

К моему возвращению эвакуация штабов была закончена. Она прошла исключительно организованно и быстро. Под минометным обстрелом были вывезены необходимое имущество, знамена, документация штабов.

Начальником штаба нашей дивизии, командирами 43-й истребительной артиллерийской бригады и 1-й гвардейской Смоленской артбригады была организована надежная оборона на подступах к аэродрому.

Утром на штурмовку противника произвели 134 боевых вылета, израсходовали 13115 снарядов. Штурмовка парализовала группировку противника и раздробила его на мелкие группы. После штурмовки летный эшелон был выведен из-под удара и перебазирован на аэродром Докуково. Личный состав управления дивизии вместе с техническим составом частей, взаимодействуя с артбригадами, уничтожили в наземном оборонительном бою 200 солдат и офицеров и захватили в плен 222 человека.

В борьбе с немецкими захватчиками стойкость и мужество проявили офицеры, сержанты и рядовые управления и частей дивизии, из числа которых отмечаю... (здесь большой список гвардейцев дивизии).

3-я гвардейская истребительная авиационная Брянская дивизия вверенного вам корпуса готова к выполнению любых боевых задач.

Командир 3-й гв. истребительной авиадивизии В. Сталин».

Много это или мало для 23-летнего парня на одну ночь – судите сами. А чтобы еще ясней представить обстановку в полосе наступления наших войск, расскажу о случае, который произошел в середине августа на аэродроме Шяуляй.

Выход в этот район угрожал вражеским коммуникациям, связывающим Восточную Пруссию с Прибалтикой, так что немцы предпринимали отчаянные попытки остановить наступление Красной Армии. В полосу наступления 1-го Прибалтийского фронта немецкое командование перебросило крупные резервы, и силами семи танковых, одной моторизованной дивизий противник наносил сильные контрудары. Вместе с дивизией Сталина на шяуляйском аэродроме стоял полк торпедоносцев. Высокие темпы наступления вызывали ряд трудностей со снабжением частей боеприпасами, горючим, продовольствием. База морской авиации находилась вообще далеко – в Ленинграде, так что комдив Сталин чем мог помогал товарищам по оружию. Но вот 16 августа два полка пехоты и 50-80 танков противника из района Кельмы и два полка и до 200 танков из района Куршенай перешли в наступление на Шяуляй и к исходу 17 августа начали обстрел аэродрома. Промедли минуту – и танки разворотят всю боевую технику. Торпедоносцы и истребители оставляли аэродром. До конца оставались на нем командир 1-го гвардейского минно-торпедного авиаполка КБФ подполковник И. Борзов и командир 3-й гв. истребительной авиадивизии В. Сталин.

«Когда танки гитлеровцев вышли уже на окраину летного поля и открыли по нам огонь, на „Бостоне“ младшего лейтенанта Муравьева лопнуло колесо и самолет замер на взлете, – вспоминал тот случай пилот торпедоносца Алексей Скрябин. – „Я тогда предложил Муравьеву пробить из пистолета другое колесо и взлетать на ободах. Все лучше, чем под гусеницами оказаться у немецких танков. Пилот согласился, сбросил уже на землю торпеду, и тут, глядим, бежит комдив Сталин. Спрашивает – в чем дело? А сам уже все понял, прикинул ситуацию и командует: „Скорей к Борзову!“ Иван Иванович взял экипаж на борт, и все вместе взлетели. Последним аэродром оставил Василий Иосифович. Он взлетел за нами на своем истребителе. Ох, и бесстрашный был!“

Высокую оценку за помощь в ликвидации прибалтийской группировки противника истребители 3-й гвардейской авиадивизии получили от командования механизированного корпуса, с которым они взаимодействовали. «Нужно особо отметить, – писал в донесении командир мехкорпуса генерал-лейтенант Обухов, – бомбардировку переправ на реке Западная Двина истребителями дивизии полковника Сталина».

Благодарность летчикам 3-й гвардейской за боевые действия в районе окруженной немецкой группировки восточнее Минска выразил и командир 1-й Смоленской истребительной противотанковой артиллерийской бригады РГК полковник Пилипенко. «Командир 3-й ИАД полковник Сталин, – отмечал он, – находясь на наблюдательном пункте, добился прекрасных результатов взаимодействия с артиллерией по уничтожению немецких войск... Благодарность ему от личного состава бригады за хорошую слаженность и смелость летчиков-гвардейцев и умелое руководство ими в бою!» (Грибанов С. К 80-летию со дня рождения В.И. Сталина. // Газета «Дуэль», № 10 от 5.03.2001).

О боевой деятельности В.Сталина можно также судить по его характеристикам. На Василия как командира дивизии характеристики писали два командира корпуса, поскольку он командовал двумя дивизиями. Один был человеком принципиальным и счел своим долгом перечислить и недостатки командира 3-й истребительной авиадивизии Василия Сталина, но в подлинной характеристике они звучат так: «В личной жизни допускает поступки, несовместимые с занимаемой должностью командира дивизии, имелись случаи нетактичного поведения на вечерах летного состава, грубости по отношению к отдельным офицерам, имелся случай легкомысленного поведения – выезд на тракторе с аэродрома в г. Шяуляй с конфликтом и дракой с контрольным постом НКВД». Что же касается того, совместим ли Василий Сталин с занимаемой должностью командира дивизии с точки зрения его «способностей командира», то командир 1-го гвардейского истребительного авиакорпуса об этом наиболее сжато написал в наградном листе 1 июля 1944 года: «...Дивизия на данном участке провела 22 воздушных боя, в которых летчиками уничтожено 29 самолетов противника. (Свои потери – З летчика и 5 самолетов.) Тов. Сталин В.И. обладает отличной техникой пилотирования, летное дело любит. Летает на всех типах самолетов истребительной авиации. Лично участвует в боях. Тактически грамотен. Обладает хорошими командирскими качествами. Достоин правительственной награды – ордена „Красное Знамя“. Командир 1 гв. ИАК генерал-лейтенант авиации Белецкий».

А когда В. Сталин командовал 286-й ИАД, командир корпуса, в который входила эта дивизия, в 1946 году ограничился следующим: «Сам генерал-майор авиации Сталин обладает хорошими организаторскими способностями, оперативно-тактическая подготовка хорошая. Свой боевой опыт умело передает летному составу. В работе энергичен и инициативен, этих же качеств добивается от подчиненных. В своей работе большое внимание уделяет новой технике, нередко подает новаторские мысли и настойчиво проводит их в жизнь. Летную подготовку организует смело и методически правильно. ...Занимаемой должности вполне соответствует, может быть назначен на повышение, целесообразно было бы использовать в инспекторском аппарате Главного управления Воздушных Сил Красной Армии». Подписал эту аттестацию Василия Сталина дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Е.Я. Савицкий, который лично сбил 24 немецких самолета.

Еще один момент. А. Покрышкин и В. Сталин начали командовать дивизиями примерно в одно и то же время, и в благодарственных приказах Верховного Главнокомандующего они так же упоминаются по три раза.

Уверен, что осталось много читателей, которые всю свою жизнь облизывали зад начальнику, чтобы выслужиться, и посему уверены, что и Белецкий с Савицким написали В. Сталину такие характеристики, чтобы выслужиться. Тогда давайте зайдем с другой стороны и получим характеристики на В. Сталина от тех, кому непосредственно он подчинялся. Они ведь на пенсии, выслуживаться им уже не надо, а потому и говорят вполне откровенно.

Маршал авиации С.И. Руденко отмечает, что Сталин обладает хорошими организаторскими способностями, «в работе энергичный, инициативный, требовательный. Этих же качеств добивается от подчиненных. В выполнении приказов точен»...

Из наградного листа от 10 марта 1943 года, подписанного командиром 210-й истребительной авиационной дивизии полковником В. П. Уховым: «В феврале 1943 года гвардии полковник В.И. Сталин вступил в командование 32-м ГвИАП. Под его руководством полк, участвуя в Демьянской операции, произвел 566 самолетовылетов, из них 225 боевых. Проведено 28 воздушных боев, в результате которых сбито 42 самолета противника. Гвардии полковник В.И. Сталин лично водил на боевые задания своих подчиненных и вел воздушные бои... Достоин правительственной награды – ордена Красного Знамени».

22 февраля 1945 года гвардии полковник В.И. Сталин принял командование 286-й истребительной авиационной дивизией 16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта, которая «шла» на Берлин. В приказе Верховного Главнокомандующего в числе отличившихся при штурме столицы фашистского рейха названы и «летчики Полковника Сталина». Из наградного листа от 11 мая 1945 года, подписанного командиром 16-й воздушной армии генерал-полковником авиации С.И. Руденко: «За период проведения Берлинской наступательной операции частями дивизии под непосредственным руководством гвардии полковника В.И. Сталина проведено 949 боевых вылетов. Проведено 15 воздушных боев, в ходе которых сбито 17 самолетов противника. Лично товарищ Сталин за время участия на фронтах Великой Отечественной войны произвел 26 боевых вылетов и сбил лично 2 самолета противника. Достоин награждения орденом Суворова 2-й степени».

Спустя четыре месяца этот же генерал С.И. Руденко во время боев на северном фасе Курской битвы пошлет командирам 234-й, 273-й и 279-й истребительных авиадивизий телеграмму, в которой, угрожая направить трусов в штрафные эскадрильи и расстрелять их перед строем, напишет: «Так прикрывать наземные войска – преступление... пора, товарищи летчики, прекратить позорить советских истребителей. До сих пор наши пехотинцы в один голос заявляют, что истребители их не защищают, не дерутся с бомбардировщиками, а скрываются в тылу. Те же пехотинцы восхищены смелостью и отвагой наших штурмовиков и бомбардировщиков...». Но к Василию, как к командиру это уже не будет относиться лично, так как ко времени оглашения данного приказа он с ранением будет находиться в Москве...

Пока же весной 1943-го со Сталиным у Руденко была другая проблема – чем больше Василий летал, тем больше был риск, что его собьют, и он попадет в плен. А это было недопустимо! В плен попал старший сын Сталина Яков, и хотя он вел себя в плену мужественно, но немцы скрытой камерой наделали его фотографий, смонтировали из них коллажи и в виде листовок засыпали ими наши войска, задавая ехидный вопрос: «Сын Сталина уже сдался в плен, а вы чего ждете?» Поэтому, повторю, было совершенно недопустимо, чтобы и Василий попал в плен. Неужели Василий этого не понимал? Понимал. И поэтому Василий Сталин боевые вылеты делал без парашюта! В случае, если его подобьют, он не оставлял себе никаких шансов остаться в живых (Мухин Ю. Дерьмомет Залесского. // Газета «Дуэль», № 17-18 (366), 27 апреля 2004 г.).

Есть масса примеров тому, что не все командиры и комиссары во время войны справлялись со своими обязанностями. И таких вояк к 1943 году набралось немало. Пришлось создавать штрафные роты, батальоны, в авиации – штрафные эскадрильи. И не стоит думать, что попадали туда только за бытовые проступки, не связанные со службой или за лихачество.

Не самым лестным образом о своем командире пишет летчик-разведчик, а потом летчик-штурмовик Я.И. Борейко, видевший, как комполка боялся подняться в воздух. Так же о своем командире полка отзывается летчик-истребитель Герой Советского Союза В.Ф. Голубев: «В Охтене же странно сочетались апломб и затаившееся где-то в глубине души болезненно переживаемое сознание собственной неполноценности, рожденное длительным „нелетным“ перерывом. В прошлом неплохой летчик, он оказался на новой должности слабым организатором. Тут у него не получалось, а летную практику он понемногу запустил и, возможно, стал страшиться неба. Чем реже летал, тем меньше был способен практически руководить комэсками. Неудачи до предела обострили самолюбие, он словно отгородился от командиров чиновной стенкой. Полк, по сути, лишился крепкой умной руки, трудно стало работать с командиром и штабу полка. Пожалуй, из троих командиров эскадрильи один лишь Рождественский остался на высоте, личным примером показывая подчиненным, как надо вести бои в сложнейших ситуациях». Здесь, как вы видите, трусость сидящего на земле командира истребительного авиационного полка распространилась и на командиров эскадрилий – два из трех тоже не совершали боевых вылетов.

А вот своим командиром полка возмущается трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин: «Самоустранившись от выполнения боевых заданий, он совсем перестал чувствовать машину и растерял летные навыки. А когда-то, говорят, летал неплохо. Да, Краев уже не летчик. И войны с ее напряженными боями, опасностями и кровью он, по существу, не знает. Разве такой человек может руководить боевой деятельностью полка?!»

Еще несколько подобных случаев привел летчик-истребитель Шварев Александр Ефимович в интервью М. Быкову:

– Потери в первые годы войны были большими. Не было ли страха перед истребителями противника?

– Что скрывать – бывало. В1943 году у меня как командира эскадрильи был заместителем Юмкин (Юмкин Александр Иванович, ст. лейтенант, всего за время участия в боевых действиях сбил 8 самолетов лично и 1 в группе. Войну закончил в составе 111-го гвардейского ИАП. Награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, медалями. – Прим. М. Быкова). Как-то летим строем. Он ведет звено. А у меня было изумительное зрение – это здорово выручало. Я говорю: «Справа группа самолетов, выше нас на 2000-3000». Он тут же начинает ходить туда-сюда, мандражирует. Мы в атаку, а он раз – и уходит из боя. Второй раз так же. Я его приглашаю к себе: «Ты что, твою мать, боишься?!» Он объясняет, что в полете с ним все в порядке, а стоит сказать «немцы» – и с ним что-то происходит, такой страх охватывает, что он не в силах себя сдержать и выходит из боя. Я ему тогда говорю: «Знаешь что, будешь со мной в паре летать. Если уйдешь, я тебя догоню и расстреляю». При всех сказал. Конечно, до этого никогда бы не дошло. И вот, летаем под Крымской. Держится. Прилетели, весь бледный. Говорит: «Ну, ты задал мне страху, командир!» Я с ним слетал несколько раз, и он стал в результате нормально летать.

Был и другой случай зимой 41-го под Можайском. Мы сопровождали «илы». Взлетели шестеркой и идем сзади «илов». Видимости никакой, попали в снегопад. Кое-как сопроводили их и вернулись обратно, а вскоре прилетает командующий авиации наземной армии, которой мы подчинялись (авиация тогда была в подчинении общевойсковых армий), Синяков. Приказывает: «Построить полк!» Построили. Выходит. Он такой строгий, всегда выпивши ходил и матом он не ругался, а разговаривал: «Кто стрелял?» А у нас под плоскостями 8 РСов вешали. Когда мы вернулись, я обратил внимание, что у одного из наших, Жуковина, нет РСов. Говорю ему: «Что молчишь? Ты стрелял?» – «Я». – «Выходи».

Вышел, дрожит. А Синяков говорит: «Вот так, засранцы, надо воевать, как он воюет!» Я думаю, что такое? А Синяков говорит, что, мол, Жуковин одним залпом сбил двух «109-х». При всех наградил его орденом Красного Знамени. Все: «Браво! Браво!» Потом спрашиваем Жуковина, как все произошло. Он говорит: «Я посмотрел в прицел, вижу два самолета, и сразу на все кнопки нажал. Все восемь штук выпустил. И двух сбил». Вскоре установилась летная погода, пошли вылеты с воздушными боями. Один вылет – Жуковин садится, не полетел с группой. Спрашиваю: «Что такое?» – «Барахлит мотор». Техники начинают пробовать, все нормально. Второй раз: «Барахлит мотор, не могу лететь». Техники разбираются, все нормально. Третий раз. Жуковин подруливает, я говорю ему: «Не выключай!» Сам сажусь в его самолет, взлетаю, отпилотировал отлично. Спрашиваю его потом: «Ты что, дрейфишь, что ли?» – «Нет, командир, как тут дрейфить. Мотор не работает».

А вскоре он, также вернувшись, на посадке поломал самолет. Его командир полка отдал под суд. Судили его, а потом в штрафной батальон направили.

И что ты думаешь? Когда я после войны уже учился в академии, мы обычно на выходные дни приезжали в Москву. И вот я иду в форме, как положено, и встречаю какого-то человека. Вижу, что должен его знать, но не могу вспомнить, кто это. Подходит он ко мне и говорит: «Что, командир, не узнаешь? Это я, Жуковин!» Батенька ты мой, какая встреча! Я ему говорю, давай доедем до Монина, там мы выпьем по фронтовой. Приехали, он мне рассказывает, что был в штрафном батальоне, его, как летчика, направили с группой под Вязьму с заданием угнать «109-й». Самолет они не угнали, еле ноги унесли. Потом дали им задачу привести «языка». Пошли. Одного схватили, связали и тащат по земле. На своих минах подорвались. Ему пятку оторвало, а этого немца убило. Я его спрашиваю: «Ну, как в сравнении с авиацией?» Он говорит: «Знаешь, командир, вот где я страху натерпелся. В авиации так страшно не было».

Конечно, первое время был страх перед немецкими летчиками, перед их опытом. Когда мы сидели в Двоевке, летали над Ярцевом, я вел шестерку, и завязался воздушный бой. Причем так получилось, что в этой группе только я один к тому моменту имел опыт ведения боя, а остальные были «зеленые». Мы встали в оборонительный круг. Ни один немец не подошел к нам! Вернулись, сели. Я спрашиваю: «Ну, как?» – «Черт подери, соображают, не полезли на группу». Я говорю: «Главное, не дрейфить, не смотреть, что он немец». Один потом подошел, признался: «Смотрю – крест, и у меня сразу дрожь». В бою надо стрелять, а у него дрожь в руках. Но все-таки он потом пересилил себя, стал сбивать фашистов. Уверенность в своих силах дается с опытом.

А практика была такая – если ты вышел из боя без причины, тут же Смерш начинает тобой заниматься. Многие попадали в их поле зрения. В частности, Привалов, однокашник мой. Он немножко дрейфил, его хотели судить. Я вступился за него, потому что видел, что он сможет себя перебороть. Судить никогда не поздно, но это же летчик, надо сначала попытаться поработать над ним. Я его вводил в бой, с собой брал. Объяснял, что и как. Ничего, поправился парень, войну закончил – вся грудь в орденах (Привалов Константин Александрович закончил войну, имея на боевом счету один лично сбитый самолет противника. – Прим. М. Быкова) (Драбкин А. Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941—1942. – М.: Яуза, Эксмо, 2006. – Стр. 74—77, из интервью с Шваревым Александром Ефимовичем).

По воспоминаниям летчика-штурмовика Василия Емельяненко, был у них заместитель командира полка, некий майор К. (видимо, по этическим соображениям В. Емельяненко не указал его фамилию. – Авт.), харизматическая, резко выделявшаяся подтянутостью и строгостью среди прочих летчиков личность, который в начале войны любил говорить пламенные речи о скором разгроме врага. На митинге 22 июня 1941 года он пообещал выпустить по противнику первый РС за родину, второй – за Сталина, третий – за народ. Но на фронте майору сразу «перестало везти». Вначале он дважды посадил самолет «на брюхо» и оба раза вроде бы случайно. И вот настало время идти в бой. Комполка, чтобы придать смелости этому самому майору К., назначает его командиром звена при атаке на бобруйский аэродром. Штурмовка аэродрома была поистине грандиозна. Были уничтожены десятки бомбардировщиков и штурмовиков немцев. Это позволило ослабить нажим на наши отступающие войска, практически не подвергавшиеся при отходе атакам с воздуха. А самое главное, были сорваны сроки немецкого наступления на этом участке фронта. При выполнении этого задания понесли большие потери экипажи наших Ил-2, а у майора К... опять забарахлил двигатель, и он, даже не дойдя до линии фронта, освободился от груза бомб и РСов над болотом, после чего в очередной раз разбил при посадке свой самолет. Оправдания насчет сбоев в работе двигателя не были убедительными. Техники прогнали его на всех режимах и подтвердили великолепную работу мотора. Зато ведомый рассказал о трусости в бою своего командира. Это привело к тому, что целая группа самолетов не участвовала в штурмовке аэродрома, в то время как их товарищи погибали от зенитного огня противника. То есть первый заход оказался не столь эффективным, каким мог быть в случае, если бы звено майора К. отработало по аэродрому. Трибунал приговорил этого майора к расстрелу перед строем, заменив наказание штрафной эскадрильей (Емельяненко В. Ил-2 атакует – М.: Эксмо, 2006. – стр. 77).

Неужели несправедливо? По-моему, вполне оправданная мера. Во всяком случае, с трусами В. Сталин поступал так же, при том, что сам в подобном уличен не был. Сталин был не просто смелым летчиком, а смелым до безумства, за что не раз получал от своего начальства. Но и не со всеми трусами обходились так, как с майором К. Вот пример того, как трусливый летчик попал на руководящие посты в ВВС СССР, описанный летчиком-бомбардировщиком Василием Решетниковым в его книге «307 боевых вылетов»: «Водить бомбардировщики на цели, хорошо прикрытые истребителями, сквозь зенитный огонь противника, не самая простая задача. Тут нужно не просто мужество, а самоотверженность и точный расчет. Именно точным расчетом, лишенный всех остальных боевых качеств, и обладал летчик Клотарь. А расчет его был прост и вскоре оправдался. После многочисленных „поломок двигателя“ (не правда ли, весьма распространенный повод у летчиков, не отличавшихся смелостью. – Авт.) Клотарь «прирос» к земле. Но командир полка не терял надежд вытолкнуть его на боевое задание, надеясь со временем подавить в нем страх, и поручил ему облетывать самолеты после ремонта. Полк работал с большим напряжением, боевые летчики уставали, и у них просто не хватало времени на облет своих восстановленных машин. И тут Клотарь пригодился как нельзя лучше. Дело в том, что в отличие от боевого задания опробование воздушных судов не представляло ничего сложного и опасного. Взлет, полет по кругу, полет в зону, посадка. Но преодолеть себя он не мог, да, видно, и не хотел, а страх, как ползучая болезнь, перешел и на обыкновенные полеты. Каждый полет доставлял ему великие муки, был завоеванием всех, кто выпускал его в воздух. Взлетал-то он сносно, в воздухе кое-как держался, но очень скверно садился: то грохнет несчастную машину с высокого выравнивания, то ткнет ее в землю на большой скорости. А двумя днями раньше был командирован в Монино для перегонки на полевой аэродром отремонтированной там машины. И вдруг – звонок начальника ремонтного завода: на разбеге Клотарь отклонился в сторону, налетел на трактор и убил тракториста. Изрядно пострадал и самолет. Василий Решетников послал за экипажем Клотаря и за самим виновником. «К вечеру, – вспоминает Василий Решетников, – мы были дома. Не знаю, какое предписание выдал командир полка, но вскоре Клотарь тихо и незаметно исчез. Скитания ему не грозили. Начальник штаба Цоглин, под руками у которого тот больше всего любил околачиваться, восхищая своего покровителя каллиграфическим почерком, добился для него нового назначения и снабдил самыми лестными характеристиками.

Многие годы о Клотаре никто не слышал, но потом события прояснились. Быстро остыв от фронтовых потрясений, он сначала оказался на должности начальника штаба полка фронтовой авиации, затем приподнялся повыше. Видимо, там он и добрался до своего личного дела и, наведя там «новый порядок», заставил его работать на себя. Спустя год с должности старшего помощника начальника авиаотдела армии Клотарь был зачислен на учебу в Военно-воздушную академию. Мы закончили войну, он – академию. Через несколько лет – вторую. В чинах рос стремительно, поскольку за его боевые «подвиги» звания шли досрочно и без задержки. В личном деле оказались записи о многих – под сотню! – успешно выполненных боевых заданиях. За наградными листами потянулись ордена. Нагрудные планки внушали почтение и тем, кто был на фронте, и старшим начальникам, с кем он работал. В манере держаться у Клотаря уже прочно закрепилась самоуверенность, горделивость, в суждениях – резкость и безапелляционность. Он окончательно поверил в свою новую незакатную звезду, шел напролом, вздымаясь по крутым военно-административным ступеням, и, казалось, ничто не могло стать преградой на его пути». Но встреча в коридорах власти с полковником А.Д. Цыкиным восстановила справедливость: Клотарь был снят с должности начальника штаба ВВС Группы советских войск в Германии и уволен из армии» (Решетников В. 307 боевых вылетов. – М.: Эксмо, 2006. – стр. 131).