Текст книги "Фавориты – «темные лошадки» русской истории. От Малюты Скуратова до Лаврентия Берии. 10 самых влиятельных приближенных российских властителей"

Дипломат

Важнейшим узлом внешнеполитических проблем для России конца XVII века была Украина. После окончания русско-польской войны 1654–1667 годов в ней все не наступал мир. Одни гетманы старались отвоевать Украину и у русских, и у поляков и объединить ее под чужим покровительством – крымского хана, турецкого султана либо шведского короля. Другие гетманы – как прорусские, так и пропольские – им в этом противодействовали. Неустойчивость ситуации на Украине и явные просьбы отдельных гетманов о покровительстве вызвали прямое вмешательство Турции в эти события. В 1672 году Османская империя объявила о своем протекторате над всей Украиной, напрямую присоединила к себе часть польских владений на Украине (Подолию), начала с помощью крымских татар войну с Россией за левый берег Днепра.

При этом между Россией и Польшей все еще не был заключен прочный мир. Существовало только долговременное перемирие. Все попытки подписать окончательный мирный договор наталкивались на проблему Киева. При подписании перемирия в 1667 году Россия обязалась уступить Киев Речи Посполитой через несколько лет. Но царям было жалко отдавать мать городов русских польским королям. На переговорах всплыл вопрос о покупке Киева Россией: за денежную компенсацию поляки соглашались отказаться от своих претензий на этот город.

Заключение мирного договора было важно в связи с противодействием турецкой экспансии. При неблагоприятном ведении внешней политики Россия могла заполучить в свои противники одновременно Османскую империю и Речь Посполитую. А России было важно избежать прямого столкновения как с той, так и с другой. Еще в 1681 году Россия подписала в Бахчисарае соглашение о перемирии с Османской империей и Крымским ханством. Но потенциальная угроза с юга не стала от этого меньше.

Голицын был склонен возобновить военные действия, считая чрезвычайно важным для России ликвидировать разбойничье крымское гнездо. А союзником России в этом конфликте становилась Речь Посполитая, которой надо было отвоевывать у турок Подолию. Поэтому при Голицыне наметился прогресс в мирных переговорах с Польшей. 26 апреля 1686 года в Москве был подписан договор с Речью Посполитой о «вечном мире». Договор действительно оказался долговременным: войны между Россией и Польшей с той поры не было больше ста лет. Польша признавала левый берег Днепра российским, а на правом берегу Днепра отказывалась от Киева с небольшой прилегающей областью, за что Россия уплачивала Речи Посполитой компенсацию в размере 146 тысяч тогдашних серебряных рублей.

Кроме того, Россия обязывалась в союзе с Польшей объявить войну Турции и ее вассалу – Крымскому ханству. Это было важной частью той политической системы, которую выстраивал Голицын: в союзе с центральноевропейскими католическими державами обратить вспять натиск Османской империи на Европу. Еще раньше Голицын отверг предложение Австрии заключить прямой союз, так как считал, что без участия в нем Польши он будет бесполезным. Теперь, поскольку и Австрия тоже вела войну против османов, Россия включилась в международную христианскую коалицию. Голицын сам возглавил военные мероприятия в рамках этой кампании.

Пристальное внимание к южному направлению заставило Голицына забыть об еще одном важном векторе внешней политики, которому придавал приоритетное значение царь Алексей Михайлович: о выходе к Балтийскому морю. Считая, вероятно, силы России недостаточными для ведения активных действий сразу на двух фронтах, Голицын в 1683 году подтвердил и продлил заключенный более 20 лет назад с Швецией Кардисский мирный договор, по которому Швеция продолжала запирать России устье Невы.

В правление Софьи обострилась обстановка на новых дальневосточных рубежах Русского царства. Китайская империя Цин перешла в наступление на русские фактории и поселения, основанные казаками на Амуре. В 1685 и 1686 годах деревянно-земляная крепость Албазин оборонялась казаками от китайцев и маньчжуров, но казаки все равно, не имея помощи из Русской земли, были вынуждены ее сдать.

Для русского правительства той поры река Амур и дальневосточные владения были чем-то совершенно незначащим по сравнению с делами в европейской части России. Тратить ресурсы на удержание окраины, само сообщение с которой было затруднено, казалось нелепым. Голицын отрядил на Дальний Восток посольство во главе со стольником Федором Головиным с инструкцией войти в контакт с иезуитской миссией в Пекине и при ее посредничестве подписать с Китаем какой бы то ни было мирный договор. Головин прибыл на Дальний Восток только через 20 месяцев.

После длительных переговоров в августе 1689 года был подписан первый русско-китайский договор, по которому граница между двумя государствами за Байкалом шла по реке Аргунь до ее слияния с Шилкой и начала собственно течения Амура, а дальше круто поворачивала на север, оставляя весь бассейн Амура в руках Китая. Договор был заключен уже после падения Софьи и Голицына, но подписавший его Головин заслужил похвалу от царя Петра и занял вакантное после Голицына место начальника Посольского приказа. Движение России в бассейн Амура и в Дальневосточное Приморье приостановилось на 160 лет.

Реформа армии. Военачальник. Крымские походы

Петра Великого часто изображают инициатором военной реформы в России, выражавшейся в перестройке русской вооруженной силы по западноевропейским образцам. В частности, даже в учебниках утверждают, будто Петр I впервые ввел в России рекрутские наборы в армию. Это неверно. Первые наборы рекрутов объявил еще его отец царь Алексей Михайлович во время войны с Польшей. И к окончанию войны в 1667 году призванные в армию рекруты составляли уже две трети всего русского сухопутного войска. Потом их, правда, демобилизовали.

Регулярные профессиональные полки из завербовавшихся на всю жизнь солдат, организованные по западноевропейскому образцу, начал создавать еще царь Михаил Федорович – первый из Романовых – в 30-е годы XVII века. Постепенно количество таких полков увеличивалось. Росло и число иноземцев на русской службе, помогавших организовывать эти регулярные воинские части и командовавших ими. Постепенно на иноземный строй переводили стрельцов и другие части «людей даточных по прибору», как называли в Московской Руси людей, неволею поверстанных в военную службу. Рекрутская повинность еще не была повсеместной, но число таких военных поселенцев постоянно росло. Раньше они имели казачью, милиционную организацию, теперь ей придавали вид регулярной армии. С особенной энергией эта деятельность по перестройке вооруженных сил России развернулась, когда Василий Голицын возглавил приказ Ратных дел.

Увеличился приток иностранных специалистов на русскую службу. В отличие от Петра I, Голицын не делал особых привилегий иностранным офицерам, назначая им такое же жалованье, какое получали и русские офицеры на тех же должностях (Петр увеличит оклады иноземцев вдвое против окладов русским). Но и так переход на новую организацию происходил достаточно быстро и, главное, без новых тягот для населения России. Иноземцы занимались и обучением русских офицеров.

Для отношений Голицына с иностранными специалистами показателен его конфликт с известным шотландским офицером Патриком Гордоном – одним из тех, кто помогал потом еще и Петру I. Гордон приехал в Россию еще при царе Алексее Михайловиче, участвовал в нескольких сражениях, получил чин генерала. При Софье Гордон был назначен укреплять Киев, что ему не понравилось. Он попросился на родину, тем более что в Англии снова воцарились короли династии Стюартов, приверженцем которой Гордон и являлся. В ответ на эту просьбу Голицын пригрозил разжаловать Гордона в прапорщики и приказал заниматься своим делом. Правда, угроза эта не была приведена в действие, а вскоре Гордона назначили на престижную должность командира Бутырского полка – первого русского регулярного полка, созданного еще в 1642 году. Но примечательно, что Голицын не благоговел перед иностранцами.

В конце правления Софьи и Голицына полки иноземного строя составляли 50 процентов вооруженной силы Российского государства, как показывает роспись войск во Втором Крымском походе. После падения Голицына реформа на время была повернута вспять. В Нарвском походе царя Петра I в начале Северной войны в 1700 году совсем немного полков иноземного строя на всю русскую армию. Это было следствием, конечно, не самого правления Петра, а того, что после свержения Софьи власть захватили родственники его матери – Нарышкины, поборники «благочестивой старины» и противники западных веяний. Петр же долго не уделял наличной армии должного внимания, предпочитая заниматься только со своими «потешными» полками.

Как полководец Голицын не проявил себя столь же высоко, как военный реформатор. Отчасти это объясняется свойствами театра военных действий, на которых он руководил неудачными кампаниями русской армии.

В мае 1687 года русское войско под командованием князя Голицына собралось на южных рубежах Российской державы, намереваясь идти в Крым – потрясти разбойничье гнездо ханов в самом основании. В начале июня к нему присоединились несколько десятков тысяч казаков малороссийского гетмана Ивана Самойловича. Больше сотни тысяч ратных людей – никогда еще такая несметная воинская сила не шла из России покорять Крым.

Но в таврических степях сразу же выявилось уязвимое место столь большого войска. Это бескормица. Продовольствовать солдат, а особенно лошадей на таком большом удалении от баз стало невозможно. Подножного корма для лошадей тоже не было, так как по одной из версий хан, узнав о приближении русских войск, приказал ногайцам выжечь сухую степь.

В войске начался падеж лошадей, а потом и людской голод. Осознавая гибельность дальнейшего похода, Голицын в конце июня отдал приказ об отступлении. Оно позволило сберечь значительную часть личного состава и конского поголовья. В своем донесении Софье Голицын представлял себя как победителя, за что и получил очередные милости от царевны.

Не все так плохо было для русских в этом Первом Крымском походе. На правом фланге армии действовавший с отдельным корпусом генерал Григорий Косагов – один из первых, ныне совершенно забытый, русских генералов – овладел турецкой крепостью Очаковом, но из-за общего отступления армии был вынужден оставить его. Лишь после последнего из них – в 1791 году – Очаков был закреплен за Россией.

То ли неудача похода возбудила среди малороссийских казаков обычное недовольство своим гетманом, то ли недруги решили подставить Самойловича (тут мнения исследователей расходятся), Голицыну было поручено произвести смену гетмана на уважаемого казаками и в то же время лояльного России. Выбор Голицына пал на небезызвестного впоследствии генерального есаула Ивана Мазепу, из рода православных шляхтичей-казаков. Князь по итогам голосования на казачьей раде вручил Мазепе гетманскую булаву. Ходили слухи, что за свое избрание Мазепа заплатил Голицыну десять тысяч рублей.

Двадцать один год выбор Голицына казался удачным, так как все это время не было ни малейшего повода подозревать Мазепу в нелояльности русским монархам.

В 1689 году Голицын повторил поход на Крым – и с тем же результатом. На этот раз он дошел с войском до Перекопского вала, но не стал его штурмовать, опасаясь попасть в Северном Крыму в такие же условия бескормицы. Вскоре после его возвращения из Второго Крымского похода власть в Москве переменилась. Правительница Софья пала, Голицын был отстранен от власти.

Первый русский европеец

Василий Ключевский так писал о Голицыне:

«Он бегло говорил по-латыни и по-польски. В его обширном московском доме, который иноземцы считали одним из великолепнейших в Европе, все было устроено на европейский лад: в больших залах простенки между окнами были заставлены большими зеркалами, по стенам висели картины, портреты русских и иноземных государей и немецкие географические карты в золоченых рамах; на потолках нарисована была планетная система; множество часов и термометр художественной работы довершали убранство комнат… Дом Голицына был местом встречи для образованных иностранцев, попадавших в Москву, и в гостеприимстве к ним хозяин шел дальше других московских любителей иноземного, принимал даже иезуитов, с которыми те не могли мириться».

Сергей Соловьев приводит список печатных и рукописных книг, которые украшали полки дома Голицына: Устав воинской Голландской земли, Певчая немецкого языка, Грамматик польского и латинского языков, История письменная польского языка, Конский лечебник, Книга на немецком языке всяким рыбам и зверям в лицах, Судебник, Родословная, Летописец Киевский, Книга о ратном строю, Книга землемерная немецкая и многое, многое другое.

Один из иезуитов, посетивший Голицына в 1689 году, некто Фуа Де ла Нёвилль, приехавший с миссией от польского короля, свидетельствовал, что Голицын много говорил с ним по-латыни о делах текущей европейской политики, особенно интересуясь событиями недавней революции в Англии, когда династию Стюартов сместили в пользу династии Оранских, и только что начавшейся войной коалиции европейских держав против Франции (Девятилетняя война или Война Аугсбургской лиги, где против Франции объединились Священная Римская империя, Голландская республика, Испания, Савойя и Англия, продлилась до 1697 года).

Невилль отметил широту замыслов Голицына. По его словам, он собирался первым делом освободить крестьян от крепостной зависимости. Если это так, то князь мыслил почти на двести лет вперед. Крепостное право еще не успело развиться в полную силу, а Голицын уже думал об его отмене, видя проистекающий из него вред для государства и народного хозяйства. Конечно, отмена крепостного права не означала свободы от государства: Голицын думал обложить крестьян оброками и повинностями исключительно в пользу казны, чтобы из этих средств платить жалованье дворянским офицерам.

Далее, Голицын хотел, чтобы русское дворянство регулярно ездило учиться военному искусству за границу. Он понимал слабую способность солдат из рекрутов сражаться и в будущем видел русскую армию главным образом дворянской по составу, а на крестьян и прочие податные сословия собирался возложить обязанность исключительно кормить и содержать вооруженную силу. Вряд ли такая мысль могла быть воплощена в жизнь в тех условиях, но показательно само ее наличие.

Перечень вещей, представлявших интерьер особняка Голицына, Соловьев и Ключевский взяли из описи, составленной при обыске и конфискации его имущества. Там же было указано, какого рода картины висели на стенах у Голицына. То были портреты ранее царствовавших государей московских Ивана Грозного, Федора Ивановича, Михаила Федоровича Романова, Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, а также здравствовавших государей Ивана и Петра Алексеевичей. Кроме того, были изображены еще четыре иноземных короля. Нам теперь, к сожалению, неизвестно, ни где эти картины, ни хотя бы кто их в свое время писал.

По мнению Ключевского, влияние идей Голицына на государственную жизнь России того времени не успело отразиться на законах, но оно выразилось в самом характере государственной жизни. Европеец от образа мыслей до обстановки в доме, Голицын использовал политическое влияние для возможного реформирования. И все в направлении западноевропейском. Российское государство должно было войти в Европу через дверь.

Князь Борис Куракин, сподвижник Петра Великого, оставил в своих записках нелестные воспоминания как о самом Петре, так и о других деятелях его реформ. Зато о семилетнем правлении царевны Софьи Куракин писал:

Российское государство времен Софьи Алексеевны современники, по словам Ключевского, описывали чуть менее хвалебно, чем райский сад. Однако великий историк считал такие отзывы вполне заслуженными.

Отказывая Софье в государственных способностях, Василий Осипович все благие результаты Софьиного семилетия относит на счет главного советника и правой руки царевны – князя Василия Голицына. «Он окружил себя сотрудниками, – добавляет Ключевский, – вполне ему преданными, все незнатными, но дельными людьми <…>, с которыми и достиг отмеченных Куракиным правительственных успехов».

Но это семилетие имело и оборотную, неприглядную сторону. Как раз на него падает период особенно жестоких преследований старообрядцев. За эти семь лет было вынесено огромное количество приговоров на сожжение живьем староверов в срубах. Набожной Софье уничтожение еретиков казалось благочестивым делом, а Голицын, вероятно, считал, что так утверждается единомыслие в подданных – вернейшее условие политической лояльности. Здесь правители России того времени были вполне на уровне жестоких предрассудков толпы.

Падение

В августе 1689 года давно тлевший конфликт между «партией» Нарышкиных и «партией» Милославских завершился победой первых. Софья была свергнута и заточена в монастырь, царь Иван «оттерт» в сторону, на первое место в двоецарствии выдвинут царь Петр, Нарышкины и приближенные к ним лица захватили всю власть. На Голицына как на первое лицо предыдущего правления неизбежно должна была пасть тень соучастия в мнимом (нужно добавиться, что единого мнения по этому вопросу у исторической науки нет) заговоре, имевшем целью якобы извести царя Петра и его мать. По мнению историка Соловьева, многие бояре желали руками Петра отомстить Голицыну за так досадившую им отмену местничества.

Хотя никаких прямых улик против него не было, тем не менее в 1689 году Василий Голицын был лишен боярского чина и всех имуществ и вместе с семьей (жена и дети) сослан в Яренский городок под Холмогорами. Всю дальнейшую жизнь (а он прожил еще почти четверть века) Голицына переводили с одного места ссылки на другое: из Яренска в Пустозерск, из Пустозерска в Пинегу, где он и умер. Только после его смерти в 1714 году еще живым его детям было разрешено вернуться в цивилизованные места.

«Связав свою судьбу с царевной Софьей, он пал вместе с нею и не принимал участия в преобразовательной деятельности Петра, хотя был ближайшим его предшественником и мог бы быть хорошим его сотрудником, если не одним из лучших».

Так подытожил свой очерк о Голицыне Ключевский.

Князь Александр Данилович Меншиков: правая рука Петра Великого

Кто не знает слов Александра Пушкина из поэмы «Полтава»? «Счастья баловень безродный, полудержавный властелин». В этих словах выражено все: и низкое для всех происхождение Александра Даниловича Меншикова, и его внезапное возвышение, и, наконец, его положение в России, ведь при Петре I Меншиков был властелином чуть ли не половины всей страны.

О Меншикове можно сказать едва ли не больше дурного, чем хорошего. Неграмотный (только к концу жизни он научился подписывать свое имя) и при этом один из крупнейших воров и казнокрадов в истории России. Но, наверное, не зря сказал о нем сам Петр Великий после смерти своего давнего соратника Лефорта: «Одна рука у меня осталась, да и вороватая». Хоть вороватая, но все-таки рука самого царя.

Мы собираемся познакомить вас с этим противоречивым человеком.

Тайна происхождения

Безродным Пушкин назвал Меншикова, опираясь на ходившие в народе слухи о его происхождении.

Историк XIX века Николай Костомаров, активно собиравший эти слухи и издавший на их материале «Русскую историю в жизнеописаниях главных ее деятелей», изложил такой анекдот о возвышении Меншикова.

Меншиков в детстве торговал в Москве пирожками вразнос. Отсюда следует, что он был либо сыном небогатого торговца, либо просто купеческим приказчиком. Как-то раз со своими пирожками он зашел на двор Франца Лефорта – имевшего тогда серьезное влияние среди московских иноземцев. Меншиков, как это было в обычае у московских торговцев, часто шутил и балагурил, чтобы увеличить продажу. Выходки мальчика понравились и Лефорту. Швейцарец купил у Меншикова все пирожки и велел ему прийти наутро уже без товара.

Так Меншиков был взят в камердинеры к человеку, ставшему в дальнейшем одним из первых приближенных молодого Петра I. Та история, которую рассказал Костомаров, должна была произойти еще до того, как Петр взял в свои руки бразды правления. Он тогда находился еще в тени своей сестры Софьи, правившей от имени своих братьев. Но Лефорт, будучи почти на 17 лет старше Петра, уже стал крупным военным специалистом на службе московских государей. У Петра же, взявшего власть, Лефорт сразу оказался одним из близких и доверенных лиц. Он не только занимал военные должности, но и знакомил молодого царя с западным образом жизни. В особенности же, как писал историк Василий Ключевский, «был неизменный товарищ за бутылкой».

В доме у Лефорта, где собиралось московское западное и прозападное общество, молодой царь, скорее всего, и познакомился с Меншиковым.

Где Петр I впервые увидел Меншикова, сомнений мало. Но насчет истории с пирожками, которую знал еще Пушкин, есть подозрения: не выдумка ли это врагов Меншикова из русской знати, которые постоянно в глаза укоряли фаворита царя его низким происхождением.

Так, князь Борис Куракин, оставивший записки об этом времени и его людях, писал, что «Меншиков был происхождения самого подлого, ниже шляхетства». Шляхетство – это дворянство. Следовательно, Меншиков был ниже дворянина по тем понятиям, только и всего. Правда, уже в те годы Меншиков придумал себе происхождение от литовских или белорусских шляхтичей. Но подкрепить свою родословную он ничем не мог.

Итак, из тех отрывков, которые известны о происхождении Меншикова, он не был дворянином и вполне мог происходить из литовских беженцев, которых после войны 1654–1667 годов между Московским государством и Речью Посполитой немало скопилось в Москве. Некоторые из них, не будучи дворянами, уже и раньше занимали посты в российском государственном управлении. Так, Павел Шафиров, смоленский еврей, принял православие, поселился в Москве и, зная иностранные языки, сделался толмачом Посольского приказа. А его родственник Петр Шафиров стал уже подьячим, дьяком, а при Петре I – одним из первых дипломатов.

Мог ли Александр Меншиков тоже происходить из семьи крещеного литовского еврея, отец которого выдвинулся на русской службе, но не так высоко, как Павел Шафиров? Ничто как будто не противоречит этой гипотезе.

Но историк Сергей Соловьев излагает иную версию знакомства Александра Меншикова с царем. По ней выходит, что отец Александра Меншикова – Данило – попал в Преображенский полк Петра. «Официальный акт – жалованная грамота на княжеское достоинство Меншикову – говорит совершенно справедливо, что родитель Александра Данилова служил в гвардии. Но при этом мы не имеем никакого права не допускать известия, что сын потешного конюха, который долго не назывался иначе как Алексашка, торговал пирогами, ибо все эти мелкие служилые люди и сами, как только могли, и дети их промышляли разными промыслами»[7]7
  Соловьев С. История России с древнейших времен. М., 2022.


[Закрыть].

Следовательно, по Соловьеву выходит, что сначала Петр познакомился с Данилой Меншиковым, а потом (и благодаря этому) с его сыном. Вот только Преображенский полк был сформирован, уже когда Петр получил полноту власти, а с Александром Меншиковым он познакомился в 15 лет, тремя годами ранее. Выходит, не потому Алексашка стал другом Петра, что отец Данила служил в потешном полку, а наоборот: Данила был зачислен в этот полк потому, что с его сыном уже был знаком молодой Петр.