Текст книги "Молчунья"

– Пару раз я видела некого мужчину, который, улыбаясь, смотрел на меня, приговаривая что-то себе под нос и называя себя моим дедушкой Витей. У него ещё были усы, как у папы, но только не чёрные, а белые. Он редко ко мне приходит сам, чаще мы встречаемся на прогулке, когда родители катают меня на коляске по улице. Иногда мы приходим в гости к бабушке Наде и дедушке Вите, они, оказывается, живут вместе, в одном доме, как я и мои папа и мама. Дедушка Витя мне меньше нравится, чем бабушка Надя, у него такой грубый голос, у бабушки он мягче, приятнее. Не хочу с ним оставаться надолго, лучше с бабушкой, если уж выбирать из них двоих. А ещё лучше с родителями, вот.

В общем, знакомство и общение с бабушкой Надей и дедушкой Витей было для Ангелины достаточно спокойным и не сильно напрягало её. Ведь бабушка была тихой и не сильно волновала её покой, а дедушка Витя достаточно редко вторгался в её пространство. И даже когда он всё же вторгался-таки в её мир, рядом всегда были либо папа с мамой, либо ещё и бабушка.

– Так, ну ладно, я знаю, что у меня есть бабушка Надя и дедушка Витя, с которыми мы достаточно часто и регулярно встречаемся. Видимо, это некая неотъемлемая часть моей новой жизни. Но папа и мама говорят мне, что есть ещё какие-то мои бабушка и дедушка. Вторые. И их зовут бабушка Нина и дедушка Лёня. Это что же получается: у меня много бабушек и дедушек, но почему и откуда они взялись и почему я должна с ними встречаться, непонятно. Правда, я ещё ни разу не видела бабушку Нину и дедушку Лёню, не встречалась с ними. Почему? Не знаю.

И вот в один из февральских выходных в гости к Ангелине приехала её вторая бабушка, бабушка Нина, собственной персоной. Она тут же ворвалась в мир Ангелины, неся с собой бурю эмоций, нежности и умиления. Ангелине стало ясно, что эта бабушка совсем другая, совсем не такая, как бабушка Надя.

– Так вот она какая, моя вторая, новая бабушка. Она такая весёлая, быстрая и говорливая, совсем не похожа на бабушку Надю. Бабушка Нина постоянно желает меня держать на руках и качать, ей это так сильно нравится. Мне, впрочем, тоже. Она такая большая! И очень мягкая. А вот руки у обеих бабушек одинаково нежные и гладкие, такие приятные, приятные, в этом мои бабушки очень похожи. А ещё они похожи в том, что обе улыбаются, глядя на меня, и иногда остаются со мной, когда родители куда-то уходят.

– Мне нравятся мои бабушки, они такие разные, но обе приятны мне. Бабушка Нина как метеор, она постоянно что-то делает, что-то напевает, чмокает меня, берёт на руки, качает. Она такая активная, что я порой не успеваю за ней. Мне с ней нравится. Бабушка Надя, более тихая, спокойная, размеренная, говорит всегда чуть приглушённо. Но и с ней мне нравится. Хотя с бабушкой Надей более скучно, чем с бабушкой Ниной, поэтому, когда рядом со мной появляется бабушка Нина, она полностью завладевает моим вниманием и симпатией.

Так, примерно раз в две недели в гости к Ангелине, на выходные приезжала бабушка Нина, и мир вокруг становился более подвижным. Бабушка Надя, ввиду близости своего местожительства, появлялась почаще, однако не так концентрированно, как бабушка Нина, она приходила на час-два, Нина же на день-два. Поэтому можно говорить о соизмеримом времени контакта Ангелины с бабушками.

С дедушками всё было несколько иначе. Дедушка Витя, хоть и жил неподалеку от Ангелины, однако сам редко заходил навестить её. Он появлялся лишь в сопровождении бабушки Нади, и совсем ненадолго. Еще Ангелина с ним встречалась, когда вместе с родителями приходила в гости в дом бабушки Нади и дедушки Вити. Поэтому значимого присутствия дедушки Ангелина не шибко ощущала, понимая лишь то, что это один из мужчин, который появляется в поле её зрения чаще других. Дед Витя крайне редко прикасался к Ангелине, тем более брал на руки. Видимо он просто отвык обращаться с малышами, а может, и не умел вовсе. Но то, что он был горд, оттого что у него появилась внучка, было видно с первого взгляда.

Дедушка Лёня появился в жизненном пространстве Ангелины чуть позже, три месяца спустя после её рождения. Ангелине, конечно, говорили, что у неё есть ещё один дедушка, он живёт в другом городе и скоро приедет, но всё это были лишь пустые, мало что значащие для ребёнка слова. Она уже привыкла к окружению, которое создалось вокруг неё, и не думала, что оно будет расширяться дальше.

В марте месяце к Ангелине в гости приехал дедушка Лёня. Ангелина спала. Дедушка Лёня потихонечку прокрался в комнату и посмотрел на крошечную внучку. Он был очень горд и счастлив. Родители хотели, было, задержаться в комнате с ребёнком ещё ненадолго, но дедушка Лёня шёпотом сказал, что пусть внучечка спит, не стоит её беспокоить.

Ангелина проснулась. К ней подошла мама, поменяла пелёнки, покормила. В комнату вошёл дедушка Лёня. Ангелина увидела его и от неожиданности впала в некоторое замешательство, свойственное людям при встрече с чем-то необыкновенным и новым. Дедушка ласково, как мог, заговорил нежные слова, но слова, произнесённые низким голосом, взрослым, незнакомым доселе мужчиной, который приблизился на достаточно близкое расстояние, вызвали бурю негодования у ребёнка, она не ждала больше знакомств на своей территории. Дедушка не настаивал на дальнейшем контакте с ребёнком и оставил её в покое. Первое знакомство с дедушкой Лёней состоялось. Позже в этот же день дедушка взял внучку на руки, она некоторое время с любопытством рассматривала его, а потом разразилась плачем.

– Ничего, – приговаривал дедушка Лёня, – мы с тобой внучечка, ещё подружимся.

– Что это за новый человек пришёл к нам в дом? – думала при встрече с дедушкой Лёней Ангелина. – И почему он пришёл? Неужто это тот самый дедушка Лёня, о котором говорили мама и папа? Он такой красивый, такой интересный, только голова у него не такая как у папы – черная, а наоборот, совсем белая. Он такой большой!

Дедушка Лёня произнёс тихо и приглушённо: «Здравствуй моя внучечка, здравствуй моя миленькая…»

– Ой, какой у него грубый и низкий голос, такой странный, надо бы, наверное, как-то отреагировать, на всякий случай, чтобы показать, что всё, довольно, не хочу больше слушать. – Ангелина недовольно закричала. – Уааа, Уааа.

– Какой понятливый и не назойливый дедушка, сразу вышел из комнаты, пожалуй, больше не буду кричать, – успокоившись, раздумывала Ангелина.

– Дедушка Лёня целый день уже находится в нашем доме, обычно мой другой дедушка Витя, или другие дядьки, которые к нам приходили, не задерживались больше, чем на час, а этот уже весь день с нами, странно.

– Аааа, кажется, он меня берёт на руки. Какие огромные руки, ещё больше, чем у моего папы, но такие же тёплые и нежные. Как близко он поднёс меня к своему лицу. Как интересно. У него голубые глаза, большие брови, нос. – Ангелина с огромным любопытством разглядывала нового в её жизни, родного человека.

Дедушка снова произнёс что-то ласковое, но для детского восприятия это показалось грубоватым, хотя и приглушённым.

– Опять он что-то говорит, как-то, по-моему, не очень ласково. Уааа, Уааа. – Дедушка передал ребёнка матери

К каждому из дедушек и бабушек с появлением внучки вернулись воспоминания о молодости, о рождении их детей, ныне молодых родителей, и они были окрылены этими воспоминаниями. Особенно счастлив и горд был дедушка Лёня, он ждал внучку, и теперь в его жизни появился ещё один лучик света, ради которого ещё стоит жить и работать. Внучка сильно объединила не только семьи невестки и зятя, но и семьи родителей (дедушек и бабушек), которые жили не так уж и гладко, как хотелось их детям.

ОТКАЗ ОТ СОСКИ

Примерно в возрасте одного года Ангелина стала отказываться от соски, выплёвывая её. Сначала это происходило во время сна, а потом и во время бодрствования.

– Что-то мне надоело сосать эту пустую соску. Она, конечно, похожа на мамину сисю, но в ней нет молока, и вообще она часто вываливается из моего рта, а потом её трудно найти. Мне всегда хочется её найти и положить снова в рот, ведь она меня всегда успокаивает и даёт ощущение присутствия мамы всегда и везде.

– Ой, ну вот, снова моя соска выпала изо рта, мне никак её не найти. Чем бы мне её заменить? – Ангелина поднесла правую руку к лицу и непроизвольно положила в рот большой палец. – Ха, эврика, вот чем я могу заменить соску, своим пальцем. Тем более у меня их два, с двух сторон, это удобно, и они всегда со мной, их не надо искать, они, что называется, всегда под рукой, а в моём случае всегда на руке. Здорово.

С этих пор Ангелина больше не сосала соску, отдавая предпочтение своим пальцам. Она сосала их, попеременно чередуя, в зависимости от позы своего тела и положения головы.

Сосание своих пальцев продолжалось вплоть до четырёх с половиной лет.

ОБРАЗЫ НА СТЕНАХ

– Как темно вокруг, и никого рядом нет, что это? Ночь что ли? Да похоже, что ночь. А где мои родители? Наверное, спят в другой комнате. Не буду их звать, лучше полежу в спокойствии, посмотрю вокруг. – Родители в это время отсутствовали дома, они были в гостях у друзей, будучи уверенными, что Ангелина спит в своей кроватке.

– Ух ты, какие интересные картины на стене, какие узоры. – На улице светил ночной фонарь, свет которого попадал прямо в окно. На подоконнике стояли горшки с цветами, тень от которых при освещении светом фонаря падала на стену комнаты, создавая удивительные и причудливые формы.

– Вот это большущее дерево, такое старое и кручёное, а что же на нём, ах, так это маленькая птичка, наверное, синица, она спит, поэтому не слышно её красивой песни. А это усатый котяра, он внимательно смотрит вокруг, облизывается, видимо, он наелся сметаны и теперь сидит с довольной моськой и мурлычет, обозревая окрестности. А это какая-то непонятная птица, я её не знаю, наверное, прилетела сюда из далёких стран, у неё такой большой и красивый хвост и хохолок. Она так статно сидит, прямо королевна. А может она и есть птичья королевна, может она самая главная из всех птиц?

– Как здорово смотреть на эти картины, они совсем не меняются, их можно полностью изучить и узнать.

Мимо дома, в котором жила Ангелина с родителями, проехала какая-то машина и неожиданно стёрла светом своих фар все картины, которые были на стене, но ненадолго, все быстро вернулось в исходное состояние, несколько секунд спустя. Ангелина невольно вспомнила свой сон, проехавший автомобиль напомнил ей пробегающего Хроноса, который вырывает из картинок.

Рассматривая и изучая картинки, Ангелина уснула.

Теперь она всегда, когда просыпалась по ночам, смотрела на свои картинки и любовалась новыми образами, возникающими на стене.

О ПЕРЕДВИЖЕНИИ

– Мне всегда сложно удавалось в этом мире управлять своим телом. Я с трудом смогла научиться держать голову, садиться, переворачиваться, да мне и не особо хотелось всё это делать. Однако все окружающие меня люди, в том числе и мои родители, постоянно меня провоцировали на это, как будто это самое важное в их и моей жизни. Ну, научилась я держать голову и сидеть, и что? Мне лично это совершенно ничем не помогло в то время, я ведь так и не смогла в тот момент перемещаться.

– Но родители настаивали на своём, постоянно принуждая меня осуществлять различные движения, даже возили меня ко всяким тёткам (медсёстры-массажистки), которые мяли меня изо всех своих сил. Я как могла извивалась, а тетки ещё пуще стервенели, подвешивая меня вниз головой со стола, удерживая мои ноги, и заставляли меня саму подняться вверх. У меня не получалось, тогда надо мной сжаливались и помогали приподняться, придерживая снизу рукой.

– И вот я научилась переворачиваться, и не просто переворачиваться, а кувыркаться, но меня все равно постоянно теребили, поднимали руки, ноги, вращали ими в разные стороны. Не могу сказать, что мне это не нравилось, нравилось и очень даже, но я не могла понять, зачем всё это.

– Наконец наступил день, когда я научилась ползать. Теперь я могла уползать от моих преследователей. Теперь я могла изучать мир и перемещаться в нём, я могла управлять своим телом, ура.

– Мне было достаточно ползать везде и изучать, я ликовала от радости, что могу перемещаться куда захочу, но мои родители всё равно не успокаивались. Теперь они постоянно меня ставили на ноги и заставляли меня стоять, или ходить, держась за их руки. Честно говоря, мне это не очень нравилось, но я терпела, потому что знала, – скоро меня отпустят, и я смогу снова ползать в своё удовольствие.

Ангелине очень нравилось ползать, и она никак не понимала, почему все вокруг так хотят, чтобы она стала ходить на двух ногах. Зачем, ведь она так прекрасно может перемещаться на четвереньках, тем более – на четвереньках гораздо ближе к полу, а значит не так высоко падать, в случае чего. Ползать просто безопаснее.

– Снова мои родители хотят, чтобы я встала, а я не хочу, – озорно смеясь и быстро уползая, думала Ангелина.

Папа поймал Ангелину и поставил на маленькие, ещё недостаточно окрепшие ножки. Ангелина стояла на трясущихся ногах, крепко держась за папин палец.

– Как страшно стоять на ногах, так высоко, не хочу ходить, хочу ползать, у меня это получается, и это здорово. Мои ноги такие слабенькие, что я не просто не могу ходить, я даже стоять могу с трудом. А что, если я упаду, я ударюсь, ведь отсюда так высоко падать. Нет, не пойду я никуда. Постоять постою, и то, если меня будет придерживать папа.

– У меня так сильно трясутся коленки, что я не понимаю, вообще, как я ещё стою, не говоря уже о ходьбе. Отпустите меня, я хочу ползать, Уаааа. – Ангелину опустили, и она тут же, радостно хохоча, уползла в направлении чемодана с игрушками, который лежал в её комнате.

Ангелина всегда и везде была осторожна и внимательна, поэтому, прежде чем прикоснуться к какому-либо предмету либо осуществить какое-то действие, она тщательно изучала ситуацию вокруг, смотрела и слушала, следила за движениями, если объект её внимания перемещался. Она никогда не прикасалась к неизвестному, не пробовала того, что ей было не знакомо. В ней всегда было напряжение и осторожность перед неизвестным. С одной стороны, это было хорошо (снижалась опасность повредиться), но с другой стороны, как же познакомиться с неизвестным предметом или явлением, не попробовав его, не прикоснувшись. В решении этой задачи Ангелине всегда помогал папа, правда, не всегда давая достаточно времени, чтобы привыкнуть к предмету ли, продукту, ситуации, человеку, животному.

Вот и с ходьбой он поторапливал Ангелиночку, а ей нужно было ещё время, чтобы насладиться ползаньем и окрепнуть для ходьбы. Отец был просто уверен, что ребёнок дожжен ходить уже в год, не позже, однако его уверенность не имела ничего общего с природой и желаниями Ангелины.

– Попробую встать, – думала Ангелина, переползая с голого пола на палас, – Так, сначала надо выпрямить одну ногу, так, так, так, теперь вторую, ух ты, получилось, теперь моя попа выше моей головы. Попу мне удалось поднять на ноги, хорошо, теперь надо попробовать оторвать от пола руки и поднять голову. Эта задача уже сложнее. – Размышляла Ангелина, стоя в позе арки.

– Что-то мне не удаётся оторвать от пола сразу обе руки. – спина девочки была ещё не достаточно окрепшей, но она старалась встать.

– Может, мне стоит оттолкнуться руками, – и раз, получилось. Как сложно стоять на ногах и так высоко, страшновато, мне не за что ухватиться, ой, ой, ой. – Ангелина шлёпнулась на попу.

– Понятно, надо за что-то держаться, – она подошла к кроватке, ухватилась за неё и поднялась вновь.

– Получилось. Я стою. Но что с моими ногами, они трясутся, – теперь нужно было привыкнуть организму девочки к новым для неё нагрузкам, которые во время вертикального положения и ходьбы приходятся в основном на ноги и спину.

Ангелина была дольна собой и теперь часто повторяла трюк с поднятием на ноги, уцепившись при этом за какую-либо опору. Её спинка непринуждённо тренировалась во время этих поднятий.

Позже ей удалось встать на ноги без посторонней помощи или опоры. Однако страх перед высотой всё ещё оставался, Ангелина осваивалась. Её ноги больше не тряслись от напряжения, они теперь немного подкашивались от опасения упасть с такой высоты. Это мешало Ангелине сделать самостоятельно первый шаг вперёд, хотя при поддержке родителей, или держась за опору она уже могла топтаться по комнате.

Наблюдая за успехами ребёнка, отец решил, что она уже готова к самостоятельному перемещению на ногах. Он взял девочку за руку и пошёл вместе с ней, а потом, неожиданно для Ангелины, отпустил её руку; девочка растерялась и тут же упала на попу. Снова спешка отца, научить ребёнка ходить не увенчалась успехом. Он очень волновался и был недоволен, что ребёнок всё ещё не ходит. Однако ему даже в голову не приходило, что своей спешкой, своими подталкиваниями ребёнка вперёд он не ускорял её знакомство с миром и развитие, а наоборот, вызывал ступор у девочки. В результате ей требовалось гораздо больше времени на адаптацию к новым условиям и действиям. Папа, как ему казалось, действовал во благо ребёнка, он торопился знакомить её с миром, но совершенно не обращал внимания на то, что постоянно получал обратный результат. Поэтому Ангелина, готовая самостоятельно принять новые условия и адаптироваться к ним, вводилась в ступор подталкиваниями своего отца, поэтому ей заново приходилось проходить процесс знакомства с миром. Она совершенно не нуждалась в толчках со стороны отца, а нуждалась лишь в поддержке. Отец этого не понимал, не мог понять. Он был слишком самоуверен.

В один год и три месяца Ангелина самостоятельно, без какой-либо поддержки и стимуляции со стороны, пошла. Это было огромной радостью для её родителей, но гораздо большей радостью для неё самой. Она сама, без толчков и стимулов пошла.

Но неизвестно, насколько раньше пошла бы Ангелина самостоятельно, если бы папа постоянно не торопил её и не толкал вперёд, сбивая тем самым Ангелину с её природного ритма.

СЛОВА

В лексиконе Ангелины уже в 1 год было много слов, причем, что интересно, она их произносила правильно и с той же интонацией, с которой произносили их мама и папа. Но пока её речь была не осмысленной, она походила на речь попугая, который может всё правильно повторить, но который не понимает, о чём он говорит и в каких случаях нужно сказать то или иное предложение. Однако отдельные слова: папа, мама, пись-пись, кушать… она произносила по теме. Предложений пока не было.

Количество произносимых слов с каждым днём росло, но вот понимание их смысла не всегда приходило вовремя. Поэтому в голове Ангелины образовывалась путаница, она просто не успевала связать слово и предмет, как её просили произнести новое слово. Словарный запас, безусловно, возрастал, но вот понимание слов существенно отставало. Родители радовались хорошему произношению и повторению слов, они старались связывать их с предметами и событиями, происходящими вокруг, но они делали это слишком быстро, ориентируясь зачастую не на ребёнка, а на самих себя. В итоге, так как Ангелине очень нравилось говорить слова и произносить новые звуки, она постоянно их произносила, но совершенно не придавая словам смысла, она их произносила не как понятия, означающие что-либо, а просто как звуки, за исключением лишь немногих.

– Папа, папа, мой папа, папапуйя, мама, мама, мамамуйя, – глядя на родителей произносила Ангелина.

– Никогда придется петь, разговаривая быть просто от улыбки, птицы улетают на юг, с пеликаном кружит, говорящая девчонка, говорящая девчонка, трам, там пар, пирам, скажу лишь, что условие одно, пойду гулять и вместе баловаться будут утки, если я приду, если я приду, то тогда, наверное, уже… – Бессвязно произносила некий текст девочка.

Ангелина сидела на стульчике, рассматривая свои игрушки и размышляя о своих образах и словах:

– Вот я вижу во сне или закрыв глаза каких-то существ, предметы, они мне нравятся, и я их узнаю и разделяю на отдельности, мне не нужно их как-то называть, да ещё и запоминать как я их назвала, зачем мне это? Ведь это в два раза сложнее – запомнить сам предмет и запомнить его название, да еще и связать это название только с этим предметом, сложно.

– Я парю в своих снах и встречаюсь с знакомыми и новыми образами, которые имеют свой смысл, но я их запоминаю сами по себе, как они есть, мне не нужны их названия. Но в этом мире, мире реальном, мире где я живу и общаюсь с родителями, всему, что происходит и что живёт есть какое-то название. При этом часто меня учат произносить просто название (например, собака), говоря, что это «животное», что она гавкает «событие», объясняя мне что это то-то и то-то, всё теми же неясными словами. Вот и получается замкнутый круг, круговорот из слов, который меня затягивает и ничего не объясняет, а лишь усложняет моё понимание и восприятие.

– А что, если бы образы и события могли высказывать своё мнение и разговаривать с нами. Они бы, наверное, многое сказали нам. Ну вот, например, бежит некий образ, ну скажем собака, как мы её называем, бежит себе, бежит, никого не трогает. А мы её – раз, и назвали собака, да ещё и имя придумали, ну, например, «Жучка». А образ нам и говорит, – почему вы меня так назвали, мне не нравится название собака, и слово «Жучка» мне тоже не нравится, я вообще не хочу, чтобы меня называли, понятно? Я просто живу и что-то делаю и совершенно не нуждаюсь в определении меня и моих действий. А если и соглашусь на название, то не меньше чем на то, которое я сам себе придумаю, ну, например, «харимандр». Да, я харимандр по имени Страстосвет.

– И что тогда люди будут делать, как тогда будут называть и определять образ и предмет, который, допустим, также имеет волю и способность изъясняться? Не ясно. Так зачем тогда мне запоминать названия и разные там слова, которые мне при всём прочем не только не нравятся, но и, по моему разумению, вовсе не подходят к тем образам и событиям, которыми их обозначают, называют.

– Раньше, когда я жила в другом мире, также были различные образы и события, но я их просто принимала и изучала, как сами по себе, не облачая их в какие-либо словесные формы. Я их просто чувствовала. От чего-то исходило больше света, от чего-то запаха, звука… Что-то мягче, что-то вкуснее…, и я спокойно ориентировалась в своём мире, спокойно принимала и понимала его. Здесь же всё иначе, здесь каждому событию и образу прикрепляется знак, название, при этом, по-моему, часто совершенно не подходящее. При этом свойства образа или события нивелируются в угоду названию, то есть я должна запоминать не свойства предмета и не сам предмет, а его название, его описание с помощью абстрактных слов. И что же в итоге, у меня в голове полная путаница. Я запоминаю множество слов, чтобы стараться общаться с моими любимыми родителями, так как мой язык жестов и чувств они, хотя и несколько понимают, но не достаточно. Но я в этом потоке всё новых и новых слов совершенно теряюсь, я путаюсь в применении того или иного слова к предмету или событию, мало того, я теряю чувственное восприятие мира, заменяя его словами, которые мне мало понятны и которые для меня вообще мало что объясняют.

– Вот один из примеров: я съела яблоко, но не до конца, остались отходы, родители назвали это словом «огрызок», я запомнила, что не съеденный отход от яблока – это огрызок. Чуть позже у папы от машины отвалилось что-то, и когда я с интересом смотрела на это что-то и изучала, он подошёл ко мне и сказал, что это «брызговик». Я повторила «брызговик», но что это значит и почему брызговик – мне не сказали, не объяснили. И вот, утром, когда я и мама подошли к машине, чтобы подождать папу и поехать вместе с ним на машине в магазин, я, обращаясь к маме, говорю, что у папы от машины отвалился «огрызок» и его нужно прикрутить назад к машине. Я сказала «огрызок», а мне на это возразили, что это не огрызок, а брызговик, но почему? Позже мне объяснили, что слово брызговик произошло от слова брызги, а брызги – это капельки воды, которые вылетают из-под колёс машины, когда она едет по лужам. Но мы-то не всегда ездим по лужам, да и вообще, причём тут брызги и этот кусок от машины. В общем, я путаюсь и в названиях, и в объяснениях.

Для правильного и чёткого восприятия слов, обозначающих что-либо, в случае с Ангелиной необходимо было постоянно прибегать к чувствам, к эмоциям, дать понять, что это отличается от другого и что называется так-то. Необходимо было связывать свойства предмета с его названием. Однако часто происходило так, что названия предметам давались лишь словами, не подкрепляясь чувственным восприятием в целом, посредством не только одного органа чувств, а максимально возможным количеством органов чувств. В этом и крылась недоработка и ошибка родителей при воспитании ребёнка. При всём этом отец постоянно торопил знакомство ребёнка со всем новым, в том числе с новыми словами, давая лишь слово, но не свойства предмета, который обозначало это слово. Это способствовало путанице в голове ребёнка, тем самым отодвигая речевое развитие ребёнка на некоторое время вперёд.

Помимо нестыковок слов и образов, которые они означают, была и ещё одна проблема. Ангелина по-разному воспринимала звуки, одни ей нравились, и она их легко произносила, а вот другие – нет, и поэтому с их произношением и как следствие запоминанием и пониманием, были серьёзные проблемы.

– Некоторые слова и звуки мне очень нравятся, и я даже рада, что они есть, например, мне очень нравятся слова «папа» и «мама», «зайка», «мех», «пушистик», они такие приятные и понятные, что я к ним уже привыкла и люблю их произносить, я даже получаю радость от их произношения, особенно когда образ, который они означают, рядом и его можно потрогать, обнять. Но некоторые слова мне очень не нравятся, и, хотя образы, которые они означают, приятны мне, с произношением и запоминанием их у меня возникают сложности. Например, слово «причёска», «расчёска», «кроватка», «продукты», «фотоаппарат» …

Когда родители старались научить Ангелину произносить сложные для неё слова по частям, то она сильно протестовала, не желая повторять не нравящееся ей слово. Процесс обучения превращался в протест. В последующее время обучение у Ангелины стало ассоциироваться с чем-то скучным, неинтересным и неприятным. Это наблюдалось и в саду.

КАК И ПОЧЕМУ НАДО ХОДИТЬ НА ГОРШОК

– Ангелиночка, писать и какать надо на горшок – говорила мама девочке.

Увидев легкое удивление на лице ребёнка, она стала объяснять, зачем и почему надо ходить на горшок:

– Чтобы попа и одежда были сухими и не пахли противными какашками, надо ходить на горшок. Все ходят на горшок, и дети и взрослые и даже некоторые животные.

В полтора года Ангелина стала ходить на горшок писать и какать. Проблемы со стиркой и запахами отпали, всё было прекрасно, но недолго. Полгода спустя родители стали наблюдать нежелание Ангелины садиться на горшок, когда ей хотелось по-большому. Писать она все ещё продолжала на горшок, но вот какать стала отказываться. Затем она отказалась и писать. У неё началась сильная неприязнь к горшку вообще, родители назвали эту неприязнь «горшкофобией». В чём причина, было совершенно не ясно.

Родители и умоляли её, и заставляли садиться на горшок, и рассказывали шуточные истории о том, как надо ходить на горшок.

– Ну, ты же умеешь ходить на горшок, ты же ходила на него и писать и какать, почему же ты сейчас отказываешься? – в недоумении и отчаянии вопрошал папа.

Родители постоянно говорили, что многие ходят на него и радуются, когда вылетает какашка. Ничего не помогало. Ангелина лишь расстраивалась.

Дело в том, что как-то Ангелине захотелось какать и она побежала на горшок. Фекалии долго не выходили, был небольшой запор.

– Ну что же эта дурацкая какашка не выходит, – выдавливая какашку думала Ангелина.

Затвердевшие фекалии через некоторое время начали движение наружу, но при выходе они слегка царапали прямую кишку ребенка и вызывали дискомфорт. Ангелина вскочила от непонятно откуда взявшейся боли. Процесс какания на время прекратился. К горшку ребёнок больше не подходил, однако каловыделение продолжилось стоя. Стоя было не больно какать, и она стала какать стоя, а потом и лежа приспособилась (лёжа вообще было проще расслабиться), а позже и вовсе отказалась от горшка, продолжая какать и начав писать в штаны.

Ангелина категорически отказывалась не только садиться на горшок, а вообще что-либо слышать о нём и видеть его.

Эта эпопея продолжалась достаточно длительное время, около полутора лет.

Новое привыкание к горшку начиналось постепенно: сначала она стала на него садиться, когда хотела писать, так как после писания в штаны дискомфорта больше чем после какания.

Родители не сразу стали понимать причину этой, возникшей ни с того ни с сего «горшкофобии».

Ангелина, когда ей хотелось какать и она собиралась это сделать в штаны, удалялась куда-нибудь от посторонних глаз и делала своё дело. Однако, как-то раз, отец обнаружил девочку, стоящую около стенки; было видно, что она делает достаточно большие усилия по выдавливанию какашек. Наконец-то отец понял возможную причину возникшей «горшкофобии». Запоры.

Для нового привыкания к горшку необходимо было избавиться от твёрдых фекалий, увеличить количество потребляемого супа, каш, кефира, воды.

Родители стали тщательно следить за рационом дочери, однако от многого она отказывалась, поэтому всё получилось не сразу. Догадка родителей была верной.

Со временем, когда стул нормализовался и родительские рассказы о том, что все ходят на горшок или унитаз, о том, что это необходимо делать, чтобы не пачкаться самому и не пачкать одежду, начали влиять на ребенка, «горшкофобия» отошла в сторону. Сначала Ангелина стала писать на горшок, а потом и какать.

Решение этой, казалось бы, небольшой проблемы потребовало много усилий и от родителей, и от ребёнка.

Шло время.

Родители, особенно отец, стремились показать Ангелине как можно больше, причём за короткий промежуток времени. Ему казалось, что чем больше новых ощущений и знакомств с миром, тем полноценнее жизнь у ребёнка; уверенность в этом придавала ему сил и энергии. Ангелина была в восторге от всего нового и радовалась всему, но, как всегда, она старалась максимально концентрироваться на всём новом и доселе незнакомом. Конечно же, жить и воспринимать мир в ритме, который задавал её отец, было крайне сложно. Именно поэтому наступающий хронос, в лице родителей, уносил её вперёд, дальше к новым объектам, не давая насладиться длительностью того мига, в котором она уже пребывала. Ангелина всячески старалась сказать им о своем желании остановиться и побыть ещё немного в длительности какого-либо мига, но её не слышали, не понимали. Конфликт между её внутренним и общим внешним миром (временем) нарастал всё больше, он был пока не заметен, но уже появился его зародыш. В результате постоянно меняющихся внешних явлений, которые, в общем, очень нравились Ангелине, но на которых ей очень хотелось остановиться и сделать их знакомыми, сделать их своими, но из которых её постоянно выдёргивали, она стала запоминать лишь их внешнюю картинку, не вдаваясь особо в суть явления, свидетелем которого она являлась.