Текст книги "Неизвестный Фридрих Великий"

Во время «славного» и «русского национального» правления «добрейшей» государыни Елизаветы Петровны в Тайной канцелярии было рассмотрено 6692 дела о заговорах! Интенсивность «работы» заплечных дел мастеров по сравнению с проклинаемой всеми «бироновщиной» выросла более чем в два раза!

Следствие по поводу непочтительных и непристойных отзывов о высочайшей особе и о близких к ней лицах в Тайной канцелярии проходило по такой схеме: кто-нибудь в общественном месте вдруг кричал страшную фразу «Слово и дело!» и его немедленно арестовывали и препровождали в застенок. Очень часто кричавшие по такому поводу «Слово и дело!» были простолюдины, беглые солдаты и матросы и разных ведомств колодники; желая как-нибудь отдалить срок ожидавшей их кары за какое-нибудь совершенное прежде преступление, они начинали клеветать то на того, то на другого. Оговоренного ими в оскорблении величества, хотя бы одним только словом, тотчас хватали в Тайную канцелярию и предавали розыску. Розыски всегда сопровождались пытками: вели человека в застенок, за ним шел кат (то есть палач) со своими инструментами. Два столба с перекладиной вверху составляли то, что называлось дыбой; палач клал преступнику руки в шерстяной хомут, выворачивал назад руки, а к хомуту привязывал длинную веревку. Эту веревку перекидывали через перекладину и поднимали ею вверх преступника, так что он, не касаясь земли, висел на руках; потом связывали ему ремнем ноги и били кнутом, а сидевший тут подьячий делал вопросы и записывал речи преступника. Это была хотя и самая убийственная, но простая пытка; были ещё и другие, считавшиеся более жестокими: клали ручные и ножные пальцы в железные тиски и винтили до тех пор, пока боль не заставит преступника повиниться, или же, наложивши на голову веревку, вертели висящего на дыбе так, что он лишался сознания («изумленным бывает»), и тогда говорил такое, чего и сам не понимал. К такому же состоянию приводила и третьего рода пытка: простригали или пробривали макушку и пускали на лишенную волос голову холодную воду по капле. Когда этими пытками не могли ничего допроситься, тогда прибегали к пытке огнем, водили по телу висящего на дыбе зажженным веником или водили босиком по раскаленным угольям[90]90
  Русская старина. 1875, март, XII, 523, статья «Тайная канцелярия в царствование Елисаветы Петровны». См. также: Русская старина. 1873. VIII. 58–59.


[Закрыть]. Следствие не было ограничено во времени, поэтому результат всегда был одинаков: «чистосердечное» признание в любых преступлениях или смерть под пытками.

Русские солдаты семь лет подряд воевали против Пруссии и погибали десятками тысяч ради того, чтобы костоломы тайной полиции могли и дальше упиваться неограниченной властью, быть усыпанными «золотым дождем» и милостью императрицы, благодарной им за раскрытие «зловещего заговора».

5

Из описания императрицы князем Михаилом Михайловичем Щербатовым, капитаном Семеновского полка: «Сия государыня из женского полу в младости своей была отменной красоты, набожна, милосердна, сострадательна и щедра; от природы одарена довольным разумом; но никакого просвещения не имела… с природы веселого нрава и жадно ищущая веселий, чувствовала свою красоту и страстна умножать ее разными украшениями; ленива и недокучлива ко всякому, требующему некоего прилежания к делу… даже и внешние государственные дела, трактаты, по нескольку месяцев, за леностью ее подписать имя, у нее лежали; роскошна и любострастна, дающая многую поверенность своим любимцам, но, однако, такова, что всегда над ними власть монаршую сохраняла»[91]91
  Эйдельман Н. Я. Твой восемнадцатый век. Прекрасен наш союз… М.: Мысль, 1991. С. 66.


[Закрыть]. На фоне этой императрицы даже литературный образ косности и застоя в лице Ильи Ильича Обломова из романа Ивана Гончарова выглядит не так уж ужасно.

Главной страстью ее были платья, она переодевалась по пять раз на дню, и в гардеробе Елизаветы Петровны нашли после ее смерти 15 тысяч «роб», большей частью «не надеванных» и 2 сундука шелковых чулок. Фридрих же одевался без посторонней помощи, а его гардероб состоял из одного парадного костюма, прослужившего ему всю жизнь, и двух-трех повседневных. Он терпеть не мог франтов и прощал лишь своих героев-гусаров. «Всякие щеголи заботятся исключительно о внешнем виде, а от пушки прячутся, так как она часто портит прическу», – говорил Фридрих II. Во время Семилетней войны он был столь популярен в Англии, что многие английские аристократы рвались добровольцами в его армию. Но их ждал решительный отказ, поскольку королю не нужны были изнеженные дворяне с многочисленной прислугой, он дорожил высочайшей дисциплиной, которой славилась его армия. Однажды Фридрих заметил: «Государство мое богато, но сам я беден. Ну что из того?» И еще: „Luxus treibt den Menschen zu keiner Tugend an – er erstickt meist alle besseren Gefühle in ihm” («Роскошь не развивает в человеке добродетели, а напротив, в большинстве случаев она душит в нем все лучшие чувства»). Когда 17 августа 1786 года он скончался, слуги не знали, в чем его похоронить, поскольку в его гардеробе они не смогли найти ни одной невредимой одежды; поэтому он был погребен в одежде служителя[92]92
  Reiners L. FRIEDRICH. München: Verlag C. H. Beck, 1952.


[Закрыть].

Возвращаясь к деяниям российской императрицы, следует отметить, что все новинки из-за границы доставляли прежде всего к ней во дворец. Елизавета отбирала понравившееся, скупо расплачивалась с купцами, и только после этого они имели право продать оставшееся частным покупателям. В. О. Ключевский отмечает, что «вступив на престол, она хотела осуществить свои девические мечты в волшебную действительность; нескончаемой вереницей потянулись спектакли, увеселительные поездки, куртаги, балы, маскарады, поражавшие ослепительным блеском и роскошью до тошноты. Порой весь двор превращался в театральное фойе: изо дня в день говорили только о французской комедии, об итальянской комической опере и ее содержателе Локателли, об интермеццах и т. п.»[93]93
  Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. IV. М.: Мысль, 1989. С. 315.


[Закрыть] Она никогда не читала, отдавая все свое время охоте, верховой езде, катанию в лодке и неустанным заботам о своей красоте. За ношение прически выше и пышнее, чем у Елизаветы, придворных дам остригали наголо. Всем им пришлось заменить свои прически безобразными черными париками. Зимой она каталась по пруду на коньках и ездила в поле охотиться за зайцами. Проживая в Александровской слободе, она занималась соколиной охотой и ездила в село Курганиха травить волков. Своим современникам она запомнилась как беспорядочная, причудливая, не имеющая определенного времени ни для сна, ни для еды, ненавидящая всякое серьезное занятие, чрезвычайно фамильярная и гневающаяся за какой-нибудь пустяк, ругающая иногда придворных самыми скверными словами. Со своими горничными и прислугой она вообще была жестока: била по щекам и бранила последними словами. Грешила она и чревоугодием: любила хорошо поесть и выпить. Треть государственной казны уходила на прихоти самодержицы! Среди многочисленных удовольствий государыня с трудом находила время для чтения бумаг и слушания докладов, поскольку была невероятно ленива.

Посол Пруссии Мардефельд информировал Фридриха II: «…она ежедневно по нескольку раз приносит жертву на алтаре матери Амура». Мать Амура, как известно – Венера, богиня любви. Польский историк, писатель и публицист, известный в царской России бестселлерами о придворной истории XVIII века Казимир Феликсович Валишевский пишет, что «…даже на богомолья, в паломничество по святым местам она не отправлялась без мужчины, с которым проводила свободное от молитв время». Список ее любовников бесконечен: в нем кучер Войчинский и камергер Александр Бутурлин, гренадер Михаил Ивинский и обергофмейстер двора Семен Нарышкин, кадет Никита Бекетов и генерал-адъютант граф Петр Шувалов, камер-паж Пимен Лялин и двоюродный брат Петра Шувалова генерал Иван Шувалов, прапорщик Алексей Шубин и камергер граф Карл Ефимович Сиверс и т. д.

Ключевский на основе воспоминаний Екатерины Великой пишет: «Дворец представлял не то маскарад с переодеванием, не то игорный дом. Дамы меняли костюмы по два, по три раза в день, императрица – даже до пяти раз, почти никогда не надевая два раза одного и того же платья. С утра до вечера шла азартная игра на крупные суммы среди сплетен, подпольных интриг, пересудов, наушничества и флирта, флирта без конца. По вечерам сама императрица принимала деятельное участие в игре. Карты спасали придворное общежитие: другого общего примиряющего интереса не было у этих людей, которые, ежедневно встречаясь во дворце, сердечно ненавидели друг друга. Говорить прилично между собою им было не о чем; показать свой ум они умели только во взаимном злословии; заводить речь о науке, искусстве или о чем-либо подобном остерегались, будучи круглыми невеждами; половина этого общества, по словам Екатерины, наверное, еле умела читать и едва ли треть умела писать. Это была мундирная придворная лакейская, нравами и понятиями мало отличавшаяся от ливрейной, несмотря на присутствие в ее среде громких старофамильных имен, титулованных и простых. Когда играл фаворит граф А. Разумовский, сам держа банк и нарочно проигрывая, чтобы поддержать славу тороватого барина, статс-дамы и другие придворные крали у него деньги; действительный тайный советник и президент вотчинной коллегии министр своего рода князь Одоевский однажды тысячи полторы в шляпе перетаскал, отдавая краденые деньги в сенях своему слуге. С этими сановниками и поступали, как с лакеями. Жена самого бойкого государственного дельца при Елизавете – графа П. И. Шувалова служила молебны, когда ее муж возвращался с охоты того же Разумовского не высеченный добродушным фаворитом, который бывал буен, когда напивался»[94]94
  Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. V. С. 10–11.


[Закрыть]. Но если бы Шувалов просто пьянствовал со своим патроном, то это было бы не столь губительно для страны. Но ведь он не ограничивался попойками, а ещё занимался реформами! Ключевский так оценивал его нововведения: «Дворянский мандаринат Шувалова восстановлял старый московский сословно-бюрократический тип управления, создавал из дворянства неистощимый рассадник чиновничества и прибавлял новое должностное кормление к прежнему поземельному». Разумовский, кстати, хотя и был весьма недалеким человеком, но совершенно не интересовался государственными делами. Он был похож на древнеримского цезаря, превратил свою жизнь в сплошную череду пышных праздников и безудержного пьянства. За это царица обожала его, осыпала драгоценностями и деньгами, громкими титулами и орденами. Например, в 1742 году Елизавета назначила его обер-егермейстером[95]95
  О б е р – е г е р м е й с т е р – придворный чин II класса в Табеле о рангах в России. Заведовал императорской охотой.


[Закрыть] и наградила орденом Святого Апостола Андрея Первозванного c вензелем Петра I!

Сравним с Фридрихом, который писал: „Daß ich lebe, ist nicht nötig. Aber daß ich arbeite, solange ich lebe” («То, что я живу, не есть необходимость. Но то, что я работаю, пока живу, – вот это необходимость»). И еще: „Des Menschen Bestimmung ist, während dieser kurzen Zeit des Lebens für das Wohl der Gemeinschaft zu arbeiten, der er angehört” («Предопределение человека в течение короткого времени его жизни – в работе на благо общества, к которому он принадлежит»).

Интриги при ее дворе процветали; если у Людовика XV были фаворитки, то у русской государыни – фавориты: братья Разумовские, Шувалов, Воронцов, Бестужев-Рюмин и другие. Фавориты и были истинными творцами российской политики.

«Но в своих внутренних покоях она создала себе особое политическое окружение из приживалок и рассказчиц, сплетниц, во главе которых стоял интимный солидарный кабинет, где премьером была Мавра Егоровна Шувалова, жена известного нам изобретателя и прожектера, а членами состояли Анна Карловна Воронцова, урожденная Скавронская, родственница императрицы, и какая-то просто Елизавета Ивановна, которую так и звали министром иностранных дел. «Все дела через нее государыне подавали», – замечает современник. Предметами занятий этого кабинета были россказни, сплетни, наушничества, всякие каверзы и травля придворных друг против друга, доставлявшая Елизавете великое удовольствие. Это и были «сферы» того времени; отсюда раздавались важные чины и хлебные места; здесь вершились крупные правительственные дела. Эти кабинетные занятия чередовались с празднествами»[96]96
  Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. IV. С. 314–315.


[Закрыть].

В социальной политике Российской империи времен Елизаветы Петровны наблюдалось дикое крепостничество, другими словами, ничем не прикрытое рабство, причем вместо послаблений положение простого народа только ухудшалось. Помещики при ней получили право распоряжаться не только землей, но и личностью и имуществом крепостных. В 1746 году за дворянами было закреплено право на владение землей и крестьянами, в 1760 году – право ссылать крестьян в Сибирь с зачетом их вместо рекрутов. В 1755 году заводские крестьяне были закреплены в качестве постоянных (посессионных) работников на уральских заводах. А с 1760-го разрешалось разлучать родителей и детей. Крестьянам было запрещено вести денежные операции без разрешения помещика. Впрочем, достаточно почитать рассказ русского писателя Н. С. Лескова «Тупейный художник», чтобы получить полное представление о зверствах крепостничества в России. Или Радищева, «Путешествие из Петербурга в Москву»: «В неделе-то, барин, шесть дней, а мы шесть раз в неделю ходим на барщину…» и т. д.

Ее отличал крайний фанатизм и религиозная нетерпимость: Елизавета проводила в церкви многие часы, стоя коленопреклоненной, так что даже иногда падала в обморок. Действия против раскольников[97]97
  То есть старообрядцев, участников религиозно-общественного движения, возникшего в России в середине XVII века.


[Закрыть] стали более жесткими: они стали ее главными врагами и не могли рассчитывать на пощаду, часто предпочитая покончить жизнь самоубийством, но не покориться жестокой и нетерпимой царице.

Елизавета Петровна смертельно ненавидела евреев (сравните с Фридрихом!): в 1742 году, несмотря на возражения Сената, она издала указ о высылке из России лиц иудейского вероисповедания. При этом она говорила: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли». В этом отношении она походила на Марию Терезию.

Вообще, она терпеть не могла все, что не укладывалось в рамки её понимания: приказала также закрыть и снести все армянские церкви и мусульманские мечети.

Ключевский четко определил то, что императрица ненавидела: «…обмолвиться при ней хотя одним словом о болезнях, покойниках, о прусском короле, о Вольтере, о красивых женщинах, о науках, и все большею частью осторожно молчали. Елизавета с досадой бросала на стол салфетку и уходила».

Ключевский с сарказмом пишет: «…при двух больших коалиционных войнах, изнурявших Западную Европу, казалось, Елизавета со своей 300-тысячной армией могла стать вершительницей европейских судеб; карта Европы лежала перед ней в ее распоряжении, но она редко в неё заглядывала». В каждой шутке, как известно, есть доля шутки – царица до конца жизни была уверена, что в Англию можно проехать по суше!

6

Положение в Российской империи даже невозможно сравнивать с теми свободами, которые наблюдались в то же самое время в Пруссии. Фридрих II справедливо считал правителей России варварами. Дикие порядки в России просто не могли нравиться энциклопедически образованному Фридриху. Будучи ещё наследным принцем, в 1739 году он написал книгу «Антимакиавелли, или Испытание принца», которая содержала опровержение постулатов Н. Макиавелли (1469–1527) в его книге «Государь».

Работа Фридриха поразила современников гуманизмом и благородством обсуждаемых идей. Главной мыслью книги было то, что монарх должен вести ясную политику, а не быть просто коварным интриганом. И дело здесь не столько в морали, сколько в том, что государь, позволяющий себе быть мошенником, – это неподходящий руководитель для своего государства. С XVI века прошло много времени, и идеи Макиавелли устарели, сейчас, по мнению Фридриха, важен гуманизм, а главная задача государя – это защита законности и правопорядка в своей стране. Многим идеям, изложенным в «Антимакиавелли», король оставался верен до конца своей жизни. В 1777 году Фридрих записал в своем «Опыте о формах правления и обязанностях государей»: «Король вовсе не самовластен, он только первый слуга (le premier cerviteur) государства. Государь обязан поступать добросовестно, мудро и бескорыстно, – вести себя так, как если бы был обязан в любую минуту дать отчет согражданам о своем управлении». И это не были только красивые слова, за ними стояли дела! Он просыпался в пять часов утра и немедленно принимался за работу: разбирал государственные бумаги и писал резолюции.

Повсюду он старался сохранять строгий порядок, чтобы у народа было скорое и неподкупное правосудие; регулярно объезжал провинции королевства и лично наблюдал за исполнением своих постановлений. Как только Фридрих II взошел на престол, он сразу же стал заботиться о том, чтобы поставить народ в известность обо всех своих поступках. В свою очередь и монарх хотел знать, что народ думает о нем. Король отчетливо осознавал важность грамотной работы с общественностью. Например, староста деревни, через которую проезжала карета короля, обязан был встречать его верхом при въезде в селение и сопровождать всю дорогу, по пути подробно рассказывая Фридриху о положении дел во вверенном ему хозяйстве. Одним из первых указов Фридриха Великого стал закон о сельских школах, в котором он писал, что «невежество деревенских жителей есть величайшее зло». И сделал вывод: обучение детей – дело обязательное, за это отвечают родители, опекуны и помещики. Сравните с «просветителем» Вольтером, который называл крестьянское сословие «слабоумной массой».

Широко известен случай, когда один старый граф направил письмо королю, в котором просил о присвоении своему сыну офицерского звания. Вот какой ответ он получил на это: «Графское достоинство не дает никаких прав по службе. Если ваш сын ищет повышений, то пусть изучает свое дело. Молодые графы, которые ничему не учатся и ничего не делают, во всех странах мира почитаются невеждами. Если же граф хочет быть чем-то на свете и принести пользу отечеству, то не должен надеяться на свой род и титулы, потому что это пустяки, а иметь личные достоинства, которые одни доставляют чины и почести».

Важно подчеркнуть: Фридрих II ограничил зависимость крестьян от помещиков! В Пруссии была создана государственная система, направленная на развитие сильной центральной власти и полную отмену устарелых феодальных порядков.

Все иностранцы, побывавшие в Пруссии, были весьма высокого мнения о королевском дворе. «Можно по справедливости назвать прусский двор школой вежливости, – писал один путешественник. – Там господствует такая простота в обращении, что совершенно забываешь о различии рангов и сословий». Кроме того, короля отличало искрометное чувство юмора, которое, правда, не знало меры и иногда перерастало в сарказм.

7

Императрица Елизавета Петровна изначально не любила Фридриха II, называла «прусским Надиршахом» и говорила в его адрес: «Этот государь Бога не боится, в Бога не верит, кощунствует над святыми, в церковь никогда не ходит и с женою по закону не живёт». Еще в 1753 г. русский Сенат принял «незыблемое постановление» не только противиться всякому дальнейшему росту прусского могущества, но и, воспользовавшись первым удобным случаем, превосходными силами подавить Бранденбургский дом и вернуть его к прежнему скромному положению. Кроме императрицы врагом Фридриха был и канцлер граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Карьеру он начал во времена «бироновщины», написав донос в Тайную канцелярию на князя A. A. Черкасского, после чего был замечен и возвышен Бироном. Однако вскоре произошел переворот, после которого Бестужев был лишен чинов и заключен в Шлиссельбургскую крепость. Но ненадолго: сумел полностью оправдаться, а вскоре сделал головокружительную карьеру – в 1741–1744 годах был пожалован в вице-канцлеры, графы Российской империи, сенаторы и главные директора над почтами, награждён орденом Святого Апостола Андрея Первозванного. В конце концов был назначен великим канцлером!!! За неполные три года сумел из камеры в тюрьме подняться до ключевой должности в Российском государстве. Это был действительно опытный интриган и изворотливый придворный. Во внешней политике он задался целью ни в коем случае не допустить усиления Пруссии. Однако поначалу восторжествовала линия его главного противника при дворе, вице-канцлера М. И. Воронцова (граф Воронцов – бывший паж Елизаветы, один из активнейших участников переворота 25 ноября 1741 года был женат на двоюродной сестре Елизаветы, графине Анне Карловне Скавронской – М.Б.), который придерживался иной точки зрения. В марте 1743 года между Россией и Пруссией был подписан союзный договор! В этом договоре прямо указывалось, что Фридрих II – правитель Силезии, Глаца, Юлиха и Берга. Кроме признания за прусским королем прав на эти владения, заключался также военный союз. В случае войны государства обязались помогать друг другу войсками! «Посылаемое вспоможение войском» согласно договору составляло 3 тысячи человек пехоты и 2 тысячи человек конницы. Страны провозгласили о проведении единой политике в Курляндии и Польше.

Тем не менее, медовый месяц в русско-прусских отношениях длился недолго. Русская императрица пересмотрела своё отношение к прусскому королю и всё больше и больше стала сближаться с Марией Терезией. То, что союзный договор на самом деле ничего не значащая бумажка, стало совершенно ясно уже в 1744–1745 годах. Фридрих II несколько раз прямо обращался к Елизавете Петровне с просьбой оказать ему союзническую помощь согласно артикулам союзного договора. Ответ императрицы всегда был холодным и однозначно отрицательным. После этого отношения между двумя странами неуклонно шли на спад. Не понявший перемены в настроении императрицы Воронцов, путешествуя по Европе в 1745 году, заехал засвидетельствовать свое почтение к Фридриху II. Это крайне не понравилось Елизавете, и хотя она и простила Воронцова, однако указала ему, что Пруссия – противник России. Взошла звезда графа Алексея Бестужева-Рюмина, врага Фридриха – в течение долгих 16 лет он руководил внешней политикой Российской империи. Напрашивается вопрос: как же ему это удалось? Ответ прост – канцлер при встречах с государыней всегда рисовал ей пугающую картину России, окруженной со всех сторон враждебными государствами. А также «раскрывал иностранные заговоры» – крал и показывал императрице расшифрованную дипломатическую переписку. Так, доподлинно известно, что лекарь императрицы Лесток и посол Франции маркиз де ла Шетарди привлекли ко двору Елизаветы Бестужева-Рюмина и помогли ему стать вице-канцлером. Как же он отплатил им за доброту? А вот как – в марте 1748 года Бестужев выкрал и показал Елизавете переписку Лестока. Императрица, ознакомившись с документами, пришла в неописуемую ярость: приказала пытать лекаря и затем отправила в ссылку к чёрту на кулички – в Великий Устюг! Для меня лично остаётся загадкой, чем именно руководствовалась она, не знающая географии, когда указала именно такое место для ссылки?

С Шетарди он провел аналогичное действие: в те годы в Российской академии наук служил математик из Германии по имени X. Гольдбах. По приказанию Бестужева он сумел расшифровать дипломатический шифр французского посольства. После этого агенты Бестужева сумели выкрасть и скопировать часть переписки Шетарди. С этими документами канцлер отправился к государыне. Маркиз де ла Шетарди не был оригинален, писал в том же ракурсе, что и все остальные: русская императрица ленива, не способна мыслить логически и все время проводит в развлечениях со своими многочисленными фаворитами. Немедленно маркиз Шетарди был выслан из России вместе со всеми остальными сотрудниками посольства, а отношениям России с Францией был нанесен мощный удар.

Уже упомянутый мной генерал Х. Г. Манштейн писал в своих мемуарах[98]98
  Записки Манштейна о России. СПб., 1875. С. 244


[Закрыть] о Бестужеве: «У него нет недостатка в уме, он знает дела по долгому навыку и очень трудолюбив; но в то же время надменен, корыстолюбив, скуп, развратен, до невероятности лжив, жесток и никогда не прощает».

Ещё в свою бытность посланником в Берлине в 1744 году он писал: Пруссия «представляет для своих соседей немалую опасность». Он представил императрице докладную записку, в которой говорилось, что предстоящее нападение на Пруссию для «нашей державы есть война защитительная, ибо иначе нам бы самим, без союзников, отражать войска Фридерика пришлось». Елизавета этому докладу весьма обрадовалась, найдя наконец причину для отправки своих войск на войну с Пруссией. Докладная записка напоминала фиговый листок, которым пытались прикрыть собственные агрессивные замыслы. На самом деле ни о каком столкновении с Россией король никогда и не помышлял! Профессор Анисимов[99]99
  Евгений Викторович Анисимов – российский историк, доктор исторических наук, профессор.


[Закрыть] пишет: «У меня нет сомнений, что участие России в Семилетней войне во многом обусловлено мстительным желанием Елизаветы проучить высокомерного зазнайку…»

Еще в 1752 году в «Первом политическом завещании» Фридрих II писал:

«…Что касается России, то глубинных причин, способных породить вражду между этой империей и Пруссией, не было, но Пруссия должна постоянно следить за ситуацией на своих восточных границах. Потенциально Россия будет представлять большую угрозу. Войны с нею следует избегать – она располагает войсками, состоящими из беспощадных татар и калмыков, которые жгут и разоряют все на своем пути. Для сдерживания России Пруссия нуждается в защищенной восточной границе, достаточном влиянии в Польше, чтобы иметь реальный оборонительный рубеж по Висле…»[100]100
  Фрейзер Д. Фридрих Великий. М.: АСТ, 2003. С. 260–263.


[Закрыть]

В другом месте он писал: «Проливать кровь солдата, когда в этом нет необходимости, – значит бесчеловечно вести его на бойню».

Карл Клаузевиц, общепризнанный военный классик всех времен, касаясь Семилетней войны, охарактеризовал действия короля как исключительно оборонительные! «…Во время Семилетней войны, по крайней мере в последние три года, Фридрих Великий не думал о наступательных действиях; мы полагаем даже, что в эту войну он вообще смотрел на свои наступательные действия только как на лучшее средство обороны; его принуждала к тому вся создавшаяся обстановка, и вполне естественно, что внимание полководца направлялось лишь на то, что непосредственно отвечало его положению»[101]101
  Клаузевиц К. О войне. М.: Госвоениздат, 1934. (Clausewitz K. Vom Krieg. 1832/34.) Часть шестая. Оборона. Глава первая. Наступление и оборона.


[Закрыть].

8

Скандально известный австрийский писатель Леопольд фон Захер-Мазох (Leopold Ritter von Sacher-Masoch 1836 – 1895) в своём романе про Елизавету Петровну пишет, что король окрестил новоиспеченный альянс трех держав «союзом трех котильонов» (то есть трех нижних юбок «Les troix Cotillons»). Марию Терезию он отныне величал не иначе как «Котильоном первым», Елизавету – вторым, а Помпадуршу, соответственно, третьим[102]102
  Захер-Мазох Л. фон. Елизавета и Фридрих Великий.


[Закрыть]. Было ли так на самом деле, неизвестно, но после Семилетней войны Фридрих в Сан-Суси построил Новый дворец, посвященный победе страны в Семилетней войне, причем со свойственным ему непередаваемым сарказмом назвал его Фанфарон. На куполе дворца стоят три грации, несущие корону. Очевидно, что это символизирует его победу над тремя ненавистницами: Марией Терезией, Елизаветой Петровной и маркизой де Помпадур.

Что касается Австрии, то у Фридриха II не было ни малейшего повода для того, чтобы насмехаться над Марией Терезией, поскольку он уже имел возможность оценить её железную волю, холодный ум и мудрость во время войны за австрийское наследство. Да и в течение одиннадцати лет мира она не только рожала детей своему мужу, но и не выпускала из рук поводьев управления государством. Она много и упорно работала, энергично проводила реформы в стране, удвоила свою и без того огромную армию. Но она вовсе не пользовалась таким уважением и любовью в стране, как Фридрих, который мог в полном одиночестве разгуливать по улицам. Её драгоценную жизнь охраняла от покушений многочисленная швейцарская гвардия, то есть отборные наемники. Мария Терезия активно воплощала в жизнь принцип: „Bella gerant alii, tu, felix Austria, nube” («Пусть другие воюют – ты же, счастливая Австрия, женись»)[103]103
  Это является парафразой строфы из «Героиды» Овидия: Bella gerant alii: Protesilaus amet «Пусть воюют другие, Протесилай пусть любит».


[Закрыть]. Она породнилась с представителями основных правящих домов Европы: упрочила отношения и с Францией, Испанией, Неаполем, Сицилией и Пармой, путем династических браков создавая себе союзников в борьбе с Пруссией. Вообще злые языки даже прозвали ее «тещей и свекровью всей Европы». Как известно, в каждой шутке есть доля правды. Кроме того, она собрала вокруг себя способных дипломатов, которые помогли ей создать могучую коалицию против Пруссии. У Фридриха II были веские основания смертельно опасаться Австрии, поскольку он понимал замыслы Марии Терезии, которые подтверждались информацией, передаваемой его разведчиками. Мария Терезия жила идеями контрреформации, а Фридрих – идеями эпохи Просвещения, что порождало дополнительную почву для конфликта. Основной целью Австрии был полный военный разгром Фридриха II, возвращение Пруссии в старые границы крошечного Бранденбургского курфюршества с лишением династии Гогенцоллернов королевского титула. Другими словами Мария Терезия, фактически узурпировавшая свой трон, вынашивала планы лишить короны того, кто по знатности мог по праву претендовать на любой трон в Европе. Австрийская королева ради того, чтобы втянуть в войну против Пруссии Австрию, неоднократно писала униженные письма безродной маркизе Помпадур, попавшей, как мы помним, из грязи в князи. В этих письмах Мария Терезия не жалела метафор, льстила её самолюбию, называла «сестрой», «милой кузиной», была максимально любезной. Король Людовик вовсе не горел желанием заключить военный союз со страной, которая веками являлась врагом Франции! Забрасывала она письмами подобного рода и аббата Берни, руководившего тогда внешней политикой Франции.

Считается, что Мария Терезия сделала гениальный выбор в пользу Венцеля-Антонина Кауница. В 1753 году она назначила его на пост канцлера. На протяжении почти сорока лет Кауниц возглавлял внешнюю политику Австрии. Действительно, он хорошо разбирался в вопросах протокола и дипломатии, сумел произвести неизгладимое впечатление при французском дворе. Отпрыск знатного чешского рода графов Кауницев и дипломат в третьем поколении, он сумел сделать головокружительную карьеру: сначала был назначен на пост министра в правительстве Австрийских Нидерландов, затем австрийским послом во Франции. После чего стал канцлером. Его гениальность заключалась в том, что он не только не гасил воинственные порывы своей императрицы, но напротив, всячески раздувал их и приложил все усилия ради начала новой войны.

Кауниц

Его стараниями была образована антипрусская коалиция – «коалиция Кауница», в которую первоначально вошли Австрия, Франция и Россия, а затем к ним присоединились Саксония и Швеция. Вскоре к коалиции примкнули почти все немецкие княжества, входившие в управляемую Габсбургами Священную Римскую империю. На первом этапе участники коалиции хотели достичь следующего: Австрия желала возвратить Силезию и отбить охоту к независимой политике у всех германоязычных государств, Россия – к захвату Восточной Пруссии с правом ее обмена на Курляндию, номинально принадлежавшую Польше. Швеции должна была отойти Померания, Саксонии – Лаузиц. В 1755 году в Вене был заключен тайный трактат, по которому страны-участницы обязались напасть на Фридриха в случае открытия им военных действий против одной из них. Генрих Брюль, имперский граф, министр короля польского и курфюрста саксонского Августа III, также начал активно плести интриги с целью изоляции Пруссии. «Все прежнее недоброжелательство ожило с новой силой, и надежда на мщение заставила его с восторгом согласиться на желание двух императриц. Тогда к трактату была присоединена новая статья, в которой все три державы предоставляли себе право, в случае войны, разделить между собой Пруссию. Но Брюль – хотя и сторонник активной внешней политики – очень хорошо понимал, что Саксонии, как ближайшей соседке Пруссии, невыгодно будет подать первый повод к войне, а потому он решил действовать на (то есть против) Фридриха II через своих более сильных союзников. Каждое слово, сказанное королем в дружеской беседе насчет России или Австрии, подхватывалось его шпионами и с быстротой молнии переносилось к обеим императрицам. Иногда, за недостатком материалов к новым сплетням, Брюль сам сочинял эпиграммы и с истинно придворной оборотливостью выдавал их за фридриховские. Больше всего он старался раздражать самолюбие Бестужева-Рюмина, зная, что этот ненасытный честолюбец ничего не пощадит для собственных своих видов»[104]104
  Кони Ф. А. История Фридриха Великого. С. 266.


[Закрыть]. Однако мне не кажется достоверным, что эти жалкие стишки и интриги явились причиной войны. Причины коренились в другом.