Текст книги "На васильковой стороне"

Прошло еще несколько месяцев, но я уже не был взволнован. По всем моим прикидкам дело шло к концу, и, в любом случае, я бы получил один из двух возможных ответов.

Из беседы с Дедушкой стало понятно, что документы ушли на подпись в Москву, и когда вернутся – неизвестно. По его словам, в центральном аппарате был единственный и самый надежный метод проверки кандидатов на службу – на поступившие документы просто кидали куриные кости и отрубленную баранью голову в надежде на мистические знамения из под земли. По существующей легенде, через какое-то время Моммона произносил на древне-арамейском свое слово, которое было для всех мега-боссов законом. В большинстве случаев он говорил – «Че вы до меня докопались, оформляйте кого хотите! Хватит уже постоянно у меня об этом спрашивать! И лучше не бесите меня, я занят!».

Так мои документы еще какое-то время провалялись на Лубянке в ФСБ России.

И в самый знаменательный день своей жизни – десятое апреля 2008 года, то есть примерно через один год и три месяца после первой встречи с представителями ордена седовласых яиц, я наконец-то стал полноценным чекистом. Об этом я узнал от крайне недоброжелательной тетки, которая позвонила мне по телефону.

– Штирлиц, добрый день. Завтра ждем вас на службе в управлении, прибывайте к 9 утра – в тембре ее голоса звучало нескрываемое раздражение.

– Хорошо, но я же работаю. Мне нужно как-то уволиться.

– Решите этот вопрос. До встречи.

Время было после обеда и к тому же пятница, так что босс на месте отсутствовал. При этом четкого понимания, как же можно уволиться за оставшиеся полтора часа не было и подавно. Я подумал, что ничего страшного не будет, и позвонил ему прямо домой, в надежде на понимание ситуации и благословение. Без стеснения я сообщил ему, что теперь его правая рука является десницей правосудия на Земле и доблестным чекистом, а также, что завтра меня ждут в управлении на торжественное вручение казацкой шашки и пулемета. Мы договорились, что заявление на увольнение будет оставлено в приемной, а трудовая книжка возвращена в любое удобное время позже. Он в очень теплых тонах пожелал мне удачи, и мы расстались с этого момента навсегда, оставшись в замечательных отношениях.

В этом месте я всегда вспоминаю Даниила Гранина с его повестью «Мой лейтенант», ведь именно так родился и мой лейтенант. Он появился на свет как в песне Высоцкого, «в муках и злобе». При этом заботливая Родина весь период устройства на службу пыталась прервать эту нежелательную беременность всеми возможными способами. Но, несмотря на создаваемые препоны, лейтенант оказался чрезвычайно живуч и сумел вылезти на свет.

Предсказуемо, что к данному моменту он не мог видеть ничего хорошего, светлого и человеколюбивого. Ведь вся наша жизнь – борьба! Только цель, только вперед, только непередаваемые усилия воли! И даже не видя перед собой полной картины гнусности происходящего, мой лейтенант на этом этапе жил только верой в человечество и надеждой на библейские чудеса даже в самых безвыходных ситуациях. Никакого другого выбора для лейтенанта просто не существовало.

Либо так, как нужно – либо гори оно все огнем.

Никаких полутонов. Никаких подарков судьбы.

К этому моменту мой лейтенант был сполна выстрадан и заслужен. И огромное ему спасибо, что в самые трудные моменты жизни он давал неограниченный запас юмора и терпения ко всем упырям, которые в дальнейшем повстречались ему на пути.

Часть 3. Настало время расстрелов

Не скажу, что первый день моей службы прошел спокойно. Отгладив с вечера костюм, рубашку, трусы, носки и галстук, я развесил все это имущество на плечики и пошел начищать яловые сапоги. Ночью спал плохо, поэтому проснулся рано и нервно. Часов в шесть утра. На улице было пусто, свежо и солнечно. Я выпил кофе, нарядился, завел машину тестя, которую он мне любезно предоставил на первое время в пользование, и выехал в управление около 7 часов, то есть с запасом. Мой родной город расположен от областного центра примерно в 40 километрах. Это около часа пути на автомобиле.

Нарочно не придумаешь, но в самой середине этой еще непротоптанной дороги у меня спустило заднее пассажирское колесо. Балонник и домкрат были на месте, запаска тоже. Так что, скинув пиджачок, я принялся за работу. Все мои временные расчеты были построены на том, что я успею проскочить вечно ремонтируемый мост через Волгу до утренней пробки. Колесо просто убило мои планы! Потратив на его замену не более 20 минут, я встрял в утреннюю толкучку на железных конях на целых два часа и к великой печали приехал на место только к одиннадцати. Смысла торопиться уже не было, поэтому дергаться я перестал. Зашел в фойе, позвонил, встал на видное место. Ко мне спустилась женщина-майор (Роженица).

– Вы очень плохо начинаете службу, опаздываете – сказала она строго. В последующем я множество раз видел такой же блуждающий и беспощадный взгляд. С подобным выражением лица в деревнях топят котят в ведре или закалывают свиней.

– Извините, непредвиденные обстоятельства. Колесо проколол, – по голосу я ее узнал. Именно она звонила мне накануне и властным тоном сообщила о необходимости урегулирования вопроса с моим увольнением за немыслимо короткое время.

Роженица провела меня в отдел кадров, где меня перехватил уже знакомый кадровик, который с серьезным видом говорил мне о необходимости подтягиваться не менее 50 выполнений.

– Здравствуйте, Штирлиц. А мы вас заждались. Ну что же, пойдемте – сказал он, и мы двинулись по витиеватым коридорам.

Я уверен, что при посещении управления в первый раз из ста человек только единицы самостоятельно найдут выход. Но это не специально, просто так получилось. Управление располагалось в трехэтажном каменном здании 1888 года постройки, являющимся памятником архитектуры. Как по мне, для стиля «барокко» в нем слишком мало скульптур и колонн, для «классицизма» же слишком много лепнины, монументальных лестниц и башенок сверху. Строило это безусловное произведение искусства в те далекие годы семейство местных купцов для сдачи в аренду. Так до сих пор и сдают…

Совершенно удивительно, но снаружи управления совсем не видно громадный четырехэтажный пристрой стиля «офисный конструктивизм», хотя вся основная масса работников заседает именно там. Сколько я не пытался рассмотреть его снаружи с разных ракурсов, у меня это ни разу не получилось. Сомневаюсь, что это задумывалось специально. Как показывает практика, лучшие решения возникают сами по себе. Были и еще несколько зданий во внутреннем дворе, но явно меньше размахом. Да и видом они не вышли – неказистые, облупленные и откровенно задрипанные.

Кадровик провел меня по многочисленным коридорам и привел в один из кабинетов без номера.

– Медведь, вот ваш новый сотрудник. Оставляю его вам – кадровик развернулся и ушел, подкинув ему на стол мое личное дело.

Медведь был крупным загорелым мужчиной лет под 40 в обычном темном свитере. Он, не вставая, показал мне на стул и начал беседу. Практически сразу я заметил у него на запястье небольшую синюю татуировку с непонятными буквами. Что бы это сочетание могло значить, подумал я. Наверное, какая-то аббревиатура типа «СЛОН» или «ВОЛК». Я уходил в размышления все глубже, и он вовремя их прервал.

– Меня зовут Медведь. Я заместитель начальника отдела по борьбе с организованной преступностью и контрабандой. Основное направление нашей деятельности – борьба с каналами поставки наркотиков. Кроме этого, мы выявляем преступления в сфере недостоверного декларирования товаров и их контрабанды через государственную границу.

Он говорил монотонно, с небольшим кавказским акцентом и, именно, таким казенным языком, которым я его и описываю.

– Какое у тебя образование?

– Высшее юридическое. Два года назад закончил университет.

– До этого где работал?

– В администрации поработал, в следствии прокуратуры попрактиковался.

– Это очень хорошо, нам нужны люди с юридическим образованием.

Он привел меня в другой кабинет и представил.

– Белый, это Штирлиц. Пусть он посидит на месте Малого, пока его нет. Вы, вроде, земляки, так что сойдетесь.

Так на некоторое время я занял стол Малого, которого до этого не видел в глаза. Единственное, что о нем напоминало – фотография под оргстеклом на столе. На ней он был немного подпит и обнимал за плечо довольно симпатичную женщину. В кабинете не было ничего лишнего. Три компьютера, три стола и три стула. Ну, еще и шкаф, в который я, естественно, не полез. Было бы глупо в первый же день его осматривать с воплем «Таааак! А кто это у нас здесь что прячет?!». Совсем забыл, в углу кабинета стояли две пары довольно изношенных деревянных лыж с прикрепленными ботинками. Учитывая погоду за окном, это было крайне странным.

Так и началась настоящая служба. Я приходил к 9 утра и уходил в 18—00, просиживая рабочее время и считая минуты до окончания дня. Представленный мне Белый примерно неделю сидел напротив в абсолютном молчании, пил кофе и что-то набивал на клавиатуре. Оказалось, что мы с ним живем в одном городе, но до этого ни разу не встречались. Более того, оказалось, что он, по странному стечению обстоятельств, является племянником начальника местного отдела УФСКН.

Поскольку мы не были монахами-бенедиктинцами, принявшими обет молчания, то через некоторое время все же начали общаться. Так я узнал, что Белый закончил политехнический институт и некоторое время работал на заводе, производящем гирополукомпасы для военных изделий. Зарплата там была не просто унизительная, а направленная именно на геноцид работников, поэтому заботливый дядя и посодействовал в его трудоустройстве на более теплое место. «Теплым» же это место можно было назвать только с огромной натяжкой, поскольку Белого дергали и отрывали от работы всякими поручениями и срочными звонками каждые полчаса. Меня же абсолютно никто не трогал, что вызывало некоторые признаки стыда. Даже на совещание меня пригласили всего один раз, и то исключительно с целью представления личному составу, чтобы меня никто случайно не принял за шпиона. На этом обязанности службы были окончены.

Ну и еще раз мне позвонили из отдела кадров и сказали сфотографироваться на удостоверение. Это было обязательной и в то же время очень желанной процедурой. При первом посещении мне выдали временный бумажный пропуск с фотографией, что не очень удобно, так как приходилось таскать за собой еще и паспорт и показывать все это добро на входе. Как порядочный человек я одел пиджачок, двинулся в фотоателье и сделал моментальные фото в нужном количестве.

– Ну и что вы принесли?! – спросила Роженица, поглядывая на меня как на явного идиота, – Так дело не пойдет. Фотографии должны быть в форме. Возьмите ее у кого-нибудь из лейтенантов и переделайте. Эти фотографии можете забрать.

Если честно, я был крайне удивлен. Могли бы и предупредить. Тем же ходом я нашел в отделе лейтенанта Тормоза и попросил у него форму.

– Не вопрос. Возьми на вешалке.

– Что брать? Китель, брюки и галстук тоже?

– Ты собираешься сделать ростовое фото?

– Нет.

– Тогда не надо.

– А как же тогда, мне в ней идти?

– Возьми с собой. Переоденешься в фотосалоне.

Я именно так и поступил и, в тот же день, притащил еще один комплект фотографий той же Роженице.

– Да вы что, совсем что ли? Фотографии нужны в кителе! Неужели в отделе никто вам об этом не может сказать?

Тут уже не выдержал я.

– Если честно, я вообще не знаю, кто и что должен мне говорить. Может попробовать формулировать задачу точнее?

– Это удостоверение нужно вам, а не мне – заверещала она – Так что спрашивать и уточнять должны вы сами, тем более в статусе молодого сотрудника. Ну, если вы такой трудный, фотографии нужны в рубашке, кителе и галстуке. Эти тоже можете забрать на память.

В тот момент я не нашел, что ответить. Не хотелось с самого начала прослыть хамлом, поэтому я просто развернулся и вышел. Фотографии в рубашке с погонами вышли очень даже ничего. Пожалуй, это лучшее портретное фото в моей жизни. С большим удовольствием подарил по одной из них бабушкам и родителям. В глазах огонь, в кармане пусто. Держи погон, крепи капусту!

– Тормоз, мне на фотографии нужен китель и галстук. И еще, в кадрах были очень недовольны, что вы меня об этом не предупредили.

В кабинете с Тормозом сидел еще один сотрудник – Матрос. Он был лет на десять старше меня, со строгим взглядом и умелыми в подшивании дел руками.

Отложив в сторону станок, шило и нитку с метровой иглой, он тут же поднял трубку телефона. Буквально через несколько секунд состоялась беседа следующего характера.

– Уважаемая Роженица, что происходит? За Штирлицем меня закрепили наставником, он сейчас приходит и говорит, что вы там чем-то недовольны? Нужно нормально объяснить человеку, что от него требуется, а потом уже спрашивать результат. Он уже в третий раз идет за этими дурацкими фотографиями, тратит деньги. Давайте в следующий раз как-нибудь ответственней.

Он еще о чем-то недолго поспорил с Роженицей, после чего обратился ко мне.

– Меня зовут Матрос, я твой наставник. Если что, по любым вопросам обращайся ко мне. На эту овцу не обращай внимания. Она только вышла из декрета, у нее акклиматизация. Так я узнал, что Роженица, как и Матрос, является майором. С ней нужно общаться построже, так как она не совсем полноценное существо. Во-первых, она не следователь и уж тем более не опер. Во-вторых, она служит в кадрах, что еще больше унижает ее человеческое достоинство и является отягчающим обстоятельством. В-третьих, большую часть службы она провела в трех декретах, поэтому ее звезды на погонах и реальная выслуга вообще не совпадают и совершенно ни о чем не говорят.

Я был с ним категорически согласен!

Кроме этого, в первые же несколько дней я узнал, что Матрос был знаменит в управлении благодаря интересной истории. Этот человек умудрился остановить зубами вражеский самолет, и я не шучу! Когда он учился в речном училище, то, как и любой матрос, любил кураж, портовых женщин и приключения. Именно эта тяга завела его с друзьями в парк аттракционов для культурного времяпровождения. Там они нашли заброшенную карусель в виде трех алюминиевых самолетов, крепко приваренных к стальному каркасу. Поскольку электричеством этот агрегат обеспечен не был, пришлось для выделения организмом дополнительных доз эндорфина и дофамина раскручивать его вручную. В определенный момент времени пьяный Матрос оказался под крутящейся конструкцией и решил для улучшения обзора авиашоу выглянуть из-за бетонного блока, на котором все это хозяйство и крепилось. Как только он поднял свою тыковку над бруствером, то тут же был атакован самолетом, необычайно похожим на Мессершмидт Bf-109. Самолет на полном ходу врезался крылом в рот Матроса, который в тот момент даже не осознавал, что совершает подвиг. Так, зацепившись за блестящее крыло истребителя передними зубами, Матрос, уже без сознания, его все-таки остановил. Хоть этот героический жест и был непреднамеренным, но все же заслуживал истинной похвалы и вызывал дикий гогот при каждом его упоминании.

Так что публика, в отличие от самой службы, была веселой и динамичной. На службе же я был явно никому не нужен. Только через неделю мне выдали для ознакомления инструкцию по секретному делопроизводству, которая, к слову, сама была секретной, и сказали ее досконально изучить. Инструкция представляла собой зеленое издание в непонятном переплете и непонятно на скольких страницах. К ней же в дополнение мне выдали две замызганных и распечатанных на принтере брошюры о порядке работы с компьютерной техникой.

Для человека, зазубрившего два тяжелых тома общей философии, задача была крайне сложной, но выполнимой. К вечеру я был готов к проверке знаний и сообщил об этом зашедшему в кабинет Медведю. Первый раз он даже не стал меня слушать и сказал, чтобы я готовился еще. Через пару дней, окончательно осмыслив весь объем информации, я снова обратился к Медведю с просьбой разъяснить дальнейший порядок действий. Ситуация повторилась точь в точь. Он снова отправил меня «доучивать».

Я попытался аккуратно спросить у Белого, какого черта здесь происходит?

– Куда ты торопишься? Сиди и учи.

– Дак, я все выучил!

– Снова учи. И кстати, ты получил безвозмездную ссуду?

– Нет, а что это?

– Пиши рапорт, тебе выдадут двенадцать окладов в качестве подъемных

– Мне не надо, чем я потом буду их отдавать?

– Ты дурак? – спросил он, улыбаясь, – ничего отдавать не нужно. Пиши, не бойся.

Я сделал, как он говорил, и через пару дней в кассе мне выдали 115 тысяч рублей. С довольным видом главного героя из фильма «Шпион», я привез эту кучу новеньких купюр домой ко всеобщему счастью. Для меня это была годовая зарплата по предыдущему месту работы. Поскольку мы с семьей жили крайне экономно, это было существенным подспорьем в домашнем хозяйстве, которое состояло из холодильника, телевизора, стиральной машины, дивана, детской кроватки и баула с выданной военной формой.

– Погрязнув в ежедневном пересчитывании денежных банкнот и напоровшись дважды на отказ от принятия у меня зачета по секретному делопроизводству, я решил больше ни к кому не лезть. Теперь я просто ждал своей участи.

Ежедневный рабочий ритуал заключался в выкладывании на стол инструкций в раскрытом виде и залипании в примитивную игру в косынку. Иногда я читал в телефоне книги и посещал местную столовую, расположенную прямо на территории управления. Кормили там довольно сносно и дешево. Даже к тому моменту в обычном общепите уже нельзя было увидеть цену на блюдо, содержащую копейки. Здесь же коммунизм все-таки наступил, поэтому на 50 рублей можно было накормить всю семью, включая дальних родственников. Примерно, как в столовой Госдумы.

В коллективе я успешно «проставился» и, как это принято, после стакана водки без закуски положил на погон маленькие звездочки. Подробно описывать это событие не буду. Скажу лишь, что все было чинно и благородно. После деревенских попоек с водкой и гидроколбасой (водой) это был настоящий фуршет аристократов. Так служба потихоньку пошла вперед. Зачет по секретному делопроизводству я сдал и получил в распоряжение сейф с печатью. Раз в неделю мне приносили какой-нибудь одностраничный документ, по которому нужно было дать шаблонный ответ. И все. Других поручений не было.

Примерно через два месяца такого адского труда на износ я познакомился с начальником отдела. Все это время он был то ли в отпуске, то ли на учебе. Звали его Лыжник. Это был невысокий, коренастый и довольно живой мужичок с блестящей лысиной и умными глазами. В свое время он закончил филфак университета, а затем ведомственную академию. Одно время служил опером в контрразведывательном отделе, так как свободно владел немецким языком, потом перевелся заместителем начальника отдела. Оказалось, что к этой работе он приспособлен гораздо лучше всех остальных, поэтому верховные аксакалы постепенно взрастили его до начальника.

Забегая вперед, хочу сразу сказать, что с начальством на службе мне исключительно везло. Все мои начальники (за исключением последнего) были достойнейшими, образованными, порядочными людьми и настоящими профессионалами своего дела. Сейчас от этих слов не зависит ни мой карьерный рост, ни размер денежного довольствия, ни даже дальнейшая судьба этих самых людей. Поэтому можно говорить об этом абсолютно честно.

На первых порах, я крайне редко встречал в управлении начальников-карьеристов, лицемеров и откровенных подонков. К большому сожалению, с каждым новым годом ситуация ухудшалась, и перед моим непосредственным дезертирством я мог дать уверенную процентовку 80—20 в пользу лизоблюдов, подхалимов и других недостойных ошметков системы.

То ли я изначально не видел замыленным взглядом масштабы бедствия, то ли его и не было вовсе. То ли я стал видеть происходящее четче, то ли все вокруг перестали скрывать свои истинные намерения. Не знаю. Но ответы на эти вопросы я так и не нашел. Вот такой парадокс вечно изменяющейся оценки мира.

Боюсь, что на сегодняшний день ситуация вообще аховая, поскольку, как и все сорняки, такие начальники прорастают выше и быстрее честных людей. Способы для достижения цели по завладению миром ими не выбираются. Кроме этого, за ними шлейфом тянется на повышение еще целая толпа таких же проходимцев-корешков.

С Лыжником мы побеседовали очень предметно и конструктивно. Он передал мне в бумажном виде некое подобие плана освоения участка работы и сказал идти по изложенным в нем пунктам.

– Ну как тебе у нас в целом? – спросил он абсолютно искренне.

– Хорошо, меня все устраивает.

– Парень ты вроде толковый, после учебы постараюсь забрать тебя к себе в отдел – шел июнь 2008 года и в конце августа меня направляли на обязательное обучение в ведомственный институт – Пойдешь?

– Конечно, пойду.

– На вон тебе шабашку – облизнув палец, он достал из кипы документов какой-то негрифованный документ из следствия и протянул его мне – Ситуация следующая. Один наркоман проходит у нас свидетелем по уголовному делу. На допрос не идет, трубку не берет. Подумай, как его сюда приволочь. Парни тебе подскажут. До учебы ты должен закрыть этот вопрос.

– Есть, товарищ подполковник.

– Да брось ты эту военщину, тут все нормальные люди – он взял пульт от кондиционера и начал истошно тыкать в кнопки – Есть что-то еще?

– В плане, котором вы мне дали, написано принятие зачетов по строевой подготовке и стрельбе. Как с этим быть?

– Ты что хочешь, чтобы я с тобой здесь на плацу занимался? Как ты себе это представляешь? – удивился он, выпучив глаза – Со стрельбой я тебе помогу, но остальным маразмом заниматься не буду. Поставим тебе отметки и все.

– Понял. Разрешите идти? – он посмотрел на меня как на дуболома, которому только что сказали не быть дуболомом, и который упорно не хочет идти в светлое будущее, а затем кивнул.

Как оказалось, для того, чтобы успешно работать в ФСБ и исполнять подобные поручения, требуется неисчерпаемая энергия в борьбе с бюрократией. Несмотря на то, что я был молодым сотрудником, помогать мне в составлении необходимых документов особо никто не хотел.

– Никто тебе здесь помогать не будет. Тут конкуренция за результаты, так что учись работать сам – сказал мне Матрос. Но, несмотря на эти слова, тут же помог все грамотно оформить.

Первый урожай информации был небогатым, но и ему я был несказанно рад. Было ясно, что объект сидит дома и почти не выходит на улицу. Периодически спускает с балкона пакетики с «неустановленным веществом серого цвета» каким-то асоциальным элементам и все. Пару раз я после работы посидел под его адресом в машине и убедился, что место, где живет объект, представляет собой рабочий район. Кругом шныряют какие-то бичи и дерзкие пацанчики. Сам я жил на тот момент примерно в таком же районе, но чуть похуже. Через неделю я сообщил Лыжнику все, что я нарыл и увидел лично. Вопреки моим скромным ожиданиям, он остался доволен.

– Очень хорошо, это значит, что он торгует. Давай еще недельку подумай, узнай, где он берет вес. Установи, кому сбывает. А дальше будем думать насчет реализации.

Через неделю стало ясно, что вес этому наркоману привозит его старший брат раз в два дня. Примерно по 10—15 граммов героина. Далее мелкие партии сбываются методом «балкон-веревка» прямо из адреса. Еще через пару недель стало понятно, что старший брат таскает вес от мелкой «оптовички» по 50—100 граммов за один подход. Все эти перипетии скудной наркоманской жизни заботливо докладывались мной Лыжнику и куда нужно записывались. Он с каждой новой порцией информации был все более и более доволен. Даже по самым скромным прикидкам дело должно было выгореть.

В середине июля в отдел пришел еще один новый сотрудник. Он был веселым по жизни и здоровым, как скала, капитаном-десантником с грубым зычным голосом. Звали его предсказуемо – Скала. Биография простая – был кадровым военным, и до этого служил в ГРУ. ⁷ я спросил, какая у него военно-учетная специальность, то он ответил, что был переводчиком. При этом оставалось загадкой, что конкретно он умудрялся переводить для нужд военной разведки. Никаких иных языков, кроме армейского, он точно не знал. Я проверял. Через какое-то время его почему-то потянуло на гражданку, и он уволился. Помыкался немного у частников, решил вернуться. Поскольку что в ГРУ, что в ФСБ служба военная, то звания и выслуга у него сохранились.

Далее мы работали по этой теме с ним вдвоем. Так сказать, тренировались «на кошках».

В начале августа Лыжник ушел в отпуск, и я расстроился. Без него дело до финала вряд ли бы дошло. Но тут в игру вступил Медведь.

– Штирлиц, что у тебя с наркоманом? Следствие требует его на допрос, они меня уже просто задолбали! Каждый день звонят и интересуются.

Для меня оказалось откровением, что в конторе все движения идут только по одной линии. Начальник – подчиненный. То есть по факту все в отделе знали, что намечается локальный Халхин-Гол, но абсолютно без всяких подробностей. Медведь тоже был удивлен, что горячая ситуация с полным раскладом по всем участникам валяется без дела, а он про нее ни сном, х ни духом. А на носу уже полугодовой отчет! Черт побери! Палки! Результаты! Голы, очки и секунды! Короче, он дал отмашку на немедленную реализацию материалов, и началось.

Поскольку совсем еще недавно операм запретили самостоятельно проводить задержание, нужно было привлекать «тяжелых» из подразделения сопровождения оперативных мероприятий. А это время на подписание соответствующего запроса, согласование даты, разведка с фотографиями местности и наркоманских рож. Нужно было также решить вопрос с транспортом и еще много с чем другим, а это время, бумага, бумага и еще раз бумага…

Каким-то невообразимым чудом весь этот ворох макулатуры был подготовлен только к августу. Как я позже убедился, такой порядок вещей в конторе является единственно возможным и никогда не претерпевает отклонений. Все усилия, которые приносят результаты, делаются каким-то чудом. Не благодаря сложившейся системе, а вопреки ей же самой.

Поскольку вся операция и вообще все это наркоманское дело были классическими (что встречается крайне редко), реализация срослась. Братья договорились встретиться на пятачке у магазина на окраине города. Сбытчик сидел в машине, приобретатель с четырьмя друзьями подъехал на другой машине. Приобретатель получил свой товар, и состав преступления 228.4 УК РФ был окончен. Несмотря на то, что обе стороны были родственниками, и денежные средства не передавались, все эти действия квалифицировались как сбыт.

Я скомандовал через рацию команду «Захват» и толпа могучих амбалов из СОМ (спецназ конторы) смяла в щепки шестерых наркоманов за три секунды. Далее, до полночи мы проводили обыски, досмотры, и закреплялись документально. Общий вес изъятой, разбодяженной до неимоверного состояния, героиновой смеси составил около 60 граммов. Для региона, в котором только наш отдел ежемесячно изымал килограмма по 1,5 – 2 разных наркотиков, это была капля в море. В других регионах изъятый нами вес мог быть гордостью, но здесь нет.

Жулики были нисколько не удивлены нашему появлению. Старший брат оказался даже отчасти рад.

– Хоть подлечусь, а то здоровья совсем нет. Еще пара месяцев такой жизни, точно бы помер. Каждый день себе десятку вгоняю, а это верная смерть. Да и денежного выхлопа с таким раскладом нет. Все прокалываю в себя – сказал он без всякой злобы.

Следующий день был для меня в конторе последним в текущем году, нужно было уезжать на учебу. Я прибыл в управление часам к 11 утра и тихонько собирал пожитки. Все материалы по наркоманам передал Матросу, чему он был несказанно «счастлив».

– Запомни, у победы всегда много лиц, а у поражения одно. Сейчас все примажутся к результату, а мне все это разгребай. Ну ладно, тебя винить не в чем. Давай, удачи! – сказал он безо всякого энтузиазмах.

Специально по этому поводу из отпуска вышел Лыжник, пожал мне руку и сказал спасибо. По его лицу было видно, что ему очень приятно. Объяснялось сие излишнее внимание к моей скромной персоне достаточно просто. Вся операция была разработана молодым сотрудником под его чутким, непосредственным и незаменимым руководством. Об успешном задержании группы наркоторговцев уже гудело все управление, которое, по сути, являлось большой деревней, так что Лыжник оказался на пике славы.

Я попрощался со всеми, кого знал из отдела, взял командировочное удостоверение, денежный и вещевой аттестат и в отличнейшем настроении вышел из управления. Впереди была учеба.

Уже после отъезда я узнал, что разработанная мной ситуация имела и свое продолжение. Позарившись на клятвенные обещания оперов об освобождении от уголовной ответственности, оба брата буквально через пару дней выступили участниками «проверочной закупки», в ходе которой были задержаны несколько оптовиков уже с половиной килограмма героина. Несмотря на свое деятельное раскаяние, заверения участвовавших в мероприятиях сотрудников конторы «порешать» вопрос с судом и помощь следствию в изобличении иных преступников, братья получили семь и восемь лет строгого режима.

Сказать, что я был удивлен такому повороту событий – это ничего не сказать. Если бы эти люди просто воспользовались 51 статьей Конституции, молчали бы на допросах и отказались участвовать в дальнейших оперативно-розыскных мероприятиях, то явно получили бы меньше. И дело даже не в том, симпатизирую я им или нет. Дело в том, что слово все-таки необходимо держать независимо от того, кому оно дано. А обещать золотые горы при отсутствии реальной возможности их предоставить – это удел проходимцев.

Неудивительно, что примерно в этот же момент для меня весомость «слова», произнесенного от лица конторы, опустилась сразу на несколько пунктов. Примерно как индекс IPO Старбакса после заявлений о вымирании кофейных культур.

Из сложившейся ситуации логично вытекал единственно возможный вывод – в погоне за сиюминутным результатом будут похоронены любые, даже самые важные цели. И гори оно все огнем! После нас хоть потоп! Никакого единого замысла в действиях, никакой фактической оценки обстановки и принятия взвешенных решений просто не существует. Вся система работает исключительно на примитивных рефлексах, как у собаки Павлова. И дальнейшие события послужили лишь ярким тому подтверждением.