Текст книги "На васильковой стороне"

Далее все было быстро и четко. У меня забрали военный билет, выдали приписное удостоверение с высшей категорией годности к военной службе «А» и отсрочкой по беременности жены. Мне же ситуация очевидно напоминала сцену из фильма «Перл Харбор», в которой полуслепой летчик прикидывается перед врачами зрячим и, в дальнейшем, сбивает кучу вражеских самолетов. С единственным отличием, что в действительности я здоров, и сбивать самолеты в тот момент явно не собирался.

Так произошла моя первая победа на этой никому не нужной войне.

И именно так я стал пешкой в большой игре всемогущих спецслужб.

Часть 2. Рождение лейтенанта

Через пару дней с момента получения военного билета я вновь пришел в местное отделение ФСБ на встречу со своим знакомым – Хомяком. Дверь мне открыла женщина-секретарь средних лет в темно-сером брючном костюме и с добрейшим на свете выражением лица.

– Вы к кому? – спросила она, скривив при этом рот в порыве отвращения к моей скромной персоне.

– К Хомяку, мы с ним договаривались о встрече – нагло соврал я и легонько оттеснил эту тетеньку от двери плечом.

– Хомяяяяк! Хомяяяяаааак! – закричала она в проход – Тут к вам посетитель, юрист из военкомата. Пускать, или вы заняты?

Хомяк басисто пробурчал из глубины своего логова, что в данный момент он не против незваных гостей, после чего секретарь спрятала за голенище приготовленный для самообороны штык-нож и проводила меня до самых дверей его кабинета.

По пути навстречу пламенным объятиям единственного «лучшего друга» в этом ведомстве я успел заметить, что помещение отделения ФСБ состояло из четырех комнатушек. В самой просторной из них заседал Хомяк. Антураж его бункера смотрелся после окружающей нищеты просто божественно – встроенная мебель, большие зеркала, массивные сейфы и огромная железная штуковина в углу, похожая на стиральную машину.

Как и у всех грузных людей, спинка офисного стула Хомяка была сломана и неправдоподобно изогнута назад. На его столе не было ни одного документа, компьютер был выключен. Хомяку не понадобилось и пяти минут, чтобы оценить ситуацию.

– Ну вот, другое дело. А ты говорил, что это невозможно – он басисто засмеялся – Ничего невозможного нет!

Пролистав еще раз все документы вместе с новеньким приписным свидетельством, Хомяк запустил очередной бюрократический маховик и выдал мне телефон отдела кадров управления. По его словам, на том конце провода меня уже знали и ждали звонка.

Уже дома пришлось немного отрепетировать перед важнейшим в моей жизни разговором порядок слов в предложениях, после чего трясущиеся руки машинально набрали на дисковом телефоне записанный номер. Собеседник на том конце провода действительно меня знал и назвал по имени. Он не стал ходить вокруг да около, и просто пригласил меня на встречу в управление через несколько дней. Естественно, я приехал на это рандеву вовремя в парадном и единственном костюме, который у меня был. В моих руках находился полный комплект всех необходимых бумажек и справок, часть из которых пришлось добывать в неравной и кровавой схватке с российскими бюрократами всех мастей.

Кадровика привезенная макулатура устроила, и он прямо здесь же выдал мне короткий тест на эрудицию, в котором были веселые вопросы для третьеклассников. В стиле, в каком году основана Москва? Или в каком году крестилась Русь? Или кто написал сказку «О царе Салтане»? Так что решить эти вопросы даже для простого обывателя вполне возможно. Конечно, если сдающий тест не потомок Маугли, воспитанный волками, пантерой и ленивым медведем.

По расширенным глазам кадровика я понял, что результат теста его явно удовлетворил. Далее он взял копии всех документов, которые я принес, и выдал направление на уже ведомственную ВВК. Ее пришлось проходить в несколько этапов, так как врачи различных специальностей работали в госпитале управления по графику.

Несмотря на все мои опасения, за несколько недель я ее успешно осилил и чувствовал теперь себя человеком с чрезвычайно крепким здоровьем. Новое приписное свидетельство и свежая дата ВВК делали свое дело и ни у кого не вызвали сомнений. Далее мне было сказано ждать своей очереди в психо-физиологическую лабораторию.

Сразу хочу сказать, что я до сих пор не знаю, с чем связаны такие долгие перерывы между всеми этапами устройства на службу. Никаких очередей из кандидатов уже после зачисления в штат я не видел. Их просто не существует! Скорее всего, система специально себя тормозит, дабы придать большую значимость проходящей проверке.

Так что на психо-физиологическое исследование я попал только через пару недель. Там у кандидатов в режиме реального времени вынимали мозг, разрезали его на мелкие кусочки и исследовали под микроскопом. Я не испугался, поэтому прибыл на данное мероприятие, предварительно помыв голову шампунем Хэд энд Шоулдерс.

Психолог-Очкарик сидел в отдельном светлом кабинете с многочисленными цветами и аквариумом. К беседе с ним особенно располагали расслабляющие вырвиглазные тона, в которые было окрашено окружающее пространство, и висящие на стенах репродукции картин Эдварда Мунка «Крик» и Винсента Ван Гога «Купание красного коня».

Первая часть исследования заключалась в решении целой кучи компьютерных тестов. Часов на 5, не меньше. На айкью, выявление психотипа, общее эмоциональное состояние, внимательность, интуицию и т. д. Хоть я и покрылся испариной, пока решал всю эту белиберду, Очкарик остался доволен. Единственное, он спросил меня прямо в лоб, не страдаю ли я депрессией. Разумеется, на этот внезапный прием лобовой атаки, рассчитанный на наивных представителей советской интеллигенции, я не поддался. На мой отрицательный ответ он ничего не ответил, а просто заставил меня пройти еще раз один из самых долгих по времени тестов, сказав примерно следующее – «Ну… У юристов иногда бывают такие результаты, давай-ка еще раз, дружок!». Что имел ввиду этот правнук Фрейда, мне до сих пор непонятно.

После подведения итогов первого этапа ПФИ, следовал еще один небольшой антракт размером в несколько недель и ожидание исследования на полиграфе.

На удивление, полиграфолог оказался уже знакомым мне психологом-Очкариком. На этот раз он завел меня в совсем небольшую комнату, которая располагалась прямо в его кабинете, и которую, при первой встрече, я даже не заметил. В комнате стояло кожаное кресло, стол с ноутбуком и табурет. На стене висела рамка с фотографией, на которой Очкарик был среди гор в камуфляжной форме и автоматом в руках. Иные неодушевленные предметы в кабинете отсутствовали.

Очкарик заботливо усадил меня в кресло, закрепив перед этим на моем туловище датчики и цепи. Цепи были явно похожи на оковы, которые в 1917 году рвали большевики. Сам же Очкарик занял суперпозицию за ноутбуком, сидя при этом на табурете. После того, как приспособление для выуживания правды из лжецов было приведено в боевую готовность, последовали контрольные вопросы, на которые можно было отвечать только «да» или «нет». Откалибровав тем самым аппаратуру, Очкарик приступил к раскапыванию великих тайн. О моей вербовке Моссадом, причастности к убийству Сергея Мироновича Кирова и хищению чертежей баллистических ракет «Булава».

Долго копать не пришлось, так как все мои особо охраняемые секреты находились на поверхности. На третьем вопросе психолог спросил, пробовал ли я курить коноплю, и я ответил утвердительно. Он переспросил сколько раз, и я ответил, что три раза.

И в тот момент я соврал… Я пробовал ее четыре раза, поэтому мне стало стыдно за свою мерзкую, гнусную жизнь и невынужденную ложь. И стало также очень стыдно перед Родиной, что я подвел ее и практически предал своим недостойным безалаберным поведением.

Чудесный аппарат при этом нисколько не пытался меня осудить и даже наоборот. Он предательски молчал, явно встав на мою сторону. Знал бы я в тот момент, сколько вынюхано тонн кокаина властными представителями нашей великой Родины при решении государственных вопросов, то просто не стал бы ничего отвечать, а рассмеялся бы Очкарику в лицо. Но так я делать, разумеется, не стал.

После этого Очкарик с невозмутимым видом сказал, что мы закончили, снял с меня свое чудо-приспособление и улыбнулся. Довольно доброжелательно он проводил меня к выходу и пожелал удачи, подопнув легонько коленом чуть ниже спины. Так что первый раз исследование моей личности на полиграфе заняло всего несколько минут. Гораздо большее время из всей беседы заняли не сами вопросы, а включение дорогущего ноутбука, надевание на мои чресла датчиков, цепочек и их последующий демонтаж.

Выйдя за ворота управления я, как ни в чем не бывало, отправился на ближайшую автобусную остановку. Так что осознание краха пришло не сразу. Через несколько часов я вдруг понял, что все документы остались у Очкарика. На руках же было пусто, и новой встречи мне никто не назначил. Ситуация была очевидна – меня спровадили восвояси безо всякого дальнейшего шанса на успех.

Конечно, в тот момент было немного обидно, что на устройство в ФСБ было потрачено столько времени, но все так бесславно закончилось. Под словами «немного обидно» в данном случае следует понимать стадию – Ааааа! Все пропало!

В тот день я просто просидел до самого утра глядя в одну точку. А далее просидел так еще несколько дней, пока на мне не начали спариваться мухи. В конце концов, я выдохнул, подумал, что все не так уж плохо, и решил жить дальше. Тем более что теперь все документы были чистые, и путь для свершения богоугодных дел был относительно свободен.

Обдумав всю ситуацию примерно сто сорок шесть тысяч раз, я был крайне удивлен, что этот чудо-лекарь так негативно отнесся к моему утвердительному ответу по поводу курения марихуаны. Ведь, как минимум, 99% лиц мужского пола от 13 до 65 лет в моем городе ее пробовали. Учитывая, что проблемой нашей деревни была далеко не вшивая конопля, казалось странным проводить отбор в серьезную структуру по данному критерию.

На самом красивом строении, возведенном в центре моего села, висел баннер «В 2006 году в городе зарегистрировано…» примерно 2 500 случаев заболевания ВИЧ. И это при условии, что в округе живет всего тысяч 70 человек, две трети из которых сопливые дети и дряхлые старики, а все наркоманы, варившие «ханку» из мака и травы-лебеды, уже давно вымерли. Так что мое родное обиталище на тот момент занимало уверенное первое место по плотности зараженных ВИЧ и героиновых наркоманов не только в России, но и в мире, включая страны Африки. А тут какая-то конопля… Тьфу!…

Но уныние – это не наш путь. Попрощавшись с ФСБ, я снова наведался в прокуратуру. Там со мной в очередной раз побеседовали, но сказали, что мест нет, и опять же не предвидится. Тогда уже хороший товарищ – следователь Кубанец позвонил прямо в моем присутствии местному начальнику межрайонного отдела по налоговым преступлениям областного управления МВД и попросил за меня.

Здесь все было проще. То ли звонок Кубанца сработал, то ли у них был жесткий кадровый голод, но все получилось. Собеседование заняло менее 10 минут, после чего местный босс сразу согласился меня взять на службу. Уже на следующий день я был в управлении кадров ГУ МВД на встрече у какого-то полковника, который послушал мои песни о Нибелунгах также недолго и приказал оформляться. Насколько было понятно, ни выводы ВВК, ни любая другая бюрократия их не волновали. Оформляли всех, кто действительно был нужен. Так что через некоторое время мне должны были выдать все необходимые документы, а после этого и заветную красную фуражку.

Вообще, все эти ожидания начали очень сильно напрягать. Тут жди, там жди. Везде нужно ждать, ждать и снова чего-то ждать. На определенном этапе мне стало совершенно наплевать, куда в итоге меня занесет нелегкая судьба, и тут завертелась совсем уже невероятная история.

С момента позорной капитуляции перед полиграфом ФСБ прошло уже больше месяца, и я уже совсем ни на что не рассчитывал. Но в один из дней ко мне в приемную спустился из поднебесья Хомяк и сходу начал на меня орать. Основное, что я уловил из этого монолога, заключалось в моей беспросветной тупости.

– Придурок, ты чего психологу наговорил?

– А какая разница, полиграф все равно бы все показал.

– Что бы он показал? Откуда эта чушь? Потом тебе расскажу, как это все работает – он немного умерил свой пыл и почесал белобрысый морщинистый затылок – Мдааа, натворил ты дел. Теперь жди, Очкарик уходит в отпуск, а это надолго. Попробуем еще раз тебя отправить. Но больше не вздумай там подобное говорить, понял?! – он совершенно серьезно погрозил мне кулаком. Я, естественно, ничего не понял, но пообещал вести себя прилично. Кроме этого, я сообщил ему о том, что уже договорился с работой в отделе по налоговым преступлениям милиции.

– Поступай, конечно, как хочешь, но мы на тебя надеялись. Если в следующий раз все пройдет как надо, тебя оформят практически со 100% вероятностью. Если решишь устроиться в любую другую силовую структуру, даже на время, вероятность тут же упадет до нуля.

Немного подумав, я все же решил сделать ставку на ФСБ, поэтому честно пришел в ОНП и сообщил о своем отказе от дальнейших действий по трудоустройству. Рассказывать, куда иду в дальнейшем, я не стал. Они похвалили меня за честность, удивленно покачали головой, сели в свои буржуинские автомобили стоимостью больше десяти моих годовых зарплат и разъехались дальше «кошмарить» бизнес. Судя по виду, зарабатывали они гораздо больше любого прокурора, чекиста или обычного милиционера даже вместе взятых. Я же опять остался ждать.

За следующие два месяца мой военный босс снова поменялся. Как после этого выяснилось, предыдущие руководители были достойными и порядочными людьми. Но в жизни все всегда нестабильно и похоже на рулетку, поэтому в третий раз мне не повезло. На эту должность назначили молодого подполковника, выпускника химического факультета гражданского ВУЗа. Какого-то бывшего заведующего клубом самодеятельности. Вроде даже в ГДР…

Ровно в первый же день его владычества, после попытки сделать из меня солдата-срочника с увлекательным развлечением «сесть-встать», я написал заявление на увольнение и после двухнедельной отработки ушел в закат. В самый короткий период после меня уволилось еще около 5 человек по аналогичным мотивам. Естественно, работникам не хотелось ходить строем под военные марши и заваривать чай из тряпочки для протирания губ после целования чекистских задниц. Ни за какие деньги, а уж тем более за откровенно жалкие копейки! Хотя подавляющее большинство коллектива в итоге и с этим смогло смириться.

Эххх, до чего же терпеливые у нас люди! Вот такое малодушие во всей красе – смотри в рот любому идиоту, и получай за это 4 600 рублей.

Так, в первый раз в трудовой деятельности я столкнулся с концентрированным дебилизмом, который явно заразен, поскольку за очень короткий промежуток времени захватывает все вокруг.

Хомяк, услышав, что я ухожу в почетную отставку, нисколько не смутился и сказал не теряться из вида. Настроен он был позитивно, так что и я был настроен позитивно. Мои мысли развеять пепел университетского диплома над рекой в тот момент практически исчезли.

Лето 2007 года было просто шикарным. На улице, вопреки прогнозам Гидрометцентра и сложившейся вековой практике трехмесячного сезона дождей стояла жаркая и солнечная погода. Кругом колосилась рожь, летали цветастые бабочки и ползали навозные жуки. Так, что даже при практическом отсутствии денег, жизнь была насыщенной и интересной. К тому же, этим летом у меня родился сын.

До этого момента мы с женой жили в квартире с тестем и тещей, братом жены и его женой, и отцом тестя. Хоть квартира и была четырехкомнатной и 60 метровой, но для семерых разновозрастных человек это явно было перебором. Поэтому мы втроем, то есть нашим кровным боевым патриархатом, перебрались в пустующую квартиру моей матери. Там было бедновато, но все же более комфортно. Древняя мебель, древние обои и отсутствие элементарной посуды наталкивали на мысли о необходимости срочно найти клад с золотыми слитками. Ну, или, как минимум, найти на улице хоть сто рублей на прокорм.

В любом случае, к этому времени нужно было начинать жить самостоятельно, поэтому, собрав в охапку тюки с тряпьем и купленную с рук коляску и детскую кроватку, мы ринулись в распрекрасную ту благодать. Со счастливыми лицами прямо как в знаменитой песне Высоцкого.

Так мы и жили вполне себе припеваючи все это отличнейшее лето, в конце которого я все-таки прошел злополучный полиграф. Психолог был тот же – Очкарик. Правда ему пришлось сделать вид, что он видит меня впервые, а это было одновременно и смешно, и торжественно. Я ответил правдиво на все его вопросы за исключением момента, касающегося употребления марихуаны. Дабы не наполучать от Хомяка затрещин, мне пришлось откровенно соврать, что я никогда ее не пробовал. Очкарик на подобный поворот событий даже не повел бровью. Так что, как и предсказывал Хомяк, все было на мази.

Поскольку сэкономленные в великих муках деньги в условиях безработицы постепенно заканчивались, ждать манны небесной уже не было никакой возможности. Питаться же святым духом на тот момент мы с семьей еще пока так и не научились, поэтому, в очередной раз, пришлось попросить тещу подыскать мне хоть что-нибудь на короткий промежуток времени. Чудесным образом, благодаря ее протекции, через несколько дней я устроился юристом в отдел образования администрации. Зарплата там была уже веселее, в районе 14 тысяч рублей. Для нас это было просто шикарно. Интересная работа, замечательный коллектив, крайне интеллигентное и практически полностью бесконфликтное начальство. При этом от работы веяло дикой пафосностью и обманчивой значимостью.

Так, дело моего трудоустройства в контору дотянулось до зимы, когда меня в очередной раз вызвали в управление сдавать нормативы по физподготовке. Расчетным методом итоговых оценок служила какая-то идиотская бальная система, в которой я так ничего и не понял. Первый раз я подтянулся 18 раз и пробежал стометровку за 14,8 секунд. К сожалению, трехкилометровый марафон я пробежать не смог и сошел с дистанции.

Если честно, не знаю почему, но бег мне до сих пор дается крайне плохо. Одним словом, «Ни шагу назад!». Хотя, при своих небольших на тот момент габаритах в 175 сантиметров роста и 58 килограммов веса, я явно должен был бегать быстрее. Но, даже подгоняемый сзади очередями из немецкого МР-40, я ничего не мог с собой поделать. Каждый раз на третьем круге я падал как подкошенный и начинал окапываться прямо на резиновом покрытии стадиона. Особенно комично смотрелось, когда меня легко обгоняли подростки из местной легкоатлетической секции, перешагивая через мое ползущее и почти бездыханное тело, смеясь при этом в полный голос.

В один из таких марафонов ко мне подошел довольно коренастый и колченогий кадровик управления, явно похожий на бывшего самбиста, и сказал.

– Слушай, вот мне сорок четыре года, и я стометровку бегаю за 14,4 секунды. А тебе 24 года, и бегаешь ты как инвалид. Ну, или как Форест Гамп в железных скобах.

Я знал, что ему ответить, но промолчал. Если бы мы рубанулись с ним в шахматы, я бы гарантированно его порвал на британский флаг. Вот такой у меня страшный дефект, я плохо бегаю. С другой стороны это и замечательный плюс! На моем месте отступать бесперспективно и бессмысленно, так что все относительно.

Чувак-спортивный организатор, принимавший зачеты, тоже посмеялся надо мной и сказал тренироваться до следующих Паралимпийских игр. Так что с этого момента я полностью погрузился в самосовершенствование по данному направлению.

Примерно в то же время я познакомился с начальником отделения ФСБ, которое подбирало меня на службу. Он был бывшим военным-ракетчиком и довольно замкнутым человеком, как и любой среднестатистический дед. При этом, он все же был доброжелательным и разносторонне развитым интеллигентом советской закалки, так что общее поле для дискуссий нам легко удалось найти.

Этот самый Дедушка надавал мне поручений и сказал написать справки по заданной тематике. Все задания касались оценки оперативной обстановки в районе обеспечения. Спортивно-криминальные группировки, незаконный оборот наркотиков, душевнобольные последователи «Черносотенцев», ожиревшие и подтирающие зад пятитысячными купюрами коррупционеры и торговцы арбузами из южных широт – все это было объектом сбора информации и скрупулезного составления справок.

Видя мою прыть в физкультурных подвигах и стертые спортивные кеды, Дедушка посоветовал мне тренироваться без фанатизма. В то время я еще слабо понимал намеки, поэтому решил наоборот усилить тренировки. До физического и умственного изнеможения, о котором на тот момент также имел крайне слабые представления. Благо времени на все эти жалкие потуги для достижения спортивных рекордов было выделено достаточно. Целых полтора месяца.

С неизбежностью крутого облома, который уготован для любого неподготовленного спортивного стахановца типа меня, в назначенное время я снова пришел сдавать те же самые нормативы на тот же самый стадион. Размяв раздутые икроножные мышцы и стопы, я решил начать акробатическое выступление со своего конька – подтягивания на перекладине. Подтянулся 20 раз и продолжил выполнение упражнения, но меня остановили. Далее я решил размять руки и плечевые суставы, после чего пробежал стометровку за 14,4 секунды, уложившись ровно в норматив на тройку. Немного порассуждав о тленности бытия, я метнулся вихрем по кроссовой дистанции, но опять же предсказуемо ее не добежал. На четвертом овале стадиона я понял, что явно не вписываюсь в заданные рамки, поэтому разбрасывать по периметру эпилептическую пену изо рта дальше не было никакого смысла.

К моему глубокому удивлению, на этот раз вопросов не было. Но насколько я понял, баллов для прохождения испытания на этот раз мне все же хватило. Теперь все этапы унижений и бесцельной траты калорий были позади. Оставалось только ждать своей участи.

В один из декабрьских вечеров 2007 года мой телефон зазвонил. На том конце телефонной трубки совершенно неожиданно обнаружился районный прокурор, который предложил мне на следующий же день выйти на должность помощника в общий надзор. Я был крайне удивлен такому развитию событий и ответил, что обязательно приду. После завершения этого разговора мне пришлось тут же связаться с Дедушкой и сообщить, что меня уже точно берут на работу в конкурирующее ведомство. Он спросил, что я думаю по этому поводу, и пойду ли завтра на встречу? Я ответил, что пойду в любом случае, так как неудобно перед человеком. Вроде как большой босс. Тем более я с ним лично знаком. Дедушка посоветовал мне не дергаться. Он также сказал, что мой крест почти донесен до Голгофы, и теперь нужно просто ждать аттестационную комиссию. Вопрос с устройством решенный. С другой стороны, после года ожиданий и обещаний его слова не очень-то меня мотивировали.

На следующий день я пришел в прокуратуру, уже четко осознавая, что придется от этой работы отказаться. Не зря же я целый год бегал как цирковой осел по кругу испытаний! Как старый знакомый я побродил по кабинетам и со всеми поздоровался. Обстановка в ведомстве уже не была такой благоприятной как несколько лет назад. Следователей завалило уголовными делами по самые уши, поэтому они были нервные и злые.

Прокурор выслушал меня и очень удивился отказу, к которым он явно не привык. Когда ты являешься зятем регионального прокурора – генерала, то на жизнь начинаешь смотреть совсем по-иному. Сурово предупредив, что это последний шанс, он наткнулся на мое категорическое нежелание стать государевым оком. Я еще раз его поблагодарил за проявленное доверие и сказал, что уже пообещал выйти на службу в другом месте, не уточняя в каком именно. По его взгляду было практически наверняка ясно, что он раскусил мой план и дальнейший жизненный путь. Поэтому без лишних вопросов он пожелал мне удачи и тут же закрыл перед носом дверь.

После этого я просто продолжил ходить на работу в районную администрацию. На моем попечении в тот момент находились двенадцать школ и около тридцати детских садов, за каждым из которых был необходим тщательный присмотр. В отсутствии такого присмотра максимум через несколько дней они забывали любые нормы действующего законодательства, откапывали где-то последнее издание «Русской правды» Ярослава Мудрого и принимались вырывать друг другу ноздри, глаза и языки. Я же был в этих спорах верховным арбитром миротворческой миссии, и каждое утро пришивал пострадавшим все оторванные части тела на место.

Через некоторое меня вызвали в управление на заключительное мероприятие – аттестационную комиссию. Перед ней был инструктаж о том, как себя вести и что говорить. Мне показали ведомость сдачи нормативов по физподготовке, в которой напротив моей фамилии стояли совсем другие цифры результатов, и сказали их запомнить. Я немного этому удивился, но все же принял этот факт как должное. Не мог же я в тот момент воскликнуть – «Ага! Попались! Я вас всех выведу на чистую воду!». Я же все-таки устраивался на службу, а не ложился на стационарное лечение в дурдом.

Уже более высокий чином кадровик, беседовавший со мной перед самым моментом истины, посмотрел сначала на меня, потом на эту ведомость и сказал на самом полном серьезе, что подтягиваюсь я крайне мало и должен делать минимум 50 выполнений. При этих словах у меня зашевелились пока еще не седые волосы на голове, но я их успел пригладить, чтобы не привлекать внимание. В тот момент очень хотелось, чтобы он своим задорным примером показал, как это делается.

– А что же вы, Штирлиц, не рассказали, что были лишены права управления транспортными средствами на год за пьянку? – спросил он загадочно в самом конце инструктажа.

К такому повороту я явно не был готов, но вовремя нашелся.

– Это было пять лет назад. А кодекс об административных правонарушениях предусматривает, что уже после года с даты окончания административного наказания лицо считается ранее не привлеченным к ответственности. Зачем об этом вспоминать?

– Мда, тут вы правы. Но впредь будьте аккуратнее, у нас здесь не пьют.

К слову, в моей биографии это был не единственный смутный момент. В своей первой школе я был неоднократно уличенным в хулиганстве, бил стекла и беспощадно дрался. Меня поставили на учет в детскую комнату милиции, и каждый месяц до 5 класса уже в новой школе ко мне приходила женщина в милицейской форме и расспрашивала о моем житье-бытье. На новом месте учебы такое же мелкобуржуазное отребье оценило мои навыки в разведывательно-подрывной деятельности, подкрепленные излишним интересом людей в погонах, и тут же от меня отвязалось.

Странно, но по этому поводу в конторе ко мне никаких вопросов не возникло. Уже потом я понял, что так глубоко биографии никто не копает, и все поставлено на самотек с видом глубочайшего контроля.

Пришлось немного подождать самого вызова на аттестационную комиссию в коридоре управления перед «красным уголком», после чего меня, наконец, пригласили в одно из помещений. Проходило это обрядовое действо в довольно просторном актовом зале с кафедрой и трибуной, покрытой красной материей. В самом зале, как и за трибуной, сидела значительная толпа народа в темных деловых костюмах.

– Кандидат на службу Штирлиц для прохождения аттестационной комиссии прибыл – отрапортовал я после восхождения к «лобному месту».

– Здравствуйте, Штирлиц. Скажите нам, пожалуйста, а почему вы выбрали для службы ФСБ? – спросил у меня председатель комиссии и по совместительству предводитель местного дворянства с типажом Ипполита Воробьянинова.

– Мне хочется служить своей стране и делать то, что я умею лучше всего.

– Судя по вашему диплому, вы готовились к работе в следствии прокуратуры. Мы здесь таких преступлений не расследуем – он пробрюзжал что-то еще и скуксился, демонстрируя явно недовольный вид.

– На мой взгляд, служба в органах является самой почетной из всех и, в то же время, самой сложной. Смысла ставить для себя легкие цели я не вижу, поэтому выбрал сложный путь.

– Как вы относитесь к тому, что вас на год отправят учиться в ведомственный институт? Потом, кстати, будут командировки в «горячие точки».

– Если Родина прикажет, я готов – ответил я, пытаясь разглядеть разом лица всех этих людей. Их было довольно много как в зале, так и на трибуне. Дополнительные уточняющие вопросы при этом раздавались с разных сторон, и было не совсем понятно, кому же конкретно отвечать.

– Вы рассуждаете слишком приземленно. Что значит, если Родина прикажет? Если она прикажет, каждый из здесь присутствующих пойдет выполнять свой долг. А если нет? Ваше желание не должно отталкиваться только от приказа – на этом он оборвал свою глубокую мысль и перескочил на следующую.

– Хорошо, другой вопрос. Чем, по-вашему, служба в ФСБ отличается от службы в других органах?

– Служба в органах является военной службой со своими ограничениями, запретами и порядком прохождения – ответил я, пытаясь хоть как-то парировать его хитрые словесные туше.

– Ну, это все ясно. С точки зрения закона, вы правы. А с моральной точки зрения?

Я немного помялся, явно не понимая, что от меня хотят услышать.

– Если говорить не казенным языком, а своими словами, мне кажется, что Федеральная служба безопасности хоть и не является надзорным органом, но все же стоит выше по отношению к другим структурам. По подбору кадров, по материально-техническому обеспечению, по сложности решаемых задач. По сути, сотрудники органов являются образцом для подражания…

– Достаточно – перебил меня этот седовласый старичок – Товарищи офицеры, есть еще вопросы? – вокруг было гробовое молчание – Тэээк. Вопросов нет.

Он начал что-то записывать на листе формата А4, облизывая при этом длинные как у Чапаева усы, и замолк почти на минуту.

– Разрешите идти?

– Конечно, идите. До свидания.

– До свидания.

Кадровик стоял прямо за дверью и тут же накинулся на меня с расспросами «Ну что?», «Ну как?». Такое ощущение, что он вместо беседы в режиме вопрос-ответ ожидал, что я покажу на комиссии эквилибристический этюд или буду участвовать в тайском шоу трансвеститов. При этом я уверен, что он слышал весь разговор, элементарно подслушивая под дверью. Несмотря на мое крайне негативное и презрительное отношение к подобному поведению, я все же передал ему суть диалога. Он остался доволен и пригласил меня за заваленный бумагами стол. Там он выдал мне на подпись заранее подготовленный контракт на прохождение военной службы, формуляры и другие документы, в которых я уже именовался не просто Штирлицем, а лейтенантом Штирлицем. Конечно же, я обратил внимание на эту деталь и, в глубине души, просто ликовал, потирая лапки, как муха на благодатной почве. После этого кадровик проводил меня к выходу и сказал снова ждать. Скорее всего, это один из немногочисленных эпизодов, когда я выходил из управления в таком приподнятом расположении духа, поэтому очередное ожидание не выглядело таким уж страшным.