Текст книги "Рядовой. Назад в СССР. Книга 1"

Удивительно, но Валера уложился в двенадцать минут, напихав полный рот вязкой пастилы. Попытался что-то сказать, но получилось только какое-то невнятное мычание.

– Чего? – прищурившись, переспросил Кириллов. – Говоришь, еще хочешь?

Кольский, продолжая усердно жевать, категорично замотал головой в стороны. Попробовал промычать чуть более внятно, но опять ничего не получилось. Тогда он показал пальцем на консервы.

– Он, наверное, спрашивает, что делать с тушенкой и сгущенкой! – произнес Кукушкин. – А ведь и вправду, пусть грызет, или как?

– Это можешь оставить на потом! – сжалился Петров.

Еще несколько долгих секунд, и наконец Валера смог.

– Все! – грустно произнес он, глядя на остальных. Прекрасно понимал, что испытывали его товарищи, пока он набивал брюхо. Ему было хорошо, а вот остальным тяжело.

– Рота, отставить упор лежа! – приказал Петров.

По центральному проходу прокатился вздох облегчения.

Зрелище было жалкое: некоторые с жалобными выдохами попадали прямо так. Кое-как поднимались, принимая вертикальное положение. И я не исключение. Хоть в стойке я и халтурил, опираясь на колени, а все равно было тяжко. Почти пятнадцать минут в таком положении – это очень круто.

– Поблагодарите своего товарища. Он старался, как мог.

Вопреки ожиданиям, Кольского никто не трогал. Конечно, в свой адрес он выслушал немало хорошего, но ему не привыкать. Нашлись свидетели, которые видели, как он убирал посылку в тумбочку, как раз перед построением. Позже Кольский сознался, что действительно хотел унести ее в лазарет. Думал, что ему так больше сладостей достанется. В общем-то, так и получилось – сладкого он поел вдоволь.

Про инцидент быстро забыли и в кино мы все-таки пошли. Правда, перед этим по плацу пришлось походить часа полтора. Это в сорок два градуса – казалось, даже старый серый асфальт и тот был готов расплавиться под палящим солнцем.

Прошло еще полторы недели.

Я лучше всех стрелял, бросал гранату на точность и надевал противогаз. Бег по пересеченной местности, маскировка, полоса препятствий – все мне давалось легко. В остальном, я тоже мог быть лучшим, но старался сильно не выделяться. Да и, честно говоря, многие парни несильно от меня отставали. Например, тот же Илья Рыскин был потомственным военным – его отец в звании майора служил где-то в артиллерии, а дед вообще полковник на пенсии.

Сборка-разборка автомата, чистка, снаряжение магазина – все это я делал не одну сотню раз. Скукотища. А вот тактические занятия мне нравились – в прошлый раз я Афган не застал, потому что был отправлен на Урал, а тут столько новой информации, с уклоном в жаркий климат и горную местность. Ну и религию. Почерпнул кое-что новое. Точнее, забытое старое.

Мы все ждали, когда же будет что-то действительно стоящее, где мы могли бы принести хоть какую-то пользу. И вскоре такой случай представился…

В одно прекрасное утро в расположение зашел прапорщик Лось. Ему на днях удалось выменять у местных что-то ценное, вот он и ходил, довольный как питон.

– Дневальный, строй роту! – радостно гаркнул он.

– Первая рота, на центральном проходе становись, форма одежды любая! – сразу же заорал тот. Кажется, планировалось что-то стоящее.

Когда мы построились, старшина окинул строй внимательным взглядом и произнес:

– Товарищи солдаты, сегодня у нас запланировано особое задание на стратегически важном объекте. Так как старослужащие там уже были, пришло ваше время. Для начала, с собой могу взять только пятерых. Добровольцы есть?

Больше половины солдат подняли руки.

Еще бы, такое событие. Ранее на птицеферму выезжали только старослужащие – там ничего особенного не было, но это все равно лучше, чем в казарме торчать или по плацу строевым маршировать.

Старшина прошелся вдоль строя, затем задумчиво произнес:

– Похвально, но так много мне не нужно… М-да! Так, первое отделение, шаг вперед!

Девять человек дружно вышли из строя. Даже дневальный Степанков зачем-то шагнул с тумбочки. Формально-то он принадлежал к первому отделению.

– Возьму Самарина, Лаптева. Так, еще Куртова… Михайлова.

– А мне можно? – подал голос Кольский.

– Можно Машку за ляжку! Вон она, за дверью лежит и тебя ждет! – пошутил Петров.

– Кольский, ты мне уже один БТР сломал! Градусники разбил, несколько пузырьков с нашатырным спиртом перевернул, телефон в канцелярии после тебя работать перестал. Нет уж, будет лучше, если ты к военной технике подходить не будешь! «Машка», конечно, тоже техника, но чтобы ее сломать, нужно постараться. Вот и занимайся.

Вся рота засмеялась.

Кстати, если кто-то не знает, то «Машка», это не только женское имя, а еще и приспособление для полировки полов в казарме. Особенно часто применяется в учебных военных заведениях, где полы паркетные и в несколько слоев покрыты лаком. Тяжелая и неудобная вещь.

– О, Громов и ты тоже давай! – поравнявшись со мной, произнес старшина.

После того случая со светом прапорщик Лось был ко мне лоялен.

Когда все пять добровольцев построились отдельной шеренгой перед казармой, прапорщик провел подробный инструктаж по безопасности.

– Товарищ прапорщик, а разрешите уточнить! Что мы будем делать на птицеферме?

– Вам что, старослужащие не рассказывали? – удивился тот. – Хм, ну это нестрашно. На место приедем, там и узнаете.

– Дерьмо за курами подбирать? – спросил я.

– Не дерьмо, а эти… Как их там? Органические удобрения!

– Ясно! – кивнул я. – А яйца можно собирать?

– Не только можно, но и нужно. Только осторожно и не себе в карман!

Облачившись в рабочую одежду, которая, к слову говоря, была старого образца того же тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, мы погрузились в ГАЗ-66. После всех согласований покинули нашу воинскую часть, отправившись в сторону железнодорожной станции. Именно там, на окраине поселка и располагалась птицеферма, где выращивали какую-то новую разновидность породы кур, которая хорошо уживалась в жарком климате. Название какое-то заумное, едва нам озвучили, так я его сразу благополучно забыл.

Когда мы добрались до населенного пункта, где последний раз были больше двух месяцев назад, здесь особо ничего не изменилось. Так же пустынно, как и ранее. Что удивительно, совсем не было бродячих собак и кошек, которых на окраинах деревень и сел обычно полно.

Местная птицеферма была относительно небольшой и представляла собой два огромных кирпичных барака в один этаж, длиной около двухсот метров. Также на территории было несколько других построек, но куда меньшего размера. Все это было обнесено оградой из толстой сетки-рабицы.

Нас никто особо не посвящал в детали пребывания тут. Осмотревшись, я определил, что здесь три отдельные зоны. Первая и вторая зоны левого барака – это инкубаторы и помещения для содержания вылупившихся цыплят. В инкубаторах были чуть ли не стерильные условия, что логично. А третья зона размещалась в правом бараке, где находились уже взрослые особи, которые несли яйца и которых готовили на мясо.

Нас пускали только на третью секцию, где никакой особой чистоты не требовалось. Внутри было много оборудования, которое частично устарело даже по состоянию на 1985 год. Птицы находились в больших клетках, которым на первый взгляд не было числа. И хотя реального производства количества яиц и мяса в день никто толком не знал, было очевидно, что его тут много. Птицефабрика обеспечивала работой весь здешний поселок.

Выезжая сюда, я понятия не имел, чем именно тут занимались солдаты. Неужели как грубая рабочая сила? Конечно, было очевидно, что кто-то из командного состава договорился с руководством предприятия. Вроде бартера. Ну а прапорщик Лось был чем-то вроде ответственного лица. Конечно же, это было незаконно. Но лучше уж так, чем строить дачу какому-нибудь генералу.

А обязанности у нас были простые, чистить птичник, собирать яйца и кормить кур. Людей не хватало, поэтому чей-то гениальный разум и придумал использовать бесплатную рабочую силу. А поскольку к этой категории относятся в основном солдаты и студенты, то нетрудно догадаться, что выбор пал на первых. Вторых тут отродясь не было, как раз таки из-за отсутствия учебных заведений в регионе.

Наряд был какой-то странный и рассчитан на три дня. То есть, в течение трех дней мы должны были находиться на территории, занимаясь одним и тем же. Контролировал нас прапорщик Лось, правда, большую часть времени он где-то пропадал.

Убирать за курами мне вообще не хотелось, поэтому я вызвался на сбор яиц.

Занятие довольно скучное, хорошо хоть не грязное.

В день собирал до пяти сотен яиц и складывал всю добычу в специальные корзины. В первый день сотрудница птицефермы, которая по-русски понимала около сотни слов, объяснила и показала, что делать и куда идти. Куртов и Самарин выбрали кормежку крылатых представителей фауны, а Лаптеву и Михайлову досталась самая грязная и неприятная работа. Запахи там стояли, можно себе представить, поэтому в первый же день парни завалились злые, уставшие, а главное – благоухающие на десяток метров вокруг.

К счастью, на улице имелся душ. А мыло тут было армейское.

Спали и отдыхали мы тут же, во втором бараке. Для солдат тут уже давно выделили отдельное помещение. Столовой тут не было, поэтому питаться нам предстояло исключительно сухими пайками, что мы захватили с собой.

Само собой, на консервах долго не проживешь, поэтому в конце первого же дня мы умудрились утащить с десяток яиц, рассовав их по карманам. Когда наступил вечер и стало тихо, мы забабахали обалденную яичницу с тушеной говядиной. Получилось вкусно и сытно. Спали на скрипучих раскривушках.

А утром все начиналось сначала.

В принципе, неофициальный наряд по птицеферме был халявой. От нас никто не требовал стопроцентной отдачи, главное – не халтурить. Достаточно работать как рядовой сотрудник и к тебе не будет никаких вопросов. Разрешалось работать с ночной сменой, если не укладывались в график. А примерно с восьми вечера была пересменка и практически вся третья зона пустовала.

На вторую ночь я решил пойти дальше и приготовить кое-что повкуснее. Тем более что кто-то из местных принес нам немного мелкой картошки и лука. К тому же в соседнем помещении обнаружилась переносная печка с газовым баллоном.

Утром, в прекрасном расположении духа заявился старшина и сразу же направился к нам, поинтересоваться, как у дела и какие результаты.

– Ну что, воины! – поприветствовал он, закрывая дверь. – Громов, как дела?

– Все нормально, товарищ прапорщик. Собираемся на работу. Лаптев и Михайлов вчера навели марафет в курином общежитии, вывезли полтонны птичьих фекалий, Самарин и Куртов обеспечили живность водой и кормом. Ну а я принял роды у пятисот кур.

– Какие еще роды? – не понял тот, потом увидел тару, которую мы не успели припрятать. – Так! А это еще что такое?

– Сковорода! – честно ответил я. Отбрехаться от старшины так просто не получится, но попробовать можно. Пока я придумывал версию, Куртов старательно заметал перья под раскладушку. Слава богу, что главная улика в виде алюминиевой кастрюли уже была в шкафу.

– Громов, вы что, жарили яйца? – догадался Лось.

– Ну да. А что такого? – возразил я. На самом деле злодеяние было немного хуже. – На одной тушенке особо не проживешь. Ну, мы и прихватили несколько штук, кто их считает? Куры не обидятся!

– Вы что, деятели, блин! – старшина выглянул за дверь, чтобы убедиться, что там никого нет. – Ладно… Надеюсь, немного взяли?

– Пару десятков.

– Обалдели, что ли? – нахмурился тот. – Зачем так много? Ладно, а скорлупу куда дели?

– Закопали! За бараком!

– Да все будет нормально, товарищ прапорщик, никто ничего не заметит. Там этих яиц выше крыши. Ну, подумаешь, несколько кур решились не нестись пару дней.

– Ага! Смотрите у меня! – погрозил кулаком Лось, принюхиваясь. – Я надеюсь, вы больше ничего запрещенного не делали? Что за странный запах?

Мы переглянулись, но ничего не сказали, тем более что Стас успел скрыть улики.

Было немного не по себе, но мы заранее договорились отрицать все обвинения, если их нам предъявят. Ничего не видели, ничего не слышали.

– Слышь, Макс! – тихо произнес Самарин, когда мы вышли из нашей комнаты отдыха. – Кажется, зря мы вчера это сделали!

– Почему? – улыбнулся я.

– А ты глянь, какой Лось недовольный ходит. Ему ведь первому влетит за наши дела.

– То есть, ты хочешь сказать, что зря я ту курицу кесарил?

– Ну, не зря… – Димка потер затылок. – Суп отменный получился!

Глава 14. Тревожный звоночек

– Вот! – сдерживая смех, произнес я, выглянув в коридор. – Было пятьсот кур, одна пропала, сколько осталось?

– Четыреста девяносто девять!

– Правильно.

– Только я логики не уловил… – Димка почесал затылок.

– Если что, скажем, что она улетела! – осторожно добавил Михайлов. – А кости я спрятал вместе со скорлупой, никто не найдет. Потом навоз будете вывозить на тачке, перья тоже заберите.

– Саня! – возмутился Лаптев. – Куда может улететь курица из закрытого курятника? Стены из кирпича, крыша прочная. Окна маленькие, да и те закрыты решетками.

Тут сложно было что-то придумать, поэтому вопрос остался открытым.

А после обеда, в конце дня, пропажа курицы все-таки всплыла наружу. Поднялась небольшая шумиха. Спустя какое-то время прапорщик Лось, покинув кабинет управляющего птицефермой, буквально рвал и метал.

– Громов, вашу мать! Вы куда дели эту несчастную курицу? – допытывался он.

– Все были на месте. Я их не считал, меня яйца больше интересовали.

– Не лохмать мне бабушку! Вы тут втроем были в течение десяти часов, вся третья зона под вашим контролем была. Стены прочные, крыша дощатая, сверху накрыта черепицей. Птица что, подкоп сделала?

Мы едва не заржали. Остановил только грозный вид старшины.

Короче, прапорщик, конечно же, догадался, что за пропажей пернатой единицы стояла наша троица. Но доказательств у него не было.

К счастью, наше пребывание на предприятии завершилось нормально, и мы все-таки вернулись в часть. Правда, уже под самый конец наряда прибежал взволнованный Михайлов и сказал, что яму, где он спрятал перья и кости, кто-то раскопал… Чудеса, блин!

А по прибытии в родную часть, выяснилось, что тут тоже новости.

– Оп-па! – обрадовался младший сержант Петров, когда заметил прибывший с птицефермы наш наряд. – Ну что, Громов! Как все прошло?

– Нормально, пойдет.

– Яйца жарили?

– Ну а как же без этого? – улыбнулся я. Остальные тоже стояли с довольными мордами. И только вошедший за нами старшина был не в духе – видать, ему за эту курицу действительно прилетело. Ну, подумаешь, я и так самую маленькую и тощую выбирал…

– Молодца! Кто дерьмо за птицами убирал? – подключился Кукушкин.

Никто не ответил, но ефрейтор все равно рассмеялся.

– Ладно, потом расскажете. Наряд нарядом, но появились еще дополнительные обязанности. Как и все молодые бойцы, будете участвовать в ремонте второй казармы.

– Как? – удивился Куртов.

– Вот так.

Пока нас не было, оказывается, что «сверху» из штаба пришел приказ о неожиданном расширении. Отсюда поступила вводная для всего личного состава – подготовить вторую казарму для нового пополнения. Так же планировалось расширить автопарк, а на территории имеющегося блокпоста построить новые объекты.

Конечно, задача масштабная. Я думал, этим будет заниматься строительный батальон, но нет…

– А что делать? – спросил Михайлов.

– Что на стройке делают? Бетон месить, красить, штукатурить, обои клеить! Для сварщиков… Приказано все сделать своими силами, поэтому работы хватит на всех!

Мы переглянулись между собой. Вот это и называется, с корабля на бал…

* * *

Ужин, поверка, отбой.

Все, как всегда.

А ночью приспичило мне по нужде. Поднялся, натянул резиновые тапки и почапал в сторону умывальной комнаты. Она была соединена с туалетом коротким переходным коридорчиком, что было довольно удобно.

Дневальный Степанков лениво драил центральный проход, Ильин стоял на тумбочке, а дежурный по роте Кириллов «чифирил» в каптерке. Офицеров не было, а старшина отлучился куда-то по своим делам.

Увидел, что на подоконнике сидит боец из второго отделения. Кажется, его фамилия Захаров. Вид у него был какой-то подозрительный, нервный. Заметив меня, он как-то странно засуетился, пытаясь скрыться с моих глаз. Ну, я-то воробей стрелянный, сразу отметил, что в руке него смятый лист бумаги. Парень попытался его спрятать, да только некуда было – на нем лишь майка, да трусы.

– Чего не спишь? – зевнув, поинтересовался я.

– Да, так… – отмахнулся тот и торопливо покинул туалет.

Я не придал этому особого значения. Ну, мало ли, чего человеку не спится?!

Сделав свои дела, я неторопливо вернулся в кровать. Едва только успел закрыть глаза, как вдруг услышал голос Ильина:

– Твою мать! Захаров! Колян, бегом сюда!

Раздался топот ботинок. Какой-то грохот, звон битого стекла и удивленный возглас!

– Вот черт!

– Мля! Где дежурный? – снова голос Ильина.

– Да хрен его знает… – Дурак! Ну, куда ты полез, а?! Вот зачем?

– Держи, держи его! Распутывай, а то задохнется!

Ничего не понимая, я тут же вскочил с кровати, выглянул на центральный проход. Оба дневальных отсутствовали на месте, на полу лежала только швабра с половой тряпкой. А судя по голосам, наряд был то ли в бытовке, то ли где-то в кандейке. Направившись туда, я едва не столкнулся с ефрейтором Кукушкиным – тот тоже услышал голоса дневальных и пошел разбираться.

– Громов, тебе какого черта не спится? – пробурчал он.

– Что там случилось? – вместо ответа, спросил я.

Тот не ответил. Мы бегом отправились на голоса.

Оказалось, что тот самый воин, которого я спалил в умывалке, почему-то решил свести счеты с жизнью. Это уже позже, спустя минут десять выяснилось, что причина тому самая банальная – получил с гражданки письмо от любимой девушки. Классика жанра. Та пару месяцев погуляла, подумала-подумала и решила, что два года – это слишком большой срок, а потому и оповестила уже бывшего возлюбленного письмом с объяснениями. Расстроенный парень не нашел ничего лучше, как пойти и повеситься в бытовке. Да только когда Степанков попытался его спасти, навалился всем весом. В итоге крепление люстры, сделанное из говна и палок не выдержало и оторвалось. Отсюда и звон разбитого стекла от плафона.

Соответственно, освободив суицидного, его отвели в каптерку под наблюдение ефрейторов. Сообщили в лазарет и дежурному по части. Вызвали ротного. Часа три его мурыжили, но уже вне роты.

После тщательной беседы, Захарова перевели в лазарет, где начмед грамотно прочистил ему мозги, а уже к вечеру следующего дня парня вернули обратно. Вспоминать старое не стали, ему и так было стыдно, что дошло до такого. А по нему и не скажешь, что способен на такие крайние меры. К счастью, он быстро осознал, что совершил крупную ошибку и больше фокусов не вытворял.

Старики ему предлагали написать разгромный ответ, но тот отказался. Лишь рукой махнул и счастья ей пожелал.

Вообще, в армии часто случается что-то подобное, но гораздо чаще находятся горе-актеры, которые просто косят под дурку. Потом получают «желтый» билет и уходят на дембель. А дальше всю оставшуюся жизнь мучаются и проклинают тот день, когда в дурную голову пришла мысль косить под нервнобольного человека. Я таких и в прошлой жизни видел не один раз. Правда, и ситуации разные были, но все же…

На следующее утро все было как обычно, только вместо строевой и физической подготовки нас построили, выдали рабочую форму и отвели ко второй казарме на строительно-ремонтные работы. Честно говоря, строитель из меня никакой. Нет, молоток и отвертку держать умею, кран поменять или лампочку заменить – нет проблем. Но все эти шпатлевки, цементы, пропитки – это для меня темный лес. Не лежала у меня душа к ремонту.

Но в армии про это не спрашивают. Бери и делай.

– Итак, товарищи солдаты! – младший сержант Петров вышел перед строем. – Распределим обязанности на сегодня. Месить бетон кто?

– Литвинцев! – раздался писклявый голос из строя. Этого толстяка я терпеть не мог, противный и мелочный до ужаса человек. Вечно ходит и все комментирует, плачется, причем с явным негативом. Его мнение никто не спрашивает, а он все равно лезет со своими рассуждениями. Кажется, его Игорем звали.

– Прохоров! – вторил ему второй голос.

– Хорошо! – довольно протянул Петров, делая пометку в каком-то журнале. – Транспортировку кирпича у нас кто осуществляет?

Тишина…

– Ага, хорошо… Самарин и Куртов!

– Есть! – в один голос отозвались бойцы.

– Хватайте деревянные носилки и загружаетесь. Кирпич лежит у запасного контрольно-пропускного пункта. Носите оттуда сюда. А не наоборот. Не перепутать, ясно?

– Есть!

– Так… Едем дальше! Лакокрасочные работы у нас кто выполняет? Кольский?

– Так точно! – отозвался Валера. После той истории с БТР от него еще неделю пахло бензином. Причем, этот запах ему даже нравился. Валера потом ходил всем рассказывал, что когда у него в поселке клали асфальт, он всегда радовался запаху свежего асфальта и смолы. Вот ему и доверили краску. И растворитель. Все это тоже отходы от нефтепродуктов. К тому же кисточку сломать куда сложнее, чем градусник.

– А огласите весь список, пожалуйста?! – не сдержался я, повторяя летучую фразу одного хорошо известного советского фильма. Надоело стоять и слушать этот разбор специальностей.

– Это кто там такой умный? – лениво поинтересовался Петров. – Громов, ты что ли? Поздравляю, для тебя тоже есть отдельная задача! Будешь помогать Шухову собирать канализацию в туалете! Писсуары вешать, чаши Генуа устанавливать. Трубы, краны, все дела. Ясно?

Тьфу, блин. Пошутил… И кто меня за язык тянул?!

– Громов, я не слышу, ты задачу понял?

– Так это, товарищ младший сержант… – попытался выскользнуть я, – из меня сантехник совсем плохой. Может, кого-то другого назначите?

– Кого? Чоговадзе? – фыркнул Куриллов. – Этот наделает, перепутает дверь с окном. Нет, у него другая задача – песок сеять.

– Ничего, вот как раз и научишься. Тебе Шухов все объяснит и покажет. Он вчера самому командиру части фронт своей работы расписывал. Или боишься руки замарать?

– Я ничего не боюсь!

– Ну и отлично. Нарекаю тебя сантехником!

– Есть, быть сантехником! – угрюмо отозвался я, потом добавил, но уже тише: – Но это не точно…

– Едем дальше! – Петров вновь заглянул в свой журнал. – На сварке кто у нас? Шишкин? Чего молчишь?

– Товарищ младший сержант, там электроды не те. Ими я варить не могу.

– Еще как можешь. А будешь выделываться, я тебе шомпол от Калашникова дам, им варить будешь.

– Есть! – вздохнул тот, тихо выругавшись про себя.

– Так, ну что… Обязанности распределили! – Петров закончил перекличку. – Все, чья фамилия не прозвучала, на замену полов на «взлетке». Старые доски нужно снять, новые положить, прибить и покрасить. Ясно?

– Так точно! – хором ответила рота.

– Отлично, никого не задерживаю!

Несколько секунд постояв на месте, я все-таки направился ко входу в казарму. А куда деваться? Ну, это мы еще поглядим, делать мне больше нечего, с такой выслугой и послужным списком в канализационных трубах копаться! Ага, щас!

Ко мне со спины незаметно подошел Шухов.

– Ну что, Макс? – монотонно произнес он. – Пошли, будем канализацию собирать. Только сначала старую нужно разобрать, она все равно напрочь забита. Я уже около трети сделал, но осталось самое сложное и грязное.

Форма у него пахла соответствующе, что еще сильнее укрепило мое отношение к сержантской задаче.

– Я не умею… – отозвался я. – В стройбате не служил.

– Так я тоже не служил… – вздохнул тот, поправляя рабочую форму. – Так, на гражданке полгода подрабатывал, у меня ж дядя сантехник. Вот я немного опыта и поднабрался. Да ты не переживай, там ничего сложного нет. Даже не воняет почти. Во второй казарме давно не жил никто, там нужно просто все трубы разобрать, почистить. Ну и кое-где новые протянуть.

– Чем они забиты?

– А как сам-то думаешь?

– Не, я не о том… Раз тут никто не жил, то откуда дерьмо?

– А! Я точно не знаю… Нам Лавров два дня назад рассказывал, что в конце семидесятых годов тут взвод женщин военных какое-то время проживал. Временно. Так они все трубы туалетной бумагой забили, волосами и мылом еще. Чего там только не было.

Ну да, наслышан. Сам был очевидцем подобного обращения с военным имуществом. Вроде женщины, а тем более военные, должны быть чистоплотными, а на деле наоборот получается. Нет, я не хочу никого обидеть, но женщины встречаются разные.

Некоторое время я наблюдал за тем, как Антон Шухов разбирал старые трубы. Запах, конечно же, был неприятный, но терпимый. Благо, самое «основное» давно засохло.

Ну уж нет, до такого я опускаться не намерен. Да, я молодой, да, дух. Но канализация… Тьфу! Я не для того тридцать лет в армии порохом и дымом дышал, чтобы сейчас, с чистого листа, того… Делать мне нечего, кроме как трубы от дерьма чистить! Проконтролировать это дело я еще готов, а вот самому там копаться, ну его на фиг! Каждому свое. Нет, я вовсе не хочу сказать, что Шухов заслуживает назначения, а я нет. Просто я такое принять не готов.

Потоптался я немного по заваленной строительными материалами казарме, посмотрел, кто и что делает. Кто-то филонил, кто-то наоборот, занимался своим делом с энтузиазмом. Особенно бетонщики.

– Макс, короче давай так сделаем… – вдруг предложил Шухов, замеряя шнурком длину стены, вдоль которой нужно было проложить широкую чугунную трубу. – Я разбираю и чищу то, что есть, а ты таскаешь новый материал и помогаешь тянуть трубопровод?

– Можно и так.

– Ну и хорошо. Там трубы у входа лежат, неси сюда самые длинные. И еще есть за казармой, они там частично в песке. Угловые тоже нужны, что на девяносто градусов.

– Ну, ладно, ладно! – произнес я. – Сразу перенесу, чтобы потом далеко не ходить.

– Да, давай! – через плечо отозвался тот, работая молотком. Трубы были чугунные, запакованные смолой с паклей. Вкупе это было сродни сварке. Если не получалось выбить, оставалось только применить грубую физическую силу и разбивать на куски. С пластиком-то попроще будет, но в Союзе так тогда не делали. А в этой дыре, на границе Туркменской ССР и Афгана – тем более. Весь строительный материал остался с семидесятых годов, на всякий случай.

Однако за трубами я не пошел. Чугунная труба – она сама по себе тяжелая, а учитывая тот факт, что их сначала выкопать нужно… Быстро понял, что зависнуть тут можно надолго. Лучше уж во внеочередной наряд заступить, там возни намного меньше. Да хотя бы в тот же автопарк, машины считать. Но сначала мне нужен веский повод, чтобы откосить и не возвращаться к работе сантехника. Хотя бы на сегодня, максимум на завтра. А там, может, что-то изменится…

Рядом Саня Михайлов выгружал кирпичи из импровизированных деревянных носилок. Напарника у него почему-то не было. Куда Самарин с Куртовым подевались?

– Давай, помогу! – отозвался я.

– Не откажусь. Мишка в туалет отошел, а вон Кукушкин ходит… Сейчас опять орать начнет, что мы ничего не делаем!

В общем, загрузили мы полные носилки обломками и половинкам кирпичей и понесли. А на самом выходе из казармы я неожиданно споткнулся, отчего пришлось «десантироваться» прямо на рассыпанную внизу щебенку. Кирпичи с грохотом полетели во все стороны, парочка прилетела по незащищенным ногам. Падая, случайно проткнул руку куском торчавшей из земли проволоки.

– Ай, мля!

– Макс! Ты как? – ко мне подскочил Михайлов, помогая встать.

– А-а, да вроде нормально, – отряхиваясь и морщась от боли. – Споткнулся и недоглядел.

– Ничего не сломал? – тот увидел у меня на руке кровь.

– Кажется, нет. Ах, ты ж зараза! Чуть насквозь не проткнул. И нога болит.

В общем, выяснилось – что при падении, я действительно неудачно подвернул ногу. А поскольку на рабочке мы были в старых кедах и кроссовках, то не обошлось без последствий. Болело, правда, несильно, но подключив актерский талант, я старательно изображал из себя пострадавшего.

Подошел лейтенант Лавров, отругал за нерасторопность и отправил в лазарет. А повел меня туда Стас Куртов. В медсанчасти меня осмотрели, рентген, к счастью, не потребовался. Да и попробуй его сделать… Это ж нужно со штабом согласовывать, чтобы машину прислали, а это тоже не так быстро делается. Могли бы и своими силами, да водителей свободных не было. Добираться до госпиталя, пока все процедуры, пока то, да се. А до него почти сто пятьдесят километров. Короче, навскидку на это дело нужно было около недели.

Руку тоже обработали, перевязали. От работ, конечно же, временно освободили. Перед парнями, правда, было неудобно. Откосить-то я хотел, но не так. От обычной работы я не отказывался, хотел помочь в других делах…

В общем, до завтра меня оставили в лазарете. Для наблюдений. Все-таки начальник медицинской службы у нас был дотошным, от подобных моментов не отмахивался. Толку от того, что меня снова на трубы отправят? Еще инфекцию какую занесу…

Короче говоря, вот так и получилось откосить от неприятной работы, со стороны командования ко мне претензий особо и не было. Правда, чувствую, что вечером ко мне нагрянут Петров с Кукушкиным. Будут докапываться, как это так у меня получилось получить травму, а вместе с тем соскочить с трубно-ассенизаторских работ…

* * *

В канцелярии командира первой роты раздался поздний звонок.

Звонили не по внутреннему. Отставив кружку с горячим чаем, он поднял трубку.

– Слушаю, Воронин!

– Антон Сергеевич, это Виктор Викторович Кикоть, – раздалось оттуда. – Узнали?

– Конечно, узнал! – с готовностью ответил ротный. – У вас остались какие-то вопросы или появилась интересная информация?

– Ну, тут как посмотреть… Вот ваш боец, рядовой Громов. Максим Сергеевич, – голос у чекиста был спокойный и вкрадчивый. – Как он себя ведет? Есть что-то подозрительное в его поведении?

– Нет, все нормально. Совершенно обычное поведение. Не лучше и не хуже других.

– Не лучше других? – фальшиво удивился КГБшник. – А у меня есть информация, что он уже успел отличиться на стрельбах. И не раз. Хотя ранее, нет никаких сведений о том, что он вообще из чего-то стрелял. Ни в тире, ни на охоте. Вообще ничего.

– Хм, странно… А он говорит, ранее стрелял из мелкашки. Так, ну… И что вы хотите этим сказать?

– Погодите. Вы не меня не дослушали, товарищ капитан! – перебил его Кикоть. – В его личном деле есть пометка, что он владеет приемами айкидо и дзюдо. Но никаких секций при этом он не посещал. Так же я узнал, что на сборном пункте он проявил навыки надевания новой военной формы, причем чуть ли не в совершенстве. Это наталкивает мысли на то, что он не тот, за кого себя выдает…

Воронин шумно выдохнул. Ожидал продолжения.

– Конечно, это все мелочи и на основании этого делать какие-то выводы рано… – продолжил чекист. – Однако я взял на себя обязательство проверить данные на его отца. И знаете, что я обнаружил?